Её сердце

- Ну где же она запропостилась? - Елена раздражённо закрыла учебник. Часы пробили одиннадцать. Подруги сидели порознь, занимаясь каждая своим делом. Елена с головой погрузилась в учёбу, обложившись книгами и пергаментами. Наклонившись над учебником так низко, что видна была только рыжевато-коричневая макушка, внимательно всматривалась в каждое слово, время от времени что-то выписывая. Вокруг галдели сокурсники. Погода не позволяла выйти на улицу и выплеснуть энергию там, поэтому разномастная толпа детей веселила себя как могла в тесноте гостиной. На диване, креслах, подлокотниках или даже просто на полу они собирались в шумные компании. Елена недовольно поджимала губы, в ушах стояло непрерывное жужжание, как будто находишься посреди улья. Чтобы не сбиться, она проговаривала слова, едва шевеля губами. Когда рядом кто-нибудь слишком громко ржал, не смеялся, а именно ржал, (назвать это по-другому у неё просто язык не поворачивался), над особенно удачной шуткой, девушка злобно шикала. "Нет, ну никакого воспитания и уважения к окружающим! - возмущалась она про себя, - и почему я не оказалась в тихом и спокойном Когтевране, где желание учиться не вызывает удивления?" - качала головой и снова утыкалась взглядом в страницу, закрывая уши. Дженис сидела на широком подоконнике, подогнув колени и обхватив их руками. Непонятно, каким чудом, но ей удалось занять единственное уединённое место в битком набитой гостиной. Окно расположено довольно высоко над полом и, чтобы забраться, пришлось тащить тяжёлый стул. Самой. С парнем она сегодня поругалась. Поругалась, в общем-то, из-за ерунды, но было обидно. "Ну что ему стоило, в самом деле, не носиться где-то со своими дружками-придурками, выдумывая очередную гадость для кого-то из слизеринцев, а провести вечер со мной?" Ещё вчера смотрела, как Кристиан волнуется о Белле, и что-то зашевелилось в груди. Зашевелилось неприятно, мерзко шелестя чешуёй и поблёскивая холодной кожей. Что это было? Ревность? Зависть? Слушала, как он говорит долго, не давая никому и слова вставить. И ни одного предложения без имени "Белла". И ни одного предложения без тревоги. Где она? Что с ней? И каждый взгляд на дверь просканировал, кажется, каждого входящего и выходящего. Ужин подходил к концу, а она так и не появилась. Ревность? Да нет, наверное... Ведь был же все эти годы просто Крис. Крис добряк и весельчак. Ни одна девочка не привлекла к себе его внимания, даже эта красотка с Когтеврана. Все её заигрывания вызывали у него лишь улыбку. Обычную, точно такую же, как для всех, улыбку. Самую обычную. Затем отказ. Всегда неизменный отказ. Безупречно вежливый отказ. Вот так он и оставался, всегда просто Крис. Отзывчивый, не всегда опрятный, тёплый и уютный дружище Крис. Что же изменилось? Белла. Просто появилась Белла. Поначалу всегда такая грустная, задумчивая. На любое обращение отвечающая застенчивой полуулыбкой. Лишь уголки губ слегка приподнимались, но никогда не касались глаз. Печальных, поблёскивающих непролитыми слезами, глаз. Пока... Пока однажды Дженис не плюхнулась бесцеремонно рядом. Просто увидела её одну, сидящую на берегу озера и бросающую камушки. Вызывая круги, нарушая ровное спокойствие водной глади. Как всегда одну. Терпение лопнуло: "Ну что же это такое, в самом деле!?" Просто подошла и уселась рядом. Начала болтать всякую чепуху. О парне, о квиддиче, о школе, о младшем брате. О том, каким он был непоседливым карапузом. Никаких вопросов. Зачем лезть в душу? Просто болтовня ни о чём, до тех пор, пока не увидела улыбку. Искреннюю, широкую, ту, что вся целиком, вместе с глазами. Такую редко встретишь. Такие освещают всё вокруг. В таких хочется купаться, нежиться в их лучах, как на солнышке. Вот так сначала редко, только после уроков в гостиной, затем чаще на переменах и за едой. Потом как-то незаметно оказались за одной партой. С каждым днём Белла будто выныривала из бездушного, беспросветного пространства, которое съедало её. Давило сверху, как стотонная каменная плита. Делая её похожей на тень. Оставляя лишь бесплотную оболочку. Лишь