О каждом из панков

Я сбрасываю на пол в прихожей рабочую одежду, чуть испачканную от садово-огородных дел, обматываю тело тонкой тканью и собираю волосы в небрежный пучок. Защёлкиваю входную дверь на замок, этим простым жестом арендуя ближайшие два часа только для двоих человек. Делаю глубокий вдох, расслабляю плечи, улыбаюсь в предвкушении мыльно-банных процедур — и вхожу в парную комнату, оставляя все заботы позади и присоединяясь к своему супругу. Приятная усталость во всём теле — символ завершения рабочей недели. Живое подтверждение того, что лето на даче не проходит даром, а ежедневно наполняется любовью, начиная небольшим огородом на заднем дворе и заканчивая заботой о детях, не оставляющих дни без приключений. Проживание в частном доме тоже идёт в ногу с постоянными хлопотами о нём, но это не отменяло того факта, что такая жизнь была по душе. В особенности баня каждый вечер пятницы — наша любимая с Ребелом традиция. Есть что-то мистическое в наблюдении за своим мужем, когда тот готовил баню. Может, дело было в осознании, что он готовил баню только для нас двоих. Превращал это небольшое, даже аскетичное помещение в личную обитель, где никто нас не потревожит и где мы могли уделить заслуженное внимание друг другу. Даже наша спальня не казалась настолько надёжным укрытием для уединения. Может, дело было в том, что Реб походил на какое-то мифическое существо из сказок, не вписывающееся в эту атмосферу. Ну скажите, часто ли вы видели мулатов в русских банях? Не то чтобы мулаты и представители прочих этнических групп не могли посещать подобные места, очищаясь физически и духовно, просто… наверное, я привыкла ассоциировать русские бани со своими бледнокожими предками. Пусть и звучит это как расизм. Однако, стоит признать, даже для мулата Ребел выглядел весьма экзотично. Он не мог не привлекать чужое внимание своей гетерохромией: в левый глаз словно бы поселилась сама природа, озаряя мир зеленью, а в правый — золотистый янтарь, греющий своим теплом. Оба оттенка считались редкими, но каким-то образом сошлись в одном человеке, дополняли друг друга на фоне смуглой кожи — тоже смеси европеоидной и темнокожей рас. Его крепкое и спортивное тело усыпалось хаотичными шрамами: прямая бледная линия от правой брови до щеки, ещё одна вдоль шеи от неудавшейся попытки её перерезать, подобная короткой трещине полоска на верхней губе, несколько крупных шрамов на руках, ногах и туловище. Добавьте ко всему этому панковский стиль одежды — картина маслом. Супруг был живым примером гармоничного сочетания несочетаемого, что, тем не менее, выглядело весьма… интригующе. Завораживающе. Именно экзотично — прекрасное слово для описания всего этого. Правда, по этой же причине он недолюбливал свою внешность, насколько привлекательной её не считай. А это чертовски привлекательно, когда наблюдаешь за стекающими каплями влаги и пота по загорелой коже, за работающими мышцами на подкачанных руках и за тонкой белой материей, обмотанной вокруг крепких бёдер. Стоит отдать Ребу должное: он хорошо следил за физической формой и выглядел моложе своих сорока лет. Я закрываю ведущую в прихожую деревянную дверь и залажу с ногами на верхние скамьи, откидываясь спиной на стену. Горячий пар ощущается здесь острее, тут же обволакивает уставшие плечи, согревает прохладные нос и стопы, замёрзшие в пасмурный вечер. К ночи близился дождь, и тёмные тучи уже нависли над окрестностью, заметно понижая температуру на улице. Оттого лишь желаннее и надёжнее становилось наше укрытие. — Как по уровню пара? — спрашивает супруг, чуть добавляя воды на накалённую банную печь. Та характерно шипит и ощутимо нагревает верхний слой небольшого помещения. — Достаточно. Ребел кивает и не спешит присоединиться ко мне, подготавливая отдельные тазики с тёплой и прохладной водой, ещё один для веника из веток берёзы — с самым приятным запахом, на мой взгляд. Когда все приготовления готовы, он присаживается рядом, закрывает глаза и шумно выдыхает, расслабляя черты своего обычно хмурого лица. Отдаётся ленивой неге, мягким полотном окутывающей всё тело, и позволяет отпустить себя. Наконец-то. Другие могут с этим поспорить, но одно из важных качеств, поддерживающих хорошие семейные отношения, — это умение разделить тишину. Даже находясь вместе, важно давать другому возможность передохнуть, прислушаться к себе и почувствовать себя частью чего-то большего и одновременно простого. Разделяя тишину с