***
Ваньинь проснулся и по звукам громких всплесков воды понял, что время перевалило за обед. Он открыл окна и пару секунд постоял, подышав свежим воздухом, наблюдая за улицей. Окна его комнаты выходили на ту самую беседку. Он поспешил привести себя в порядок и отыскать своего гостя. В коридоре он поймал служанку, спрашивая ее видела ли она Главу Клана Лань. Та быстро сориентировались, не расторопных и глупых Ваньинь в главном здании не держал, и рассказала ему о том, что Господин сходил в общие купальни и решил прогуляться. Ваньинь вышел на улицу в идеальном состоянии, по мнению Сичэня, его вид ничуть не говорил о том, что происходило этой ночью. А ведь он гораздо позже уснул, чем Сичень. Признаки были только если очень близко присматриваться к нему. Мелкие морщинки в уголках глаз. Легкие синяки под глазами. Сичень задумался, что Ваньинь выглядел бы прекрасно даже в преклонном возрасте. — Цзян Ваньинь, — Сичень поклонился ему, однако после вчерашнего, глупо было бы не снизить градус формальности. Они встали в тени дерева неподалёку от входа в главное здание. Хорошо, что он уже тут, Цзян Чэну не придётся искать его по улицам. — Лань Сичэнь. Я прошу у тебя прощения, я как гостеприимный хозяин дома, сам должен был показать свои владения. — Не стоит, ты очень плохо выглядел после похмельной ночи, уснув за столом. Я поражаюсь твоему желанию работать, даже в таком состоянии Ваньинь закрыл красное лицо рукой. Он прекрасно помнил истинную причину, почему он ушел из спальни и решил отвлечься на письма. Хотелось бы выяснить все недомолвки, однако не в этом месте. — Я велю накрыть на стол в прохладном павильоне. Ваньинь позвал слугу и отдал ему приказ. Сам же повел Сичэня не спешным шагом по самым затемнёнными и прохладным тропам сада, возле холодных затемненных озер, внутри которых было по несколько подземных холодных ключей, дабы дать время слугам накрыть стол. В этих озерах не росли лотосы, они были слишком холодными для этих цветов, вода в них была кристально чистая, а на дне плавали золотые рыбки. Сичэнь вновь не заметил, как отстал от хозяина Пристани Лотосов и засмотрелся на местную фауну. Ваньинь остановился рядом и обернулся, к Сичэню. Сичень несколько неловко улыбнулся, спеша отговорится: — У Вас в Юньмэне, оказывается есть такие прохладные места? — Ты настолько любишь природу? — раздалось спокойное и хрипловатое слишком близко к уху, по ощущениям Сиченя, и его бросило в дрожь, а душа стала покидать тело. Он повернул голову, увидев, что Ваньинь стоит там же, где и стоял, хотя это расстояние едва ли можно назвать приличным, между ними можно было бы выставить всего лишь локоть. «Знал бы Цзян Ваньинь, что он со мной делает!» Лань Сичэнь тяжело сглотнул, глядя ему в глаза, борясь с приступом обнять другого человека и поцеловать: — У вас, в Юньмэне необычная для меня природа, но от этого она не менее прекрасная, Цзян Ваньинь. — Пойдем, там, наверное, уже накрыли, — Цзян Чэн мягко подтолкнул Лань Сичэня в бок, ему не терпелось задать интересующие его вопросы, особенно после такого взгляда.Часть 3
23 октября 2022 г. в 17:05
Примечания:
Всем привет) держите новую главу, я даже немного написала следующую главу о взаимоотношении Ванцзы и Усяня :D
Ваньинь разлил вино на две чарки. Лань Сичень решил сперва посмотреть, как он пьет вино, затем выпить сам. Ваньинь держал чарку левой, чистой рукой, правую он расслабленно положил на стол. Сперва он понюхал вино и покрутил пиалу в руках в тонких пальцах, на которых сейчас висел Цзыдянь, что немного свисал своей цепочкой вниз, украшая и без того изящный пальцы. Затем он разом опрокинул в себя чарку, подняв голову и руку, но вино не проглотил, а посмаковал и перекатывал по языку. Только потом он проглотил вино, все также держа голову в немного задранном положении, прикрыв свои длинные ресницы. Лань Сичень задержал дыхание, проследив за движением острого кадыка, который было очень хорошо видно в таком положении головы. Нет, он что — специально это делает? Или он не знает, какой он возбуждающе красивый?
