Черное небо — зеленые звезды

Сегодня Драконья яма полна наследников. Юный Джекейрис Веларион впервые давал команды своему дракону Вермаксу. Юный принц долго ждал этого, предвкушая событие заранее. Он мечтал, как однажды, подобно его дяде Эйгону, он произнесет заветную фразу. Маленький Люцерис, стоя рядом со старшим братом, с восторгом наблюдал за разворачивающейся картиной. Чуть поодаль расположились и их дяди: Эйгон и его младший брат Эймонд. Последний, откровенно говоря, был не рад складывающимся обстоятельствам. Чего не скажешь об Эйнис, которая кивком давала брату Джейсу сигнал к действию. Мальчик, тепло улыбаясь в ответ, перевел на своего питомца полный решимости взгляд. — Дракарис, Вермакс, — воодушевленно произнес старший Веларион. Дракон, услышав заветные слова, не медлил ни минуты. Молодая козочка вмиг стала объектом пристального внимания зверя, и, через секунду, опаленная, уже лежала на холодном полу Драконьего логова. Принцесса удовлетворенно улыбнулась, но стоявший поблизости Эймонд, не разделяя чувств родственницы, лишь недовольно поджал губы. В отличие от своих племянников, племянницы и брата, он не имел счастья обладать драконом. Изо дня в день, подобно самонаказанию, он прокручивал в голове эту мысль снова и снова, изводя себя все больше. Когда принц только появился на свет, его отец, король Визерис I, почитая традиции старой Валирии, положил в колыбель сына драконье яйцо. Однажды оно должно было проклюнуться. И тогда в роду Таргариенов стало бы на одного драконьего всадника больше. Но этого не случилось. Ни через год. Ни через три. Ни через пять. Стараясь не обращать должного внимания на издевки старшего брата, принц надеялся, что спустя время яйцо обязательно выведется. Не желая пропустить такой важный момент, Эймонд везде и всегда носил его с собой: на встречи с Эйнис, на трапезы и в библиотеку, где его отец рассказывал об их исчезнувшей родине. Мальчик восхищался сказаниями о богах Древней Валирии. Более всего принц любил, когда отец говорил об Геликтосе — боге, создавшем в одночасье все звезды и Луну. В тот день юнец решил, что именем великого бога он назовет своего друга. Мальчишка рос, и дар дракона менялся вместе с ним. Но не так, как хотел его обладатель. Оболочка, бывшая радужной и поблескивающей на солнце, становилась блеклой и серой. Белесые круги, словно превращая яйцо в камень, покрывали его с каждым годом все сильнее, расходясь дальше. Мальчик, не расставаясь с надеждой, верил в лучшее. В один из погожих дней яйцо треснуло в его руках, разрываясь пополам. Эймонд с восхищением заглянул внутрь. В сладком предвкушении найти своего собственного дракона, он наткнулся лишь на маленькое мертвое тельце, покрытое густым слоем вязкой слизи. Чахлые крылья существа были небольшими, а туловище выглядело недоразвитым. Осознав увиденное, мальчик завопил громко и надрывно. В тот самый день, скрываясь от назойливого брата в тени Богорощи, он не переставал плакать. Раздосадованный и озлобленный на богов, принц нашел утешение в одиночестве. — Знаешь, Эймонд, — приобняв младшего брата, начал Эйгон, — ты ведь единственный из нас, у кого нет дракона. — Верно, — насупившись, пробурчал он. — Нам из-за этого очень плохо, так что мы нашли тебе дракона, — торжественно объявил старший, подводя юнца ко входу в драконье подземелье. — Да неужели, — нисколько не удивившись его словам, ответил он. — Да, смотри, — продолжил Эйгон, направляя взор брата в сторону драконьей ямы. Густая темнота не давала ребенку возможности хоть что-то разглядеть. Щурясь, Эймонд безрезультатно всматривался в пустоту, прислушиваясь к нарастающему