***
Свифт в эту ночь планировал отправиться в клуб, но братья предложили устроить семейный марафон фильмов, поэтому он остаётся дома и на одной из реклам идёт на кухню за запасами пива из холодильника. И видит её в коридоре. В мешковатой одежде всех оттенков чёрного (её нелюбимый цвет) и с небольшой спортивной сумкой, которой предпочитала рюкзак. С максимально нейтральным выражением лица и почти пустым взглядом. Уставшую. Ещё не выжатый лимон, но близкую к этому состоянию. Даже не обнимает вместо тёплого приветствия, продолжая смотреть как будто на него, а на самом деле сквозь. Панк, конечно, удивляется внезапному появлению гостьи среди ночи, но быстро смекает. Он не впервые видит эту картину. — Решила исчезнуть? — понимающе спрашивает Свифт без улыбки и подбадривающе кладёт зелёную ладонь на плечо. — Твоя комната свободна. Я скажу Ребу, чтобы он принёс чистое бельё. Полотенце в шкафчике справа, сама знаешь. Та не обмолвилась и словом, лишь благодарно кивает и медленно шествует прямиком в ванную. Пока за стенами раздаются звуки душа, двое братьев негласно подготавливают комнату для их сожителя: застилают постель, ставят на тумбочку несколько бутылок с водой, делятся своими огромными тапками, потому что, чёрт, даже при хорошем отоплении дома было жутко холодно зимой. И переносят из гостиной небольшую лампу с оранжевой лавой внутри, потому что единственное освещение в виде лампочки на потолке перегорело. На первое время сойдёт. Когда девчонка заканчивает в ванной, она приходит в уже прибранную комнату, готовую стать её убежищем на ближайшие пару дней. Каждый раз, когда происходили встречи со старыми друзьями, она как будто исчезала для всего мира, потому что того требовала их безопасность. И если парни жили так по вынужденной мере, в этот раз она готова окунуться в это добровольно. Оборвать все связи с внешним миром и затаиться во тьме, набираясь новой силы. Этакий спуск в пещеру, которая, несмотря на свой жуткий вид, встречала с распахнутыми объятьями и тайно подпитывала всех, кто рискнул в неё спуститься. И знали об этом только посвящённые. Оставаясь в одной мешковатой футболке, она залезает под одеяло с головой и с удовольствием отмечает теплоту под собой: парни поделились с ней своей подстилкой с подогревом. В суровые зимы это было настоящим раем, когда вместо холодной постели окунаешься в тёплый и мягкий кокон. Не будь она такой вымотанной, обязательно расцеловала бы парней за щедрый подарок.***
Ближайшие два дня подруга не подаёт никаких признаков своего присутствия. Всякий раз, когда панки как можно незаметнее приоткрывают дверь комнаты и оценивают обстановку, они застают лишь завёрнутое калачиком одеяло и торчащую из него макушку. Бутылки одна за другой пустеют, а лавовая лампа, кажется, горит круглосуточно в полумраке комнаты. Готовые к таким обстоятельствам, парни терпеливо выжидают и буквально держатся на расстоянии эти первые дни. Не трогают, не разговаривают, не будят — никак не взаимодействуют с ней, зная, что она нуждается в уединении. Уважают личное пространство и дают передышку. Правда, на третий день всегда Реб не выдерживает первым. Девчонка ничего не ела, и это вызывает беспокойство. Да, Свифт тоже после бурных походов в увеселительные заведения может выпасть из жизни на время и не показываться из комнаты, а Гоуст страдает бессонницей и изредка впадает в двухдневную спячку. К поведению братьев Реб привык, тем более то была естественная потребность организма восстановиться. А тут другое. Её «запой по одиночеству» всегда связан с внутренними переживаниями, а панк никогда не был силён в душевных разговорах. Это больше по части Свифта или Эмси, тогда как самому вспыльчивому брату проще действовать. — Эй, малая, — негромко спрашивает он и, присев у кровати, проводит рукой по выглядывающей из-под одеяла голове. — Ты ничего не ела. Звуки твоего голодающего желудка уже должны вызывать землетрясение, — говорит недовольно, но без упрёка. Лохматая макушка медленно вытягивается вверх, подобно черепахе, чья мордочка появляется из панциря, и тёплое освещение лавовой лампы попадает на заспанное лицо девушки. — Я