Кажется Лань Сиченя действительно захотели сегодня добить. Ведь после пары минут тишины и еще парочки чарок вина. Ваньинь потянулся левой рукой к заколке и чуть ослабил прическу. Его пучок волос слегка съехал вниз, а волосы плавно раскрутились завитками на подушку, на которой он сидел.
— Какие длинные, — охнул Сичень. Он никогда не думал, что Цзян Ваньинь прячет настолько пышные и длинные волосы под своим очень тугим и, казалось, очень маленьким пучком.
Когда Ваньинь не понимающе посмотрел на него, склонив голову, Сичень осознал, что случайно ляпнул это вслух. Вино уже немного будоражило голову. По телу прошли мурашки от осознания, но не было стыда, лишь мелкий страх на фоне сильного возбуждения. Сичень немного расширил глаза от этого осознания и смотрел в фиолетовые глаза напротив. «Красивый» — Сичень понадеялся, что это он не произнес также вслух, — Почему ты убираешь такие длинные волосы? — вероятно Сичень совсем наклюкался или настолько хочет спать, что уже не соображает, раз он решил принебречь правилами приличия.
Никакой оскорбительной реакции. Никакой злости, будто бы он не услышал.
— На это есть ряд причин. Мои волосы — пушистые, мягкие, не такие, как у матушки. Им сложно придать ухоженный вид. А когда я активирую Цзыдянь, они и вовсе встают немного дыбом. К тому же в Юньмэне почти всегда очень жарко. В такой жаре липнущие волосы к телу — это что-то отвратительное. Ну и последнее то, что во время тренировок или сражений гораздо удобнее и безопаснее, когда волосы полностью собраны. В самый неподходящий момент они могу закрыть обзор на противника, к тому же их могут порвать или отрезать в бою, а хуже всего, если твой враг будет вести не честную игру и будет использовать их, как свое преимущество, намотав локоны на кулак.
Ваньинь налил еще по две чарки. Его глаза как-то странно и озорно блеснули. После этого странного вопроса он все же развернулся туловищем в сторону стола и смотрел теперь на угощения, тогда как до этого его больше волновало озеро и лотосы, растущие на нем, так что Сичень рассматривал его почти в профиль. До этого его голова была повернута даже больше в сторону цветов, нежели к собеседнику. Но теперь он был как будто бы весь во внимании. Неужели Лань Сичень подобным вопросом смог привлечь к своей персоне внимание? Он улыбался в каком-то странном предвкушении. «Что он ждет от меня? Чтобы я начал более открыто проявлять эмоции? Хорошо, раз так…»
— Ты покажешь их?
— Кого? — Ваньинь улыбнулся шире, подперев рукой голову. Может быть, Лань Сичень и согласился выпить, но он точно недооценил своего собутыльника. Пить вместе с Юньмэнцем — это что-то экзотическое. Может быть, его покойный друг Мэн Яо или кто-то из Цзиней сейчас были бы в равной мере пьяные, как и Сичень. Но Юньмэнцы… некоторые из них способны перепить многих адептов из Цинхэ Не. Наученные пить в самую жару — это страшные люди. И один из таких умельцев сейчас сидит напротив него и абсолютно четко понимает, что Ланец хорошенько наклюкался. Не сказать, что Цзян Чэн — трезвый. Нет, уже хорошо развязный. Но он все еще соображает. Не идеально, может накосячить, он тоже устал, но все же.
— Волосы, Ваньинь, распусти их.
— При тебе? — Ваньинь улыбался одной стороной губ, он так же растерял всю официальную речь, теперь их диалог походил на диалог хороших друзей.
Лань замер, входя в ступор. Но Ваньинь знал, что ответа на свой вопрос у себя в голове Лань уже не найдет. Поэтому он хорошо вытер руки об платок и встал со своего места, чтобы сесть рядом с Ланем, спиной к нему. Он вытащил шпильку, придерживая гуань. Их он сложил на край стола. Затем он развязал узлы своей ленты. Черные, длинные, ухоженные, кучерявые от прически волосы рассыпались водопадом по его плечам. Две косички очень медленно расплетались от висков.
