«Это моя дочь»

— … Так же на почте у вас одно непрочитанное сообщение, которое я не смогла отсортировать. Добавить в корзину или хотите, чтоб я зачитала? — в ежедневном утреннем отчёте внезапно всплыло что-то новенькое. Сонный и смурной Серёжа, устроившийся на диване со стаканчиком любимого кофе из «Фоксбакса» даже обратил взгляд на свою электронную помощницу, всё так же приятно улыбающуюся ему с экрана. Та непринуждённо взмахнула ладонями перед своим лицом и вновь сложила их замочком, ожидая ответа. А Серёжа, не став тратить время на глупые угадывания, попросил: — Если это что-то от поклонников оставь пока. Я позже сам прочитаю, — любовные послания Марго, будто издеваясь, читала медленно, с расстановкой и даже каким-никаким — компьютерным, но выражением. И Серёже проще было самому прочитать подобное письмо, когда время появится. — Нет, Сергей. Отправитель: Олег Волков собака… — далее она зачитала полностью название его почты, а Серёжа вновь погрузился в свои мысли, задумчиво отпив из стаканчика. Остыл — подумал с сожалением и вновь вернулся в реальность на фразе: — Знаю, что это мой ребёнок. Я не претендую ни на что, лишь хочу увидеть свою дочь… — Постой! — вскрикнул Серёжа, едва не выронив стаканчик на пол. Испачкал бы любимые джинсы, но сейчас это неважно — не пролил же! Да даже, если бы пролил. Что-что там это Олег-Волков-собака написал? — Прошу, со слов про ребёнка прочитай заново. — Слушаюсь. «Сергей, я знаю, что это мой ребёнок. Я не претендую…» Не желая даже дослушивать, Серёжа отставил стаканчик на низкий столик и сам сел за стол, сразу же выводя изображение на экран и читая всё письмо самостоятельно. Некий Олег Волков пишет ему, что откуда-то узнал о существовании своей дочери и о том, что от тех же источников узнал имя омеги, её рожавшего, и хочет просто посмотреть на дочурку. С какой целью, правда, не ясно, откуда он узнал об этом, ведь это абсолютно конфиденциальная информация — тоже. Лишь просьба и клятвенное заверение в кристальной чистоте намерений. Выругавшись себе под нос, Серёжа заметался по кабинету, едва не снеся столик. Вскрикнул от боли, поморщившись. Ну, одним синяком меньше, одним больше — без разницы. Вот только что делать с внезапно объявившимся «папашей»? — Марго, набери номер Рубинштейна! — сев прямо на столик и подхватив стаканчик, делая несколько быстрых нервных глотков, Серёжа с ужасом прислушался к гудкам. Время ещё раннее, доктор может до сих пор спать сладким сном. Но Серёжа просто не вынесет ожидания. Нужно как можно скорее разобраться откуда просочилась информация, кто информатор и что теперь делать. Вениамин Самуилович всегда был терпеливым и разумным человеком, на протяжении всей беременности помогал и успокаивал нервничающего Серёжу. Ведь не может это быть он?! Серёже казалось, что он практически единственный знал о том, что сам Сергей Разумовский внезапно обзавёлся беременностью, остальные были проверенными людьми — акушерка и акушер-гинеколог, принимающие у него роды. К тому же, все они неплохо получали за помощь и молчание. Первый полноценный рабочий день за несколько месяцев, и сразу коту под хвост. К тому моменту, как в офис вбежал Рубинштейн, Серёжа успел сойти с ума от догадок, вертящихся в голове. Его воспалённый разум подкидывал варианты один хуже другого, но больнее всего было думать о предательстве близкого человека. И, взглянув на него, Серёжа уже не смог остановить себя. — Я вам доверял! — забыв о спящей неподалёку дочери, закричал он, порывисто поднявшись на ноги. Колено врезалось в угол столика, но Серёжа лишь зашипел сквозь сжатые зубы. — Я доверял вам. А вы… А вы… Продажная крыса! Вениамин Самуилович попытался остановить его, однако Серёжу уже несло. Он был так зол, что размахивал руками и совсем не давал к себе приблизиться. Мерил шагами комнату, мечась из угла в угол будто птица в клетке. Над ним словно нависли грозовые тучи, а взгляд его был тёмным, словно бушующее штормовое море. — Едва ли не сыном меня называли, а по итогу продали дешевле куска хлеба. Сколько он вам заплатил, а? Откуда он вообще знал