Черное небо — зеленые звезды

Смольный атлас платья неслышно шуршал, подчиняясь резвым ветрам, пока тонкие пальцы, еле сжимавшие витые поводья, пронизывала мелкая дрожь. Волосы, вобравшие переливы светила, окончательно растрепались и временами хлестали окропленные щеки. Щемящее чувство нещадно саднило грудь, а омраченное сознание навевало лишь пустоту, что грызла изнутри. Родившаяся в мыслях боль немедля захватила плоть. Дав Туманной охотнице безмолвное позволение вести себя вперед, принцесса глядела в сторону. Тем временем позолоченный хвост, изворачиваясь, разрезал холодный воздух. Совсем незаметно под белесыми крыльями проносились воды залива, чернеющие при ярком блеске луны. Мягкие блики, что отражались на изможденном лице, вводили в небытие, и дева неотрывно всматривалась в бесконечную влагу. Вовсе не озабоченная возможным преследованием, она не спешила поторапливать свою драконицу. Ведомая и разбитая, Эйнис не замечала хода времени, которое потеряло всякий смысл. Словно почуяв скорую близость родных мест, ящерица тут же встрепенулась, и над непроглядной бездной волн разлетелся ее отчаянный рев. Раздумья мгновенно отступили, и валирийка медленно подняла глаза. Вдалеке, где морская соль накатывала на непреступные берега, где зияли во тьме знакомые башни, уже вовсю разгорались сигнальные огни. Глубокий сон, снизошедший на остров, отступил. Туманная охотница, что широко размахивала кожистыми крыльями, стремительно приближалась к резиденции, и ее наездница еле успела сжать поводья покрепче. Описав высоко во мраке неполный круг, драконица приступила к снижению. Чуть пригнувшись, Эйнис натянула бразды, и две фигуры, выплывшие из-за густого облака, понеслись навстречу яркому свету. Стоило когтистым лапам ощутить под собой древний камень, как стоявшие во внутреннем дворике гвардейцы принялись шептаться. Трясущаяся рука неуверенно прошлась вдоль зубчатого гребня, и белокурая, придерживаясь за него, опустилась на землю. Ее босые ступни, бесповоротно коченея, соприкоснулись с промозглым холодом, а безучастный взгляд направился вверх. Гранитные изваяния драконов, красуясь на вершине одной из вышек, молчаливо приветствовали свою принцессу. Железные врата внезапно лязгнули, и за кованными ставнями показалась светлая копна. Завидев дочь, Рейнира, в спешке позабывшая надеть верхнее платье, бросилась во двор, а подступившие слезы застлали взор. — Нисса! — изумленно воскликнула она. Девушка, только заслышав родной голос, оторвала ладонь от бледной чешуи и обессиленно пролепетала: — Muñus... Оцепеневшие ноги еле ступали вперед, пока разум, поглощенный сумраком скорби, отказывался принимать новую действительность. Его крайне медленное и неохотное течение одолело все хрупкое существо, и, будто находясь во сне, Таргариен не ощущала себя настоящей. Беспомощность, обескураживая, выливалась наружу, и последние силы поспешно покидали юное тело. Через пару мгновений королева уже стиснула прибывшую в крепких объятьях. Знакомый аромат проник в легкие, и, ощутив его вкус на собственном языке, принцесса наконец смогла пробудиться. Словно нуждаясь в защите, она тут же вцепилась в изящную руку и уткнулась в материнское плечо. — Otāptan, — раздалось ее жалобное сопрано, — dōrī otāptan...                                           Сжимая содрогающийся стан крепче, Отрада королевства неторопливо коснулась тонкой девичьей шеи и аккуратно убрала в сторону запутанные пряди. Улыбка, безмятежно сияя на лице, не спешила сходить с трепещущих губ. — Tolvȳn sīr issa. Aōha kepa nyke kīviotas, — еле сдерживаясь, подбадривала Рейнира. — Ziry aōlo lentot āmastas. Почуяв ни с чем не сравненное тепло, Эйнис успокоилась, и дрожь ее отступила. Дыхание дочери, бывшее прерывистым, стало мерным, и наездница Сиракс мягко отстранилась первой. Янтарный свет, протягивая свои нити к прибывшей, окутал ее с ног до головы. Наконец сумев разглядеть ту получше, матушка в одночасье оторопела. Столь привычное в последнее время напряжение вернулось вновь. Женщина наблюдала, как мелкие брызги крови, что застыли на будто мертвенном лике, отвратительно чернели