Антон впервые видел мысли. Нет, конечно, о своей способности он узнал давно и активно, чего уж тут таить, пользовался. Однако, те мысли его же голосом проносились в голове, словно он читал книгу, но теперь это был фильм. Яркие, вспыхивающие картины сменяли друг друга. И самое странное, Шастун все так же слышал эти образы, но голос был не его. Он читал мысли — другие, не похожие ни на чьи больше — с совершенно чужим тембром. Мысли немого Арсения. Нечто невероятное, как и он сам, думал Антон, энергично махая рукой уезжавшему поезду, на который посадил нового знакомого.
Идти с этим человеком, наблюдать, как тот обходит — Антон бы даже сказал, обтекает — людей с таким изяществом, словно та девочка-гимнастка, что после превратилась в черничный шар — было чем-то по истине увлекательным. Шастун поморщился, представив, как гигантский мяч-Арсений становится одного оттенка со своими глазами, а после его укатывают маленькие карлики восточной национальности с криками «Цаи». Антон испугано зажмурился и замотал головой, прогоняя сумасшедшие образы. Рядом охнули, послышалось шуршание. Обернувшись на звук, Шаст столкнулся взглядом с выцветшими карими глазами. Маленькая старушка встревоженно смотрела на юношу.
— Чего это ты трясешься весь? Аль принял чего? — женщина сделала пару незаметных, как ей казалось, шагов назад.
— Не волнуйтесь, на содержимое вашей солонки не покушаюсь, — Антон развернулся и сконфуженно цыкнул, глядя, как зеленый свет на светофоре сменился красным. — Сука, второй раз уже прозевал, — длинные пальцы полезли в карман.
— Ты, милок, не печалься так, в размеренности и есть жизнь, — бабулька поморщилась, опустив зрачки на появившуюся в руках юноши пачку, — А не в этих ваших закрутках чайных, нет бы, нормальные хоть брали. В мое время и сигары были настоящими, не то, что…
Решив, что сеанс непрошенной ностальгии окончен, Антон сорвался с места, пока дорога была пуста. Обычно он не нарушал правил, стараясь быть законопослушным гражданином, но обеденный перерыв не мог длиться вечно, а до любимой кофейни Шастун так и не добрался.
Любимой она была не потому что там готовили самый лучший кофе из пометных зёрен то ли грызуна, то ли енота*, а по той причине, что находилась в нескольких Шастуновских шагах от студии. Но Антон всегда умудрялся опаздывать. Поз считал, что, будь они в комиксе, Шаста за свою пунктуальность давно бы покарал какой-нибудь злодей в латексе с подковыристым именем. Крошка-картошка или Красный бархат, к примеру — Антон облизнул губы, склонившись к витрине с кусочками тортов.
— Рады приветствовать вас! Что желаете? — пророкотала милая девушка — Шастун поднял глаза с влекущих пирожных на бейджик — Оксана.
— Экспрес… эспрессо, — Антон заозирался по сторонам, пытаясь понять, не заметил ли никто его промах. — И красный бархат, пожалуйста.
Привыкшая бариста и бровью не повела, начала тыкать что-то на прикрепленном к кассе планшете.
Ползя с грацией подбитой утки, Шастун пробирался между стульями к самому укромному и одновременно удобному для обзора всей кофейни столу. Зацепившись носком за закрученный ус ножки, Антон зажмурился, готовясь к падению. Ан нет, повезло. Подняв веки, он торжественно улыбнулся, но радость была преждевременной. Крайне преждевременной. Черная жижа, словно скопление пиявок, растеклась по кроссовку, делая из оранжевого оттенка цвет кошачьей неожиданности.
— Черт, — Шастун поджал губы, стискивая пальцами глиняную тарелку с бордовым тортиком. — Люк, — все утро Антон напоминал себе не забыть открыть случайно замурованного черного беса на балконе и благополучно забыл.
За здоровье кота, по крайней мере физическое, переживать было нечего. Окна были накрепко закрыты еще с конца августа — Шаст не переносил любой сквозняк. А за моральное Антон не ручался — с таким хозяином даже у этого чертенка хвостатого могли возникнуть психически-кошачьи травмы. Шастун очень любил Люка, лелея того, как собственное дитятко, однако от рассеянности «человеческого папы» порой страдали двое.