вас? Тоже какой-нибудь доверчивый сиротинушка, которого вы до поры до времени пригрели у себя на груди? — на этих словах Рубинштейн опустил руки, останавливаясь и просто слушая, куда ещё может занести его подопечного. Ведь ни слова вставить ему сейчас явно не дадут. — Господи! Какой же я был идиот! Удивлён, что вы не слили всю информацию раньше. А что мешало, а? Что же вы сразу не сдали меня жёлтым журналистам? Вы же так много всего знаете! — Серёжа, дай мне слово, — вновь попытался мужчина, но был остановлен гневным взглядом. Тяжело вздохнув, он сел на край дивана, бессильно наблюдая за Серёжей и выслушивая его обвинения. Ему больно было это слышать, но никак оправдаться он не мог. Выдохшись, Серёжа остановился посреди кабинета, потерянно глядя в стену. Он теперь совершенно не знал, кому можно доверять, к кому идти в надежде на понимание и утешение. По всему выходило, что отныне у него снова нет такого человека. — Господи, как же больно, — шепнул Серёжа, опустив голову в ладони и закусив губу, чтобы не разрыдаться позорно. Вот тут-то Рубинштейн и поднялся с дивана, осторожно подходя к разбитому омеге и обняв за хрупкие плечи. Вздохнул понимающе и уложил его голову себе на грудь. — Я совсем не понимаю, в чём ты меня обвиняешь, Птенчик. Но давай сядем и поговорим. Помнишь, как я учил? Нельзя обвинять человека без суда и следствия, а чем ты сейчас занимался? — Н-но я… Вы ведь только… Никто больше… — залепетал Серёжа, взглянув на мужчину с такой надеждой во взгляде, что у Рубинштейна в груди болезненно ёкнуло сердце. — Тише-тише. Вот так, садись и рассказывай. Кто тебя обидел? — ласково спросил Вениамин Самуилович, мягко, но настойчиво надавив Серёже на плечи, чтобы сел на диван и попытался успокоиться. А дальше Серёжа сбивчиво, эмоционально рассказал о том самом письме, присланном неким Олегом, который отчего-то решил, что их драгоценная Лерочка — его дочь. Рубинштейн удивился не меньше Серёжи, но, как и любой человек науки, решил, что всему есть объяснение, и оно не обязательно будет явным. По-крайней мере, увидев искреннее удивление Рубинштейна, Серёжа поверил в его невиновность. Зато теперь в нём проснулся жгучий стыд и тяжёлое, давящее на плечи, чувство вины перед единственным небезразличным человеком. Мужчина, можно сказать, вырастил его, работая в их приюте по молодости, и даже после, чудом устроившись в хорошую частную клинику, не обрывал контакты, конфеты тайком приносил, а он так на него накинулся с порога. Ведь Серёже он был дорог. Рубинштейн был единственным человеком, который всегда был рядом и поддерживал. Именно поэтому думать о подобном предательстве с его стороны было настолько болезненно. Устало закрыв глаза и проглотив слёзы, Серёжа привалился к плечу Вениамина Самуиловича своим и уронил голову. Страшно было даже не столько то, что объявившийся отец ребёнка обнародует факт беременности Разумовского или пригрозит сделать это, начнёт шантажировать. А то, что вдруг посчитает себя имеющим право на что-то. На то, чтобы видеться с Лерой, на то, чтобы претендовать на Серёжу, да мало ли, что может быть в этой голове?! — Серёж, не паникуй. Вдох… Раз. Два. Три. Выдох… Мы с тобой уже не раз говорили, что паническая атака нам не нужна, верно? Вот и молодец. Ничего страшного не случится. Напиши этому Олегу, что не против встретиться. Только в людном месте и без Лерочки, конечно, — спокойно и размеренно, будто читал сказку маленькому ребёнку, успокаивал Вениамин Самуилович, прекрасно распознавая предвестники серёжиной паники. Этот мужчина, казалось, сам никогда не паниковал и не испытывал страх, и его гипнотический голос прекрасно помогал в подобные моменты. — Спасибо вам. И простите меня, пожалуйста. Я идиот, что вас подозревал, — повинившись, Серёжа заставил себя поднять на мужчину взгляд, стыдясь своего поведения. Позвонив ему, разозлился, едва ли не накричал на ни в чём не повинного человека, практически всю жизнь помогающего ему. Единственного человека, которого мог бы назвать своим близким. А после ещё и накинулся с обвинениями, когда растерянный Вениамин