от теплых переливов, а сирень очей бесследно истлела. Два отсутствующих аметиста, вовсе перестав моргать, смотрели сквозь нее. Защитница государства узрела испепеляющую дитя печаль, что бушевала где-то глубоко внутри. Жуткий по своей силе испуг направил суетливые руки вперед, и Таргариен судорожно коснулась хладной ладони принцессы. Королева, что продвигалась все выше, щупала холодную кожу, молясь о том, чтобы не найти никаких увечий. Осмотрев молчаливую особу, она наконец вздохнула с облегчением. Взгляд ее пал на вековой камень, и босые ступни собеседницы вызвали негодование. — Aōla qapa iksā. Kosta baelan. Рейнира, что не теряла ни мгновения, наспех стянула с себя кожаные туфли и, опустившись к земле, обула мерзлые конечности принцессы. — Ñuhus talus meres... — трепетно прошептала наездница Сиракс и, поднявшись, поцеловала окропленный лоб. — Iemnȳ ja. Настойчивая рука сомкнулась на тонком предплечье, но Эйнис, игнорируя просьбу, с места не двинулась. Продолжая смотреть отстраненно, она слабо отозвалась: — Muñus, mirros jorrāelza ivestran. Ñuha lēkia... Аккуратно пригладив растрепанные волосы дочери, женщина смерила ту сочувственным взглядом. Пропустив в легкие новый вздох, королева хмуро обмолвилась: — Gīmion. Сигнальные огни, навевающие на острове тревогу, наконец потухли, и гвардейцы, вернувшись на положенные им места, тихо несли свой дозор. Твердыня драконьих укротителей снова обрела недостающий ей покой. Позолоченный гребень неторопливо шествовал вдоль жемчуга мокрых волос, легко разделяя их, посему его зубья, острые и блестящие, не встречали никакого сопротивления. С особой осторожностью юная фрейлина прочесывала пепельные завитки, пока Эйнис, расположившись на своей кровати, нервно вцепилась в пышную перину. Разожженный камин окутывал животворящим светом, но тело ее по-прежнему оставалось холодным. Снующие из стороны в сторону служанки не мешали, ведь валирийка не обращала на них ни малейшего внимания. Пенная ванна, принятая несколько мгновений назад, омыла уставший стан, бесследно стирая тот ужас, что успел застыть на коже, однако разум девы остался бороться с непрекращающимся натиском мыслей. Точно крепкие мужи они с легкостью прорывались сквозь деревянные ставни, лишая молчаливый чертог оставшегося уединения. Отныне непривычное и странное спокойствие отдавалось давящей болью, поскольку принцесса все еще ощущала витающее неподалеку напряжение. Дни, проведенные в заточении, высвободили лишь подлинный страх, что наотрез отказывался покидать свою хозяйку, пульсируя склизким жаром. И даже несмотря на близость матери, белокурая не могла разделить с ней блаженство умиротворения. Мелькающие светлые фартуки да мерное пламя, время от времени потрескивающее поленьями, утаскивали в злосчастные покои, ставшие тесной клеткой. Спертый воздух мерзко оседал в легких, а чувство безопасности отказывалось возвращаться. Душа, увядшая в заточении, лишилась возможности наслаждаться долгожданной свободой, и валирийка, ранее не ведавшая оков, в смирении терпела холодную сталь на собственных запястьях. Недостаток сна спутывал и так витиеватые мысли, и те, переплетаясь меж друг другом, погружали разум в новую смуту. Увядающие фиалки окончательно остекленели, и ни хруст очага, ни тихие материнские переговоры с то и дело пребывающими в чертог фрейлинами не заставили их дрогнуть. Знакомый голос заворожил, а темное благородство кудрей неизменно проносилось пред очами, сменяясь лишь добродушной улыбкой. Великое множество воспоминаний, что заполонило собой все вокруг, пронизывало каждое мгновение. Сотканные из радости, но ныне застланные только горечью моменты ввергали в исступление, и сестра усопшего принца, бессознательно растворившись в них, хранила долгое молчание. Служанка, расчесав влажные волосы, давно отложила гребень на прикроватную тумбу. След ее исчез, как и многих прочих, и только лишь Эйнис продолжала сидеть на месте. Мысли переносили Таргариен на десятки лун назад, и не такое далекое отрочество, ставшее гаванью спасения, громко взывало к себе. Взросление, застигшее в стенах Драконьего камня, помнилось