Вы всегда возвращаетесь,
воспалённые,
назойливые,
зудящие, —
Таков ваш обратный путь.
©
— Как представительница интересов своей клиентки — мадам Форд — хочу обратить внимание, что именно мистер Ван Арт настоял на присутствии третьей стороны. Мы в свою очередь поддержали участие посредника — его наличие всегда говорит о желании снизить риски конфликтов, соблюсти законность и успешность сделки и повысить уровень доверия между её участниками. Однако в качестве третьей стороны должно выступать независимое лицо. При всём моём уважении, Артур, вы — исторически близкий товарищ и старый соратник мистера Ван Арта, а значит, при принятии решения не вполне гарантируете непредвзятость. — Позвольте, — вступил Артур. — Я здесь в качестве представителя фирмы. В сделке участвую не я, а титульная компания. — Вынуждена настоять, — продолжила Хейзел. — Как и вынуждена настоять на том, чтобы передаваемый под крыло Виктора Ван Арта музей проверялся комиссией не раз в три года, а каждый год. — Спасибо, Артур, — деликатно вмешался Виктор, — мисс Пасс права. В ближайшее время мы назначим новую третью сторону. — Несмотря ни на что, мы всё же ждём вас на сегодняшней выставке, — напомнила мадам Форд. Это была дама преклонных лет, милый божий одуванчик с многомиллионным состоянием за душой. — С удовольствием, — согласился Виктор. — Артур? — Конечно же, мы придём. Хейзел Пасс заметно удивило, насколько рукопожатен был сегодня Ван Арт. — Надеюсь, вы не расценили наши требования как недоверие в вашу сторону? — уточнила мадам Форд. — Ни в коем случае. У мисс Пасс отличная деловая хватка, — ирония в голосе Виктора моментально взяла в скобки всю хвальбу. По большему счёту он считал внесённые в сделку коррективы звёздными капризами молодой юристки. Тем не менее мог себе позволить их поощрять. Совещание окончилось. Первой зал переговоров покинула мадам Форд. За ней — Артур. Хейзел задержалась, собирая свой портфель. Виктор тоже помедлил, хотя и без существенного повода. Заглядывая в кабинет, Артур едва ли не свернул себе шею. Игра его бровей была красноречивее слов. Слишком долго он боролся с искушением высказаться по поводу сердечного потрясения дорогого друга. — Ты надоел мне хуже смерти, — Виктор подогнал приятеля из кабинета. — Ты посмотри! Пару раз побывал на смертном одре, а такие фразы выбрасывает… Не выслушав юмор Артура целиком, Виктор прикрыл за ним дверь.***
Аромат чужого парфюма буквально продемонстрировал близкое присутствие своего обладателя. Подняв взгляд, Хейзел наконец рассмотрела Виктора уже не за столом переговоров, а в полноту его роста. Одет он был с иголочки. Костюм-тройка «Loro Piana» сидел как влитой. Брюки подчёркивали стройность высокой фигуры. Шёлковый галстук, заправленный под жилет, обнимал воротничок ослепительно-белой рубашки. Сверху это великолепие покрывалось строгим пиджаком. — Мистер Ван Арт. — Мисс Пасс, — поздоровались они поближе. — Всё в порядке? — Совершенно. А у вас? — Признаться, сегодня я предполагал закончить наши деловые отношения и позволить себе роскошь неформального общения. — Как жаль, придётся вам ещё нас потерпеть. — На минуту мне даже показалось, что вы нарочно затянули сделку ради повода снова увидеться. — Ох, как вы ошибаетесь. — Быть может, нас уже не волнует смешивание личного и профессионального? Что вы сегодня скажете об ужине в «Клементине»? Хейзел неплохо зарабатывала, но не относилась к тем, кто тратил четверть зарплаты за один вечер. — Сожалею, но этот ресторан слишком дорогое мимолётное удовольствие. — Уверяю, вам ужин ничем не обойдётся. — Послушайте… — С удовольствием выслушаю вас. На ужине. — Напрасно вы делаете это, Ван Арт, ваши стройные разговоры меня не проймут. Спешу напомнить, леди Форд позвала вас на свою выставку и будет очень разочарована, если вы проигнорируете её приглашение. — Ваша правда. Что ж, Хейзел. Значит, встретимся там. Всю дорогу мадам Форд проговорила по телефону. Хейзел выпал шанс немного отдохнуть, закрыв уши музыкой. Но вскоре мысли её вернулись к работе. В своей юридической практике девушка уже проводила подобную сделку. Коллекционер разного рода искусства — Виктор Ван Арт — покупал один из брюссельских музеев. Место уходило в его частное владение, не становясь приватизированной собственностью. Лицо, которое приобрело культурный памятник, распоряжалось им согласно оговорённому в контракте регламенту. Ван Арт должен сохранить историческую ценность доверенному ему объекта местной культуры. По контракту каждый год, два или три он обязан предоставить музей на исследования делегации. Инспекция, в свою очередь, выявляла нарушения. То, как она будет работать, какие неустойки предусмотрены в случае нарушений и ещё ряд бюрократических тонкостей — в этом лежал принцип работы Хейзел. Как юристка в сфере искусства, она не могла нарадоваться столь интереснейшему и ценному для её профессии опыту. И всё бы хорошо, если бы профессиональные отношения с клиентом не начали приобретать неожиданный оборот, будь он проклят. Приехав на место, мадам Форд отправилась исполнять обязанности хозяйки вечера. Организованная ею фондовая выставка должна была познакомить посетителей с малоизвестными и малодоступными коллекциями. Женщина страшно волновалась и страшно предвкушала. Хейзел вошла в зал для приёма гостей, где сразу же повстречала знакомую. — Хейз, дорогая. Рада тебя видеть. — Ренита! Что-то изменилось во внешности Рен. Хейзел помнила её слишком коренастой, с ножками-бутылочками… — Ты похорошела, — польстила она, прихватив с аперитивного стола бокал шампанского. — Спасибо. Великолепный вечер, правда? Кстати, могу я тебе позвонить на днях? В нашей частной коллекции появилась картина конца первой мировой, но её по некоторым юридическим ограничениям нельзя выставлять. Хочу уладить столь несправедливое недоразумение. Ренита принялась насыпать вопрос за вопросом. Давая вынужденную консультацию, Хейзел изучала публику. Глаза поневоле отыскали Ван Арта в компании Артура и какой-то девушки. — Не знаешь, кто та дама? — наобум спросила она собеседницу. — Первый раз вижу, — едва взглянув, озвучила Ренита. Следом небрежно пробросила: — Эскорт, хах? Зубы Хейзел скрипнули. Заинтересовавшая её незнакомка выглядела просто изумительно, словно потратила на своё преображение целое состояние. Это была конвенциональная