Самуилович приехал в башню, чтобы поговорить с глазу на глаз. — Бывает, Серёженька. Не бери в голову. Лучше выпьем-ка по чашечке чая. Я налью, а ты пока сходи проверь Лерочку. Лера спала в соседней с офисом комнате, за скрытой от постороннего взгляда, дверью. Серёжа спал здесь до того, как забеременел, а после переехал в квартиру, решив, что малышка должна расти в нормальных условиях, а не в офисе. Но сегодня, желая поработать в любимой обстановке, Серёжа постелил там для неё кровать, обложив подушками. Как только он осторожно вошёл в комнату, дочь сразу же заворочалась, тихо покряхтывая. Его умница. Сразу почувствовала папу и зашевелилась, требуя его к себе. И Серёжа сразу же оказался рядом, медленно опускаясь на постель, с нежностью глядя на её крошечный носик и маленькие реснички, любуясь сонным выражением личика. Какая же она прелестная. — Никому тебя не отдам, родная, — прошептал он, мягким прикосновением пальцев тронув чуть вьющиеся светлые волосики, на что дочь тихо хныкнула, шлёпнув губами, и неуклюже перевернулась, укладываясь на бочок. Пока она спала, не требуя к себе внимания, но Серёжа знал, что совсем скоро она проснётся и ей захочется поиграться и поесть. Ему необходимо быть рядом в это время, поэтому, поднявшись с постели, он открыл дверь нараспашку и только тогда выглянул в офис, где Вениамин Самуилович уже сидел на диване, листая книгу про правильное воспитание детей. Дверь Серёжа оставил открытой и сделал глоток чая, утоляя небольшую жажду. — Я прочитал сообщение этого Олега. Кажется, он довольно надёжный человек, Серёж, почему бы тебе не встретиться с ним? — снова подняв эту тему, Рубинштейн взглянул на своего подопечного сквозь линзы очков, заставив Серёжу закатить глаза. — Вениамин Самуилович, пожалуйста. Я уже говорил вам, что мне не нужен альфа, чтобы воспитывать ребёнка. И я не хочу ничего слушать об этом. Раздражённо качнув головой, Серёжа отвернулся к панораме города, любуясь привычной картиной серого питерского неба. За окном моросил дождь, лишь прибавляя городу своего шарма, а Серёже несколько делений по шкале настроения. Он любил дождь и небольшую прохладу, как и свой родной город. — Ошибаешься, Серёж. Но как скажешь… — сокрушённо покачав головой, мужчина встал с дивана, даже не притронувшись к своей чашке с чаем. Тоже подошёл к окну, задумчиво поглядев вдаль, а после перевёл взгляд на юношу. — Молодой ты, глупый. Да, Серёжа, да. Я то вижу твою тоску, как-никак не зря психотерапевтом называюсь. Может быть, отчасти Вениамин Самуилович и был прав. Может быть, действительно есть в Серёже немного печали от отсутствия родного человека. Но сам он был уверен в том, что теперь у него есть тот самый родной человечек, и больше ему никого не надо. Поэтому он взглянул на мужчину из-под нависшей на глаза чёлки и раскрыл рот, планируя вновь напомнить Рубинштейну, что он не его клиент, поэтому анализировать его как своих пациентов не нужно. Однако в этот момент слух уловил тихий скулёж, а после Лера расплакалась, проснувшись и не обнаружив рядом с собой папы. — Вот, о чём я. Сейчас мне не до выстраивания отношений, — тихо проронил Серёжа и быстрым шагом направился обратно в комнату. Вениамин Самуилович последовал за ним, сложив руки на груди и привычно причитая о современной молодёжи, которая совсем не думает о семье. Серёжа же, уложившись рядом с дочерью полубоком и расстегнув пару пуговиц рубашки, прижал Леру к себе, даже не глядя на мужчину. Малышка тут же втянула сосок в рот, обхватывая небольшую папину грудь ладошкой, и принялась есть. Серёжа погладил её по голове, наблюдая за ней с нежной улыбкой и немного подтянул ноги, ложась удобнее. — Серёжа, подумай вот над чем. Скоро у тебя восстановится цикл. Лере уже три месяца, ещё месяц-два и всё. Можешь не выстраивать с Олегом никаких отношений, но помощь от человека, назвавшегося её отцом, тебе не помешает, — застыв в дверях, не смея ступить в чужую спальню без разрешения, Рубинштейн оправил очки, пристально глядя на Серёжу. Надеялся, что получится вразумить гордого омегу. — «Назвавшегося», — прищурившись, едко