кротким, но вовсе не безрадостным. Окружавшие ее родичи, сами того не подозревая, час от часа гнали прочь дурные помыслы, вызываемые тем, кого белокурая еще ребенком поспешно оставила в Красном замке. Тем, кого, как ей когда-то думалось, она никогда не потеряет. Время не проявляло никакой жалости к нежности чувств и, стачивая их острее прежнего, ранило сильнее. Но порой, когда мирские забавы застилали любые переживания, принцесса забывала о кровоточивших ранах. Тренировки старших братьев обратились одной из немногих отрад, и, собирая вокруг себя трех сестер, сыновья Рейниры неустанно схлестывались в поединке. Несмотря на исход сражения, предреченный еще до начала, Люцерис упорно противился поражению, и даже когда меч его оказывался на мокром песке, надежда все еще теплилась в ясных глазах. Джейкейрис с особой суровостью ступал ближе, но, завидев взгляд младшего, всегда поддавался мягкости. Протягивая ладонь проигравшему, он в очередной раз оказывался во власти кровных уз. Покуда Люк, ведомый долгом, уходил в море, Джейс неустанно ждал его возвращения и оказывался на пристани раньше всех остальных. Их связь, нерушимая и очевидная, не была единственной. Окруженные травами в вечно влажном саду Бейла и Рейна могли подолгу беседовать, не замечая своей родственницы. Но обвинения не спешили наполнять вены последней, ведь она верила, что истинная увлеченность не могла явиться поводом для обид. Пришедшие в этот мир вместе близняшки, словно слившись воедино, дополняли друг друга, и принцессе, лишенной подобной милости богов, оставалось лишь молчаливо наблюдать за чужим счастьем. Младшие же, Визерис и Эйгон, нашли пристанище в отцовской библиотеке, где самой Эйнис никогда не находилось места. Порочный принц лично обучал своих единственных сыновей житейским истинам, которые оставались неизвестными принцессе. Ревность, подобно навязчивым насекомым, безостановочно докучала, ведь наездница Туманной охотницы ни разу не удостаивалась подобной чести. Братья и сестры, нередко разбредаясь по своим делам, ненароком оставляли ее, и валирийка, ощущая безмерное одиночество, возвращалась к крамольным думам. Радость постепенно растворялась, и день становился печальнее. Устремляясь в хмурое небо, белокурая бездумно кружила меж густых облаков, и Эймонд, обращаясь соленым ветром, неизменно следовал за ней. Долгие годы молчания все еще откликались неприятным покалыванием, а разум, как бы ни старалась его хозяйка, не мог избавиться от трепетных воспоминаний. Возвращение в Красный замок, расставив все по своим местам, вдохнуло жизнь в прежнюю связь, что ныне виделась лишь непростительной ошибкой. Ведь кровь старшего брата лежала на возлюбленном, и ни одно светлое чувство не могло этого исправить. Искренность обратилась едким смрадом, что гнил внутри, а сердечные намерения — не более, чем греховностью.  Неспешным потоком разливалась стойкая вина, и глубина ее вод, чернея, не знала края. Предательство былым суженым виделось неоспоримым, и от осознания сего обстоятельства к горлу подступал горький клубень презрения. Несмотря на всю боль, что вырывалась наружу, кожа девы неизменно хранила его прикосновения, и там, где грубые пальцы когда-то касались мягких изгибов, стояло странное жжение. Слово боясь, что следы собственного позора станут явными, дочь королевы с опаской хваталась за края длинных рукавов. Закрытые створки, не впускающие ночных проказ, не сумели сдержать звуков волн. Бушующие раскаты снова и снова хлестали о каменные берега, словно сам Сардиний король обрушивал клокочущую ярость на спящий остров. Внезапная мысль заставила медленно подняться с перины, и под непонимание ее Светлости Таргариен, чей взгляд оставался слегка затуманен, наощупь коснулась металлической рукояти. Толкнув ее вперед, валирийка боязливо подняла покрасневшие очи. В самом конце коридора, освещенного лишь парой блеклых факелов, показалась дверь, что осталась закрытой навеки. Покои Люцериса наполнились угнетающим безмолвием. Заливистый смех, обычно доносившийся из-за каменных стен, исчез, и лишь тихим прохожим меж чертогами гулял ветер. Кружа в