привлекательность. Хотя нельзя было не отметить пустой отсутствующий взгляд незнакомки. Что ж, такая прекрасная амёба вполне могла находиться здесь «по работе». Хейзел мысленно одёрнула себя. Ей не стоит опускаться до подобных рассуждений лишь потому, что девушка не понравилась ей по причине безосновательной ревности. Боже, она вляпалась! Сколько времени прошло с самоданного обещания? Себе в оправдание Хейзел находила множество «но». Например, ей пришлось иметь дело с цепким, но хитрым представителем. Виктора Ван Арта нельзя было назвать нахрапистым, тем, кто с напором танка проявляет агрессивные завоевательские замашки. Их ситуация не напоминала невротическую, когда она им откровенно пренебрегает, а он, как настоящий рыцарь, не теряет надежды. Нет, это были здоровые ненавязчивые знаки внимания. Ван Арт явно не ставил себе жизненную цель добиться девушку любой ценой. Он любил доставлять безвозмездное удовольствие, воздействовал размеренно, естественно и делал это когда и потому, что действительно хотел. Блаженный романтичный дед. Вместе с тем вампир регулярно менял свои приёмы, дабы отвлечь внимание холодной претендентки: однообразие грозило допустить разгадку или расстройство замысла. Хейзел оценила столь уникальный подход. Однако она поставила себе цель: пару лет исключительной свободы от отношений. После развода ей становилось тошно от одной мысли снова попасться в тот же капкан. И вот, пожалуйста: сделка, взгляды, искра-буря-безумие. Хейзел боялась, что Ван Арту удастся растопить лёд: он выглядел именно как тот, кому удаётся. Чересчур умный вампир умел вести интересную игру, и та не надоедала ему. Казалось бы, красных флагов наштамповано. Но Хейзел почти ничего в свою защиту не предпринимала (её научный руководитель по адвокатуре умылся бы кровавыми слезами). Ей нравились подобные игрища с противоположным полом: именно от такого трения и разводится жгучий необъятный костёр. К тому же, внимание ей уделял ослепительно красивый экземпляр, чтобы вот так категорично ему отказать. Это была не просто вампирская привлекательность, коей обладали все представители вида. Это была породистая холёная красота — происхождение, манеры, уверенность, неприступная величественность. Хейзел хлопнула залпом остатки шампанского и, остановив официанта с подносом, заменила пустой бокал на новый. Лёгким шагом она стала подбираться к беседующим. Чужой разговор шёл о медицине. Лишь оказавшись близко, Хейзел увидела, что взволновавшая её незнакомка — вампирша. Та с восторгом вещала: — …существует процедура лечения тяжёлой эпилепсии, в ходе которой перерезаются соединительные нервы двух полушарий мозга. В результате они не контактируют друг с другом. Этот эксперимент показал, что оба полушария могут отвечать на вопросы, независимо друг от друга, иметь собственные мнения и предпочтения, формировать отличительные воспоминания. По сути это даёт предположение о том, что в мозге находится два разума… Это самое удивительное, что мне довелось узнать о человеческом теле. Нет, она не амёба. Выразительное лицо вампирши активно подёргивалось. Богатой мимикой она походила на Артура: тот, насколько Хейзел успела заключить, был личностью прямой и бесхитростной, с оправдывающим себя «плюшевым» имиджем. Обоих этих вампиров Хейзел могла бы назвать слишком живыми. Слишком, если брать в расчёт Ван Арта, например. — Самое удивительное, что узнал я — это не признаваемую научным сообществом теорию о том, что при пересадке органов реципиент может с большой долей вероятности обрести черты характера и предпочтения донора. Подобное допустимо из-за генной памяти, что сохраняется в клетках донора, — Артур любезно помог влиться в разговор присоединившейся к их компании Хейзел: — Мисс Пасс, а что вы скажете? — Я скажу… — девушка нахмурилась, взвешивая собственные рассуждения. — Я скажу, что отказ вампиров от участия в экспериментальных практиках — большое упущение для медицины. Сколько всего можно было бы изучить, какой прорыв это бы принесло науке. Отличия крови вампира от крови человека… Как именно на мозг действует вампирское внушение — да тут целое непаханое поле, способное дать начало альтернативной медицине… — Альтернативная медицина — вполне себе существующий термин. К сожалению, это то, что не доказало свою эффективность, либо уж было доказано, что оно не работает. Знаете, как называют альтернативную медицину, которая доказала свою эффективность? Медицина! — вампирша приветливо улыбнулась. — Верле Брель. — Хейзел Пасс, — тоже представилась девушка. — Конечно, вы же вампир и будете на стороне вампиров. — Хейзел, я просто считаю, что люди удивительно самодостаточные существа и всего достигнут сами. Они уже делают операции на мозге ребёнка, находящегося в утробе. — Да и вампиры слишком высокомерны для опытов над ними. — Ну-у, тут я соглашусь… Виктор, что скажешь? Ван Арт вышел из своей молчаливой прострации. В ответ на весьма поверхностный вопрос предпочёл остаться серьёзным, явно не желая что-либо демонстрировать при других: — У каждого свой путь. — К тому же, — прибавил Артур, — участие в подобных экспериментах сопряжено с риском для нашего вида. — Который легко устранить некоторым количеством денег, — пробросила Хейзел. — Выходит, вампир по доброте душевной предоставляет себя на опыты, так ещё и должен заплатить за молчание тому, кому эти опыты полезны… Сделка выгодой не блещет. Знаете, во всём этом прослеживается зависть как к видовому превосходству, так и к финансовой обеспеченности вампиров. В таких случаях я всегда напоминаю завистникам, что большие деньги — это не только благо, но и большие обязательства. Ты выбираешь не заработок, а образ жизни. — Не помню, кто сказал: деньги, как дети — какими бы ни были большими, всё равно кажутся нам маленькими, — пофилософствовала Верле. — Вообще да, богатых людей бесконечно обвиняют в том, что они неправильно тратят свои средства. Хотя дело не в справедливости, а в банальной зависти. — Вот же греческая трагедия! — Хейзел неосторожно всплеснула рукой. Шампанское подскочило в её фужере и плюхнулось в него обратно. — Столь нелегко приходится высшему виду выживать в чудовищных условиях. Их вынуждают отдать деньги и лечь на экспериментальный стол… Лицо Артура немного вытянулось. Скосив губы, он пробормотал так, чтобы никто кроме Виктора