Флаффтобер, или как выходить из кризиса

Юлий обиженно стоит у двери. Зайти или не зайти? Нет, ну она уже спит, значит можно. Она же сама в детстве так постоянно делала. Спишь себе, вдруг — бац, просыпаешься, а это она с одеялом и подушкой в руках опять запнулась за порог и с размахом грохнулась на пол. Ну разумеется потом слёзы и поиск пластыря в ночном доме, чтобы никого не разбудить. Маму вообще лучше не будить, она и так последние дни злая. Папино письмо с фронта им читать не даёт. Юлий знает что в нём написано. Лазарет и бесконечный поток ревности. Он как сын понимает отца, а вот чего с сестрой такое происходит не понимает. Ещё вчера в одной кровати мол потому что стра-а-ашно, а сегодня уже такие финты. Августа вернулась после каникул, которые она провела на озере Миерсдорф и вместо того, чтобы рассказать Юлию, как прошли долгих три месяца, одиннадцатилетняя сестра вдруг подняла бунт и стала играть в партизан. Слова не вытянешь. И вот этой вот он свою грелку в ноги клал — неблагодарная. Что с ней там такое могло случится? Юлий в душе не знал. Хотя червячок сомнения уже точил его голову. Может кузен Алько Шиндлер с ней подружился и теперь она, боясь ревности брата ничего не говорит? Или наоборот её там обижали и теперь она боится рассказывать, потому что её запугали? В общем причин почему она молчит может быть много, а понятней от этого не становилось. И вот Юлий решил провести самостоятельное расследование, раз даже мама не смогла разговорить юную фройляйн. Он отлично знал где лежит её дневник, который она вела с тех пор как научилась писать. Правда первопричиной было не девчачье желание писать всякую лабуду. Нет, просто первая книга которая попала в руки маленькой Августе, а вернее свалилась со стеллажа на голову был «Дневник стального маршала». Разумеется сперва были слёзы, а потом стало интересно. Едва умея читать, она за год осилила этот талмуд. Ещё находящийся тогда дома отец, (потому что войны не было) шутил, что если бы вместо этой книги упали бы мемуары, Августа бы с малых лет начала бы писать их. Юлий бы посмотрел на это, но приходилось довольствоваться дневником, который сестра сама же и давала почитать, во-первых, потому что ей нужна была редактура, с грамматикой у неё были проблемы, а, во-вторых, она хотела показать брату как у неё проходят каникулы. Этот дневник спасал их с начала войны, сестра уезжала к чёртовому озеру и возвращаясь рассказывала брату всё что с ней было, в этом ей помогал дневник. Поскольку в этот раз она решила стать партизаном, Юлию ничего не оставалось кроме как выкрасть дневник и прочитать, что же такое случилось с его сестрёнкой. Дверь скрипнула. Чёрт надо бы её наконец смазать. Юлий незаметно прошмыгнул в комнату, аккуратно переступив высокий порог, ему своё появление в чужой комнате тем что — стра-а-ашно, объяснить не получится. Он уже взрослый — ему почти четырнадцать, хотя Юлий уже гордо говорит всем что уже полностью. Юлий медленно вглядывается в тьму комнаты. Августа, которая в детстве боялась спать в темноте, теперь засыпает с плотно закрытыми шторами. Её нервируют перекрещивающие окно белые линии, да и если будет бомбёжка и окно вылетит штора будет преградой. Именно к шторе и лежит путь Юлия. На цыпочках пересекая комнату, он вслушивался в дыхание сестры. Спит. И спит крепко. Совестливо вздохнув, Юлий останавливается у шторы и запускает руку под подоконник. Бинго. Дневник на старом месте, всё-таки хреновый партизан из сестры. Хотя может это она специально… вот завтра за завтраком и выяснится. Юлий всё ещё обижен, но теперь он хотя бы в шаге от разгадки. Он вышмыгивает из комнаты почти бесшумно и возвращается в свою. Помня про режим - «ночной тишины», Юлий залезает в шкаф и только там зажигает свечку. Вокруг него образуется островок света, такой уютный и красивый. Юлий открывает дневник и, поправив очки, начинает его бесцеремонно листать. При свете свечи на тонких страницах отлично различается красивый почерк сестры. Юлий хихикает, он давно не открывал эту книжечку в кожаном переплёте и забыл как тут всё устроено. Каждая страница подписана, день недели, месяц, год ну и праздник