призрак самой себя. День за днём подруга оживала, стряхивала с себя этот липкий мрак, расправляя тонкие, переливающиеся всеми цветами радуги крылья. Дженис не сомневалась, что встретила друга. Настоящего друга. Как-то само собой вышло, что доверила все секреты. Открылась вся настежь, нараспашку. Потому что где-то внутри знала, что можно. Каким-то десятым чувством понимала, что жалеть об этом не придётся. Она тоже волновалась вчера. Просто каждую минуту повторяла себе, что всё хорошо. "Ничего не случилось. Ну что может произойти страшного здесь? Хогсмид тихая, спокойная деревня, в которой живут только волшебники. Исхоженная вдоль и поперёк, открытая, как на ладони. Хогвартс под охраной. Нет, ничего просто не могло случиться. Наверно, она кого-то встретила и разговорилась..." Тут же встал перед глазами букет. Белые розы. Они не вяли, значит, были кем-то наколдованы. "Интересно, кем? Может, именно он её и задержал? А может, они договорились заранее?" Внутри опять зашевелилось ОНО. Поёрзало и присосалось где-то под ложечкой. Зависть? Перевела взгляд на своего Эда. Сидит жуёт. Всё внимание друзьям. Заржал громко над какой-то пошлой шуткой. Громко, на весь зал. Изо рта чуть не вывалилась не дожеванная курица. И плевать ему на всё. А просто не о чем волноваться. Сытно ест, сладко спит, дружки под боком, девушка напротив. Всё понимающая, прощающая, весёлая девушка. Цветы... Зачем, всё это девчачьи глупости. Противно стало от самой себя. И стыдно. Стыдно за саму себя. Эйфория прошла, буйная влюблённость угасла. Осталась привычка. Банальная, затёртая до дыр привычка и трусость. Вроде и хотела бы всё сказать и расстаться, да всё как-то слов не находилось и момент подходящий всё никак не наступал. Это было вчера. Сегодня весь день заставляла себя улыбаться, а оно всё сосало и сосало, причмокивая от удовольствия. Свивалось в комок, выгибалось тугими кольцами и вечером... Выплеснулось изо рта ядовитым шипением. Как-то неосознанно. Просто раз и всё... И одна на подоконнике, скрытая ото всех толстой портьерой. "Трусиха ты, Дженис, просто трусиха. Мама учила быть гордой, знать себе цену, а ты... Эх..." С таким, как Крис, всё могло бы быть по-другому. Да нет, не так. С Крисом могло бы быть по-другому. Так что же, всё-таки, ревность или зависть? "Эх... Похоже, самой не разобраться. Где же тебя носит, подруга? Без тебя никак... Если вдруг.., ты ведь всё поймёшь, правда? Уверена, что поймёшь, ты же у меня умница." Прислонила горячую изъеденную мыслями голову к окну. Прохладно. Отпускает. За окном темно, густо, вязко темно. Просто протягивай руки и бери. Бери полные ладони. Тучи заволокли небо, ни звёздочки. Барабанит дождь, прижимаясь с стеклу с той стороны. Прижимаясь в той же самой точке. Отстукивая секунды. Часы пробили одиннадцать. - Ну где же она запропастилась? - послышалось недовольное ворчание Елены. Дженис отодвинула штору в сторону и спрыгнула на пол. Подняла руки над головой и выгнулась всем телом, потягивая затёкшие мышцы. Гостиная опустела, остались только они вдвоём. - Ну что ты ворчишь, никуда она не денется, придёт с минуты на минуту. - Я не ворчу вовсе, и, к твоему сведению, одиннадцать, - пробегая глазами исписанный пергамент. - Ну, одиннадцать, и что? Елена оторвала взгляд от текста: - Не "ну одиннадцать", а уже одиннадцать, - брови взлетели вверх. - И если ты забыла, то я напомню, ЭТО ЗНАЧИТ ОТБОЙ! - тон стал менторским. Ну прямо профессор, ни дать ни взять. - Ну может свидание у человека? - Все сердечные дела надо заканчивать раньше, - складывая учебники в стопку. - Пфф.., свидание.., об учёбе надо думать, а не тискаться по коридорам, - передёрнула плечами. - Ты прямо как моя бабушка, та тоже всегда всем не довольна. - Как бабушка, значит!? - она резко развернулась, почти задохнувшись от гнева. - Ну ладно, - гордо вскинув подбородок, схватила в охапку книги и пергаменты, - думаю, напоминать не стоит, что если её поймают, баллы потеряет весь факультет! - отчеканила каждое слово, поднимаясь по лестнице в спальню. - Спокойной ночи, - протиснувшись со своей ношей в