его не услышал: — Она что, пьяная? — Надеюсь, так, — Виктор не допустил эмоций, сохранив мимику спокойной, а взгляд изучающим. Артур обратился к Хейзел: — Мне казалось, вы симпатизируете вампирам. — Конечно! Будь я негативно настроена, выражалась бы по-другому. Как уже справедливо заметила леди Брель, люди добьются всего и без участия вампиров. Я лишь констатирую факт, а не критикую. Ничего удивительного в том, что один вид не участвует в жизни другого. Много ли людей спасло исчезающих карликовых хамелеонов? Много ли людей задумываются о том, как нелегко трудиться колониям муравьёв под их ногами… — Быть юристом у вас в крови, — отметил Виктор. Жёсткое непреклонное выражение, которое тот носил на людях, смягчилось, словно он заговорил о чём-то очень приятном ему. — Госпожа Пасс явно в курсе, как разговорить молчаливого, — хмыкнул Артур. — До сих пор мистера Ван Арта вовсе не волновал предмет нашей с мисс Брель дискуссии. — Как здорово, что люди и вампиры могут вот так культурно дискутировать друг с другом, — проворковала Верле, клыкасто улыбаясь. На удивление вампирша понравилась Хейзел. Она оказалась незаносчивой и милой. — Прелестно, просто прелестно! Хейзел ощутила, как её локтя коснулись. Ненавязчиво девушку слегка увели в сторону. Она уловила уже хорошо знакомый аромат парфюма: казалось, словно кто-то стоит позади и обнимает нежно, но в то же время крепко. — Нет ли нужды проводить вас в спокойное место, мисс Пасс? — официальное обращение противоречило мурлыкающему тону Ван Арта. — Если вы сочтёте такое предложение приемлемым. — Что вас опять не устраивает в моём поведении? — Вы начинаете горячиться, вашему облику юриста это не идёт. — А как же ваша подружка? — Хейзел гаденько ухмыльнулась. — Моя кт?.. Ах да… Уверен, сегодняшний вечер Верле планировала провести в другой компании. — К чему такие подвиги ради меня одной? Ван Арт, прекратите уже со мной возиться! Мне это слишком нравится, а вам слишком выгодно. — Просто я люблю доставлять удовольствие женщинам, которые мне приятны. — Так! Настало время прояснить ситуацию. Я благодарна вам за все исключительно щедрые предложения. Уважить юриста — стандартная практика для сделки, в которой мы с вами участвуем. И всё-таки мои сомнения касаются ваших личных интересов, которые нельзя рассматривать в рабочих рамках, но которые, уверена, присутствуют. — Ваше понимание положения вещей верно, моя несравненная Хейзел. Вы мне очень интересны и симпатичны, — он уронил голос, начав говорить с придыханием, на связках. — Должна заметить, что не набиваю себе цену. Но у меня есть некоторые принципы, касающиеся личных отношений… — Я и не думаю, что вы набиваете себе цену. Вы лишь немного замороченная… Хотите, расскажете мне об этих самых принципах? — Уверена, вам станет скучно. — Неверно. Попытайтесь. — Хорошо! — чуть громче припечатала девушка. — Давайте уже, показывайте ваш за́мок, куда вы уже успели пригласить меня трижды за наше краткое знакомство! — Всего-то дважды. Вы не шутите? — Какие шутки?! Европейское строительное искусство — предмет моей широчайшей увлечённости. У себя дома, в Англии, я осмотрела все старинные сооружения по тысяче раз. — Раз уж вы так увлечены архитектурным стилем, не хотите ли осмотреть брюссельские постройки? — Я сама как-нибудь прогуляюсь по Брюсселю! Не будьте пустозвоном и везите уже в своё поместье! Сначала зазываете, а теперь идёте на попятную? Вы стесали себе весь язык соловьиными трелями про свой за́мок. С такими интонационными подсказками справилась бы даже собака! Губы вампира накрыла улыбка. Мимолётная, яркая, редкого типа — это делало её особенной. Девушка поменяла правила игры, и Виктора это нисколько не смутило. — Мисс Пасс. С удовольствием приглашаю вас в своё родовое поместье. Хейзел желала зацементировать демонстрированную позицию — она решает. Она — не податливый воск, она — огонь, который может опалить… С другой стороны, девушка не хотела показаться слишком уж дистантной мадам… Она личность высокой независимости, а не высокой нравственности. Данное себе обещание в полной безопасности. На парковке находился лоснящийся спорткар. Губы Хейзел сложились как для присвиста. — На таких агрегатах я ещё не каталась, — фраза вышла куда хуже, чем девушка слышала у себя в голове. — Прозвучало пошло? Ван Арт ответил очень уклончиво: — Порочность и пошлость — разные вещи. — Одной и той же сущности. — Вероятно, — он открыл пассажирскую дверь, впуская в салон девушку. — Вас оскорбляют похабные манеры? — Нет. То, как ведут себя люди, отражают их самих, а не меня. Вампир сел за руль. Помолчал, о чём-то глубоко раздумывая. — В чём дело? — не поняла Хейзел. — Ищу. — Что? — Подвох, — автомобиль выехал на дорогу и набрал скорость. — Почему вы вдруг оттаяли? — Хм… с чего бы начать, — девушка отпила из бокала, что внахалку прихватила с собой. — Например, людям свойственно мимикрировать эмоции других: что посылают нам, то мы и отдаём в ответ. Вы были добры ко мне, я тоже хочу быть добра. — Я был к вам добр? — Вы не спорили, хотя сегодня для этого предоставлялась удобная ситуация. Кстати, раздуть её было бы очень мелочно с вашей стороны, а мелочность — это не сексуально. — Вы ведь сработали профессионально и указали на действительно важные недочёты сделки. — Спасибо. Перейдём на «ты»? — С превеликим удовольствием. За дорожное путешествие Хейзел не дала Ван Арту возможности надолго замолчать. Отчего он даже немного потерял свой ореол загадочности. Это лишь подогревало к нему интерес Хейзел. Географически за́мок находился между Остенде и Брюгге. Хейзел рассмотрела в вечерней темноте внутренний двор, в центре окружённый галереями. Один взгляд на поместье, и становилось понятно: здесь, под крылом садов, мраморных стен и десятиметровых потолков, вместе со всеми атрибутами зажиточности живёт представитель аристократии. Семья Хейзел не бедствовала, и всё же они были даже не средней руки аристократы. Состояние мог нажить любой. Однако более важное значение имел не размер капитала, а его происхождение. У финансов, как и у людей, тоже есть статус и родовитость. Существовали «новые» и «старые» деньги. Первой категорией капитала обладали новориши. В отличие от владельцев «старых денег», человек с новыми большими деньгами к ним не привык, а значит, будет относиться к своему богатству