Её сердце

Гарри растерянно хлопал глазами, отчаянно стараясь понять где он, и что происходит. Кто-то настырно тряс его за плечи, прижимал что-то влажное и лохматое к щекам. Мутные образы перед глазами никак не желали складываться в единое целое, осмысленное и осознанное. Наконец цепкие руки оставили его в покое, исчезли всего на секунду, а после бесцеремонно, по-хозяйски водрузили на нос нечто прохладное, металлическое; коснулись ушей, взъерошили волосы. Мир сразу обрёл чёткость. Очки! Наверно, он уронил их, когда его резко дёрнули, будто котёнка за шкирку, из мира грёз назад, в реальность. Рассеянно оглядываясь, Гарри никак не мог поверить в то что он и правда здесь, в кабинете директора. Вокруг копошились взволнованные бывшие директора, перебегая с портрета на портрет. Дамблдор радостно улыбался, сверкая голубыми глазами из-под очков-половинок. На столе, полках и подставках странные приспособления и механизмы - назначение которых он и предполагать не брался - шевелились трещали и тикали. То есть он помнил, что раньше они именно так и делали, потому что сейчас он определённо этого не слышал. В ушах стоял странный гул. Он сделал пару шагов в сторону и провёл ладонью по деревянной глади стола, где всё было разложено строго по своим местам, по порядку. Чернильница, перья, несколько книг, пара скрученных в трубочки пергаментов... Гарри аккуратно коснулся каждого предмета кончиками пальцев, большего и не требовалось, этого вполне хватило, чтобы удостовериться в том, что всё это настоящее. Что теперь и он тоже настоящий. Как странно... Кажется, он уже отвык от этого. Было так правильно находиться в другом месте, в другом мире. - Это было лишь воспоминание, - напомнил он себе, но почему-то продолжал ощущать тянущую пустоту внутри. Другое время, чужая жизнь, но он успел привыкнуть, сродниться с ней. Стал чувствовать себя частью всего этого. И теперь было такое ощущение, словно его выбросили, выгнали из дома. В голове царили хаос и сумбур. Как же так? Маленькие, но крепкие руки снова вцепились в плечи и резко развернули. Гарри не сопротивлялся, как оглушённый смотрел прямо перед собой. Лохматым и мокрым оказалась Гермиона, потрёпанная и грязная, и почему-то плачущая. Она снова встряхнула его, крепко обняла и начала покрывать поцелуями щёки, повиснув на шее. Её губы непрестанно шевелились, наверно, она говорила что-то, смеялась, но он не слышал. Не отрываясь смотрел на испуганно жавшуюся в угол девчонку. Изабелла Лоуренс. Она смотрела в ответ широко распахнутыми глазами, дрожащими губами. «Что же было дальше?!» - хотелось ему кричать, но слова застряли в горле. И вдруг мир взорвался круговоротом звуков: тиканьем, трещанием, шуршанием, счастливым смехом Гермионы, немного хрипловатым голосом Рона. - Гарри, Господи, Гарри, мы сделали это! - тараторила она, смеясь и плача одновременно. - Ты справился, мы победили! Мы победили... Ты справился... «Не я! Это сделал не я!» - но язык отказывался повиноваться, и слова так и остались запертыми внутри. - Я думала... я так боялась... - и снова объятие тёплое, родное, - а ты здесь... Измазанное лицо Гермионы озарила такая светлая улыбка, что сердце, будто снитч, заметалось в груди, порхая маленькими золотыми крылышками. Победили... Только сейчас до него наконец начало доходить - они победили, Волдеморта больше нет. Они все вместе сделали это! Но какой ценой? Нет. Нет, он не будет думать об этом прямо сейчас, он подумает об этом позже. Чуть позже, через минуту, а пока губы сами растянулись в улыбку. Наверно, она получилась совсем как у Рона: немного усталой, немного смущённой, но такой счастливой. - Герм, ты его задушишь! - и его большие грубоватые ладони подтащили Гермиону к себе и прижали к широкой груди. Свободно, по-хозяйски. Улыбка Гарри стала ещё шире, как цунами окатила волна счастья. Всё у них теперь будет хорошо. Всё наладится. Взгляд сам собой метнулся в тот угол, в котором продолжала жаться Белла. Она опустила голову и разглядывала мыски заляпанных грязью туфель, но, почувствовав пристальный взгляд, подняла глаза. В них плескалось счастье с примесью боли, горечи, тоски. Большое, необъятное счастье за них и лишь капельку за себя. Теперь она действительно свободна. Так ли это? - Гарри! - оглушил, почти сбил с ног громкий крик. Только благодаря столу позади ему удалось устоять, когда налетел рыжий вихрь. Он пах молоком, булочками с корицей, летним лугом. Джинни. Лучший запах на свете. Его личное ослепительное, нежное, смелое солнце. Как он мог хоть на минуту подумать иначе? Как мог забыть? Он крепко-крепко обнял её в ответ, и забыл обо всём на свете, потому что она поцеловала его жарко, жадно. Он отвечал, ни о ком не думая, ничего не замечая: ни хихиканья Гермионы, ни покашливания Рона, ни тяжелого вздоха Беллы. Они сделали это, победили! Когда они все вместе потащили его к выходу, он