не хочу есть, — отзывается та осипшим голосом. В ответ панк чуть хмурит брови. — Не горю желанием вызывать тебе скорую или кормить с ложечки, когда организм начнёт подыхать от истощения. — Я не хочу есть, потому что мне нехорошо, Реб. — Нет, тебе нехорошо, потому что ты ничего не ешь, — раздражённо выдаёт парень, хотя лицо становится ещё более хмурым от озабоченности. — Совсем нет аппетита? Она еле заметно кивает. — Ладно… Скажешь, если что-то нужно. Тем же вечером, когда Реб уже уложился в кровать и потянулся выключать лампу на тумбе, она появляется на пороге его комнаты, завёрнутая в плед, часть которого волочилась следом по полу. — Что такое? — Я хочу куриный бульон. На следующее утро на её тумбе стоял поднос с глубокой миской супа, кружкой чёрного чая и тарелкой домашнего овсяного печенья. Когда дело касалось готовки, в Ребе просыпалась почти материнская забота о том, кто в этом нуждается.***
Ни один лучик света не проникнет в кромешную тьму его комнаты: шторы на окнах плотно задёрнуты, дверь заперта, электронные часы на комоде с красными цифрами накрыты чёрной толстовкой. Исключены любые источники света и, по возможности, звуки тоже. А сон всё не приходит. Бессонница. Опять. Вот дерьмо. Сколько лет Гоуст живёт с этим, но никак не привыкнет к этому паршивому состоянию, когда спать хочется, но не спится. А он так старался! Заставил себя встать пораньше, отказался от кофе, перевыполнил свою норму тренировок сегодня, боролся с желанием вздремнуть весь день и упрямо бодрствовал, даже составил Ребу компанию в вечерней пробежке и немного прогулялся по крышам высоток, подышав душным городским воздухом, — в общем, вымотался максимально в надежде лечь в постель и вырубиться тут же, но Морфей не раскрывал для него своих объятий. По внутренним ощущениям, с момента предполагаемого сна прошло уже часа 2. Гоуст сопротивляется желанию свериться с часами на телефоне, но быстро поддаётся соблазну. 02:32 Прошло часа 3. Твою ж мать. Глаза сильно жмурятся, а пальцы устало трут переносицу. Лучше бы он провёл время в оружейной и сделал бы хоть что-то полезное вместо безрезультатного валяния в постели. Телефон ещё не успел выключиться, когда пришло уведомление об смс. «Не спишь?» От неё. Он не удивлён позднему сообщению, потому что знал, что та тоже страдает бессонницей, только обычно из-за эмоциональных напряжений. Больше цепляет, что она впервые за несколько дней заговорила с ним. Сделала первый шаг из своей пещеры. «Нет». Новый вопрос прилетает тут же. «Бессонница?» «Да». «Давай покатаемся по городу?» Гоуст снова смотрит на время. 02:35 Что ж, раз он всё равно не может уснуть… «Ок». Уже через полчаса он пристёгивается на водительском месте и закидывает свой пуховик на заднее сидение, поверх рюкзака с бутербродами и термоса с чаем. Они проезжают ряд голых деревьев с острыми сучьями, нью-йорские трущобы с потрескавшимися стенами, любимые Свифтом заведения с неоновыми вывесками, стеклянные небоскрёбы, засыпанные снегом скверы и опустевшие дороги. На улицах города людей практически нет, и она невольно ловит себя на мысли, что этой ночью они остались одни. Что этот мир принадлежит только им. Это удивительное ощущение единения с миром, когда забываешь о прошлом и будущем и проживаешь настоящий момент. Ценишь каждую минуту внутреннего покоя и неожиданно находишь прекрасным сам факт, что способен дышать и ощущать горячее сердцебиение в груди. Наблюдать тишину внутри и снаружи, когда весь мир привык спешить. Можно остановиться и наслаждаться. Просто быть. Жить. Наверное, ей просто всё приелось, раз даже такие простые вещи кажутся чем-то прекрасным. Это ощущение усилилось, когда она поделилась своими мыслями с Гоустом и тот согласился. Они обменялись понимающими взглядами и снова замолчали, чувствуя особую негласную связь между собой. Прошло много времени, прежде чем взаимная тишина сменилась разговорами. Точнее, говорила в основном она — про проблемы в семье, переживания насчёт работы, про какого-то парня, который внезапно исчез после третьего свидания. Мутант, в свою очередь, слушал, периодически кивая или задавая уточняющие вопросы, проливая