с ревностным расчётом — достаточно лишь поскрести этот гламурный глянцевый фасад, и за ним обнаружится фальшивки «красивой жизни». Представитель же «олд мани» никогда не опустится до того, чтобы доказывать свою принадлежность к высшему обществу. Старая элита — аристократы, наследники капитала, короли, принцы, герцоги, графы, бароны, династии банкиров (морганы, ротшильды, варбурги) — все они поколениями были богаты, потому привыкли к состоятельному положению. Им свойственна элегантность и скромность. Их благополучие не кричит, а шепчет, и шёпот этот дано услышать далеко не всем. Подобным имущим часто присуща естественность — они уверены в себе с детства. Они дружелюбны — у этих людей просто отсутствует врождённая выживательская злоба и корысть. Безупречные манеры, вне зависимости от того, с кем общаются; хороший вкус в вине, вещах, в искусстве — это окружает их сызмальства. Есть стереотип, что такие богачи более консервативны, зажаты, скучны и озабочены поддержанием репутации больше, чем возможностью ещё немного заработать. Эту байку создали сами представители «олд мани» с целью закрепить своё классовое превосходство и затруднить приток нувориш в своё общество. Особенно проворные за глаза удостаивались лишь звания «приближённых» в элитарную культуру, но никак не «своих». Виктор был представителем именно класса «старые деньги». Гордый, но не тщеславный, подавляющий и величественный, но лишённый уничижительной высокомерности. Полный сознания своего превосходства, своей финансовой и вампирской силы. Надменности не было — была ощутимая власть и уверенность. Всё в нём это транслировало. Отсутствие нервозности, горячности и всплесков настроения. Жестикуляция сопровождающая, без рубящих движений — мягкая и естественная. Голос и тембр — адаптивные: Ван Арт никогда не говорил интонациями вверх, даже если произносил резкие фразы. Он разговаривал с понижением, с акцентами вниз — это речь уверенного человека. Одежда на нём сидела идеально: подогнанная под статную фигуру, она демонстрировала статус, не крича и не притягивая лишнего внимания. Ровная изящная осанка тоже заявляла о самоуверенности: стойка Ван Арта всегда исключительно прямая. Он не горбился, не опирался на одну ногу, не качался. Идеальный сукин сын. Ко всему перечисленному добавлялось ещё и видовое вампирское превосходство. Не имело значения, что происходит с ним или вокруг него. Имело значение реакция на происходящее. Об этом говорило поведение вампира, в особенности — манера двигаться. И он делал это как истинно высшее звено пищевой цепи. Все его движения неспешны. Точны. Никакой суеты, мелких рывковых движений и кинетического шума. Ему не требовалось дополнительно напрягаться. Он властвовал в пространстве, в котором находился, он — его хозяин. У него статус короля среди других видов. Хейзел привлекала не сама роскошь и сила как таковые, а финансовое и видовое доминирование. Это делало образ во множество раз увереннее. А мужская уверенность в себе — вот тот конёк, что цеплял её нутро. Безусловно, решив жениться однажды, Ван Арт найдёт себе подходящую партию из своего круга. Впрочем, такая вероятность в текущих реалиях была Хейзел достаточно безразлична. Внутри поместья оказалось смертельно тихо. Тёмные тона, типично мало для замка солнечного света. Длинные коридоры, глухие стены. Обжито, но как-то холодно и бездушно. В общем, внутреннее убранство было гармонизовано под хозяина, словно особенности личности Виктора каким-то образом передались его дому. — Где я могу привести себя в порядок? Немного шампанского попало мне на одежду. Пары алкоголя испарялись с ткани и витали в воздухе: Хейзел грозило трансдерамально напиться, чего та хотела избежать. Девушка была отправлена в западное крыло, где милая горничная выдала ей чёрный халат и любезно пообещала вернуть платье чистым через час. Вновь присоединившись к Виктору, Хейзел согласилась на шампанское. Вампир с галантностью протянул ей бокал, который девушка приняла в том же духе, в котором тот был предложен. Ван Арт оглядел её наряд: даже в халате Хейзел демонстрировала изящество, словно носила на плечах шедевр мирового кутюрье. К этому времени вампир снял пиджак, оставшись в жилете. — Расскажи о себе, будь добра. Они устроились в креслах. Редкий свет огибал тёмный вампирский силуэт, но, приглядевшись, Хейзел всё же различала выражение его лица. — Семья Пасс всё своё существование занималась промышленностью. Мой отец — успешный предприниматель, заботящийся исключительно о самообогащении, уважаемая в своих кругах личность и невыносимый диктатор. Уже с детства я отказывалась присягать его тиранским требованиям. Я не была сложным ребёнком: училась хорошо, ничем возмутительным не увлекалась, росла патриоткой, почитала королеву, мечтала работать в Скотланд Ярд, а кумиром моим была Маргарет Тэтчер. Но я резко отрицала то, что исходило от моего отца. Он понимал, что плетью обуха не перешибёшь, и всё же годами пытался меня прогнуть в попытках то ли самоутвердиться, то ли сотворить себеподобную. В дальнейшем я приняла решение порвать с ним всякие отношения. Ни о чём не жалею. На протяжении большей части жизни меня определяли по членам моей семьи, в частности — по мужчинам. Я же хочу, чтобы меня судили по тому, что делаю я. — Как бы ты того ни хотела, а старой привычке оценивать себя через свою семью ты всё же следуешь… Я просил рассказать о себе. — О! Раз так… Мне тридцать три. Полтора года назад я развелась и решила пока не заводить близкие отношения. Я люблю свою работу и активно на ней развиваюсь — довольно здорово, что теперь мне не нужно ни с кем согласовывать сверхурочные. Есть люди, которые мною интересуются, но я говорю им «нет». Во-первых, мне необходим перерыв, чтобы построить отношения с собой. Человек не может построить с кем-либо более здоровых отношений, чем с собой. Во-вторых, ни с кем из мужчин на данный момент я не хочу разделить долгий период своей жизни. Мне кажется, у меня лёгкий характер, но некоторые слегка боятся меня. Наверное из-за того, кем я работаю? В любом случае, я слишком занята для активной социальной жизни. Мне сложно знакомиться, однако это сейчас не приоритет. Вполне хватает и скоротечных романов на пару встреч. В будущем я надеюсь встретить своего человека. Если же нет — мне есть, чем себя занять. — Значит, перерыв