не сопротивлялся. Они заслужили это. Его друзья, его солнце... и Белла. Гарри очень хотел знать, что было дальше, чем закончилась эта невероятная история. История жизни непонятного, жестокого и резкого, но всё-таки Великого Волшебника. Но это чужая история, чужая страсть, любовь, боль. Он и так увидел слишком много. Слишком много за этот бесконечно долгий день: профессор Снейп, Лорд Волдеморт, Белла, даже Малфой... Зазвучали в голове слова, сказанные так давно, уверенно и твёрдо, как клятва: - Я не стану спрашивать, ни сейчас, никогда. Они и были клятвой, Тёмный Лорд всегда держал слово, и он сдержит. Делая последний шаг за порог, он бросил последний, но самый важный взгляд на Беллу. «Никто никогда не узнает», - пообещал он глазами. В ответ она лишь коротко кивнула и вымученно улыбнулась... Она не вернулась больше в Хогвартс, даже для того чтобы закончить прерванный курс. Исчезла, испарилась, будто её и не было никогда. Гарри искал, спрашивал, каждый раз убеждая себя, что всё это только из-за беспокойства. Много раз повторял себе, что просто волнуется. Как она, что с ней? Но каждый раз, проходя по школе мимо стены, где раньше гостеприимно открывала свои двери Выручай-комната, мимо библиотеки, по тёмному коридору, где... Вспоминал, как она тихо стонет, блаженно прикрыв глаза, как послушно откидывает голову назад, как отвечает на грубые ласки того, чьё имя теперь все старались забыть. Сейчас на свете нет никого, кто знал бы его таким... другим. Кто бы чувствовал на себе его извращённую нежность, жадность, неукротимую жажду. Ни одного человека, перед кем ОН стоял на коленях, принося клятву вечной верности. Только она. Маленький глупый хрупкий мотылёк, летящий навстречу Адскому пламени. Изабелла Лоуренс. Малышка Белла... Он видел её лишь однажды, несколько лет спустя. Придя в один из осенних дней на кладбище, где покоились герои войны, медленно двигаясь вдоль громоздких и неуклюжих надгробий, воздвигнутых министерством на деньги, конфискованные у Пожирателей, увидел сгорбленную у одной из могил фигуру. Он остановился, не решаясь нарушить уединение скорбящего, безмолвно наблюдая издали. Сколько он так простоял? Тело затекло в неудобной позе, он уже развернулся, собираясь уходить, как... Неожиданный порыв ветра сорвал капюшон с головы преклонившего колени, и... Волосы цвета воронова крыла разметались по плечам, а меленькие ладошки зябко сжались на плечах. Она. Ему не надо было видеть лицо, сердце подсказало, сладко заныв. Она. Не было ни дня с тех пор, как всё закончилось, чтобы он не думал о ней, не вспоминал. Она тяжело выпрямилась, нежно коснулась простого каменного надгробия... Слова уже родились, готовы были выскользнуть изо рта громким криком, но... он промолчал. Он никто в её судьбе, только тень в воспоминании, лишь слабый писк в рёве бури. Секунда, и хлопок аппарации унёс её в неизвестность. Только шорох опавших листьев, подгоняемых ветром, остался напоминанием о ней. Гарри подошёл к могиле, над которой она так трогательно склонялась, и прочёл надпись на надгробии: «Северус Тобиас Снейп.» Грубый, режущий глаз острыми краями камень. Только имя, никаких пафосных речей и посвящений. Профессор как жил, так и умер - ничего ни у кого не прося. Один из самых смелых людей, которых знал Гарри. Опустив глаза ниже, он увидел снежно-белую, сверкающую нежностью и чистотой розу. Однажды он уже видел такую на могиле своей матери. Тогда он и подумать не мог, кто её принёс. Теперь знал. Но всё это он узнал, понял после... а она поверила одному только взгляду. Всё про него поняла. Наверное, это дар, невероятный и необъяснимый - верить в людей. Таким обладали только двое - она и Дамблдор. Гарри опустился на землю и ещё долго говорил с профессором, извинялся, рассказывал новости, признавался, каялся. Лишь когда небо окрасилось багряным, он поднялся и пошёл прочь. В голове его прочно засела твёрдая, очень правильная мысль... Джинни ждёт ребёнка, это будет мальчик. Они всё время спорили насчёт имени. Теперь он точно знал как назвать первенца. Сына. Альбус Северус Поттер... В честь двоих самых смелых, самых умных и самоотверженных мужчин, которых ему посчастливилось узнать...

***

Вот и закончилась эта история. Может, Вы не поверите, но мне страшно жаль. Я не могу и дальше копаться в душах этих людей. За время, проведённое с ними, я их полюбила. Хотя нет, это произошло гораздо раньше... Ведь в них, раздирая на части, кроша противоречиями, яростно борясь за жизнь, обитают самые низменные, а потому самые настоящие из человеческих страстей. Огромное спасибо моей бесценной бете))) За доброту, понимание, поддержку и бесконечное терпение к моим многочисленным ошибкам. Спасибо тебе, Дорогая! И Вам, драгоценные читатели, за то что пережили вместе со мной эту тёмную, противоречивую, странную историю. Люблю Вас всех. Спасибо Вам. Ваша Света)))