ясность на её мотивы внезапного появления в их логове. — Иногда мне хочется просто… орать. И плакать. Орать и плакать. Много и громко, — признаётся она, поражаясь лёгкости этих слов. — Свалить куда-нибудь и исчезнуть. Никого и ничего не видеть и не слышать. Гоуст какое-то время молчит, обдумывая сказанное. Теперь ему всё понятно. — Хочешь в поле? — спрашивает он и отрывает взгляд от дороги. Глаза кровавого оттенка словно сканируют её душу насквозь. Неуверенная, что правильно расслышала, она приподнимает одну бровь. — Проораться, — флегматично отвечает он на немой вопрос, между строк продолжая: «И всё остальное». Оказалось, парень попал в яблочко. Она вопила, стонала, ревела, бегала, прыгала, каталась по снегу, выкрикивала всевозможные проклятья и билась в конвульсиях добрых минут двадцать среди снежной пустыни за городом. Вела себя как безумная, пока не сорвала голос, не выжала себя досуха психологически и не промокла от снега физически. Гоуст позволил ей отойти на метров 200 и всё это время культурно держал дистанцию, оставаясь в машине. Сам знал, как порой необходимо выплеснуть из себя все эмоции, и пусть лучше это будет осознанная истерика без чужого внимания. Или беспорядочные выстрелы в красную мишень, нарисованную краской поверх бетонной стены, к чему периодически прибегал он. Это были достаточно экологичные способы выхода негатива, на его взгляд. — Полегчало? — спрашивает мутант, когда девчонка открывает дверцу автомобиля и влезает внутрь. — Намного. Больше они и словом не обмолвились. Утром, после обхода всего дома, братья застают их дремлющими на заднем сидении машины в гараже.***
У Эмси заболели глаза от того, как долго их держали широко открытыми. Он знал, что со стороны выглядит как придурок, но намеренно сел напротив её лица и несколько минут откровенно пялился, всем своим видом призывая обратить внимание. Прошло уже минуты три, а девчонка даже не отреагировала на нарушителя её пространства. Словно ничего вокруг не происходило. «Боже, как же люди любят тонуть в собственных мыслях», — думает мутант и покачивает головой. Глубокий вздох. Глоток скопившейся слюны. Хруст от разминания челюсти. Сознание подруги стремительно возвращается в реальность, когда резкая боль ударяет по стопе и заставляет вскрикнуть от неожиданности. — Ты что творишь?! Теперь она замечает невозмутимого нарушителя спокойствия. Широкая улыбка, совсем как у сказочного кота Чешира, демонстрирует ей белоснежные зубы. — Переключаю внимание, — отвечает панк, кажется, довольный своей пакостью. — В смысле?! — Ты опять мыслями заморачивалась. Я переключаю внимание, чтобы ты не думала. — Но зачем же кусаться?! — Потому что я давно сижу тут и пытаюсь привлечь твоё внимание, а ты даже не замечаешь. О да, она действительно может настолько глубоко погрузиться в себя, что весь окружающий мир перестаёт существовать. — Мог бы как-то помягче об этом заявить, — чуть обиженно отвечает девушка, но, понимая, что тот таким своеобразным образом беспокоится о ней, смягчается. — Извини, я не в настроении говорить. Что ж, проговаривание своих желаний — уже хороший знак, потому что предыдущие дни она настойчиво молчала в присутствии панков. Общение с Ребом и Гоустом не в счёт: первый слишком приставучий, когда дело касается опеки над другими, а со вторым особо не разговоришься из-за особенностей темперамента. Поэтому можно считать, что девчонка буквально отгородилась от социума, большую часть времени уединяясь в персональной комнате. Он понимает. Сам порой нуждается в одиночестве, чтобы переварить мысли и переживания, да и просто отдохнуть от всех. Каждый иногда нуждается в паузе, чтобы остановиться в водовороте событий и просто… прислушаться к себе. Найти точку опоры. Упасть на дно — не чтобы утонуть, а оттолкнуться. У каждого свои методы. Скрываясь от всего мира, с панками она восстанавливала силы и двигалась дальше. Нужно только немного подтолкнуть. — Давай тогда вместе молчать. У меня как раз плейлист для таких случаев есть. Немного хопчика, немного инди, слезливый блюз — всё как ты любишь. Будет играть на заднем плане, пока мы, не знаю, комиксы вместе