проём, резко захлопнула ногой дверь. Дженис осталась одна. В камине весело потрескивали дрова. Она подошла и протянула руки к огню. Взгляд заблудился среди вспыхивающих язычков пламени. "Правда, где ты, Белс?" "Может, и правда на свидании с таинственным Мистером Икс?" "Мистером Белые Розы?" "Если так, то это значит..." "Крис..." "Спокойно." "Ни хрена это пока не значит! Ясно?!" "Ясно, вроде..." * * * Том Реддл устало опустился в кресло перед камином. Остановился взглядом на огне. Он нежно тёрся о поленья. Льнул, ласкал, вылизывал то один бок, то другой. Так обманчиво-нежно. Точно такой же огонь горел у него внутри. Начинаясь где-то в сердце, расправлял свои горящие лепестки. Они стелились по рёбрам, опаляя лёгкие, следовали за венами и артериями, заставляя закипать кровь, заворачиваться огненным вихрем. Вихрем, который возвращался обратно в сердце с каждым ударом. Огненный круговорот. Он не понимал, как остановить это. Всё, что пред собой он видел, заставляло пламя разгораться сильней и сильней. Он возненавидел этот день. Возненавидел всё в нём, до последней секунды. А сильнее всего он ненавидел в нём себя. С самого утра... - Тварь! Всё было нормально. Всё было под контролем. Как обычно. Он успокоился за ночь. Долго говорил сам с собой, спорил, убеждал. Взвешивал все "за" и "против". Собственно "за" было только одно-ХОЧУ! "Против"-целая телега, целый Хогвартс-экспресс. Почему-то положенные на чаши весов... Почему одно единственное "ХОЧУ!" перевешивало все остальные аргументы? Весомые аргументы. Он не понимал. Нет. Отказывался понимать. Он точно знал, чего хочет, всегда чётко и ясно принимал решения. Жёсткие решения. Ни жалости, ни сомнений. Уверенные, твёрдые шаги только вперёд. Всегда вперёд. Нет. Он не позволит себе оступиться. Тем более, не позволит себе упасть. Никому не позволит помешать. Тем более, какой-то смазливой пигалице. Руки сжимались в кулаки, утробное рычание сквозь плотно сжатые зубы. Одно воспоминание о ней заставляло пылать. Пылать руку, которой сжимал горло. Её горло. Пылать шею, которой касалось лёгкое дыхание. Её дыхание. - Я выгоню тебя. Я смогу. УБИРАЙСЯ! Когда это случилось!? Когда ты успела!? Влезла так глубоко. Под кожу. Вплелась во все сухожилия. Течёшь по венам вместе с кипящей кровью. Окружаешь воздухом густым и тяжёлым, как ртуть. Ядовитым. Отравленным тобой. Тяжело, со скрежетом, проталкивается он по глотке и падает где-то там раскалённым камнем. Впивается острыми кинжалами в сердце. А ведь казалось, нет его. Совсем недавно ещё казалось... КАК ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА? Всё просто. Просто открылась дверь, и ОНА вошла в освещённый ярким светом свечей Большой зал. Первое сентября. Такой долгожданный день. День, до которого он считал не часы, и даже не минуты. Он считал каждую неповоротливую, не желающую менять своё значение, секунду. Если бы можно было убить время, он бы в каждую бесконечную секунду палил Авада Кедаврой. Приют. Жалкое пристанище для никому не нужных, не востребованных никем детей. Жалкие, никчёмные нищеблуды. У всех был только один путь. Вниз. Потому что это не дно. Ещё не дно. До дна ещё падать и падать. Проходить сквозь колючие, холодные взгляды высокомерных снобов. Сквозь грязные, липкие руки работорговцев. Именно так. Только так, и никак иначе, он не мог их назвать. Не мог и не собирался. Они осматривают, щупают, оценивают, чтобы в итоге предложить самую грязную работёнку за жалкие гроши. Считая при этом, что купили тебя с потрохами. И даже это ещё не дно. Оно ждёт дальше, умело прячась за годами силы и молодости. И только когда ты дряхлым и немощным стариком остаёшься один в промозглой хибаре, оно выглядывает из-за угла и кровожадно скалится в жутком подобии улыбки. НЕТ! С ним этого не случится, никогда. С кем угодно, только не с ним! Хогвартс. Наконец-то. Он в своих владениях, за своим столом. Слизерин, даа.., здесь он король. Он осматривал своих вассалов спокойно. Как всегда. Его место здесь, в этом мире. На вершине этого мира. Как вдруг... Она идёт по проходу, высоко подняв подбородок. Идёт, ни