в чарующем одиночестве… Тебе не бывает скучно? — Это лучшее время моей жизни, и скука — последнее, что я испытываю. Я вполне социализирована, ежедневно общаюсь с интересными людьми. К тому же, я вижу столько несчастных пар, которые скучают вместе. — Что ж, не одинока, но свободна, не в поиске, но открыта. Предельно доходчиво. — Веские возражения? — Сбежав из родительского дома, ты отказалась от финансирования отца? — Считаешь это глупостью? — Против этого есть только одно возражение. Я уважаю желание добиваться всего самостоятельно, как и зрелую цель сепарироваться от властных родителей. Однако следует всегда помнить, насколько легче зарабатывать деньги, когда они у тебя уже есть. — Может быть. Но удивительное дело: когда можешь позволить себе всё, ничто для тебя не имеет ценности. Виктору отчего-то понравилось её замечание, словно оно — знакомая ему реприза, забавная и предсказуемая, услышанная им уже массу раз. Озвученная банальность явно дала ему почувствовать себя королём мира. Хейзел немедленно захотелось спустить самодовольца с небес на землю. Собственная дерзость защекотала ей жилы. Противостояние было их с Ван Артом негласным соглашением, на игре в подстрекание строилось их общение. И Хейз обожала этот принцип взаимности. — Ну так… из какого «модельного» агентства эта Верле? Вопрос вампира озадачил, и когда до Виктора всё же дошёл подтекст, реакция последовала незамедлительно. Он рассмеялся мягко, красиво и расслабленно. — Рискую показаться самовлюблённым, но… Во-первых, так сложилось, что у меня никогда не возникало надобности прибегать к подобным услугам. Можно купить внимание, но не преданность и страсть. Во-вторых, это против моих убеждений. Хейзел, если ты таким образом хотела прощупать статус наших с ней отношений, то совершенно зря. Задай вопрос прямо — получишь ответ. Он силой воли стирал улыбку с собственного лица, но всё не мог с нею полностью совладать. — Она понравилась тебе? Как женщина. Она привлекательна. Ногти Хейзел царапнули обивку подлокотников, но она не допустила ни следа замешательства. — Обычная симпатичная женщина. Почему бы мне сходить по ней с ума? — Почему нельзя сходить с ума по обычной симпатичной женщине? — Не думала об этом. Зачем мне вообще размышлять о ней, как о женщине? — Ты ей понравилась. — Откуда знаешь? — То, как она поменяла риторику в дискуссии, только бы оказаться с тобой по одну сторону баррикад. Многие женщины утверждали мне, что этот фактор указывает на их симпатию… — А эти многие женщины сейчас с нами в одной комнате? — Прости? Хейзел смешалась: ей придётся объяснять Ван Арту. Есть вещи общеизвестные, которые люди между собой не договаривают: такие не надо озвучивать, их смысл не надо пояснять, чтобы двое поняли друг друга. Вещи, что хранятся в голове каждого социального человека своего времени. Но Хейзел на секунду забыла, что перед ней личность другой эпохи, и та не знает контекста. Современные слова, фразы, локальные приколы непереводимы на ванартовский язык. Ему нужно всё разжевать с нуля. — Эту реплику предположительно говорит психиатр, выражаясь о воображаемых сущностях психбольного. В повседневной же жизни фраза применяется в тех случаях, когда индивидуум делает абсурдное суждение, связанное с выдуманными им образами оппонентов. Повисла недолгая тишина. Вампир и девушка оценивали сильные и слабые места друг друга. Затем Виктор встал. Он наступал невесомо и бесшумно. Хейзел старалась не думать, насколько эти простые движения выглядят сексуально. Ван Арт поставил обе ладони на подлокотники её кресла. Какое-то время давил молчанием вытягивающихся минут и окутывал голову Хейзел своим прелестным тонким ароматом. — Пойдём. — Куда это?.. — Кое-что покажу. Девушка прыснула. — Ты такой до тошноты банальный, Ван Арт! Взгляд его поменялся, стал настойчивым. — Ты меня недооцениваешь, и это снижает мою лояльность. Но, так уж и быть, понимаю твоё беспокойство и гарантирую, что не пересеку границы дозволенного. — Боже! Ты всегда такой прямой? — Не ставь прямоту мне в упрёк. Это скорее положительная черта характера, нежели отрицательная. Людям бы не мешало поучиться прямоте. Никто не поймёт, о чём ты думаешь или чего хочешь, если ты этого не скажешь. Не стоит ждать, что люди прочтут твои мысли, а потом расстраиваться, когда они не делают того, чего ты от них ждала. — Тебя случайно не мой папаша воспитывал? Он мне однажды сказал: «Если хочешь кого-то напугать, не надо орать. Нужно нависнуть и говорить медленно, сжимая челюсть. Так ты выглядишь намного угрожающе». Виктор отказался улавливать её намёк, оставшись нависать и улыбаться, улыбаться и нависать. Безусловно, он испытывал девушку. А она лишь терзала себя, пытаясь сравниться с ним. Хейзел махом опрокинула в себя порцию шампанского. Тепло разлилось по внутренним стенкам пищевода и приятно осело в желудке. — Сдаюсь: мне нравится твоя конкретность. Люблю наглецов. И всё же образ портит твоя привычка уходить в семантику. Ты напоминаешь мне этим моего бывшего мужа. — В жизни не слышал сравнения хуже… Она коснулась лацкана его рубашки. Он в ответ дотронулся до её руки — жест казался ненамеренным, передающий тонкий намёк на заинтересованность. — Но в отличие от твоей семантики, его была низкого пошиба. Знаешь, когда задаёшь человеку конкретный вопрос, а вместо ответа по существу он начинает свою лекцию со дня сотворения мира, уходя в длиннющую предысторию, философию и житейские мудрости… — Впервые получаю замечание по поводу своей болтливости. Хейзел, обычно меня упрекают в неразговорчивости. — Шок! Я слышу сплошное плетение словес с первого дня нашей встречи. — Уже подвергла это языковому анализу? — Разумеется. — Я так и полагал… И что же? — Обилие в лексиконе неиспользуемых в современном мире слов указывает на то, что за ними человек прячется. Он не может выносить реальность, поэтому создаёт себе замысловатый образ. Часто такой речью человек добавляет себе веса, оттого что внутри этого веса ему не хватает. — Уверен, в твоей голове это звучало многим лучше, — Ван Арт хмыкнул, дразняще улыбаясь. — Я лишь изъясняюсь естественным для себя языком, на котором учился говорить в своё время. Человек я чуждый к подстройкам окружающих и не обладаю повышенной чувствительности к чужим оценкам. Принципиально не стану полностью переходить на новояз. Я знаю, кого ловлю своим лексиконом. Я знаю, кому бы хотел понравиться. Уж тем меньше меня волнует, кому я не понравлюсь. Несмотря на всё это, ты заставила меня крепко задуматься над своей речью. Мне ведь хочется быть с тобой на одной волне. Свидание должно быть в формате вовлеченности в беседу с обеих сторон и в равной мере. — А у нас свидание? — Скоротечные интрижки ведь для тебя допустимы? — Всё-таки оправдываешь своё звание. Наглец. Продуманный смелый наглец. — Удача любит смелых. Он всё ещё находился неприлично близко, и Хейзел заключила, что больше этого не вынесет. Указательный палец упёрся в мужскую грудь и толкнул. — Ну идём.***