почитаем или в настолки сыграем. Или если тебе нужно сильное плечо и поплакаться в жилетку — давай, я два в одном, — на последних словах он демонстративно хлопает по названным местам и упирает руки в бока, готовый выполнить любое из перечисленных действий. Она опускает глаза в пол и замолкает на несколько секунд, покусывая внутреннюю сторону щеки. — Я бы предпочла поваляться в обнимку. Сделав импровизированное гнездо из одеял, подушек и разных вкусностей, Эмси тратит несколько минут на то, чтобы удобнее устроиться на своём панцире. С этой крепкой махиной за спиной непросто найти комфортное положение лёжа, но, приловчившись, он быстро справляется с задачей и помогает устроиться подруге сверху. Та буквально ложится поперёк его тела, располагая голову поверх жёсткого карапакса и утыкаясь носом куда-то в шею. Её пальцы снимают потрёпанную временем и приключениями кепку и поглаживают лысую гладкую кожа, пока его руки обхватывают её спину и выводят незамысловатые узоры. Никаких пустых разговоров, лишь мерное сердцебиение под ухом, смешки от лёгкой щекотки по бокам и тёплые объятья близкого друга. Эмси не видит, но чувствует, как её губы растягиваются в улыбке. Впервые за всё это время.***
Воскресенье. Единственный выходной от тренировок, когда братья могли провести в постели столько времени, сколько пожелают. Угораздило же Свифта проснуться именно сегодня в 8 утра, когда за окном шумит снежная метель. В доме темно, тихо и холодно, поэтому ещё более странно, что организм решил пробудиться именно сейчас. Нет бы дрыхнуть до обеда. Свифт неподвижно лежит ещё несколько минут, давая себе возможность вернуться обратно в забытье, но чувствует себя слишком отдохнувшим и голодным для этого. Широкий зевок, приятное потягивание всем телом, характерный хруст где-то в позвоночнике — и вот уже ноги несут в сторону кухню. От мыслей о завтраке во рту появляется фантомный вкус еды. Правда, до холодильника он не доходит, обратив внимание на свет от работающего телевизора из гостиной. Эмси засиделся? Однако вместо лысой головы брата видит торчащую лохматую макушку подруги из-за спинки дивана. Та забралась с ногами на сидение и, укутавшись в плед, машинально поедала что-то хрустящее, не отрывая взгляда от говорящего мультяшного дятла. Кажется, в последний раз он смотрел этот детский сериал пятнадцать лет назад. — «Дятел Вуди»? Серьёзно? От испуга она чуть не роняет свою миску, вздрогнув всем телом. — Боже, Свифт, напугал! — Ты бы ещё чёрно-белого Микки Мауса посмотрела. — он обходит гостевой диван и присаживается рядом. Она ничего не отвечает на ехидный комментарий, лишь окидывает парня внимательным взглядом, затем — настенные часы над телевизором. — Не рановато ли для воскресенья? — Тот же вопрос. — Я проснулась в семь утра. Сама, без будильника. Не знаю почему. — Аналогично. Девушка снова окидывает его внимательным взглядом, словно проверяя, нет ли иных причин для столь раннего пробуждения, и протягивает панку свою миску. В нос ударяет запах фруктов и тех хлопьев, что обычно они с братьями ели на завтрак. — Что это? — спрашивает он, принимая посуду в свои руки. — Сделала себе банановый смузи с шоколадной крошкой, ягодами и кукурузными хлопьями. Можешь попробовать. Мутант, не столько из-за недоверия, сколько в силу животных инстинктов, предварительно обнюхивает содержимое, прежде чем отправить в рот первую ложку. Сладко и терпко. Покатав вязкую пищу на языке, он одобрительно кивает и добавляет вторую ложку. — Если ты смотришь старые диснеевские мультики, значит идёшь на поправку. Это хорошо. Готова двигаться дальше? В глазах напротив вспыхивает знакомый огонёк, а один уголок губ поднимается вверх, образуя улыбчивую скобку на щеке. Ещё не лучезарная радость, но намёк на неё. — Не сегодня, но совсем скоро. Вернусь обратно, как почувствую себя готовой, ты знаешь. — чувствуя внезапный прилив благодарности за всё, что панки для неё сделали, она придвигается к парню ближе и опускает голову на его плечо. — А пока мне хочется смотреть мультики и есть пиццу весь день. Составишь компанию? Свифт согласно кивает, приобнимая подругу левой рукой в ответ.