шуму. Вдруг показалось шевеление, и мальчик был в силах услышать мерный звук приближающихся шагов. Через мгновение принц наблюдал, как улыбающийся Люк вел за собой жирную свинью. К спине скотины были прикреплены крылья. — Лицезрей, — в один голос, словно заводные, вымолвили мальчики, — Розовый ужас! Разразился хохот, отголоски которого эхом раскатывались по стенам логова. Эймонд, уязвленный больше, чем сам того ожидал, стоял молча. Молчала и Эйнис. Племянники и их дядя, насладившись исполнением своей задумки, быстро удалились, довольно переглядываясь. Мальчишка будто прирос к земле и, стоя совсем неподвижно, с ненавистью глядел на свинью. Значит, вот каким его видят племянники и родной брат: жалким, грязным и несуразным. Эймонд не был удивлен подобной выходке, но ее исполнение было чересчур театральным, подробным и унизительным. Такого мальчик точно не ожидал. — Прости моих братьев, — тихо сказала Эйнис, — я уверена, они не хотели задеть тебя. Эймонд перевел все свое внимание на племянницу, буравя ее взглядом. — Ты знала? — подходя ближе, отозвался мальчик. Эйнис чуть подалась к нему и ответила: — Нет, Эймонд, — тверже произнесла принцесса, — ты же знаешь, они не посвящают меня в свои проделки. Изучая ее взглядом, всматриваясь в блестящие глаза, мальчик осознавал ее невинность. Подруга никогда не позорила его, не присоединялась к оскорбительному поведению Эйгона, и не поддакивала сводным братьям Джейсу и Люку. Несомненно, именно Эйгон подговорил его племянников на подобную дерзость. Мальчишки, как Эймонд был уверен, сами не способны были пойти на подобную подлость. Отгоняя неприятные мысли, принц расстроенно выдохнул. — Ладно, — пробубнил тот без какого-либо энтузиазма, — пойдешь со мной в подземелье? — добавил он, хитро улыбаясь. Получив от племянницы ответную улыбку, мальчик взял ее за руку. В следующее мгновенье двое скрылись в тени подземелья.

Красный замок в преддверии вечерней трапезы наполнялся мягким светом. Слуги сновали туда-сюда, зажигая все больше новых свечей. Факелы горели ярко, редко подрагивая от проскальзывающего легкого бриза. Блики плясали на стенах и полу, создавая невообразимые фигуры. Король восседал во главе стола, полном яств. Не спеша прожевывая пирог со свининой, он медленно оглядывал стол. Все были на месте, кроме одного. — Где Эймонд? — с легким недовольством поинтересовался Визерис. — Не имею радости знать, муж мой, — обыденно ответила Алисента, — наверное, опять коротает время в богороще. Мужчина мрачно вздохнул. Отстраненность младшего ребенка напрягала его, а беспечность леди-жены относительно существующей проблемы заставляла его сердце наполнятся печалью. — Эйгон, — утомленно посмотрел на сына король, — что случилось? — Я ничего не делал, отец. В этот раз, — ухмыльнувшись, добавил принц. Защитник Семи Королевств, ударив кулаком по столу, заставил сына, жену, и даже юную Хелейну, вечно витающую в своем собственном мире, отложить трапезу. Три пары глаз пристально следили за ним, ожидая последующих действий. — Я спрашиваю еще раз, сын, — тверже, чем требуется, продолжил мужчина, — что ты сделал? Эйгон, уже избавившийся от всех остатков веселья, произнес: — Мы лишь пошутили над ним, — оправдывался принц, — ничего более. — Мы? — с недоверием отозвалась королева. — Да, матушка, — скучающе выдал Эйгон, — мы с Джейсом и Люком немного развлеклись. Алисента гулко выдохнула, облокачиваясь на стул. — Уверена, племянники нашего сына втянули его в очередной фарс, — безэмоционально вставила она, пригубив арборского золотого. Неприятная тишина завладела покоями. Король, казалось, не замечающий