тем, кому доверяешь, учишься понимать его без слов. Думаю, именно поэтому, проводя время в бане, мы практически не разговариваем. Точнее, мы не разговариваем вслух, предпочитая общаться невербально: глазами, мимикой, кивком или поворотом головы, протянутой рукой или лёгким объятьем. Когда чувствую себя готовой для банных процедур и вижу супруга с закрытыми глазами, легонько веду носом по его плечу. Ненавязчиво привлекаю внимание, словно бы спрашивая: «Готов?» Тот отвечает глубоким вздохом и медленным поднятием век, таким образом давая своё согласие. Ещё одна наша традиция — это парение и намыливание друг друга. И так как Ребел всегда занимается подготовкой бани, ему достаётся первенство в этом процессе. Муж расстилает своё же полотенце на скамье и располагается как можно удобнее на животе. Я, в свою очередь, добавляю пара, предварительно накрыв его голову пропитавшейся холодной водой шапкой, сделанной из натурального войлока. Биение веником было настолько привычным действием, что выполнялось на автомате: сначала циркуляция горячего воздуха и его направление на верхнюю часть тела, потом — быстрые, равномерные, не слабые и не сильные удары ветками берёзы от шеи до стоп и обратно. Кровь приливает к смуглой коже: у мулатов она краснеет не так явно, как у бледнокожих, но всё равно заметно. Несколько минут уходит на заднюю часть тела, несколько минут — на переднюю. Смена ролями, и муж проделывает со мной всё то же самое. Но, пожалуй, удовольствие получаешь не столько от процесса, сколько после него, когда берёшь перерыв, снова закутываешься в тонкую ткань и выходишь наружу. А если снаружи лёгкая прохлада и дождевая свежесть с нотками озона, петрикора и геосмина, это вдвойне приятно. Густые тучи плотным слоем заполнили всё небо, привнося ранние сумерки, орошали землю водой и хаотично барабанили по крыше нашего деревянного дома. Мы приседаем на плетёные кресла-качалки и наливаем себе по стакану сидра, приготовленного из домашних яблок. Выпить холодный и сладкий напиток после духоты — то ещё блаженство. Я смотрю на падающие с черепицы капли и ловлю себя на неожиданной мысли, что мне хочется танцевать. Сбросить с себя единственную материю, скрывающую наготу, и позволить дождю поглотить меня. Позволить силам природы умыть моё тело естественным путём и напитать запахом дождя — он куда приятнее и соблазнительнее любых шампуней и духов. Хочется позвать с собой Реба и походить босиком по влажной траве, вместе резвиться и прыгать по лужам не хуже наших детей. Хочется просто стоять и целоваться, пока весь остальной мир скрывался в тепле и сухости своих домов. Холодный разум остужает этот пыл: те же дети через окно или соседи через забор могли увидеть и неправильно понять эту несвойственную взрослым шалость. А привлекать чужое внимание ой как не хотелось, поэтому выбираю из всего этого самое лучшее. Я молча беру мужа за руку и, отвечая нежной улыбкой на его вопросительный взгляд, тяну из-под веранды наружу, прямо под прохладные капли. Разгорячённая кожа после парения мигом реагирует, покрываясь мурашками, но я намеренно игнорирую это, прижимаясь к мужскому телу теснее, обвивая руками сильную шею и прикасаясь влажными губами к чужим. На языке — вкус яблочного сидра, внутри — фейерверк эмоций. Точно так же, как после духоты приятно окунуться в прохладу, с двойным удовольствием проходит возвращение обратно в теплоту. Этот процесс работает в обе стороны, главное только знать свою меру, чтобы не закружилась голова от перемены давления. Тепло на верхних скамьях окутывает и нежит, невольно клоня в сон, но так мы лишь готовимся к последнему и самому блаженному этапу. Наверное, это прозвучит странно, но для меня намыливание друг друга почти как секс. И нет, не в том плане, что я получаю оргазм от вида пены на красивой смуглой коже или что меня заводит скользящая мочалка по моей спине. Просто сам процесс очень похож на прелюдию. На прелюдию без цели, где есть место и неспешности, и заботе о любимом человеке, и некоторой игривости, и — так уж и быть — лёгкому возбуждению, что необязательно приводит к сексу, но равносильно той интимной близости, что он создаёт. Здесь, как и с парением, первенство даётся Ребелу. Он садится на деревянную табуретку и вверяет себя моим ласковым рукам, что выливают на него кувшин тёплой воды, массажными движениями распределяют по широкой спине и плечам гель для душа с травяным ароматом, ведут чуть жестковатой мочалкой там