своем вихре багровые листья, стихия невесомо коснулась нежной кожи, пока неисчерпаемая тоска разрывала на части. Подошедшая матушка аккуратно коснулась зажатой в кулак ладони, уводя дочь обратно к кровати. — Запри дверь, Фран, — распорядилась женщина, усаживая Эйнис на покрывало. Невысокая служанка, послушно кивнув, поспешила исполнить просьбу, а затем подошла к своей юной госпоже. — Принцесса? — Да? — задумчиво обронила она. Ответа не последовало. Приложив усилие, Таргариен неохотно подняла голову, и глаза ее вспыхнули отвращением. Служанка, нервно глядя в фиалковые глаза, сжимала успевшую надоесть материю. Былое заточение, полное скверны и упадка, лежало в руках девушки нежнейшим черным атласом. Ткань, впитав всю безутешность принцессы, вызывала лишь жажду разорвать ее в клочья. И так затхлый воздух оказался залит напряжением. — Ваше любимое, — робко подхватила собеседница, указывая на платье. — Оно истрепалось и запачкалось, но это поправимо. — Нет, — сухо отрезала валирийка. Фран уставилась на нее в непонимании, ожидая указаний, и Эйнис без промедления повелела: — Сожги его и уходи. Получив одобрительный кивок королевы, фрейлина услужливо произнесла: — Как прикажете, миледи. Она тихо проследовала к камину и, бросив последний боязливый взгляд в сторону валирийки, швырнула изысканную вещь в огонь. Поклон ее вышел торопливым, и девушка немедленно удалилась. Отчужденная принцесса, заслышав слабый щелчок, подняла голову. Языки пламени безжалостно поглощали проклятую материю, и платье, что тлело в девичье, окатилось ярким всполохом. Свидетельство непомерного стыда стремительно таяло и, наконец обратившись пеплом, иссохло в догорающих угольках. Тягостное молчание по-прежнему властвовало над чертогом, пока мать с тревогой наблюдала за белокурой. Постигшее семью горе бесцеремонно вклинивалось меж ними, и ни одна не смела зачинать разговора. Заточение Эйнис, несомненно, волновало рассудок, и пронизанная думами, наездница Сиракс представляла то, чего вовсе не желала. Томительная разлука тяготила изо дня в день, рисуя образ принцессы в Красном замке все более искаженным. Смерть Люцериса застала каждого родича врасплох, но они, оберегаемые недосягаемостью Драконьего камня, оставались вместе, и лишь единственная дочь, отрезанная ото всех, встретила безутешность в полном одиночестве. Ее холодность и необычайная немногословность подталкивали к определенным выводам, и обескураженной женщине оставалось лишь гадать, что могло случиться с ней во стане врага. Умеренно, но решительно она протянула свою мягкую ладонь, касаясь холодной щеки. — Расскажи мне, — осторожно начала королева. — Что они с тобой сотворили? Хозяйка покоев, прикрыв веки от подоспевшего материнского тепла, неуверенно накрыла ее руку своей. — Стража заперла меня в покоях, — чуть запоздало откликнулась наездница Туманной охотницы. — Мне слышались колокола с коронации узурпатора, а под вечер явилась и королева. Таргариен, что поджала губы в неудовольствии, убрала ладонь и нервно воззвала: — Чего ради она явилась? Наконец взглянув в глаза собеседницы, принцесса без промедления поведала: — Потребовала моей присяги, дав три дня на раздумья… Она резко замолчала, опустив голову. — Что такое? — сию же секунду замешкалась Рейнира. Эйнис, что осталась сосредоточенной, уставилась в одну точку, словно пытаясь собрать мысли воедино. Нечто заставило уголки ее губ слегка дрогнуть, а затем расплыться в болезненной улыбке. — Страх смерти умеет убеждать в том, что трех лун вполне достаточно, чтобы прожить целую жизнь,  — устало выговорила она, прежде чем на мгновение замолкнуть, — и я прожила ее со всеми вами. Я была дома. Защитница государства, чей рот искривился неверием, задрожала, и с губ слетело мрачное предположение: — Она угрожала тебе? Утвердительный кивок обернулся откликом, а легкие наследницы Железного трона опустошились. Десятилетия назад, когда собственное сердце оказалось одномоментно искалечено, и королевская чета оплакивала невосполнимую потерю, Алисента была рядом. Хмурой тенью подруга детства следовала за ней в септу, где тихими просьбами