супругу, посмотрел ей в глаза. Недоброжелательность Алисенты по отношению к Джекейрису и Люцерису выводила мужчину из себя. Внуки, в которых он так хорошо видел отражение собственной дочери, не были наполнены мрачностью или злобой, в отличие от его старшего сына. — Считаешь, будто мои мальчики, еще совсем дети, смогли бы уговорить Эйгона на любого рода проказы? — завелся он, указывая единственной рукой на сына, — скорее он, уже почти юноша, смог бы внушить что-то их подвижному разуму. Принц приглушенно хмыкнул, опуская голову. — Но... — начала Хайтауэр. — Я больше не желаю это обсуждать, — перебил королеву супруг, глядя на нее с прищуром, — вопрос закрыт. Ничего не ответив, Алисента лишь опустила взгляд. Неловкость, витая в воздухе, неприятно давила. — Тогда я поищу его, — бросила женщина, резко вставая со своего места. Под непонимающие взгляды детей и молчаливое дозволение супруга королева отворила тяжелую дубовую дверь, покидая семейное застолье. Наполненная гневом, она громко ступала по коридорам Красного замка. Вся ее жизнь была расписана. Женщина, как и полагалось монаршей особе, была блюстительницей закона, защищала собственную семью, гордо следовала вере в Семерых, беспрекословно исполняя все наставления септы. Уважение, что Алисента питала к супругу, являлось неоспоримым, как и благодарность за всю ту заботу, что он дарил эти долгие годы. Но поведение Визериса в подобных ситуациях порой доводило до исступления. Временами в разум закрадывалась одна единственная мысль, что докучала при свете дня и не давала сомкнуть глаз под покровом ночи. Знал ли он об истинном происхождении своих старших внуков или же предпочитал закрывать на правду глаза? Слабость характера супруга отравила его первое дитя, купая во вседозволенности и порочности, развязывая руки. Он не мог и даже не пытался поставить Рейниру на место. Только лишь глупец пошел бы на поводу своих слабостей. А если мужчина и не знал правды, в чем Алисента сомневалась, то его бездействие в разгоне сплетников и зевак, что шептались каждый день по закоулкам столицы и самого Красного замка, раздражало ее пуще прежнего. Временами уверенность в собственных силах просыпалась и не давала покоя. Тогда Хайтауэр, преисполненная надежды, пыталась вразумить невидящего короля, преподнося действительность откровенно и без прикрас. В ответ на что получала лишь сухие обходительные отклики. Со временем искренность желания открыть монаршие глаза, обратить в собственную веру тихо сгинула под гнетом пелены его замутненного сознания. Желая избежать конфликтов, она стала меньше поднимать подобные темы, пыталась не выказывать недовольства. Но происшествия, подобные случившемуся, заставляли ярость внутри разгораться зеленым пламенем. Она готова была закрывать глаза на высокомерие наследницы трона, наглость ее бастардов и даже вечно надменного брата короля. Но единственное, что женщина никогда не смогла бы вытерпеть — это попытки отпрысков бывшей подруги издеваться над ее детьми. Стронговский выводок, несомненно, впитал вседозволенность матери. Твердость мнения королевы оставалась непоколебима, и она знала, что с возрастом все станет только хуже. Их сестра, Эйнис, вечно крутилась подле подобно собачке и смотрела на бастардов с таким неподдельным восхищением, что королеве становилось тошно. Справедливости ради, в отличие от них, она казалась спокойным ребенком, не ищущим неприятностей. Но когда-то и ее мать вызывала подобные мысли. Невинность дочери Визериса давно уже испарилась. Порой Алисенте было жаль, что время, подобно бесчестному вору, лишило принцессу всей праведности, что когда-то