Чудом донеся оставшийся заказ до нужного столика, Шаст поставил тарелку и чашку со смотрящим вдаль моряком. Еще одна особенность этого кафе — посуда ручной работы. Каждый раз — новая. То два ежика в шарфике, то маяк в туманном море, то черный кот на велосипеде — Антон честно пытался даже выкупить эту чашку, но получил лишь «посуда не продается». Разблокировал телефон. Обед — обедом, а дела сами себя не выполнят.
Оторвавшись от матча, который он «в сухую!» — как смеялся в наушниках Дима — проигрывал, Антон поднял голову на шум. Мужчина, что-то быстро печатающий в смартфоне, запнулся за ту же спиралевидную ножку стола. Ну и совПадение. Шаст заулыбался неожиданному каламбуру.
У Поза уже кончились победные кричалки, и Антон собирался вернуться к очень важному делу — восстановить футбольную справедливость, когда взгляд зацепился за знакомую ткань. Светло-зеленые глаза уставились на красный клетчатый шарф, что пару дней назад послужил отличной подножкой и свахой.
Пообещав перезвонить и прервав возмущенное бурчание Димы по поводу неумения Шаста проигрывать, Антон вышел из игры, но телефон не убрал.
— Арсений, — коснувшись чужого плеча, с придыханием произнес Шастун, сам же испугавшись своего тона.
Тот обернулся. Голубые радужки в миг перекрылись черными зрачками, что секунду назад были маленькими точками.
«Вылитый Кот из Шрека», — произнес потусторонний голос в голове, подкрепленный образом ярко-рыжего котофея с огромными салатовыми глазизами, а Антон не смог разобраться, чье именно это сравнение: его или Арсения. Единственное, что понял Шастун — он немножко, совсем чуть-чуть скучал по этому тембру. Саааамую малость, вот такусенькую. Пальцы Антона машинально дернулись, показать какую именно малость, на что Арсений-самые-быстрые-рефлексы-на-диком-западе тут же дернулся. Дернулся, наступив на ногу Шаста. Кроссовки определенно за сегодня прошли больше страданий, чем хотели.
— Только вот сапоги чугунные, походу, у вас, — Шастун запрыгал на одной ноге. Фраза все же вырвалась, а Антошка понадеялся, что новый знакомый не только немой, но и тупой и не срастит сапоги и кота в чертовых сапогах.
Предплечье скачущего создания обвили морозные языки. Антон, отвлекшись от ставшей уже психосоматической боли в носке, вздрогнул. Его рука попала в сильную хватку, казалось бы, такого хиленького нового приятеля. Шаст и забыл, какие у Арсения ледяные пальцы. Еще при первой встрече он старательно сдерживал появившуюся дрожь во время рукопожатия, но и отпускать ладонь тогда не хотелось, словно где-то в глубине души Антону нравился этот холод. Антону, что представлял собой тип людей, постоянно закрывающих окна в общественных местах. Он никогда не был мазохистом, ну или почти. Тонкая ткань футболки с теплоизоляцией не справлялась. На секунду переведя взгляд на смирно лежащую на стуле черную курту и пожалев, что снял ее, Шастун выпрямился, становясь двумя ногами на досочный паркет и перехватывая холодную ладонь Арсения, пожимая ее.
— Простите, что напугал вас, — поспешил пригладить свободной рукой растрепавшиеся кудряшки Антон. — Давайте я вам закажу кофе, а то мне неловко, что я вас потревожил, да и все же мне проще с этим справиться, — заулыбался Шаст, но тут же, изменившись в лице, затараторил. — Я не это имел в виду. У вас тоже хорошо получается. Вы не подумайте, что я как-то принижаю… — перед лицом возник экран телефона, ослепивший яркостью Шастуна, жадно хватавшего воздух. Как можно писать с такой скоростью одной левой рукой?
«Все в порядке, Антон. Я тебя понял, не волнуйся ты так.»
