Призрак

Гай только чудом увернулся от прилетевшего в его сторону серебряного кубка, иначе этот сосуд рассек бы ему лоб — братья де Рено выясняли отношения и делали это почти не произнося ни звука, что свидетельствовало о крайней злобе обоих. В данный момент — друг на друга, но Гай не стал ждать, когда эта парочка ополчится против него, а с них станется. Оказывается, пока, по мнению шерифа, его помощник отсиживался под юбкой собственной матери, сам Роберт де Рено проявил героизм, достойный баллады: а именно — поймал Робина Гуда. С великим трудом Гай успел прикусить язык, чтобы не ляпнуть «Которого?» Потом, когда все немного улеглось и Гай по старой памяти ужинал со всей братией в монастырской трапезной, он узнал прелюбопытнейшие подробности. Оказывается, в то же день, когда он сам отбыл в обитель с письмом для аббата Хьюго, почти тут же в Ноттингем прибыл новый шериф. Как они разминулись — чудо Господне. Вот так и произошло знакомство с Филиппом Марком, присланным королем на место де Рено. А к вечеру всем обитателям замка, поголовно, пришла в голову мысль, что они бы обошлись без этого знакомства еще по меньшей мере лет сто. А шерифу пришла еще и другая: «Где Гизборн?» На следующий день, прямо с утречка, обе эти мысли посетили уже обитателей деревни Уикэм, а, значит, к полудню и весь южный Тургартон. Когда нескольких жителей деревни, не взирая на пол и возраст, схватили и бросили в замковую яму, один из свидетелей этого бесчинства высказал общий настрой и мнение: «При Гисборне было лучше». Короче, Филипп Марк взялся за дело с большим энтузиазмом и энергией. Можно даже сказать, что с размахом и за несколько дней своего шерифства он прошелся по окрестностям Ноттингема, как толпа голодных кимров и пьяных брабансонов вместе взятых. На этом эпизоде Гай чуть за голову не схватился, но вовремя вспомнил, что россказни монахов надо делить по крайней мере на десять, глотнул эля и слегка успокоился. По мнению братии от нового шерифа монастырь святой Марии спасло исключительно ее божественное заступничество. Но вот бывшему повезло меньше — что де Рено умудрился ляпнуть Филиппу Марку и тот в ответ вышвырнул его за ворота замка в одних подштанниках, никто сказать не мог. Сам он, понятно, никого в это посвящать не собирался. Но тут главное дело было в другом: де Рено встретил в лесу Робина Гуда, и Гай второй раз за день чуть было не ляпнул: «Которого?». Логичнее всего было бы предположить, что это был все-таки Хантингтон. Так оно и оказалось. А вот что дальше произошло в рамки логики помещалось с большим трудом — Роберт де Рено предложил Хантингтону военный союз, чтобы вернуть себе шерифское кресло, а Робин Гуд на эту авантюру согласился. Причем второе потрясло Гая гораздо больше чем первое. Впрочем не его одного, поскольку аббат Хьюго де Рено, которого на этот «военный совет» буквально из постели украли, у этому альянсу отнесся крайне скептически. К удачному исходу этой авантюры — тоже. Пока не услышал про подземный ход. По нему вся эта теплая компания и попала в замок. И вот там началось самое интересное, потому что де Рено — это де Рено, и исход договоренностей с ним сродни договору с дьяволом. И с чего бы быть исключению на этот раз? Как только Хантингтон со своей бандой обезвредил новоявленного шерифа и выпустил из ямы заключенных, старый черт де Рено тут же приказал солдатам гарнизона схватить уже самого Хантингтона. В итоге Робин Гуд сбежал, Филипп Марк и все его люди были убиты и пострадало несколько солдат из гарнизона, но зато де Рено вернул себе свое положение. И тут же отправился к своему брату предъявлять претензии, а то раньше не до того было. Аббат, понятно, в долгу не остался. Вот за этим самым занятием Гай их и застал. На следующий день он вынужден был вернуться вместе с шерифом в Ноттингем, и по дороге получить приказ, который ему совершенно не хотелось выполнять. Вернее, ему было противно от самой мысли об этом, но не выполнить он его не мог. Но в итоге до непосредственной ловли Хантингтона он так и не дошел, потому что первым пунктом в плане де Рено была деревня Уикэм — этот рассадник браконьерства и разбоя. Когда на поляне избитого и связанного Гая поставили на колени перед Королем Шервуда — Робином Локсли, не Хантингтоном, он… да в общем-то и не удивился. Только поймал себя на мысли: хорошо, что не дал матушке обещания «беречь себя». Как бы он его выполнял, с его-то везением на такие дела? Да и для кого беречься-то? Семьи у него нет и вряд ли уже будет, а значит не бросит никого на произвол судьбы без поддержки и защиты. И еще вдруг задался самым дурацким вопросом: куда графский сын делся? Ведь не прикопали же его сотоварищи где-нибудь в лесу? За ненадобностью. А пока Гай несмотря на все в глубине души был рад, что Робин пришел в себя и с ним все более менее в порядке, хотя вид у него все еще немного измученный. И он, кажется, абсолютно ничего не помнил… А может, оно и к лучшему? Только взгляд какой-то странный, раньше такого Гай за ним не замечал. Но при виде сияющей от счастья Марион рядом с Локсли, сердце готово было разорваться, насколько невыносимо больно было видеть их вместе. Снова вместе, как доказательство того, что настоящая любовь все-таки существует. Хотя, если так подумать, то чего, собственно, он ожидал? И на что надеяться смел? Да, все вернулось на круги своя, как нечто само собой разумеющееся. Вот он опять в плену у разбойников, и они грозятся его убить, упиваясь властью, давят на естественный для каждого человека и противный до тошноты страх смерти в ситуации унизительной беспомощности и невозможности себя защитить. Самое гадкое, что этого страха не получается избежать. Остается только каждый чертов раз отчаянно и из последних сил сопротивляться ему, делать что угодно, только не поддаваться — иначе конец. Гай это с детства знал, когда он был целиком и полностью во власти своего отчима, а тот изгалялся над ним как хотел. Но даже тогда смог выстоять, а значит и сейчас справится. Да, он давно и прекрасно отдавал себе отчет, что своей смертью он не умрет, особенно на этой службе, и жизнь его, откровенно говоря, не стоит ничего. Нет, понятно, что на тот свет он не торопился ни при каких обстоятельствах, но поневоле как-то уже свыкся с мыслью, что следующий раз, когда разбойники его поймают, может стать последним. Вообще-то привычка довольно паскудная, если уж честным быть. И в очередной раз внутренне приготовившись умереть, Гай почувствовал вдруг, как за все это время дико устал от всего этого блядского балагана. Убили бы они его, наконец уже, и все закончилось! Но Локсли опять сыграл в благородство. И это стало последней каплей. Первое, что Гай сделал в Ноттингеме, это напился до полусмерти, а протрезвев, собрал свои скудные пожитки и уехал. Направление он выбрал как когда-то давно — Честер. И в этот раз он туда все-таки добрался.