на кого не глядя. Руки нервно вцепились друг в друга. Вся твоя гордость-это обман. Я вижу. Вижу, как вцепилась взглядом в табурет перед профессорским столом. Вцепилась намертво. Как считаешь в уме шаги, а ведь тогда надо будет повернуться. Повернуться ко всему залу лицом. Не подумала об этом? Я чувствую. Чувствую, как страх, запертый в тебе, словно дикий зверь в клетке, рвётся наружу. Огромный дикий зверь. Всем своим весом налегая на преграду. Вгрызаясь острыми, как лезвия, клыками в стальные прутья. Как они жалобно стонут и гнутся, но пока ещё держатся. Пока... Она повернулась! Дёргано, резко. Взгляд. Глаза в глаза! Сразу. Резко. Без предупреждений и обходных манёвров. Взгляд-выстрел. Попала. Сразу. В яблочко. Убила. Вот так просто. В ту самую секунду она его убила. Он никогда, ни разу в жизни, не думал, не предполагал, что так бывает. Этот взгляд, всего мгновение, всего лишь одна микроскопическая, неуловимая секунда. Бесконечная секунда - и он готов ползти за ней на коленях. Ползти по битому стеклу, по раскалённым углям, за ней.., в ад. Готов ползти прямо сейчас, пришлось стиснуть в руках лавку, чтобы не кинуться следом... За ней. Секунда, и она отвернулась... Кажется, зверюга решила сменить клетку. Бешеный рык отдаётся в позвоночник. Проходит по всей длине, вызывая дрожь. Бьётся и мечется из угла в угол, не находя выхода. Не повезло тебе, дружище, мой загон покрепче будет. Не прорваться. Секунда... Она уже надевает шляпу. Зверь внутри затаился. Собрался весь, как пружина, готовая выстрелить в любой момент, готовый к смертельному прыжку. Красные глаза смотрят настороженно. Секунда... "Гриффиндор!", - звучит вердикт. Звучит, как команда ФАС! Он срывается быстрее пули, быстрее скорости света. Со всего размаху, в последнем отчаянном броске врезается в невидимую преграду. Сотрясая тело. Скалит зубы, выпускает когти и впивается в тёплую, трепещущую плоть, разрывая в клочья. Больно! Так больно, что хотелось упасть на пол и раздирать одежду, кожу. Хотелось разворотить рёбра, расколошматить грудную клетку, ту, единственную, что держит, чтобы выпустить его на волю. Вместо этого он только крепче сжимает спасительную лавку. Ни один мускул на лице не дрогнул. В ту секунду он просто тихо умирал. Секунды... Кажется, вся жизнь его состоит из одних только секунд. Порой, скачущих так быстро, что уследить не возможно. Толкающих друг друга, наскакивающих на спину, обгоняющих друг друга секунд. Порой медленных, невыносимо медленных, раненых, истекающих кровью, умирающих секунд. Таких как сейчас. Всё это он пережил снова этой ночью. Пришлось все порезы, все рваные раны зашивать заново. Потому что швы разошлись. И из каждого сочилась кровь, пропитывая потом бельё. Да, таких как сейчас... Похоже, рассвет никогда не наступит. Похоже, он останется здесь, как в склепе, истекая кровью, обливаясь потом, умирая снова и снова. Самая длинная ночь. И всё же... Утром всё было нормально. Всё было под контролем. Он смог. Собрался, успокоился. Так казалось... Ровно до тех пор, пока не вошла ОНА. СНОВА! Дежавю Всё, что он с таким трудом собирал, склеивал, сшивал... Потрескалось, разошлось, развалилось на мелкие куски. Осыпалось с грохотом куда-то под ноги. С оглушительным грохотом! Он заставил поморщиться. Весь зал наверно слышал. Наплевать. Так оглушительно наплевать. Потому что по проходу шла ОНА. Снова! Кивок Дамблдору. Этому пронырливому старикану. В его сторону ни одного взгляда. Ни одного движения. Сука! Села спиной. Сука! Мне не нужна твоя спина. Глаза! Я хочу видеть твои глаза. Хочу видеть, как ты загоришься. Хочу видеть, как ты сгораешь медленно, словно свеча, плавишься и стекаешь горячей лужицей воска на пол. К моим ногам. Хочу видеть, как ты умираешь. Глаза в глаза. Медленно. Так же, как я сейчас. Так же, как я всегда, когда вижу тебя, когда слышу твой голос, когда ты проходишь мимо. Просто проходишь мимо. И рука сама тянется коснуться. Просто коснуться, хотя бы вскользь. Рука на плечо. ЕГО рука на ТВОЁ плечо! Вот он, контрольный выстрел! Выстрел в самое сердце. Навылет. Сзади на