Как только Шаст кивком сообщил, что прочитал, Арсений вновь начал что-то печатать. Его длинные пальцы все также быстро двигались по клавиатуре, а Антон поймал себя на мысли, что разглядывает печатку с черным камнем на мизинце. Он всегда так радовался, когда видел аксессуары на руках людей, словно маленький Тоша своему первому браслету. Шастун прокрутил кисть, обводя большим пальцем свои многочисленные «перстни царские» — как говорил Макс — остановившись на кольце с пауком. Арсений развернул телефон к Антону, предварительно снизив яркость — такое пустяковое внимание приятной россыпью прошлось по лицу, заново пробудив улыбку.
«И давай опустим эти формальности с обращением на «вы». Я может и старше, но ненамного. Я буду Карамельлатте с каким-нибудь сиропом, но я пока не определился, с каким именно. Хотел обсудить это с баристой, но пусть его выберешь ты»
Шаст хмыкнул — Арсений использовал светлую тему телефона, какой уж тут «ненамного». Обращаться к нему на «ты» у Антона язык не поворачивался. Арсений представлялся слишком гордым для этого. Слишком возвышенным. Слишком серьезным. Слишком взрослым, скорее морально, нежели годами. Слишком элегантным. Слишком разным. Слишком потаенным. Слишком новым. Слишком иным. Слишком слишком. Настолько слишком, что это становилось не раздражающим фактором, а важной частью Арсения для Шастуна, чьи распахнутые глаза с таким интересом разглядывали голубые радужки напротив.
— Карамельлатте с двойным сиропом, — стоя возле кассы, Антон умолк на секунду, обведя зрачками предлагаемые допинги. — Голубики и смородины, — вообще Шастун слышал фразу: чем изысканнее твой кофе, тем меньше ты мужчина.
Взгляд упал на изучающего обстановку Арсения. В голове замелькали воспоминания, как ловко тот обходил прохожих в метро. Вновь возник образ той синей девочки. Конечно же, с Арсением ничего подобного не случится, да и меньше мужчиной от выбора кофе он тоже не становится. А вот Антон со своим «экспрессо» очень даже может быть.
Арсений протянул телефон Антону, когда они сели за теперь их общий самый укромный и удобный стол:
«А почему именно эти вкусы?»
Шастун уже открыл было рот, но слов не нашлось. Он и сам не знал, почему именно эти. Почему от одного взгляда на вывеску с сиропами он сразу понял, что именно подойдёт Арсению. Почему вообще должна быть причина.
— Ну они сочетаются с вашими-твоими, — Антон решил переходить на «ты» постепенно. — Глазами, — выдал первое, что пришло на ум. После задумавшись, добавил. — А еще я никогда не ел голубику, можно я?.. — Арсений кивнул, не дав Шастуну договорить.
Сбегав за второй трубочкой и споткнувшись о все тот же завитый ус столешницы — будь он неладен — Антон довольный уселся дегустировать кофе. Шастун сделал глоток, когда к нему прикатился телефон Арсения.
«А я пробовал и перестал ее есть, когда пса моей знакомой стошнило голубикой мне на джинсы. Все Анатолии одинаковые.»
Подавившись от неожиданности текста и уловив довольную улыбку немого собеседника, Антон откинулся на спинку стула. Нежно-зеленые глаза, опустившись вниз, уперлись в стол который перекрывал обзор на черные джинсы Арсения с голыми коленями. Смутившись, Шастун поспешил сменить позу. Под тесным столиком длинные ноги случайно столкнулись с Арсениевскими.
Перед глазами Антона замелькали картинки, как кучерявый пудель гоняется за маленькими голубыми шариками. Собачонка шоколадного оттенка перевернулась на спину, подкидывая лапками ягодки. А после песья морда повернулась на невидимого зрителя — Шастуна. Ну, видимо, не совсем песья. Антон застыл с трубочкой во рту в странной гримасе: с поднятыми бровями, раздутыми ноздрями и приоткрытыми губами, из которых вырывался немой вопрос:
«Какого хрена у собаки мое лицо, Арсений?!»
*Копи лувак — кофе, кофейные зерна которого сначала перерабатываются в кишечнике мусанга — разновидность куницы (очень очаровательное создание, на мой взгляд, наверное, потому что на моего котофея похож)