Ваньинь слегка повернул голову, чтобы увидеть Лань Сиченя. Увиденное слегка поставило его в ступор. Он отвернулся обратно. Не может такого быть, чтобы Лань Сиченю было достаточно увидеть чьи-то длинные распущенные волосы, чтобы тот забыл сомкнуть свои зубы вместе. Может дунуть ему прямо в рот, вспомнит, что раскрыл его? У Сиченя и у Ванцзы тоже ведь весьма длинные волосы. Они их никогда не закалывают в короткую прическу в отличии от него. Казалось бы исходя из этого — он тот, кто должен удивляться распущенным волосам. Это на Сичэня так алкоголь действует?
Цзян Чэн вздрогнул, когда Сичень совершенно неожиданно прикоснулся к его волосам, пока он задумался над чужим поведением. Тот что-то восторженно бубнил про себя и перебирал его волосы. Это приятно щекотало кожу головы и посылало мурашки по всему телу. Цзян Чэн вздохнул.
— Лань Сичень. Ты хочешь меня завести таким образом? Я ведь пьяный, а ты мне волосы гладишь, — Цзян Чэн попытался вразумить хотя бы немного Ланя. Знал бы Цзян Чэн, как сильно пожалеет о том, что сказал.
Лань Сичень подсел к нему ближе, чтобы доставать до его головы. «Что? Что происходит?» — задался вопросом Цзян Чэн. Чуть позже он поперхнулся своими мыслями, когда Сичень запустил обе пятерни в корни его волос. Приятная дрожь пробежала по всему телу Ваньиня. Сичень массировал двумя руками кожу на голове Чэна. А Цзян Чэн подумал, что он сейчас будет, как кошка мурлыкать, после целого дня нахождения волос в тугой прическе. Ему в принципе волосы никто не трогал вот так лет с 11, так он еще, по всей видимости, очень чувствительный к таким вещам. А если еще добавить то, что его это действительно сильно возбуждало? Он прикрыл глаза и облокотился на грудь Сиченя, вытащив предварительно свою копну волос из-за спины.
В какой-то момент массаж головы прекратился, и Сичень обнял его сзади за талию, опустив скрещенные руки чуть ниже, к животу. Ваньинь тихо выругался про себя на своем диалекте. Теперь у него хорошенечко стоял от таких манипуляций. Он обернулся через плечо, саркастично спрашивая:
— Это? То чего ты добивался все это время?
Однако когда он поднял глаза и увидел выражение лица Сичэня, то осознал всю тяжесть своего положения. Он резко вдохнул, но выдохнуть ему уже не дали. Лань Сичень припал к его губам, они были слишком маняще близко к нему.
«Нет, это не то, чего он хотел все это время.»
Цзян Чэн оторвался от его губ:
— Останавливаться ты не планируешь, — не вопрос, а утверждение, — Лань Сичень, ты что же это? Хочешь оказаться со мной в одной постели?
Сичень ничего не ответил, сильнее прижимаясь всем телом к Цзян Чэну. Теперь он чувствовал поясницей чужое возбуждение.
— У-у-у-у-у. Сичень, на тебя так алкоголь влияет или я?
— Ты, — прошептал Лань ему на ухо, крепче прижимая к себе.