Ван Арт привёл её в домашнюю галерею. Скорее всего это был ритуал по соблазнению, успешно сработавший на многих дамах и посему закрепившейся в качестве постоянного. Хейзел решила, что обязательно поднимает эту тему позже. Комнату, очевидно, создавал знающий своё дело специалист: здесь имелась экспозиция, картины были развешены согласно объединяющих их темам. — Ты коллекционируешь полотна из сентиментальных причин или потому что эти вещи дорогостоящие? — Считаю, что к искусству нельзя относиться предметно. Искусство нужно ценить, а не оценивать. — Знаешь ли, до сих пор существуют мамонты, которые обеспеченность человека измеряют количеством вещей. И это в эпоху минимализма, разумного потребления и ресайкла. — У минималистичного образа жизни тоже есть крайности. — Да, знакома с людьми, которые меняют одежду на новую только когда старая начинает разваливаться на атомы. Ван Арт кивнул. — Большинство приобретённых мною картин находятся не здесь, — со скромной гордостью прибавил он. — Тут в основном те, которые не нашли либо ждут своего места на выставках. Хейзел поглядела на картину с изображением полуобнажённой барышни. — Натурщица — проститутка. — Хейзел, — взгляд Ван Арта был смешливый, но туманный, словно перед ним — одно из лучших зрелищ, что он когда-либо мог вообразить. — Это теперь твоё новое увлечение — угадать куртизанку? — Но ведь всё очевидно. Вспомни «Олимпию» Эдуарда Мане. Цветок орхидеи в волосах дамы, чёрная лента на шее, чёрная кошка на постели — всё это тогдашние признаки, выдающие статус девушки на картине. Здесь всё то же самое, это работа — явное подражание Мане. — XIX век, на картине молодая полуобнажённая барышня — ясно, кто она и без всяких признаков. Он здесь только один — девушка раздета. Благородные дамы не соглашались позировать голыми. — Слышу в твоём тоне нотки осуждения. — Я воспитывался в той эпохе, но не застал это время глубоко сознательной личностью. Зрелость взглядов пришла ко мне значительно позже, когда вокруг уже был куда более современный мир и свободные взгляды. Держаться за мораль и верность прежним устоям сегодня — глупо, и всё же люди этим грешат по сей день. Человек — единственное существо, который стыдится наготы и секса. Пора бы уже выводить эту тему из списка запретных. Секс — продукт современного мира, в котором он доступен и естественен. — Естественен, доступен, но морализован. А женская сексуальность всё ещё табуирована. Девичью честь и гордость почему-то поместили между ног. Для мужчин честь — вопрос морали, а для женщин — почему-то физиологии, — Хейзел почувствовала, как водевильность вечера меняется под действием аномального потепления в диалоге. — Некоторые представители твоего пола даже по-прежнему требуют, чтобы женщины были чисты и непорочны. — Я знал, что ты ещё не закончила, — ухмыльнулся вампир. Хейзел даже не стоило смотреть в его сторону, чтобы понять, как он удовлетворён собой. — Парадокс нашего мира в том, что мужчины, вышедшие на свет из женщины, считают грязным всё, что связано с её неразборчивостью. При этом всю жизнь стремятся туда, оттуда вылезли — без разбора. Теперь закончила. Хейзел не нападала открыто — лишь провоцировала колющей в глаза правдой и иногда аккуратно выкручивала яйца. Чертей, как известно, всегда тошнит от ладана. Но Ван Арт воспринял этот выпад совершенно бесстрастно. — Не причисляйте меня к этому ряду личностей, моё мнение принципиально другое. — Да? — протянула Хейзел поощрительно. Наглухо спокойный, он пожал плечами. — Почему мне может хотеться, а ей — нет? Напротив, будет очень грустно, если женщинам вдруг резко расхочется… Что касается мужчин с требованиями… Я думаю, у таких людей сексуальное расстройство. Когда мужчину любят дамы, он редко пишет эпиграммы. Когда мужчина одинок, он часто зол и недалёк. — Правда так считаешь или пытаешься подольщаться? — А ты правда считаешь меня маскулинным солдафоном с кучей пещерных пуританских предрассудков? Что ж, она ему верила. Исключить не могла, но интуиции доверяла. — Я-то думала, ты жуткий консерва. А ты такой… современный. — Я так и сказал: предпочитаю жить в сегодняшнем дне, а не тянуть за собой устаревшие порядки. Только так жизнь приносит удовлетворение. Да и для человека с критическим мышлением нет ничего раз и навсегда устоявшегося. Если тебе всё равно кажется подозрительным гибкость моих взглядов, то дам тебе небольшую отдушину. Есть в моём суждении и место предрассудкам. Например, меня ужасает современный тренд, когда женщина хочет быть похожа на другую женщину. — Это потому, что нам манипулятивно диктуют добровольно-принудительные стандарты красоты, — Хейзел почувствовала, как немного опьянела: слова теперь будто прилипали к языку. Она уже не так хорошо придумывала парирования. Ван Арт вот-вот выведет её к провокации. Бледный, вредный, доставучий и дотошный, он явно пытался ей что-то засунуть. — Хочешь быть моим сообщником, уйти от образа тестостеронового донжуана… Но правда в том, что количество женщин в твоём списке уже повышает образ маскулинности. Конечно, глупо рассчитывать, что человек подобного ранга будет крепок в своём моральном стержне. Женщины у таких всегда поставлены на поток. С чего бы Ван Арту жить монахом, имея все физические, эмоциональные и материальные возможности услаждать свои желания? Такое откровенное сомнение Хейзел в чистоте сексуальных контактов Ван Арта должно было разозлить его. Но возмездия не последовало, вампир подчёркнуто сохранил невозмутимость. — Да, наверное, ты права, — ответом Виктор обозначил, что его частная жизнь не является предметом общественного обсуждения. Во всяком случае он не позволит влезть на ту