Я • 17:09 •
Здравствуйте, Павел Алексеевич. Вы просили написать, если станет плохо. Всё хорошо, поэтому я и не пишу.
Павел Алексеевич • 17:10 • Очень рад. Спасибо, что избавил меня от мучений. Жду тебя завтра в школе. Антон откладывает телефон и возвращается к книге. Останавливается на триста седьмой странице, дочитав до драмы «Каменный гость». Остальное потом. Уже глаза болят. Идёт в душ, перед этим не забыв снять повязку, которую Арсений Сергеевич с горем пополам наложил утром. Рану старается не мочить, а после душа вновь перевязывает локоть, найдя в домашней аптечке старый бинт. Всё также придерживается мысли «завтра будет лучше» и ложится спать, когда на часах ещё только девять часов. *** На следующий день, благодаря тому, что Антон встал в шесть часов, даже без будильника, он спокойно, не торопясь, собирается в школу. Успевает даже без спешки разогреть и поесть вчерашние макароны. Девятичасовой сон точно был необходим. По дороге в школу Шаста "преследовал" прохладный ветер. Хоть он и был в толстовке, она не особо помогала. А осенняя куртка, в которой он проходил два года, была ему уже мала. Да... Осенний и зимний период для Антона были особенно непростыми в плане денег. Ничего, прорвётся. Как всегда. В класс заходит за десять минут до звонка. Все одноклассники, на удивление, уже сидят на своих местах. Шастун проходит и занимает последнюю парту третьего ряда, за которой сидел в прошлом году. К нему сразу же подбегают два невысоких парня, гораздо ниже Антона. Дмитрий Позов и Сергей Матвиенко – хорошие друзья Антона. Ни одноклассники, ни знакомые, а именно друзья. Антон знает разницу. Сам для себя определил так: Одноклассник – человек, который учится в том же классе, что и ты. Вы общаетесь, но так, только о том, что касается учёбы, школьных мероприятий и тому подобное. Можете домашку друг у друга спросить. А можете вообще не общаться. Как повезёт. Знакомый – человек, с которым вы видитесь, здороваетесь, можете поговорить на какие-то отвлечённые темы, но не более. А друг – это иное. «С другом нам легко и просто, с другом вместе веселей», – как с детства рассказывают нам Барбоскины. Но правда. Друг и поддержит, и поможет, и утешит. Прогулки весёлые получаются. Контрольную даст списать. Тогда уже точно настоящий друг. А если он ничего не знает, как и ты – ещё лучше. Одинаковые оценки получите. Одинаково плохие, но всё же. Вы, конечно, ещё можете со временем дружить перестать, но не страшно. Наслаждайтесь моментом, пока вместе. – Шаст, привет, тебя почему вчера в школе не было? – сходу спрашивает Позов. – Да, хоть бы нам написал. Мы, между прочим, волновались. Даже звонили тебе, ты трубку не брал. – поддерживает Серёжа. – Звонили? – удивляется Шастун и достаёт телефон, чтобы проверить. – У меня нет пропущенных от вас. Я перезагружу телефон, возможно, дело в этом. – пожимает он плечами и нажимает на кнопку перезагрузки. – Ладно. Так где был-то? – вновь интересуется Дима. – У меня дела срочные были. Никак не получилось прийти. – отчасти врёт Шаст. У него действительно не получилось прийти, но не от него это зависило. Он бы пошёл и со сломанной рукой, да только не пустили. – Какие такие срочные дела, что аж первое сентября пропустить? – продолжает допытываться Поз. – Очень и очень срочные. – медленно проговариет Антон. Рассказывать друзьям о том, что вчера произошло почему-то не хотелось. Благо длинный рукав толстовки скрывал полученную травму и избавлял от лишних вопросов. – А вообще, знаете, что я хочу сегодня сделать... – быстро переводит тему подросток и начинает излагать свою задумку. *** Арсений направляется по школьному коридору к кабинету директора, потому что двадцать минут назад получил от Паши сообщение такого содержания: «Привет, Арс. Зайди ко мне в кабинет сегодня, очень важный разговор есть.» И сейчас Попов стучится в дверь и, после разрешения войти с той стороны, заходит в комнату. Павел Алексеевич сидит за своим рабочим столом, разбирая какие-то документы, но, увидев Арсения, откладывает их в сторону. – Привет, Паш, чего звал? – спрашивает врач, присаживаясь в кресло, находившееся напротив стола директора. – У меня к тебе дело, Арс. Очень серьёзное. Чай будешь? – говорит Павел Алексеевич и задаёт вопрос, который совершенно не подходит к первым его фразам. Арсений закатывает глаза. – Чай не буду, спасибо. Не томи, Паша, что у тебя за дело? – Ребёнка усыновить хочешь? От такого вопроса брюнет давится собственной слюной. Ребёнка? Что, блин? – Что, прости? Ты о чём вообще? – откашлявшись, спрашивает Попов. – Помнишь парня, которого ты вчера сбил? Я обещал тебе про него рассказать, – Арсений кивает. Добровольский выжидает несколько секунд, собирается с мыслями и начинает: – Он парнишка неплохой. Поведение сильно хромает, а учится хорошо: пятёрки-четвёрки. Родители ему совсем внимания не уделяют. Разрешают жить в своей квартире, еду иногда покупают – на этом всё. Часто в отъездах они, вот как и сейчас. Готовит он сам, одежду себе покупает раз в полгода, когда денег дают. Бывает, не на всё хватает. Сам уже пару раз покупал ему вещи. Он не просил, я настаивал, чтобы в старых не ходил. Вот такой он самостоятельный. – грустно усмехается Паша. – Что касается поведения, если быть