уговаривала произнести заупокойную речь. Беззвучными мольбами Отрада королевства простирала ладони к небесам и, закрывая глаза, видела лишь матушку с розовощеким младенцем на руках. Окутанные светлым ореолом призраки, словно сошедшие из самых лучезарных облаков, выглядели полными умиротворения. Девичьи ладони устремлялись все выше, пытаясь дотянуться до ушедших душ, но все было тщетно. Невесомо растворяясь при янтарном мерцании свечей, они дарили принцессе последнюю улыбку. Хайтауэр, что замечала скорбный блеск на щеках наперсницы, аккуратно стирала влажные дорожки. Ныне же мачеха, некогда сопереживавшая утратам Рейниры, держала в заточении ее ребенка. Новая волна отторжения восстала ярой неприязнью, а сердце сжалось. — Jaehossas sȳris sātās… — опешила мать. — Однажды меня выпустили в сады, — нехотя подала голос Эйнис, — и я решилась на побег, пытаясь выбраться по каменному склону набережной. Ничего не получилось. — Нисса! — в унисон ее речам ахнула женщина. — Мне угрожали расправой, — горячо оправдывалась девушка, — так что не осталось иного выбора! По-Вашему я должна была сидеть на месте и ничего не делать? Лучше было погибнуть в попытках все исправить, нежели пасть жалкой затворницей в собственных покоях. Напряженное молчание повисло меж собеседницами, что уставились друг на друга в приступе подкатившей злости. Супруга Порочного принца смягчилась первой, вовсе не желая провоцировать ссору. — Все же подобный риск мог с легкость обернуться плачевным, — угрюмо досадовала она. — Благо ты осталась невредима. Возлюбленная одноглазого на мгновение растерялась, ведь злосчастным комом в горле застрял вопрос. Сделав глубокий вздох, принцесса осмелилась задать его вслух: — А что же с остальными? Супружница Порочного принца мягко улыбнулась и воодушевленно отметила: — Все в добром здравии... Вдруг ее чувства стремительно померкли, а всякая радость угасла. — Насколько это теперь возможно, — добавила та. — Все дома, кроме твоего отца и Джейса. Былая пленница ощутила, как тело покрыло мерзкой испариной, а страх принялся  нещадно въедаться в плоть. — Твой старший брат выполняет мое поручение и, должно быть, уже на Севере, — поспешила успокоить Рейнира. — Отец же не так далеко. В Харренхолле. Лицо собеседницы посетила озадаченность. — Стронги владеют Харренхоллом, — недоумевала Эйнис, — ведь так? — Отныне нет, — стремительно раздалось довольное пояснение. — Теперь твердыня Черного Харрена принадлежит нам. — Хорошо. Восставшее молчание исказилось на лике смутным опасением, и разум юной драконьей наездницы заполонила бездонная тьма. Хлесткими нитями тело оплетала склизкая вина, стоило представить Рейну. Горестная утрата взывала к состраданию и единству, однако причина подобных обстоятельств заставляла истязать себя омерзением. Безоговорочная преданность и тайна, болезненно растекаясь по венам, разрывали друг друга на части. Эйнис не хотелось представлять, как доведется смотреть в глаза, угасшие по вине того, кем она дорожила, ведь счастье сестры безвозвратно сгинуло лишь по вине их дяди. Желая ворваться в забытие, девушка, даже не сумевшая произнести имени родственницы вслух, уставилась на мать с мольбой. Пришло сладостное спасение, и Рейнира, поняв намерения своего ребенка, мрачно проронила: — С тех самых пор Рейна почти ничего не ест и кроме Бейлы никого не желает видеть. Твое появление, полагаю, поспособствует ее восстановлению, но точно не в сей час. Девочки еле уснули. Облегченно выдохнув, принцесса заключила: — Навещу их после пробуждения. Королева, словно пропустив слова мимо ушей, озадаченно взглянула на прибывшую. Ее отсутствие породило множество предположений, что не находили объяснений, и супруга Деймона, ведомая своими собственными догадками, давно потеряла счет времени в горе. В пустоте и тяжести не рождалось истины, и лишь смутные думы занимали ее место. Наконец охотница за правдой оказалась близка к разгадке. — Ответь мне, дитя, — серьезно вымолвила женщина, — почему ты решила покинуть остров? Важное, но все же безобидное для Рейниры изречение застало ее дочь врасплох. Неугодная никому правда жаждала