отметил Серёжа, фыркнув. Увещевания, кажется, попросту проходили мимо его ушей, а всё его внимание было обращено лишь к дочери. — Ты обращаешь внимание не на то, что я пытаюсь тебе донести. Мы можем сделать тест на отцовство, если тебе важно узнать наверняка, — нисколько не поколебавшись от замечания, предложил Вениамин Самуилович ровным тоном. — Мне неважно. У Леры есть папа. Я справлюсь сам, — упрямо поджав губы, Серёжа наконец-то посмотрел на мужчину, но не стал задерживать взгляд. Всего мгновение в его глазах виднелось сомнение. Не в самом себе, естественно, но в своём убеждении, что Лере не нужен отец. — Я пойду, Серёжа. Поговорим с тобой позже, когда ты получше подумаешь о моих словах. Нахмурившись и прикусив губу, Серёжа опустил взгляд к своей дочери. Его родная девочка. Вот, кто заслуживает сейчас всего внимания и любви, и им двоим никто больше не нужен. А Рубинштейн смирится и успокоится. В конце концов, это уже не первый раз, когда он заводит похожие разговоры. Каждый раз ведь возвращался. А Серёжа пока что займётся воспитанием долгожданной дочери и работой. Сегодня он ещё успеет немного поработать, если все планы снова не пойдут крахом. Обычно он был продуктивным на все сто, а бывало даже больше, но с беременностью и рождением дочери работа теряла свои позиции неумолимо и в ускоренных темпах. Однако всё ещё была важна и любима. Только теперь уже не на первом месте для него. День тянулся, словно резиновый. Лера с тех пор, как проснулась, отказывалась спать. Тянула губки в улыбке, игралась с папиными волосами и мягкими кубиками, много ела. За окном по всему городу уже включились фонари, крошечные машинки ездили туда-сюда — люди разъезжались по домам, спешили на свидания или в аэропорт, или в кино на премьеру очередного фильма про супергероев. Город жил своей жизнью. И отсюда, на самом высоком этаже самой высокой башни в городе, Серёже казалось, будто он совсем оторван от жизни обычных граждан. Будто спрятан в коробку на дальней полке, пока все остальные игрушки стоят там, куда ребёнок может дотянуться. Наверное, именно так ощущается одиночество? Когда вместе с тобой в коробке заперты игрушки, желающие быть здесь, а ты и сам не понимаешь, где твоё место, кто твои люди и кто ты. Забавно, ведь раньше Серёжа знал, кто он. Он стремился к той жизни, которой сейчас живёт. Каждый его шаг был выверенным и вёл в ту точку, в которой он оказался. И что вдруг? Вдруг оказалось, что это не то, что ему нужно? Ради чего тогда были все те старания? Но как такое возможно, ведь и собственная успешная социальная сеть, приносящая ему миллионы долларов в год, и любимая дочь, и колоссальных размеров башня это то, чего он всегда желал. Ведь именно ради дочери он упросил Вениамина Самуиловича пойти на то, в чём он даже не разбирается. Дети и роды совершенно не в его компетенции, но мужчина много читал ради Серёжи, консультировался со специалистами, нашёл для него компетентных акушеров, согласившихся сохранить всё в тайне. Вынашивание и роды тяжёло дались омеге, но он знал на что шёл. Так неужели сейчас он недоволен своей жизнью? Серёжа тяжело вздохнул, переведя взгляд с панорамы окна на свою малышку, усердно сопящую с его соском во рту. У Лерочки уже закрывались глаза, её ручка опала и прижалась к тельцу, но она всё равно сосала молоко. Это успокаивало её. Она часто засыпала именно так, прижавшись к груди папы, и не были ей нужны никакие колыбельные или звуки природы, которые Серёжа пел и включал ей каждый раз. Немного поправив подушку за своей спиной, Серёжа погладил дочь по светлым мягким волосикам, невольно улыбаясь. Он уже знал ответы на все свои вопросы, но отказывался признавать их перед самим собой… Мягко перехватив Леру поудобнее, Серёжа поднялся с постели и вышел в кабинет, где лежал его телефон. Рабочая почта у него была подключена ко всему, что умело подключаться к интернету, поэтому вновь найти письмо от Олега Волкова не составило никакого труда. Кто же ты такой, Олег Волков и от кого узнал про Леру? От кого: Sergey Razumovsky Кому: Oleg Volkow@vmeste.net Я