честным, отвратительное. То окно разобьёт, то дверь в классе сломает. Специально или нет уж не знаю. Но в основном школьный бюджет на его пакости и уходит. Дерётся часто. Взрослым обычно не грубит, очень редко, в основном ко всем уважительно относится. – кивает мужчина. – Я сам с ним с пятого класса вожусь. За это время и узнал, что у него так жизнь складывается. Приглядываю за ним маленько. Но понимаешь, я же не всегда в школе нахожусь, бывает, по работе куда-то отправляют. Пока я здесь, он ещё более-менее себя ведёт, а как только уезжаю, жалобы от учителей так и сыпятся. Вот и сейчас в октябре уеду на пару недель. Кто знает, что он в этом году учудит. Поэтому решил к тебе обратиться. Ты в детской больнице работал, с детьми неплохо ладишь. Да и вчера с ним хорошо справился. – Но что я могу... – Я не прошу тебя нянчиться с ним, Арс, – останавливает его директор. – Он сам это вряд ли оценит. Просто присматривай за ним: чтобы в школу приходил каждый день, уроки не прогуливал, вёл себя прилежно, прививки ставил, медосмотры все проходил. Он, кстати, никогда их не проходит, пока силком не потащишь. Боится, наверное, – посмеивается Павел Алексеевич. – Вы найдёте с ним общий язык, точно тебе говорю. Ну, так что скажете, Арсений Сергеевич? Арсений задумчиво трёт подбородок, переваривает изложенный рассказ и спустя минуту отвечает: – Помогу, Паш, конечно. Попробую, по крайней мере. – Спасибо тебе огромное, Арс! – с облегчением выдыхает Добровольский. – Если будут вопросы или полное непослушание с его стороны – сразу говори мне. Разберусь. – Обязательно. Внезапно раздаётся громкий и напористый стук в дверь. – Войдите! – чуть повышает голос Добровольский, чтобы его услышали. И моментально он пожалел о своих словах. В кабинет врывается Виктория Андреевна, учительница физики, очень суровая женщина, надо признать. И тащит она за собой.. кого бы вы думали? Конечно, Антона Шастуна. – Павел Алексеевич, это непозволительно! – с порога начинает она и выталкивает подростка в середину комнаты. – Этот.. этот... Я даже слов подобрать не могу! Вы даже не представляете, что он сделал! Арсений сидит, мягко говоря, в шоке, стараясь не шевелиться и внимательно наблюдает за происходящим. – Виктория Андреевна, всё нормально. Успокойтесь, пожалуйста, и объясните, что произошло. – сказал директор и перевёл сердитый взгляд на Шастуна. – Да это уму непостижимо! Такое творить в школе! – продолжает своё женщина, а затем всё-таки переходит к сути: – Он разлил в коридоре воду с мылом и давай кататься, как будто здесь какой-то каток, а не школа! Я едва не упала, когда шла! Весь пол в пене, это что же такое! – заканчивает свою гневную тираду Виктория Андреевна. Попов словно отмирает и теперь, подобно Павлу Алексеевичу, злобно смотрит на парня. А Антон стоит, неловко улыбаясь, мол, ну, подумаешь, покататься захотел, что такого? Все же живы. Первым нарушает наступившую тишину Добровольский: – Виктория Андреевна, я приношу Вам свои извинения за такое недопустимое поведение со стороны Антона. Будьте уверены, я обязательно приму меры, и он сейчас же пойдёт мыть полы до блеска. Шаст от такого заявление округляет глаза, а Виктория Андреевна, удовлетворённо кивнув и поблагодарив директора, покидает кабинет. Конечно, не забыв напоследок добавить «Что за дети в нынешнее время! Никакого воспитания!». – Ну, что расскажешь, Шастун? – совершенно спокойно спрашивает Павел Алексеевич. – Зачем воду хоть разлил? Покататься захотелось? Зима ещё нескоро, а на каток хочется, правда ведь? – Очень хочется, Павел Алексеевич. – оживлённее отвечает подросток. Он не злится? Да быть не может. – И как, покатался? – Да, – говорит Антон с довольной улыбкой на лице, прямо как ребёнок, у которого спрашивают «ты понимаешь, что так делать нельзя?», а он радостно отвечает «да». – Я очень за тебя рад. И раз уж ты здесь, у меня для тебя новости. – говорит директор и кивает на Попова, всё ещё тихо сидящего в кресле. – С Арсением Сергеевичем ты вчера познакомился, да? Антон замечает врача только сейчас. Опа. – Да... Здравствуйте. – Здравствуй, Антон. – кивает Арсений и поднимается на ноги. Мужчина протягивает парню руку. Тот смущённо пожимает её. – Вот и отлично. Прими мои поздравления, Антон, теперь ты находишься под полным попечительством Арсения Сергеевича! – в своей манере вещает Павел Алексеевич. – Чего? В смысле? Что это означает? – сбитый с толку Шастун засыпает директора вопросами. – А означает это то, что впредь Арсений Сергеевич будет следить за твоей успеваемостью, поведением, здоровьем и за всем, чем только будет желание. Радуйся! Антон переводит взгляд на врача, и Попов ухмыляется его растерянности. – Но я не хочу! – кричит подросток. – А я не спрашивал, хочешь ты или нет, – просто отвечает директор и, не дав больше сказать ни слова, обращается к Арсению: – Всё, Арс, забирай его отсюда. У меня дел выше крыши. И проследи, пожалуйста, чтобы пол за собой вымыл. – Непременно. – кивает Попов и, придерживая парня за спину, выводит из кабинета. – И, Арс, разрешаю брать в руки ремень в воспитательных целях! – вдогонку кричит Добровольский. – Очень хорошо! – слышится уже из коридора. Далее ещё один возмущённый крик, только уже Антона: – Да так нельзя же!