стене, наверно, его ошмётки. Искорёженные, истерзанные, отвратительно свежие. А он думал, нет его... Тварь! Все силы, только чтобы не убить. Только чтобы не встать и не убить. Не убить прямо сейчас, при всех. Ты пожалеешь об этом, Стенфилд! Очень горько пожалеешь! ОНА улыбается. Другому! Не ему! Пожар! Он горит! Воздух вокруг него раскалился до бела. В глотку... Не протолкнуть... Никак... Галстук... Душит... Удавит сейчас! Готов драть его вилкой. Той самой вилкой, что плавится в его руке. Нельзя! Встать... Прямо сейчас... Уйти... Пока ещё может. Сейчас... Прямо сейчас! Вставай же... Ты можешь... НЕМЕДЛЕННО! Коридор. Поворот. Лестница. Коридор. Вот она, дверь. Спасительная дверь. Ванна старост. Сюда никто не зайдёт, ты здесь один. В изнеможении рухнул спиной на стену. Галстук-удавка на шее. Снять сейчас же, немедленно. Руки сами тянут из стороны в сторону, мнут, срывают от себя подальше. Куда-то в угол. Остервенело дёргают пуговицы на рубашке, царапая грудь. Вдох. Наконец-то. Глубокий, до хруста в рёбрах. До разноцветных пятен перед глазами. ЖИВ! Неужели, ты жив!? Неужели, после такого можно выжить!? Холодный, жуткий смех разносится по ванной. Отражаясь рикошетом от стен и возвращаясь обратно бумерангом. Возвращаясь обратно острыми лезвиями, сверкающими голодным, стальным блеском в своём смертельном полёте. Вонзаясь с чавкающим звуком в тело. * * * Весь день ОНА! В каждой мысли! На каждой странице, в каждой строчке! Каждый раз, опуская веки, ОНА! В каждом вдохе и выдохе! Дожить бы до вечера. Он считал секунды. Снова. Терпеть, только дотерпеть. Удар колокола оповестил об окончании последнего урока. Наконец-то. Он пулей сорвался с места и понёсся на восьмой этаж. К заветному тупику заветного коридора. К заветной двери. Выручай-комната. Его собственный тайный мир. Только здесь он мог позволить себе всё. Всё, что угодно. Пока только здесь... Он швырял заклинаниями в манекен. Представляя только одно лицо. Одно единственное. Стенфилд! Видел, как искажаются смазливые черты. Как становятся они кровавым месивом. Видел, как сползает с лица улыбка, болтаясь рваными лоскутами. Как лопаются голубые глаза от жара Адского пламени, становясь чёрными угольками. Видел, как трескается кожа на черепе, и чувствовал запах. Прекрасный, восхитительный запах сгоревшего мяса. Швырял и швырял заклинания, пока не задрожала рука и не подкосились ноги. Только тогда он позволил себе опуститься в кресло. Отпускало. Наконец отпускало. Чёртова девка! Заставила его сбежать, спрятаться. Снова! Ничего, я вырву тебя из себя! Вырву со всеми корнями, которые ты во мне пустила! Вырву с мясом! Часы пробили одиннадцать. Пора возвращаться в подземелье. Старосте позволялось ходить после отбоя, но нарушать правила просто так не было никакого смысла. В коридорах никого не было, все уже попрятались по своим норам. Разбежались как тараканы. Тускло горели факела, отбрасывая причудливые тени. Он один быстро шагал по проходам и лестницам. Гулкое эхо бежало за ним по пятам, в безуспешной попытке догнать. Вдруг... Впереди... Тёмное пятно... Прямо у подножия лестницы... Лежит человек... Без движения... Он прищурил глаза пытаясь разглядеть в полумраке. Подходя всё ближе... Чёрная мантия стелилась по полу, будто крылья. Крылья огромной чёрной птицы, упавшей с неба. Ещё ближе... Длинные чёрные волосы разметались вокруг. Сердце пропустило удар. Ещё ближе... Быстрее... Бледное лицо. Такое бледное! ЕЁ лицо! Удар в грудную клетку. Ещё ближе... Бегом... На полу кровь. Ударила наотмашь пудовым кулаком в нос. Запах! Запах ЕЁ крови чуть не сбил с ног. Она пахла цветами, светом, теплом. ЕЁ теплом! Самая драгоценная кровь на свете. За одну только каплю можно уничтожить весь мир. Можно умереть. Он понял это только сейчас, падая перед ней на колени. Протягивая дрожащие руки к лицу, осторожно, едва касаясь, отодвинул прядь мокрых, липких волос. Что произошло? Как произошло? Кто сделал это с ней? КТО ПОСМЕЛ ПРИКОСНУТЬСЯ К НЕЙ!? Делать! Надо что-нибудь сделать! Что сделать? Мысли со спринтерской скоростью метались по черепной коробке, отталкиваясь от