какого-то Святого конечно. У Августы над кроватью вместо распятия сразу висит церковный календарь. Нет она всё-таки так же педантична как отец. Вот он сам — Юлий по словам папы пошёл в мать. «Хаотичный ты», - смеялся Кёниг, когда ещё был дома и многозначительно добавлял: «А вот Августа может с такими принципами стать настоящим казначеем или историком». Ну что же он чертовски прав! Потому что мало расписывать по датам, она ещё и на минуты умудрилась перейти, когда ей тётя Амалия наручные часики подарила. Нет, это был не дневник, а полноценная хроника с распорядком дня, где на полях среди сухих формулировок про приёмы пищи виднелись несмелые, но интересные измышление взрослеющей девочки. Юлий наконец долистал до лета и вгрызся в дневник со всей сосредоточенностью. Да, это был не приключенческий роман, а скорее повседневность про маленькую девочку, но поскольку эта девочка была его сестрой Юлий был готов потерпеть. Тем более Августа изъяснялась вполне понятно и почерк у неё был красивый. Среди расписанных дней иногда появлялись авторские рисунки, которые слегка разбавляли написанное. Страницы перелистывались одна за другой, а Юлий так и не мог понять — почему? Обычное же лето! Вот она пишет как купалась, как встретила собаку бродячую. Вот пишет про разницу службы и формы в Вестхалии. Вот описывает пейзажи которые она видела и сокрушается что ещё не умеет рисовать маслом. Где причина всё это от него скрыть? Бунт ради бунта? Нет конечно отец про такое рассказывал — мол когда солдатам в казармах становится скучно тоже инсценируют драки и бунты, потом приезжает проверка и солдатам уже веселее. Но это же ни капли не рационально! Вот и Августа со своей педантичностью не могла так нерационально поступить. Юлий продолжает листать дальше и вдруг запинается за строчку: «Ходила купаться, видела его, он красивый». Юлий быстро возвращается на месяц назад. Этот странных «никто» без имени и инициалов фигурировал во всех записях про поход к озеру. Наконец найдя зацепку Юлий продолжил читать, глаза сразу вытягивали из текста отрывки про таинственного юношу. «Третье Августа. Сегодня опять видела его, оказывается он не солдат, а кадет, жаль я не различаю знаки отличия, стыдно, а ещё дочь офицера…», «Четвёртое Августа. Он со мной поздоровался, я с ним тоже, не знаю что думать...», «Восьмое Августа. Опять поздоровались, он спросил моё имя, я в ответ его. Глупость. Зато я теперь знаю как его зовут! Олаф Кирхен! Красивое имя, он явно северянин...», «Тринадцатое Августа, не знаю что думать, не могу на него смотреть, он такой хороший...», «Пятнадцатое Августа. Убежала из дома, тётя глупая, не понимает что я самостоятельная уже. Встретила его. Он отсчитал, проводил меня до дома. Я рада…», «Двадцатое Августа. Тётя Амалия отпустила погулять с ним, но посоветовала не влюбляться, не повторять маминых ошибок. Я ничего не поняла. Разве я влюблена? Гуляли по парку, он защитил меня от бродячей собаки. Я счастлива.», «Тридцатое Августа, встретились последний раз у озера, пообещали увидеться следующий летом. Похоже я всё-таки влюбилась...». После этой фразы страницы были пустыми. Ещё раз пролистав всё лето, Юлий вздыхает. Картина прояснилась до страшной чёткости. Аккуратно вернув дневник на место, Юлий выходит из комнаты Августы и сползает по стене, садится на пол, хватается за голову. Он всё отлично понимает, но почему-то ему теперь ещё более обидно. Неужели она думает что он теперь будет ревновать? Да будет! Но вообще могла бы просто рассказать. С мамой понятно почему не разговаривала на эту тему, потому что скорее всего этот кадет не из благородных и всё такое. Но он то ей и слова поперёк не скажет! Наоборот! Посоветует что-нибудь, он ведь переживал подобное, правда никуда не записывал и никому не рассказывал, но он бы мог помочь ей. Но нет. Она решила что ему этого знать не надо. Обидно. Обидно когда доверяют все секреты и мысли, а вот какого-то кадета не доверяют, а ещё обиднее когда этого Олафа она доверяет листу бумаги, а не живому человеку. Получается Юлий хуже книжонки? Больно и обидно. Юлий встаёт и идёт к себе в комнату. Завтра с ней надо будет поговорить.