просочиться наружу, и былая нареченная Эймонда, что не хотела пожалеть о высказанном, тут же прикусила язык. Легкой нотой металлический привкус коснулся связок. Ее рука, сжавшись на тщедушном горле собственной эмоции, перекрыла ей дыхание, и через несколько мгновений она угасла. Скользнув по гладкому полу, пара аметистов столкнулись с жаждущими откровенности глазами матери. Собравшись с мыслями, Эйнис приступила к разъяснению: — Вам ведь знакомо это странное чувство, когда понимаешь, что что-то идет не так? Я жаждала увидеть короля, — вовсе не солгав, продолжила она, — но, когда оказалась в Красном замке, было уже поздно. Старшая дочь усопшего монарха удовлетворенно кивнула головой, и смута ее отступила. — Намерения похвальны, — сошло с губ трезвое рассуждение, — но прежде, чем покидать остров, следовало попросить разрешения. Твое отсутствие вызвало настоящий переполох. Больше никаких полетов без предварительного предупреждения. Теперь мое слово не просто материнское, а королевское. Белокурая, опустив голову, покорно подчинилась: — Разумеется, Ваша Светлость. Камин, уже порядком иссякнув жаром, хранил лишь почерневшие угли, пока единственная пара свечей на прикроватной тумбе берегла покой от мрака. Властительница Драконьего камня, поднявшись с перины, заботливо подметила: — Постарайся поспать. Приблизившись к заляпанному остывшим воском подсвечнику, она обратила чертог во тьму. Скудные просветы растекались по небосводу ранним заревом, пока туманные берега, по-прежнему отдыхая от буйства волн, безмятежно наслаждались сном. Покрытая росой трава легонько покачивалась на мшистых пригорках, а средь утренней дымки показался призрачный силуэт. Отрада королевства, облаченная в ездовое платье, неторопливо ступала по мокрой земле, и неровная тропинка, что соприкасалась с серой материей, оставляла на ней влажные разводы. Драконья гора выплыла из-за густого облака и, возвышаясь тучной громадиной, терпеливо ожидала приближения валирийки. Королевский лик, бледный и хмурый, выдавал лишь крайнюю задумчивость, ведь единение с дочерью не принесло ожидаемого умиротворения. Израненное невидимыми шрамами тело по-прежнему содрогалось от боли. Желанные сновидения обходили покои стороной, и женщина позволяла устрашающим мыслям без конца третировать собственное сознание. Не видевшие сна стены пропитывались тихим одиночеством и, постанывая от безысходности, принимали на себя раскаты ночных ветров. Прошедшая луна, как и все до нее, оказалась пропитана скорбью, а очи, лишенные всякого отдыха, призывно закрывались. Несмотря на усталость, Таргариен продолжала свой путь. Внезапный шорох прервал череду размышлений, и молчаливая особа резко обернулась. — Моя королева, — мягко изрекла Эйнис. Чуть расслабившись, ее Светлость растерянно обронила: — Почему ты не в постели? Принцесса на секунду замолкла. Возвращение домой не воротило былых чувств, и наезднице Туманной охотницы, что расположилась в привычных покоях, не находилось места. Уход матери лишь подстегнул глубинный страх, и он, воротившись, оплел юную душу. Попытка укрыться от нерадивого ощущения в непродолжительном сне провалилась, ведь морок повернул время вспять. Очутившись в Королевской гавани, дева резко распахнула сонные глаза. Привычная клетка встречала чуждыми гобеленами да и убранство казалось совершенно диковинным. Камин вдруг резко вспыхнул удушающим пламенем, и отвлеченная проказой ночи узница не заметила, как тайный проход тихо отворился. Исполинской тенью нечто проникло в теплый чертог и, остановившись подле хрупкого стана, принялось отрывисто дышать в пепельный затылок. Тревога разбежалась по коже россыпью колких мурашек, и Эйнис, подчиняясь неизвестности, застыла. Распаляя неприятную томительность, существо принялось огибать девичий силуэт до тех пор, покуда глаза валирийки не расширились от ужаса. Эймонд, восстав пред племянницей, выглядел пугающе, и его единственный аметист заполонила неведомая тьма. Вязкая кровь покрывала растрепанные пряди, скручивая их меж друг другом, и ее алые мазки почти заслоняли бледное лицо. Смрад безумия захлестнул принца, и