стен, стремительно проносясь перед глазами. Так быстро... Он не мог выхватить ни одной из этого урагана. Время замерло. В одной бледной, размазанной чернотой по полу секунде. Одно он понял точно. Совершенно ясно, невыразимо точно. Он ошибался. Все эти дни он ошибался. Он умер вот только сейчас. Здесь. Стоя на коленях перед своей израненной святыней. В полутьме мрачного коридора. Он не дышал, сердце перестало биться. Совсем. Потому что... А зачем? Он труп. Гнилой, смрадный труп. И вдруг... Время пустилось галопом. Понеслось вскачь, как сумасшедшее. Надо что-то делать! Больничное крыло! Да, надо позвать на помощь! Вскочил на ноги. Сорвался с места. Вдруг... Стон. Едва различимый хриплый стон. Натянул невидимой цепью строгий ошейник на горле. Шипы вонзились в кожу. Остановился. Резко. Будто в стену врезался. Стон. Снова. Потянул назад, наматывая цепь на кулак. - Т-Том, - его имя. Или просто показалось? Подбежал к ней, со всего размаху бухнулся на колени. Это ничего. Это не больно. Разве может быть больно, когда его девочка так... Нет! Не думать об этом! Не сейчас! Погладил по щеке. Ничего... Ничего, маленькая... Я помогу... Сейчас... Он уже знал, что делать. Он не побежит в больничное крыло. Они отнимут у него. Заберут его девочку. Не дадут и на шаг приблизиться. - Спасибо, мистер Реддл, дальше мы сами, - и закроют дверь перед носом. Нет! Он всё сделает сам! Губы уже произносили заклинание. Кровавое пятно исчезло. Будто и не было его никогда. Следующее, произнесённое невербально, подняло девушку в воздух. Он направил её в противоположную от больничного крыла сторону. Шагая следом. Старался идти так быстро, как только мог. Рука холодная и влажная, палочка так и норовит выскользнуть. Сжал крепче. Поворот. Лестница. Коридор. В том же порядке ещё раз. Уже близко. Потерпи. Последний подъём. Впереди заветная стена. Нужная сейчас, как никогда. Аккуратно опустил девушку на пол, вырывая очередной стон. Прости, малышка... Так надо... Дверь нужна. Вместе не получится. Пройти три раза. Думать. Думать о том, что нужно сейчас больше. Чёрт! Не получается! Так, стоп! Остановись. Просто остановись. Вдох-выдох. Так, хорошо. Ещё раз. Есть! Белла осторожно вплыла в распахнутую дверь. Отлично! Комната дала всё, что нужно. Камин, кровать. Большего и не надо. Всё остальное у него с собой. Всегда с собой. Так... Беллу осторожно на кровать. Камин разжечь. Из кармана маленькая коробочка. Взмах палочки - и она увеличивается. Дрожащие пальцы никак не могут справиться с замком. К Чёрту! Направил палочку, заклинание, крышку сорвало. Отлетела к камину. Зелья. Нет, зелья потом, сначала просканировать повреждения. На конце палочки зажглось сиреневое свечение. Провёл рукой над телом, светящиеся нити опутали его паутиной. Наконец готово. Так... Сломана рука и пара рёбер, лицо разбито. В остальном просто ушибы, ничего страшного. Ребро проткнуло лёгкое. Это плохо. Он не медик. Работать надо ювелирно. Что делать? Упал на колени. В который раз за сегодня. Неважно! Всё не важно! Что делать? Запустил руки в волосы. Склонился лбом к холодному полу. Легче. В голове проясняется. Хорошо. Надо решаться. Свистящий, хриплый выдох разносится по комнате оглушающим колокольным звоном. Ставит всё на свои места. У него внутри, всё на свои места. Поднимает голову, сомнений больше нет. Взгляд чистый и прямой. Твёрдой рукой берёт палочку, закрывает глаза. Надо почувствовать, надо увидеть. Плавные медленные движения над грудью девушки. Вот она кость. Сломана пополам. Острым концом вонзилась в мягкую ткань. Доставать надо осторожно. Миллиметр за миллиметром. Медленно, словно нехотя, острая, зубастая хищница отпускала свою добычу. Мучительно медленно возвращалась она на своё место. По его виску скатилась капля пота. Так... Теперь чуть повернуть, что бы встала стык в стык. Вот так! Отлично! Теперь зелья. Сначала Костерост. Чуть приподнял голову. Одна щека ободрана, нос и разбитые губы опухли. Вокруг запёкшаяся кровь. Кто? Вспыхнули глаза. Вспыхнули густым, липким алым цветом. Цветом крови. Это потом. Это подождёт. - Надо