теплилась в ее сердце. Маленькая дочь Рейниры, однозначно, вызывала опасения. Ведь ребенок, чья мать имела наглость ставить себя выше закона и веры, и чей отец, известный поборник всякой морали, получавший удовлетворение лишь от кровавых игрищ да разврата, не заслуживала доверия. — Ты видела чешую Солнечного Огня? — поинтересовался Эймонд, — такая красивая. — Не обратила внимания, — тихо откликнулась Эйнис, — меня больше волновало, что подойди мы ближе, он бы спалил нас. Раскатистый смех обоих разошелся по Богороще. Временами дети проводили свое время здесь, отдыхая от переполненного придворными замка, но еще никогда не сидели на улице так поздно. Уже смерклось, и лишь несколько факелов освещали им путь домой. — Каково это? — мечтательно произнес мальчик. — Что ты имеешь в виду? — У тебя есть Туманная Охотница*. Ты рано приручила ее и теперь летаешь каждый день. Так что ответь мне, — посмотрев племяннице в глаза, продолжил Эймонд, — каково это? Девочка облокотилась о чардрево. — Лучше всего на свете, — с улыбкой молвила она. — Я парю по воздуху и вижу все вокруг. Красный замок кажется таким маленьким свысока. Эймонд лишь грустно ухмыльнулся, опуская голову. Белокурая положила свою ручку на его плечо. Она старалась поддерживать мечты дяди, и никакие глупые шутки Эйгона не заставили бы ее поменять мнение. — Послушай, — ободряюще произнесла Эйнис, заставляя мальчика посмотреть в ее глаза, — однажды у тебя тоже будет дракон. — Спасибо, — без толики ехидства добавил Таргариен. — Что вы тут делаете? — раздалось где-то неподалеку. — Матушка, — оторвавшись от разговора, перевел свой взгляд Эймонд, — мы просто разговаривали. — Детям не стоит быть на улице в такой час, — проговорила королева. — Простите, Ваша Светлость, — опустив глаза, тихо оправдывалась девочка, — мы не заметили быстро подступившего вечера. — Полагаю, мать тоже ищет тебя, — даже не посмотрев на ребенка в ответ, отчеканила Алисента. — Ступай. — Доброй ночи, мой принц, — прошептала Эйнис. Подойдя к королеве, девочка произнесла в поклоне: — Доброй ночи, Ваша милость. Мать буравила сына взглядом, не произнося ни слова, пока не услышала неприятный скрежет закрывающейся двери. — Вся семья ждет твоего появления, пока ты отдаешь предпочтение неразумностям, — подходя ближе, продолжила Алисента. — Матушка, мы просто засиделись, — опустив голову, ответил мальчик. — Ее ли желаниями мой сын сидит в богороще допоздна? — Нет, боюсь, что наоборот, — с легкой ноткой удовлетворения выдал белокурый. В неудовольствии женщина поджала губы. — Помнится, — вскипала королева, подходя к сыну так, чтобы тот поднял голову, — я велела не общаться с девчонкой, но ты вновь меня ослушался. — Но я не понимаю, — недоуменно пробубнил маленький принц, — почему? Хайтауэр громко выдохнула, а затем резко схватила сына за подбородок. — Ее братья — бастарды, плод отвратительной и непомерной скверны, — грозно пояснила королева, сжимая челюсть ребенка чуть сильнее, — а она, хоть и принцесса, недалеко от них ушла. Ты слышишь меня, Эймонд? Мальчик, еле сдерживая подступающую агрессию, все же ответил кивком. Алисента, наблюдая недовольство ребенка, разжала хватку. Два кроваво-красных отпечатка отчетливо виднелись на бледной коже ее младшего сына. Мальчик смотрел на нее, словно загнанный зверь. Немного успокоившись, она улыбнулась ребенку, словно ничего не случилось. Наблюдая, как краснота постепенно начинает сходить на нет, королева-мать выдохнула с облегчением. — Пойдем со мной, — приобнимая Эймонда, мягко проворковала она, — отец заждался. Скрип двери раздался снова, и богороща погрузилась в вечернюю тишину.