глубину, на которой не хотел бы видеть посторонних. — Вот только ты считаешь, что всё легко и просто. Тебе не хватает обзора в этом вопросе. — И что же такого мне о тебе неизвестно? — Величину предательства, что мне довелось узнать. — О, верю, как охотно тебя бросали, каждая вторая. Прямо выбрасывали, как рыбку в пустыне. Её слова не понравились ему. Теперь от вампира источалась недружелюбная аура. — Практически все предательства пришлись на времена юности моей души. Тогда я думал, что, если меня не любят, то это вина моих малых стараний. После слепой молодости и множества потерь ко мне пришла зрелость. Зрелость для меня — это возраст истинной встречи с собой. Я начал жить для себя и ради себя. Жить эгоистом. Это не значит, что мне никто не нужен. Нет, все хотят любви, тепла и отношений. Просто став зрелым, ты понимаешь, что в здоровых отношениях всё это обоюдно. Теперь я избегаю связей с односторонним интересом: здесь очень узкое горлышко воронки, и процент соотношения потраченного времени не стоит полученного результата. Вот настоящие причины моей, скажем так, любвеобильности. Я не избегаю отношений, чтобы избежать предательства, как некоторые. Я избегаю одностороннего интереса и ставлю точку в тот момент, когда чувства с какой-либо стороны проходят. В противном случае такие отношения потянут за собой предательство. Хейзел задумалась, что хуже: быть отъявленным блядуном или отчаянно нуждаться в романах в надежде хоть ненадолго почувствовать себя счастливым в чужих объятиях. — А я вот повсюду слышу, что одиночество портит девушку. Она становится злой стервой, теряет свою хрупкость и беспомощность. Такую не захочется защищать, о такой не хочется заботиться, мужчины любят полудохлых нимф с кротким нравом. После развода меня чаще всего спрашивают, нашла ли я себе кого. На самом деле все хотят знать, как долго я останусь свободна… Свобода почему-то воспринимается людьми скептично… А между тем, желание свободы — это зрелость. Я и пришла к своей зрелости. Хочу душевных и телесных удовольствий, которые не потянут за собой обязательства. Благо, современный мир даёт возможность жить и наслаждаться, а не существовать в вечном напряжении, кто тут в зоне досягаемости самый перспективный партнёр. Они поняли друг друга. Разговор был закрыт. Девушка вышла вперёд, стук её каблуков отразился эхом от высоких стен. Она направлялась в тёмный уголок зала, заприметив там старые холсты на подрамнике. Они стояли прямо на полу, отвёрнутые к стене. — А это что? — взяв экземпляр, поинтересовалась Хейзел. Виктор как-то нехотя проговорил: — Одна бездарность рисовала. — Да ну? Поэтому ты держишь это среди образцов мировой культуры? — Это хранилось в другом месте. Видимо, один из работников за́мка обнаружил её и не сообразил, что с ней делать. Хейзел подняла холст на уровень глаз. Незнакомка с картины смотрела на неё из-под кудрей старомодной причёски. — Это же ты нарисовал. Ван Арт слегка улыбнулся, зато взгляд его остался безжизненным. — Давнее баловство и блажь. — Клянусь, иногда я буквально немею от твоей скромности, — Хейзел заявляла без шуток. Законно ли вообще быть таким деликатным? Она скрупулёзно осмотрела женский портрет. Каждую чёрточку, каждый мазок… — У тебя скрытый талант. Скрывай его и дальше. Ван Арт промолчал: видимо потому, что причины очевидны. — В целом неплохо. Это если не смотреть… Ладно-ладно. Что уж там, ты хорош. Не скромничай. Говоря, что это «бездарщина рисовала», ты явно подразумевал: «Уважьте меня прямо сейчас». — Нет, я не радею за свои работы и прекрасно осознаю, что есть художники, а есть маляры. Между нами: творческая профессия не для мужчины. Она расхолаживает его, делает эгоцентричным, сумасбродным и даже капризным. Он попытался дотянуться к картине. Пресекая это, Хейзел отклонила плечи и отвела руки далеко назад. Она держала полотно как трофей. Покрутила так и сяк, выискивая нюансы, всматриваясь в изображённую девушку. — Ты её любил. Об этом на картине говорило многое. Взгляд Ван Арта затуманился образом прошлого. Хейзел суммировала, её версия оказалась истиной: на холсте изображён главный женский образ его жизни. — Не скажешь, кто она? — У меня нет причин этого делать. Хейзел не настаивала, даже не послала шуточные упрёк в адрес Виктора. За всем этим явно стояла какая-то смольно-чёрная история, мрачные останки воспоминания, ушедшие в подавленое. Девушка молча вернула картину на место. — Могу я задать личный вопрос? — снова включился в беседу вампир. — Почему ты развелась? — О. Много причин к этому привели. — Назови одну. — Ну-у… Например, он меня не поддерживал. Никогда. Ни в чём. Однажды я попросила у него денег на открытие бизнеса. Небольшая сумма для его капитала, но он всё равно отказал. Заявил, мои запросы всегда были непосильны и неадекватны, и никто бы не сумел удовлетворить мои нескончаемые потребности. И вообще бизнес — дело не женское. Конечно я вспылила, ответив, что решать это уж точно не его патриархально ригидному уму. Хейзел не знала, интересует ли всё это Виктора, но тот определённо её слушал. Когда она закончила, вампир медленно и веско произнёс: — Если он не может позволить себе чего-то, это не значит, что и другие не могут. Его неспособность заплатить — это его персональные трудности, а никак не твоя неадекватность. Почему ты вышла за него замуж? Что тебя в нём привлекло? Хейзел хмыкнула. — Ты первый спрашиваешь об этом… — Первый после тебя? Она снова хмыкнула, глубоко вдохнула. — Понятия не имею. Мне показалось, я увидела в нём «своего человека»… Зато ошибка преподала мне хороший урок: в другой раз смотреть пристальнее. Мой бывший вообще дал мне много ценных уроков. Благодаря ему я поняла, что меня никогда не обнимал мужчина сильнее меня. Мне неизвестно, каково это — доверять мужским обещаниям и поступкам, собственным надеждам, что тебя не предадут, что он не бросит моей руки при первой же трудности… Я так и не узнала, что это такое, когда тебя действительно любят. Без обмана, без давления на слабые точки, без пренебрежения, — бодрым жестом Хейзел тряхнула головой, прогоняя тягу к откровениям. — Как там поживает моя одежда?***