выпить, маленькая, станет легче, - приложил пузырёк к губам. С трудом, но она все-таки чуть приоткрыла рот. Хрипло закашлялась, когда горькое зелье поскреблось по пересохшему горлу. Так... Хорошо. Теперь обезболивающее. Дальше восстанавливающее и, наконец, зелье сна без сновидений. Она послушно всё проглотила. Голова обессиленно повисла в его руке. Том бережно вернул её на подушку, а сам тяжело опустился на пол. Фуф.., теперь всё будет в порядке. Она спала, изредка постанывая, но это хороший признак, Костерост начал действовать. Том очистил от крови её волосы, достал расчёску. Ласково, нежно причёсывал он длинные шелковистые пряди. По прежнему сидя на полу, облокотился спиной о стену, глаза намертво приковались к её лицу. Он смотрел на неё так... Так, будто она была для него богиней. * * * Мысли унесли его далеко... На годы назад. Это было давно. Миллиарды плачущих, завывающих, скулящих секунд назад. Тогда он был другим. Наверно был... Он был тихим, молчаливым ребёнком. Что-то странное было внутри. Очень странное, непонятное, страшное. Он боялся. Боялся подойти. Боялся заговорить. Казалось, стоит только посмотреть в глаза, и они увидят. Поймут. Всё про него поймут. Он старался подавить это, вернуть назад. Туда, где оно родилось. Туда, откуда оно расползалось по всему телу. Заползало в каждую клетку, касалось каждого нерва. Переплетаясь тесно, намертво. Стараясь соединиться, срастись, остаться в нём навсегда. Он очень старался, но от этого оно только крепло. Закалялось в дикой попытке выжить. Вырывалось из него разбитыми стёклами. Расшвыривая в стороны острые осколки. За это он получал наказания. Воспитатели хватали его за руку и тащили в тёмный чулан. Он не вырывался, знал, что виноват. Ведь виноват? Виноват, наверно... Они толкали его к вонючему тонкому тюфяку, набитому гниющей соломой. Брезгливо кривили лица, вытирали об себя руки. Будто от грязи. Будто он был грязью. Он молчал, угрюмо глядя исподлобья. Всегда молчал. Молча слушал как поворачивается ключ в замке, оставляя его одного в темноте. Молчал, считая длинные, холодные, промозглые секунды. Маленькое круглое окошко под самым потолком. Всё истёртое грязными разводами. Окошко, в которое изредка заглядывала луна. Холодная и бесстрастная. Скользила по нему равнодушным серебристым взглядом, но он и за это был благодарен. Сжимаясь в маленький дрожащий комок в углу, слушал, как копошатся в тюфяке под ним мыши. Закрывал глаза, представляя другой мир. Тёплый и светлый. Мир, в котором после него никто не станет вытирать руки. Мир, в котором никто не станет говорить: "Ненормальный", - кивая головой в его сторону. Мир, в котором и для него есть место. Сам себе задавал вопросы. Почему? Почему я здесь? Где мама и папа, которые любили бы меня? Ведь любили бы? Да, наверно... Вопросы скользили вокруг зловещими тенями, заставляя дрожать. Заставляя сжиматься ещё сильней. И однажды он перестал их задавать. Просто перестал. Он был прав, они не понимали. Не хотели понимать. Отказывались понимать. Все сторонились его. Обходили подальше, стараясь не коснуться ни словом, ни взглядом. Но это было уже не важно. Совсем не важно. Потому что появился друг. Единственный, самый умный и самый верный друг. День был пасмурным. Тяжёлые серые тучи повисли над приютом, щедро поливая его своей тоской. Он был на улице один. Как всегда. Ветер трепал старое, заношенное до дыр пальтишко. Пробирался в каждую щель, под каждую пришитую чьей-то небрежной рукой заплатку. Дождь бросал в лицо свои колючие слёзы. Но он упрямо не желал уходить. Что ему этот ветер и дождь? Ведь это свобода. Свобода от косого, брошенного в спину презрения. Презрения, наполненного страхом. Он его чувствовал. Всегда. Здесь, сейчас, он пытался забыть. Просто забыть обо всём на свете. Закрыть глаза, раскинуть руки и представить себя листом, сорванным с дерева. Подхваченным ветром и унесённым в даль. Далеко-далеко отсюда. Легко-легко. И вдруг... Он услышал голос. Даже не голос, а шипящий, свистящий шёпот. Опустил удивлённые глаза и увидел прямо под ногами змею. Красивую желтовато-коричневую, цвета