Лань Сичень вообще мало что помнил и осознавал в эту ночь. Вот, он смотрит на длинный хвост, витками упавший на подушку, который Ваньинь только что освободил, вот он осекается, произнеся комплимент вслух. А в следующий момент он уже целуется с ним голый на постели. Бесстыдно жмется к нему и закидывает на него ногу, прижимая его еще ближе пах к паху. Рукой он обнимает его и мнет бока, спину и объемную попу. Ваньинь целует его в щеку, потом шею, немного прикусывает там кожу. Все это — сводит с ума и растворяет его в желании и нежности без остатка. Он едва может от такого дышать. Ваньинь спускается еще ниже, прикусывая и поглаживая его соски. Сичэнь слышит, как он начинает стонать и не верит, что это его голос. Ваньинь импульсивен, но при этом очень внимателен к любым его движениям и желаниям. Сиченю кажется, что он невероятно ласковый. От его прикосновений он подрагивает и подставляется еще. Ваньинь обхватывает рукой, его член, спускает кожу члена вниз и боль слегка отрезвляет, немного жжется. Он сильно жмурится и Цзян Ваньинь застывает. Кажется, он что-то спросил. Едва ли в таком состоянии Сичень способен на что-то ответить. Способ самосовершенствования в Гусу весьма своеобразный. И некоторые правила предписывают не заниматься подобным самим с собой. Так что Сичэнь никогда не трогал себя так и не был растянут в этом месте. Наверное, в Юньмэне это не запрещено и не является чем-то постыдным. Скорее всего, он был удивлен этим. А может быть испугался, что сделал больно. От поглаживаний по спине Сичень едва не засыпает.
Следующее, что он помнит: как он лежит на животе, под берами свернутое одеяло, Ваньинь мягко кусает ему плечи со спины и переходит к загривку, затем к лопаткам. Его левая рука медленно и очень нежно ласкает его член. А правой рукой он старается разработать его, чтобы не причинить боли. Это было похоже больше на сладкую пытку, чем на секс. Как же ему самому тяжело сдерживаться при таких условиях? Лань Сичень оборачивается через плечо. Глаза Ваньиня при приглушенном свете темно-фиолетовые. У него от возбуждения немного хищное лицо. Сичень тут же получает легкий укус в нижнюю челюсть и в мочку уха. Тренированные мышцы Цзян Чэна сильно напряженны, скорее всего тоже из-за сильного перевозбуждения. Кожа на груди покрыта небольшими каплями пота. Где-то виднеются шрамы после войны, у всех они остались. Тяжелое дыхание через рот прямо рядом. Распущенные волосы он перебросил на противоположный от него бок. Челка спадает на его острые скулы.
Цзян Чэн прижимается к нему сзади и его стоящий член ложится на копчик и ложбинку, он тянется еще за маслом к тумбе. Сичень чувствует не только член своей попой, но еще и его мягкие яйца, он бесстыдно приподнимает попу, прогибаясь в спине, чтобы член полностью лег между его ягодиц. Ему хочется потереться о него, узнать какой он длинны и толщины. Цзян Чэн почувствовав это закатывает глаза от удовольствия и резко нажимает на его поясницу, заставляя того вернуться в исходное положение и не провоцировать его на более жесткие действия. Быстро не выйдет, несчастный Лань не был ни кем ни разу тронут в своей жизни. Его так и порвать можно. Цзян Чэн держится из последней капли своей выдержки, а об него еще и жопой захотели потереться. Цзян Чэну очень захотелось в этот момент немного приподняться и вставить как есть. Но нет, он тянется за новой порцией масла, чтобы хорошо себя смазать и медленно войти.
Лань Сичень наверное никогда не простит себя за те звуки что он издавал этой ночью по пьяне. Конечно, ему не с чем сравнивать, но кажется, что Цзян Чэн очень заботлив и старателен. Лань Сиченю с каждым входом в него медленно начинает сносить крышу он начинает дрожать, затем сильно дергаться от каждого толчка, потом дыхание спирает. Локти уже почти ничего не чувствуют. Цзян Чэн едва сжимает его член, когда водит по нему рукой. Но теперь уже не так медленно, как делал это до этого. Сиченя резко простреливает и выгибает с долгим стоном. Цзян Чэн останавливается и немного ложится на него. Когда дыхание Сиченя стабилизируется, он возобновляет свои движения сзади. Каждый толчок сопровождается громким стоном. И почему он не в силах вести себя тише!? Это же ведь какое бесстыдство! Сичень не знает, сколько проходит время, но Ваньинь сзади тоже содрогается, быстро вынимает из него член и кончает ему на спину, проведя пару раз по себе рукой. Его шумное дыхание охлаждает и щекочет спину в этот момент. Ваньинь осторожно вытирает все со спины, приподнимает его, вытирает простыни под ним. Сиченю становиться невероятно стыдно за свои художества на чужой кровати. Он испортил простыню. Ваньинь говорит ему встать, чтобы он постелил новую. Сичень ойкнув, валится с кровати, краснея еще больше. Ноги не держат толи от перенапряжения, толи от алкоголя. Под пятно на матрасе Ваньинь подкладывает тряпки, а сверху кладет простыню. Остальное завтра. Цокнув он подходит к Сиченю, пытающемуся встать на ноги, как перевернувшейся черепахе. Он прыскает со смеху и сетует о том, что ему пить столько вообще противопоказано. Сичень едва ворочая языком медленно ему отвечает:
— Зато с пользой. Без этого не случилось бы этого.