же, охватывают дополнительно шею и руки, постепенно переходя вперёд. Наверное, я играю с огнём, всякий раз плотно прижимаясь грудью к мужу сзади, утыкаясь подбородком в его плечо и почти вслепую намыливая его грудную клетку, потому что дыхание Реба слегка задерживается, становится редким и словно бы осторожным. Напряжённым. Знаю, что его это заводит и одновременно смущает. Это особенно заметно, когда я встаю напротив его лица, давая возможность открыто созерцать обнажённое женское тело. Зрачки разноцветных глаз сужаются, задержавшись на ареолах, и резко уходят влево, чуть вверх, чуть вниз, окидывают наигранно небрежным взглядом грудь и очень уж старательно разглядывают скамьи справа. Из-за того, что он сидел на табуретке, а я стояла во весь рост, неудивительно, что мужской взгляд невольно обращается на самые «пикантные» части тела. — Это так… чудно. Разноцветные глаза тут же устремляются к моим. — Что? — Мы в браке больше десяти лет, но ты остаёшься всё таким же скромником. Густая бровь приподнимается вверх, придавая лицу одновременно недоуменное и скептичное выражение. Уж к кому, но к скромникам муж себя никогда не относил. Да и никто другой не рискнул бы так его назвать. — Ты всегда отводишь глаза, когда видишь меня голой, — поясняю я, нанося шампунь на короткие тёмные волосы. — Ну, кроме секса, пожалуй. Но когда мы вместе моемся или я переодеваюсь при тебе, ты всегда отводишь глаза. — Ты знаешь почему. — Знаю. И мне это нравится. И, конечно же, дело было вовсе не в скромности. Реб почти никогда не пялится в открытую на женщину, будь она обнажённой или мной обнажённой. Просто муж таким образом отдавал… дань уважения? Пожалуй, это слово ближе всего отражало его отношение к женской половине человечества. Свифт, его лучший друг, некровный брат и по совместительству крёстный наших детей, даже после свадьбы иногда называл мужа девственником, чем вызывал у того жуткое раздражение. Аргументировал тем, что Реб никогда не принимал участие в таких традиционных мужских развлечениях, как подглядывание за девчонками в школьной раздевалке и вызов стриптизёрш на мальчишник. «Честно, я вообще думал, что он гей. Ну правда!» — не то оправдывался, не то дразнил Свифт, хлопая невинными глазами, за что тут же получал по затылку. Если в мужском обществе такое поведение считалось странным, это лишь делало Реба ещё более привлекательным в моих глазах. Даже спустя десять лет брака. Я целую его в висок перед тем, как вылить полный кувшин тёплой воды, смывая с тела гель и шампунь. Рядом стоит круглый медный таз с прохладной водой, который муж опрокидывает на себя дополнительно. Жидкость забирает с собой остатки не только косметических средств, но и ленивой неги, и стекает в тонкие щели на деревянном полу. Расслабленное лицо Ребела теперь выглядело посвежевшим. Когда коронное место на табуретке предоставляется мне, из-за разницы в росте супругу приходится опуститься на колени. Я слышу, как окунается мочалка в ведро, как с характерным щёлком открывается крышка геля для душа, как муж жамкает мочалку в своих ладонях, образуя пену. Чувствую, как шершавая ткань опускается на кожу спины и царапает её вдоль позвоночника вниз. — У-у, чуть нежнее, милый. Руки ведут мочалку вверх — уже медленнее и аккуратнее, вызывая более приятные ощущения. — Да, вот так, — удовлетворённо выдыхаю я, стараясь держать осанку ровно и не растаять в процессе. Следующие минуты проходят как в тумане и одновременно с максимальной вовлечённостью. Тело расслабляется, полностью доверяясь чужому вниманию, и это так здорово, когда можно отпустить себя и отдаться другому. Просто ощущать, как шершавая ткань удаляет ороговевшие и омертвевшие клетки кожи, как скользит от плеч к ключицам и вниз, круговыми движениями огибая грудь. Мужские руки прикасаются к телу трепетно, почти невесомо — излишне осторожно, можно сказать, но я не прошу Реба действовать смелее. Ему так комфортнее, а от душного пара может неожиданно закружиться голова, не дав завершить веселье, если мы к нему приступим. Поэтому моя фантазия дорисовывает возбуждающие картины сама, щедро окидывая идеями для супружеского досуга в постели. Когда холодная вода из таза омывает всё тело, знаменуя завершение всех банных процедур, я чувствую себя обновлённой. Машинально провожу ладонями по закрытым векам, убирая остатки влаги, и со счастливой улыбкой открываю глаза. Ребел, протягивая сухое махровое полотенце, ласково улыбался в ответ.