осенней листвы, змею. Она смотрела своими чёрными глазками-бусинками прямо на него. Вот так просто. Просто пришла из ниоткуда и осталась с ним. Он забрал её с собой. Они проговорили всю ночь, укрывшись с головой одеялом. Спрятавшись ото всех. Отгородившись им от всего мира, словно стеной. Не обращая внимания на завывающий в покосившейся оконной раме ветер. Тогда он понял, что может говорить со змеями. На загадочном, волшебном языке. Счастье. Это ощущение распирало изнутри. Оно кричало и бесновалось в нём. Пело и плясало. Каждую ночь он ждал с нетерпением. Рассказывал все свои детские тайны, доверял все мечты. Это были самые открытые, самые честные в его жизни секунды. Но разве счастье может длиться вечно? Для кого-то может, наверно... Они узнали. Увидели, как они тихонько беседуют на заднем дворе, греясь в лучах запоздалого осеннего солнышка. Неожиданно кто-то схватил его сзади за руки. Так неожиданно. Пытаясь понять, в чём дело, потратил драгоценные секунды. Дёргался, пытаясь вырваться, но чьи-то руки держали крепко. А в следующую секунду он увидел, как на голову друга опускается тяжёлый камень. Ещё раз! И ещё! Словно в замедленной съёмке видел он, как капля за каплей впитывается в землю кровь. Такая драгоценная кровь. Та, за которую можно убить. За каждую каплю которой можно убивать снова и снова. Именно в тот момент он решил, что убьёт. Не тогда, когда рыл дрожащими руками промёрзшую землю. Не тогда, когда укладывал в яму растерзанное тельце самого дорого существа на свете. И вовсе не бесконечными бессонными ночами, пока продумывал каждую деталь, как, где, когда. Он знал это уже в ту самую, ревущую бесконечным отчаянием секунду. В тот момент детство закончилось. Умерло тихо, бесшумно. В последнем своём выдохе прокатилось по щекам горькими, горячими слезами и умерло. Оставив после себя лишь серый пепел. Пепел, укрывший собой весь мир. Уничтожив все краски. Все цвета. Проникая в самое сердце. Заполняя его льдом. И всё, что пред собой он видел, он презирал или ненавидел. Вот так! Только так! Ничего другого этот мир не достоин. Он отомстил за это. Отомстил жестоко. Оставил их бороться с серой толщей воды. Бороться без надежды на спасение. Бороться, чтобы проиграть и остаться навсегда в той пещере. Он заманил их туда и оставил умирать. Зная, что скоро прибой, и им не выбраться. Смотрел, как вода бьётся о скалы, как заполняет собой проход, отрезая все надежды на жизнь. Смотрел и ничего не чувствовал. Ни раскаяния, ни радости. Просто ничего. Это для тебя. Это за тебя. Прощай друг. Тогда, давным-давно, он плакал в первый и в последний раз. И вот сейчас снова. Он чувствовал. Эта девчонка ворвалась в его жизнь. Прикоснулась к сердцу оживляя, расчищая его мир от серого сумрака своей тонкой ручкой. Он не позволит ей. Не позволит себе. Не позволит себе снова ощутить эту боль. Он отомстит. Отомстит жестоко. Тому, кто посмел прикоснуться к ней. Отомстит за каждую слезинку, за каждую каплю жизни, что осталась там, на полу. Каждую каплю жизни той, что важнее сотен тысяч других. Но сейчас она спит и никогда не узнает. Не узнает, что он не в силах уйти. Просто нет сил. Он опять ошибся. Вот эта ночь была самой длинной. Созданной из тяжело дышащих, стонущих на кровати рядом с ним секунд. Ошибся. Снова. В который раз за сегодня... Гарри сидел у противоположной стены. Сидел точно в такой же позе. Сидел и не мог поверить в происходящее. Всё видел, всё слышал и всё равно не мог. Просто не мог поверить. - Охренеть! - нет, это совсем не то слово, но других у него сейчас просто не было. Все мысли всполошились, разлетелись в разные стороны. Ловить их не было никаких сил. Ни моральных ни физических. Да и желания, честно говоря, тоже. Он видел его на коленях. ЕГО НА КОЛЕНЯХ! Видел, как оборвалось что-то в глазах. То, что даёт силы дышать. Просто дышать. Оборвалось потому ,что он на мгновение, всего на секунду, предположил что... - И всё-таки ОХРЕНЕТЬ! Гарри увидел, как расслабляются напряжённые черты его лица. Как опускаются тяжёлые веки, и Тёмный Лорд засыпает, скрестив свои пальцы с её...