Ваньинь хмыкает. Он громко шлепает его по ягодице и говорит:
— Твоя задница тебе завтра огромное спасибо скажет от этой пользы.
— Не скажет, ты старался, — сейчас он напоминает себе своего брата, по многословности. Но сказать больше пары слов он не в силах.
— Даже если так. Завтра ты не сможешь нормально сесть.
Лань Сичень ничего не ответил, уснув.
Ночью Ваньинь проснулся от кошмара, Сичень еще спал. Цзян Чэн вышел во внутренний двор к своему саду. Прохлада ночи немного отрезвляла. Но долго он не стал гулять на улице как обычно. Он понадеялся, что достаточно устал, а наличие мягкого тела рядом усыпит его быстрее. Сегодня его планам было не суждено сбыться. Он подвинул тяжелую тушку с середины. Но в ответ услышал:
— Вэй Усянь….
Цзян Чэн хмурясь, сел обратно на кровати. Куча не хороших мыслей о том, что он зря повелся на действия пьяного человека — захватили его разум. Он подошел к тайной двери в его комнате, расшторил вход и прошел внутрь своего кабинета. Он написал пару писем. Голова стала тяжелеть, и он лег на первые строчки нового письма. Кисть вкатилась из его рук и упала на деревянный пол справа, рядом с коврами, оставляя на полу черное пятно. Он забыл в таком убитом состоянии замаскировать обратно потайную дверь из его комнаты со стороны комнаты.
Сичень с утра удивился отсутствию Цзян Чэна. Он огляделся в комнате, надел на себя свои одежды и ханьфу. Вдоль стены обнаружился проход, которого вчера точно не было. Наверное, один из тайных ходов, про которые говорил Ваньинь. Сичень спустил верхние шторы обратно, дабы слуги не увидели этого хода. Он попал в кабинет главы Ордена. Замаскировав дверь про себя он умилился увиденному. «Насколько же человек должен быть трудолюбив, чтобы после всего вчерашнего еще и пойти работать». Цзян Чэн был в нижних и верхних одеяниях. «Наверное ханьфу боялся помять, а в нижних одеждах, если в кабинет зайдут слуги, то смутяться» Он приподнял его и собрал все письменные принадлежности и кисть с пола. Их он положил на пол рядом, а кисть на подставку, предварительно помыв. Затем переложил его щекой чистой щекой на подушку, которую положил на стол. Сверху на Ваньиня он накинул одеяло. Затем сходил за водой и чайником с чаем, а также мокрой тряпкой.
Цзян Чэн проснулся от запаха свежего чая, по подушке, укрытый одеялом. Он немного разлепил глаза и приподнял голову, пытаясь осознать себя самого. Лань Сичень подошел к нему и мокрой тряпкой стер с его щеки чернила. Ваньинь широко и сладко зевнул.
Сичень поставил перед ним пиалу, но спросонья Ваньинь попросил полную пиалу, намекая этим, что она будет последняя, по традиции чайной церемонии. Сичень налил ему, тот быстро выпил ее залпом и показал еще раз жест именно полной пиалы. Сичень пропустил смешок в рукав. Так повторялось несколько раз. Сичень не был против не соблюдения традиций с утра, но его это веселило и умиляло. Сонный и зевающий Ваньинь — это как отдельный вид прекрасного. Такого хотелось утащить в свою норку и там его надежно запрятать от чужих глаз, а сам в это время желал до жути затискать его, заобнимать и зацеловать. Когда Ваньинь еще раз зевнул с уже капельками слез в уголках глаз, Сичень не удержался и начал целовать его. Ваньинь все также сонно жмурился и подставлялся.
