Наблюдение

      Приблизился день, когда нам с Предвестником нужно было отправиться на одно не замудренное дельце и не с каким-то неизвестным нам пока-что господином, а с самим высокопоставленным Дотторе — номер два в Фатуи. К нему относились с опаской и обходили за километры, предпочитая не вступать с ним в диалог. В первое время в нас тоже был страх, который появлялся в небольшом радиусе от доктора. Боязнь вперемешку с уважением — когда мы еще такое ощутим, если не с ним?       Но проработав с ним какое-то время мы пришли к выводу: всё это байки. Дотторе спокоен и терпелив, его речь не тороплива и в ней не проскальзывают нотки грубости или же ханжества. Он в меру открыт и в основном не утаивает от нас великие тайны. Когда нужно, он сдержан, а если нужно — пригрозить и прикрикнуть. Но как говорит и показывает время — это надо хорошенько постараться, чтобы терпение доктора дошло до критичной отметки и выплеснуть свою злость в яркой и насыщенной речи.       Дело, точно. Сегодня нам предстоит проследить за «жизнедеятельностью» новых механизмов на Драконьем Хребте, что, по отчетности от лагерей Фатуи, появились там вовсе недавно. Где механизмы — там Дотторе. Зачастую. Он питает к ним слабость, если можно так прозвать, к инородным "живым" предметам. Хотя, подумав, приходим к выводу: кому они могут быть не интересны? Цивилизация, что была на пике и гордо "возвышалась" над всем Тейватом, стремительно развиваясь не по годам, а по секундам, внезапно рухнула, и даже подобные машины не спасли их от верной гибели.       Стоя у кромки заснеженной горы, где круглый год дует сильный ветер, вызывая метель и вьюги; где слоняются рядовые Фатуи; где месяцами пропадает Альбедо. Оглядывая весь Хребет — снизу вверх — Дотторе сверяется с картой и молча идет вперед. Практически весь путь от резиденции до Драконьего Хребта мужчина молчал и гадай нам теперь: не в настроении ли он или не о чем говорить? Может для доктора эта тишина между ними и казалось обычной, нормальной, но нас она давила — давя на нас сверху, душа и перекрывая кислород — хотелось избавиться и от этого ощущения и от молчания.       Путь по заснеженным и скользким тропинкам — то еще испытание. Наши ноги то и дело проваливались в сугробах; почти что подали, поскальзываясь об лед и летя на спину — но слава Царице, мы уже множество раз сумели восстановить равновесие и глупо не упасть перед Предвестником.       И вот, спрятавшись за густым кустом и пристально наблюдая передвижения автоматонов, за особенностями и характерными звуками, которые они издают. В уме мы подметили, что каждая новая машина звучит по-разному. Что на это влияет? Задействованы ли тут разность деталей или проблема кроется в чем-то другом? Первый механизм напоминает пчелиную колонию — состоит из несколько мелких частей и расположены по бокам от основания. Пока Дотторе быстро и неровно черкает в своем блокноте, к первому подключается совершенно новый, ранее не изведанный тип — руинный крушитель. Забавно подметить, что по сложенным деталям он напоминает некое растение, что посажено глубоко в землю.       Решив записать и свои мысли в блокнот тоже, даже попробовать сделать быстрый набросок внешнего их вида. Снимаем со своих плеч рюкзак, в котором находится самое необходимое для путешествия на Хребет. Мы пытаемся тихо и при этом быстро развязать узел на рюкзаке, но то ли шнур не хочет поддаваться, то ли наши пальцы совсем закоченели.       Дотторе, заслышав краем уха возню, лишь еле заметно цокнул и спрашивает:       — Что ты там так долго возишься? — в его голосе просачиваются нотки недовольства. Мы прикладываем больше сил на развязку узелка и отвечаем:       — Я развязываю узел, — закусываем губу от усердия и попыток развязать этот чертов узел, — еще чуть-чуть…       Мужчина на это только вздыхает и поворачивается всем корпусом, забыв на время про механизмы давно канувшего в забытье королевства Каэнри’ах — не убегут — и кидает свой взор на наши руки. Пальцы давно покраснели и еле двигаются — прикладываем максимум силы, молясь всем Богам — будто их опустили в раствор с туманным цветком; коснулась Крио гипостазис. Ощущение, что пройдя еще пара минут и наши пальцы навеки вечные заледенеют — вечная мерзлота.       Мы не любим носить перчатки, потому что они постоянно мешают и невозможно подцепить что-то мелкое, делая из тонких пальцев толстые, будто стебель травы светяшки. То и дело их снимать — надоедает. Слишком муторно это.       — Я вижу, как тебе еще чуть-чуть осталось, — подмечает Дотторе и протягивает руку, — дай сюда.       Он быстро расправляется с рюкзаком и аккуратно кладет на ломкие мороженные ветки рядом с кустом. Он подходит на шаг ближе к нам и накрывает наши руки своими.       Мы тупо смотрим на действия мужчины. Почему он это делает? Разве ему, Предвестнику, которого заботит — с виду — только эксперименты и свои личные мотивы, есть дело до какой-то практикантки и ее замерзших рук? В голове все это не укладывается и выглядит все иррационально, не подающимся никакому объяснению.       От растирания ладони неприятно покалывают и хочется отдернуть руки и самой согреть их, но Дотторе крепко держит и явно не собирается отпускать их в ближайшее время. После этого он складывает свои ладони на подобии лодочки, чтобы наши собственные были посередине и подносит к своему лицу. Доктор приоткрывает свои алые, от частого покусывания, губы и выдыхает горячий воздух. Вдох — выдох. Еще раз. Вдох — выдох. Снова растирает.       Но на этом все не заканчивается. Дотторе начинает массировать каждую ладонь начиная от оживших пальцев, проходясь до кистей. Тоже самое проделывает и с другой рукой.       Удивление окрашивает наше покрасневшее лицо — от мороза и смущения, — когда Дотторе вновь подносит наши руки к своим губам и —       Целует.       Он задерживает свои горячие и сухие губы на нашей коже. Оторвав свой взгляд от его губ, мы замечаем, что все это время мужчина смотрел нам прямо в глаза.       Оторвавшись от ладоней, он говорит:       — В следующей раз бери перчатки. Я не собираюсь каждый раз быть грелкой для тебя. — и отворачивается от нас, выглядывая за ветки. Механизмы давно ушли с наблюдаемой территории.       А наше дыхание спирает. Сказал так, словно это мы его просили погреть нас — что за вздор! Немыслимо.