догадываюсь, что вам может быть известно куда больше информации, чем мне бы того хотелось уже только судя по тому, что вы нашли мою рабочую почту. Я не стану спрашивать, откуда. Догадываюсь, что найдется много желающих немного озолотиться и продать что-то такое неважное первому, кто спросит. Что действительно больше всего сейчас меня волнует, так это: откуда вы узнали про дочь? И почему вы так уверены, уважаемый, что она от вас? Отправив письмо, Серёжа замер, бережно прижав к себе дочь, в абсолютной растерянности, в какой не пребывал уже очень давно. Сам себе сейчас он казался потерянным в жизни, и это угнетало. Неужели так сильно на него повлияли перемены в жизни? Или его уверенность в себе и собственной жизни смог пошатнуть один лишь человек? В таком случае, эта уверенность могла бы пошатнуться в любой момент, независимо от того, что бы случилось. Может быть, он уронил бы пакет молока на свою любимую футболку, когда с горем пополам варил себе кашу с утра, и тогда всё посыпалось бы. Этого уже не узнать. Но в таком случае, грош цена этой уверенности. Уложив Леру на диван в окружении подушек и оставив телефон на другом краю, Серёжа прошёл на кухню, бесконечно думая и анализируя собственные мысли и чувства. Своё поведение и тот миг, когда он решил сорваться на Рубинштейна, вместо того, чтобы обо всём поговорить. Он взрослый человек, папа маленькой девочки и глава крупной компании, неужели у него не нашлось ни грамма самообладания в тот момент? Его так сильно захлестнуло отчаянием и печалью… По части человеческих чувств и эмоций Серёжа был не мастак. В конце концов, за всю жизнь он так и не сумел обзавестись друзьями и партнёром, от которого бы мог счастливо родить, не прибегая к помощи врачей и банку спермы. Поэтому сейчас он был в растерянности, плохо понимая собственные чувства. Часто в трудных ситуациях ему помогал бокал, ну или несколько, любимого игристого вина. Что же до настоящего времени, он предпочитал зелёный чай. Все ведь говорят о его успокаивающих свойствах, поэтому Серёжа решил поверить и купил для себя целый набор зелёного чая самых разных вкусов однажды, а теперь покупал каждый раз именно те, что понравились больше всего. Пока он бродил по кухне, переживая об ответе Волкова и о своих путанных мыслях, в которых он всё никак не мог разобраться, чайник закипел, тихо щёлкнув кнопкой. И совсем скоро в руках Серёжи оказался тёплый ароматный чай с лёгкими фруктовыми нотками. Он, конечно, обладал успокаивающими свойствами, но больше всего полюбился Серёже за приятный цвет и богатый сладковатый вкус. А успокаивающего эффекта, к своему сожалению, Серёжа от него не ощущал. Особенно сейчас, ещё больше разнервничавшись, стоило заметить новое письмо от всё того же Олега. От кого: Oleg Volkow@vmeste.net Кому: Sergey Razumovsky Не делайте из меня монстра. Я не хочу отбирать дочь или претендовать на что-то, как я уже сказал. Всего лишь познакомиться, потому что имею на это право как её отец, разве не так? В любом случае, я расскажу вам о том, откуда мне о ней известно только в том случае, если вы согласитесь встретиться со мной. Не хочу выдавать своего информатора раньше, чем пойму, что вы готовы вести со мной диалог. Это было бы потерей возможностей для меня. Едва не подавившись от возмущения, Серёжа прикрыл рот ладонью, испуганно взглянув в сторону заворчавшей Лерочки. Но дочь не проснулась, хоть и пошевелилась недовольно. И Серёжа застучал пальцами по сенсорной панели лежащего на столе телефона, печатая крайней степени возмущения ответ. Едва не пригрозил Волкову судом, но остановился. Тонкие дрожащие пальцы замерли над экраном. А потом Серёжа зажал одну лишь кнопку, стирая следы собственной злости. Злость сейчас нормальна, ведь он в растерянности и не контролирует ситуацию. Но всё же вываливать её на неизвестного человека, пусть и виновника такого состояния, сейчас казалось ему неуместным. Если этот человек хочет встретиться, значит, Серёжа оденется и пойдёт. Поэтому на белом полотне окошка для письма вскоре оказалось всего несколько слов: «Хорошо, я согласен. Когда и где?»