— Как ты меня нашел, Сичень?
— Я встал с кровати и увидел приоткрытую дверь, которой вчера вроде бы не было, а рядом с ней раскрытые шторы и скрывающие талисманы.
— Да? Не привык, что в моем доме кто-то еще есть, но надо бы закрыть ее.
В конечном счете Цзян Чэн не выдержал и упал спиной на толстый ковёр, который был расстелен по всему кабинету, и завернулся в одеяло. Он разлегся на полу и стал потягиваться. Сичень внутренне умирая от этой картины, обошёл стол, и обнял его, навалившись сверху своим весом. Ваньинь издал какой-то слабый булькающий звук, когда почувствовал на себе тяжесть. Сичень продолжал внутренне умирать от вида этого человека. Следовало поставить палочку благовоний небожителям за то, что Сичень вчера решил нарушить свой режим дня. После чего он обязательно перепишет несколько раз правило: «физическое тело должно содержать в узде». За то, чтобы увидеть Главу Цзян таким, Сичень готов понести любое наказание.
— Ваньинь, ты выглядишь ужасно, тебе бы еще поспать, давай пойдем на кровать?
Цзян Чэн криво усмехнулся на очевидный «комплимент».
— Пошли, — он еле выговорил слова и резкими сонными движениями встал, все с тем же одеялом и побрел в сторону своей комнаты. Сичень пошел за ним, уже маскируя все двери должным образом. Цзян Чэн остановился, чтобы проверить, когда его все устроило, он кивнул и добрел до кровати, плюхаясь на нее в коконе своего одеяла. Сичэнь решил не отказывать себе в удовольствии и лег рядышком, закидывая руку и ногу на этот кокон.
Через половину китайского часа Сичэнь проснулся вновь, лицом к лицу Цзян Чэну. Ваньинь к этому моменту выпутался из одеяла и обнимал его в ответ. Сичэнь приложил все внутренние силы, чтобы не запищать от умиления и радости вслух. «Как в него не влюбиться, я не понимаю!» Когда кто-то обнимал Сичэня во сне? Это было не счесть, сколько времени назад, в те времена, когда их с Ванцзы матушка еще была жива, и его брат более открытым в своих чувствах. После ее смерти он перестал обнимать своего брата и старался возлежать на кровати более чинно-благородно. Ваньинь же, кажется, почти всю жизнь спал вот так: обнимая кого-то или нагромождение из одеял, если спал в одиночку. Может ли быть такое, что они с Вэй Усянем спят на одной кровати до сих пор?
Наверняка, если Цзян Чэн проснётся, то очень сильно смутиться своих действий. Пока что Сичэнь не расскажет Ваньиню об этом, но если их связь станет более крепкой, то он обязательно припомнит ему, как он обнимал его во сне.
Не сумев более отлеживать свой бок, Сичень выходит на улицу, предварительно приведя себя в порядок в общих купальнях, о которых спросил слуг, так как не хотел разводить сырость в чужой спальне. Он решил прогуляться, ведь было уже позднее утро. На улице уже стала пропадать утренняя приятная прохлада.
Сичень прошелся по всей Пристани Лотоса, заглянул на рынок, пообщался с местными жителями и адептами — все они при каждой возможности упоминают свою Главу Ордена, восхваляют его заслуги. Не смотря на то, что Ваньинь слывет своей чрезмерной строгостью, его любят и уважают на территории его владений. То, чем заклинатели лишний раз не хотят марать руки, Ваньинь прилетает разбираться лично. За пределами Юньменя заклинатели судачат о том, что Глава Цзян на пару с братом пытают темных заклинателей, которые пытаются подрожать Вэнь Жоханю с темным железом. Но на деле получается, что двое братьев откликаются на любые просьбы местных жителей, избавляя их от ужаснейших извергов, возомнивших себя демонами.
Заметив, что торговцы закрываются Сичень поспешил обратно. В Юньмэне, в самые жаркие часы, люди старались попрятаться по домам с открытыми окнами. Торговцы сворачивали лавки на эти пару часов. Люди шли к озерам.