он, не произнося ни слова, уставился на Таргариен. Тонкие губы убийцы растянулись в животном оскале, а кончик языка, что показался на поверхности, принялся слизывать багряное месиво. Моментально очнувшись, принцесса более не желала засыпать. — Думаю, я еще не совсем привыкла, что теперь в безопасности, — неуверенно призналась она. — Вот и не спится. Матушка понимающе кивнула и поддержала собеседницу ответной откровенностью: — А мне, видимо, не удается свыкнуться с тем, что ты дома. — Куда направляетесь? — прозвучало любознательное сопрано. Прохладный ветер принялся трепать жемчужные волосы, и Рейнира, заведя за ухо непослушную прядку, скупо пояснила: — Необходимо кое-что проверить, но я скоро вернусь. Принцесса сделала шаг навстречу наезднице Сиракс и неугомонно приступила к уговору: — Позвольте полететь с Вами. — Лучше-ка ступай обратно, — настойчиво распорядилась женщина. — Твои сестры скоро проснутся. Будь рядом. Белокурая, что страшилась видеть близняшек, ловко сменила тему: — Прошу, не отказывайте дочери в простых радостях. После недолгих сомнений Таргариен сдалась и серьезно прибавила: — Держись подле меня. С еле скрываемым довольством Эйнис последовала за стремительно удаляющейся фигурой, и вскоре, добравшись до чернеющей обсидианом горы, два силуэта скрылись в ее недрах. Через несколько мгновений драконицы, следуя одна за другой, устремились в блеклые небеса. Хмурые тучи окутывали их крылья, а мелкий, но хлесткий дождь бил по чешуйчатым спинам. Следуя впереди, Рейнира увлеклась дорогой, а ее цепкие пальцы ловко ухватились за крепкие поводья. Прищуренные очи, овеваемые пурпуром, окутала сосредоточенность, пока дочь, отчаянно желая получить хоть каплю внимания, нарочно повела Туманную охотницу в белесое облако. Сиракс, почуявшая исчезновение кровницы, оповестила женщину тихим рыком, и та, что принялась вертеть головой, несколько напряглась. Внезапно вынырнув из-за густой пелены, серый зверь сравнялся с золотым, а громкий смех принцессы разлетелся меж угрюмых подушек. Хитрая улыбка сошла с уст королевы, и она, одолеваемая властью прошлого, натянула бразды. Ящерица, огибая соперницу, накренилась вправо, и поравнявшись вновь, всадницы переглянулись. Резвая вспышка молнии да раскат грома омрачили бурное увеселение. Отбросив забавы, хищница, что разрезала желтыми крыльями пасмурную мглу, успокоилась, и вторая последовала ее примеру. Словно высматривая нечто неизвестное сквозь проходящие облака, королева наконец выискала клочок земли. Мгла, расступившись пред двумя дочерьми Древней Валирии, осталась позади, и бушующие волны приветствовали молчаливых странниц. Взглянув на Эйнис в последний раз, Рейнира приступила к снижению. Леденящий шквал трепал их одежды, куда они спускались к берегу ,и, наконец, не приземлились. Спрыгнув с Туманной охотницы, принцесса огляделась. Одинокий брег, покрытый хладным дерном, был ей незнаком. Расползающиеся опасения крепко цеплялись за стан, подобно новому платью, и былая возлюбленная Эймонда искала объяснений у матери. Та же, вовсе не разделяя тревог компаньонки, выглядела несколько отрешенно. Опустившись к безжизненному песку, женщина приложила дрожавшую руку к земле. Отрада королевства, что сжимала меж пальцев мелкую щебенку, бесстрастно спросила: — Знаешь, что это за место? — Нет, Ваше Величество, — без колебаний отозвалась другая. Фиалковые очи поднялись к облачной пелене, всматриваясь в ее очертания, покуда поволока воспоминаний завладевала разумом. Глубокое неверие в гибель Люцериса вынудило красться в ночи по собственному острову, подобно изменнице, в попытках достичь Драконьей горы. Желание узреть тело сына не позволяло останавливаться, и Рейнира, сжимая руками влажную траву в отсутствии факелов, поднималась на очередной пригорок. Ноги, что слабели каждую секунду, почти не держали. Темнота притупила зрение, и королева, сощурившись, продолжала двигаться вперед, пока не достигла обсидианового гиганта. Сделав пару шагов, она внезапно остановилась у самого входа в пещеру. — Знал, что ты явишься, — высказался Деймон. Мужчина, приблизившись к супруге, преградил