Высушенное платье висело на рейле. Хейзел развязала пояс халата и остановилась под изучающим взглядом. Посмотрев вампиру в глаза, она почувствовала себя почти викторианкой, словно обнажённые плечи открывали нечто глубоко интимное в её внешности. Девушку сладко мучала напирающая беспомощность и эротичность ситуации. В полном бессловии посреди комнаты находились двое — вампир и человек, — которых отчаянно тянуло друг к другу. Хейзел хотелось бы знать, чего ожидать от Ван Арта, но она не могла и предположить. Как и не выходило предугадать свою реакцию, когда окажется в тесном замкнутом пространстве рядом с мужчиной, которым пленена. Виктор сделал к ней шаг — хищный, размеренный. Импульс пробежался по косточкам Хейзел, сладкой щекоткой закрутил запястья. — Как скоро ты заскучаешь? Как скоро поймёшь, что не способна следовать выдуманным правилам? Кровь хлынула в лицо девушке в приступе необъяснимого восторга. Пришла очередь для разбора её личности. Весь вечер Ван Арт слушал анализ своей персоны не просто так — он ждал, что настанет и его час. Принцип взаимности. — Хейзел, очевидно, что у тебя конфликт во взглядах, которых ты решила придерживаться. Ты хочешь быть уверенной в себе, раскрепощённой, иметь некоторую циничность и независимость. Но правда в том, что ты экстаполировала свою ситуацию с разводом и сделала самый простой и неэффективный вывод. Это ничего, что опыт подействовал на тебя разрушительным образом. Но случившиеся однажды плохие отношения ты считаешь своей зоной ответственности, потому приняла решение больше не повторять этот удручающий цикл. Если не дать отношениям снова случиться, то плохие логичным образом обойдут тебя стороной. Нет отношений — нет проблем, так? Предпочитая не выстраивать глубокую связь с партнёром, ты скрываешь за внешней уверенностью страх быть отвергнутой. Получить отказ подразумевает некоторую уязвимость, а ты боишься показаться слабой, поэтому готова отказаться даже от собственной идентичности. Хейзел изобразила храп, но показушность проигрывала её настоящим чувствам. — Не знаю, что и думать. Как это всё относится ко мне? — Прямым образом, и я этим серьёзно встревожен, — Виктор наступал всё ближе, неторопливо, выверяя за каждой фразой шаги. — Ты была молодой влюблённой, решилась на ранний брак. Ты пропустила важную стадию своей молодости, когда человек честно разбирается в себе, обретает недостающие навыки, исследует свои романтические и сексуальные предпочтения с тем, с кем не связан супружескими узами, с кем не имеет никаких обязательств, но желает его всем своим существом. Без этого не наступит зрелось. Ты не подготовлена к ней ни морально, ни технически. Ты рано вышла замуж, потому пропустила этот этап, а теперь и вовсе придумала, будто в силах контролировать свои увлечённости. Но увлечённости характерна лёгкость, новизна и спонтанность. Уступи им место. Не занимайся противоестественными вещами с людьми, не созданными для прочного союза — они нужны тебе, чтобы внести в жизнь лишь веселье. Зрелость придёт. Но сначала нужен путь твоего пробуждения. — Спасибо за ценное жизненное наблюдение. Что-то ещё? — Да. Перед тем, как обслужить свои страхи, вспомни: никто не просит тебя быть идеальной, и ты не одна, кто это чувствует. А когда ты говоришь «нет», убедись, что не говоришь это в первую очередь себе. Конечно же, Хейзел не собиралась блюсти одиночество ныне присно во веки веков. И всё же имела опасения, что её скоротечная увлечённость против её воли перерастёт в полноценное глубокое чувство. Она не уверена, что тесный контакт с красивым мужчиной не станет переломным моментом. Находясь рядом с ним каждый раз Хейзел теряла волю к сопротивлению. Ван Арт производил на неё подкашивающий колени эффект, а его образ, недосягаемый и манящий, слишком сильно ей нравился. — Я знаю, что ты пытаешься меня соблазнить с нашей первой встречи. — Ты ведь этого не допустишь, — обожающий взгляд вампира изучал лицо Хейзел уже так близко. — Ох уж этот нрав! Прежде всего я ценю в женщине покорность, однако не переношу и беззубость в характере. Я люблю завоёвывать неприступные крепости, но никогда не стал бы бегать за женщиной, которой неинтересен или которая колеблется между мной и другим мужчиной: отношения с математическим маятником — не для меня. Поэтому, Хейзел, ты соблазнишься только в том случае, если сама этого хочешь. Я прослежу. Скорее из страха заблудиться в собственном сердце, а не из веры в идею, девушка снова напомнила себе о самоданном обещании. И всё же ликование от силы своего терпения продлилось недолго. — Наверное, я не в себе, раз хочу тебя поцеловать, — сорванное дыхание жгло Хейзел горло, рёбра стянули лёгкие. — Я тоже хочу признаться, — изящный мужское кадык качнулся, — не все мои мысли о тебе пристойны. Более того, они регулярны. Но ты должна знать: я никогда бы не унизился до открытых уговоров. Несмелая искра неизвестного предвкушения мелькнула перед взором девушки. Хотелось прямо сейчас, чтобы нужный, ставший вдруг особенным для неё мужчина коснулся её, заставил испытать что-то ранее неизведанное. Хотелось так сильно, так неистово… Она мутно на него посмотрела, пытаясь сфокусироваться. — Ты нравишься мне сильнее, чем планировалось. Её прозвучавшие слова разожгли страсть, что превзошла по силе всякую сдержанность. Наконец, многодневная фантазия Хейзел превратилась в волнующий неизбежный факт. Поцелуй вышел голодным и порывистым, словно они, сорвавшиеся с поводков безумцы, навёрстывали упущенное. Хейзел издала полузадушенный всхлип, звуча отчаянно-жадно. Перед глазами всё рябило. В её тело точно ворвался какой-то вихрь и, сделав пол-оборота в голове, взмыл вверх, через макушку. Корпусом Виктор прижал девушку к стене. Рука подняла её бедро, направляя его вверх по ноге вампира. Хейзел ощущала, как крепко его желание, как нелегко давалось ему терпение. — Мы можем продолжить… — прошептал Виктор, касаясь губами обнажённого плеча. — Ни одного шага дальше того, что ты разрешишь. Боже! Хейзел не слышала прежде такой вежливой речи. В подобных ситуациях вежливость вообще исключалась из фраз. Победа духа над плотью всё же восторжествовала. Стегающее хлыстом напряжение толкнуло их с Виктором в разные стороны. Хейзел собрала последнюю волю в кулак, чтобы не выглядеть жалким, умоляющим, трясущимся комком нервов. Взор вампира быстро прояснился. Виктор поправил свой воротник, глядя на растрёпанную тяжело дышащую Хейзел. А затем оставил комнату в полном её распоряжении. продолжение следует