путь внутрь. Таргариен, не обращая на того должного внимания, ступила вправо, но Порочный принц тут же последовал за ней. — П-п-пусти меня, — запротестовала валирийка, коченея от холода ночи. Лишь гулко выдохнув, собеседник продолжил стоять на месте. — Нет. — Как ты не понимаешь, — упорно вторила она, — я должна сама все увидеть. — Не сейчас, — сдержанно посоветовал младший брат усопшего короля. Рейнира, выждав несколько мгновений, разразилась отчаянием: — Деймон, как твоя королева, я приказываю... — Лететь на вражеские земли после того, что произошло сегодня — настоящее самоубийство, — бесцеремонно прервал ее владелец Темной сестры. Томительное затишье, пришедшее после, изрядно затянулось, посему принц, несколько смягчившись, толковал: — Я рожден мужчиной, и мне никогда не познать доли материнства, но скорбь твоя со мной. Послушай, — нащупав ладонь спутницы, призвал он, — возвращайся в покои. Окончательно обессилев, женщина упала безо всяких чувств в крепкие объятия. Супруг, что покинул остров, отныне восседал далеко, и никто более не казался способен унять ее муки, однако речи его заставляли хвататься за здравие из последних сил. «Пока Драконий камень залит слезами по тем, кого уже не вернуть, живые все еще страдают». Деймон, пообещавший воротить Эйнис домой, вселил в сердце матери надежду, и она, превозмогая собственное желание достичь залива Разбитых кораблей, смиренно ожидала принцессу на острове. Лишь думы о скором воссоединении грели полные одиночества дни. Защитница государства медленно моргнула и поднялась с безжизненной тверди. — В этих краях Люка видели в последний раз, — со всей серьезностью известила матушка. — Эта земля пропитана его кровью. Здесь одноглазый выродок лишил меня сына, а тебя — брата. Ладони принцессы сжались на шелковой ткани наряда, и, нервно сглотнув, она воскликнула: — Зачем мы прибыли сюда? — Мы будем искать, — пробормотала Рейнира, устремляя фиалки к горизонту. На юном лице проклюнулось непонимание. — Что именно? Переведя взгляд на свое дитя, собеседница скорбно уточнила: — Все, что от него осталось. Скрываясь от материнских глаз, Эйнис стремглав отвернулась, однако Рейнира, что углядела в ее поступке лишь скорбь, понимающе кивнула. Разбредаясь по разным сторонам, каждая возвращалась к желанному уединению. Мутные волны достигали отчужденного берега, пока безмолвные родственницы расходились все дальше. Гнетущая тоска следовала за принцессой по пятам и, подступая все ближе, сумела лечь морским холодом на тонкий хребет. Находиться там, где оборвалась жизнь Люцериса, казалось невыносимым, посему даже кроткие шаги становились непосильными. Белокурая полнилась ощущением, что последние мгновения его короткой жизни стали отравлены отчаянием, и она, чувствуя собственную причастность к гибели брата, отказывалась поднимать голову. Ведь именно здесь, где-то средь темных туч и непогоды земель Баратеонов наследник Дрифтмарка встретил свой конец. Неизведанный порыв призвал остановиться, и дева, ощутив его шершавые пальцы на собственной шее, уставилась вниз. Присев, вольница принялась перебирать влажный песок. Мгновения, затерявшиеся в воспоминаниях, длились крайне мучительно, пока длинные пальцы не ощутили нечто странное. Дочь Рейниры, добравшись до неизвестной находки, замерла. — Дитя, — громко позвала спутница. Юная Таргариен не откликнулась. Беспокойство подступило к груди, и супруга Деймона бросилась к своему ребенку. Расположившись у самой кромки воды, Эйнис оставалась неподвижной, и даже отголоски волн, достигающие худых конечностей, не могли заставить девушку подняться. Королева, словно нехотя, медленно обошла ее и, узрев откопанную материю, схватилась за пронизанное резью чрево. Уверенность покинула подкосившиеся ноги, посему женщина моментально осела рядом с принцессой. Ошметок темно-красной мантии, что она лично надевала на плечи сына в последний раз, лежал в неподвижных руках. Немыми изваяниями они покинули вражеские владения, и более ни единая улыбка не проскользнула на лишенных всяких чувств лицах. Морские духи, разлетаясь звонкими волнами, вопили вместо валириек.