В глупой шутке брошенные слова Ударили больнее кулака крепкого! Гудит от мыслей повинная голова. — Ты прости меня, дурака грешного.
— Нет, кролик, ты не можешь со мной так поступить, пока мы не объяснимся… — никто и ничто не смогло бы сейчас заставить Тэхёна прекратить попытки дозвониться. Они с Чонгуком обязательно должны разрубить этот гордиев узел острым мечом так необходимого сейчас откровенного разговора! Снова и снова набирая номер Гука, Тэхён клял себя последними словами. Как можно было ему, не один год изучавшему психологию и даже успевшему, пусть и непродолжительное время, но всё же поработать в медицине по специальности, так проколоться со своим идиотским стёбом? Повеселился, да? Ну зачем, зачем, блять, он решил так пошутить, идиот! Ведь и сам не любил грубость и пошлость. Зачем же тогда решил выставить себя этаким бруталом? Алкоголь в голову ударил? Он же совсем не такой… Нашёл над кем, а главное, в какой чувственный момент, так неосторожно, а вернее, жестоко, поприкалываться! Сам же и поскользнулся на собственной дерьмовой шутке, как на брошенной под ноги банановой кожуре. Так глупо упал в глазах Чонгука, и теперь думал, как же из этой грёбаной ситуации выбираться, чтобы его вернуть. Он ведь ещё вчера, после нескольких взглядов на Чона и услышанных от него фраз уже понял, что тот не развязный гуляка с толстой шкурой носорога, от которой грубые слова и ехидные подколы отскакивают, будто горох от кирпичной стены. Он — тонкая натура, требующая бережного отношения, иначе разобьётся, как совсем недавно упавший под ноги фарфор. Тэхён же видел, как Чонгук общался со своими и его друзьями, какие эмоции при этом испытывал. Как реагировал на шутки с острым словцом и юмор, которыми и сам мог побаловаться, при этом никого обидно не задевая. Он делал это по-детски открыто, искренне, без какой-либо фальши во взглядах, словах и фразах. Даже в его мелких жестах и движениях тела — во всём сквозила незамутнённая пресыщенностью и равнодушием чистота. А как Чон вёл себя с ним самим с первых же минут их знакомства? Полностью доверился, предполагая, что его не обманут, не предадут, не попользуют цинично, чтобы потом выбросить за ненадобностью, как отработанный материал. Какими горячими эмоциями и настоящими яркими чувствами Гук с ним так откровенно и щедро поделился! И он ведь вовсе не играл, нет…Так сыграть невозможно, да он и не стал бы — это не в его характере. Не притворялся, не старался обаять себе в угоду. Вот такой вот он и есть настоящий: жизнерадостный, с ранимым сердцем, с тонкой чувствительной душой. Невероятно любимый и уже крепко поселившийся в сердце, что, кажется, будто и не жил Тэхён до него, а просто существовал, тягучей тяжёлой массой перетекая изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. И вот в этом Ким сейчас сам себе честно признавался. Такую драгоценность, как Чонгук, ещё не успевший закалиться в обжигающем горниле человеческих отношений, нужно было оберегать от жестокости, бездушного цинизма и всего остального, что может сломать, растоптать, уничтожить в нём всё светлое. Ким сам неосторожно и глупо споткнулся на ровном месте, но не должен позволить разбиться искренним чувствам Гука, его вере в самую что ни на есть настоящую любовь между ними. А это большое чувство совершенно точно есть, Тэхён теперь был в этом совершенно уверен. И оно, бедное, сейчас металось между ними обоими, горящими в костре недопонимания, так глупо и опасно разожжённого корявыми ветками подброшенных слов, ранящих душу, между этими мучительными неотвеченными вызовами. Их зарождающаяся любовь тоже страдала, желая лишь одного: чтобы именно эти двое, предназначенные друг другу, оставались вместе одним целым. Вызов… Сброс! Ну уж нет! Тэхён так просто сдаваться не намерен! Он быстро написал и отправил сообщение: «Гук-и, прошу тебя, ответь!!! Нам срочно нужно объясниться!!! Я буду звонить тебе беспрерывно до тех пор, пока не услышу твой голос!!!» Вызов… — Тэхён, ты хочешь ещё что-то добавить к уже сказанному? Я тебя услышал и урок этот хорошо усвоил, — голос звучал глухо и как-то безжизненно. — Боже мой, наконец-то, Гук-и! — бархат густого баритона задрожал, покрываясь рябью волнения. — Ты уже всё ясно и понятно сказал, Тэ… Видимо, ты был прав, когда пару часов назад велел мне не торопиться с признанием… Но я-то был уверен в том, что говорю… А вот ты, похоже, просто умело подыграл… Из тебя получился бы отличный артист, — Чонгук говорил отрывисто и едва слышно, как будто каждое слово давалось ему с трудом и приносило огромную боль. — Не… — Не-е-т, остановись, умоляю! — не выдержав и сорвавшись на крик, Ким попытался прекратить этот горький монолог младшего, чтобы тот сгоряча не наговорил лишнего. Чтобы не сжёг тот тонкий мост, который пока ещё их соединял. Поэтому следом добавил уже тише, но так и не сумев выровнять дрожащий голос. — Гук-и, я же абсолютно по-дурацки, но всё же только пошутил. Я ведь даже не мог предположить, что ты вот так остро отреаг… — А я не понимаю такие плоские шутки, касающиеся моих настоящих человеческих чувств, которые я испытал, если хочешь знать, впервые в жизни, — резко перебил его Чонгук. — Когда я искренне тебе признался, а в ответ услышал совсем не то, что хотел бы, а лишь неуместную для такого тонкого момента грубость, пусть и шутливую, — голос повышался с каждой фразой, сказанной на острых эмоциях. — Я по натуре романтик, Тэхён. Понимаешь? Легкоранимый, наивный, верящий в любовь с первого взгляда романтичный дурак. Как динозавр в современном мире. Ну вот мы и начали с тобой узнавать друг друга поближе… Только мне, блять, хотелось сделать это совсем по-другому, не так разрушительно от абсолютного незнания моего мировоззрения, как сейчас. Да и я, в общем-то, тебя тоже совсем не знаю, честно говоря, — Чон замолчал, было слышно лишь его тяжёлое дыхание. — Гук-и, умоляю, ну прости мою дебильную шутку. Мы с тобой обязательно поговорим обо всем и поделимся самым важным, чтобы получше узнать друг друга, только я не хочу делать это по телефону, потому что мне нужно видеть твои глаза. Я жду тебя, приезжай, пожалуйста. Мне так тебя не хватает, правда! — в каждом слове Тэхёна сквозило искреннее сожаление, а голос срывался от отчаяния и страха услышать отказ. — И в магазин я ходил не просто так: после прогулки по парку хотел приготовить для нас что-нибудь вкусное и устроить романтический ужин в честь нашего знакомства. Даже хорошего вина купил… Которое теперь растекается по асфальту, — он смотрел под ноги на расплывающуюся под пакетом с продуктами тёмно-красную лужу, так похожую на кровь, которой сейчас обливались оба их сердца. — Кажется, домашний ужин при свечах нам уже не светит… — Хорошо, Тэхён, я приеду. Поговорить нам, действительно, необходимо. Я знаю, что чересчур эмоционален, и не стоило воспринимать всё это так близко к сердцу, а нужно было сразу же прояснить ситуацию с нашими отношениями. Наверное, я тоже виноват в своей импульсивности, но с этим пока ничего поделать не могу: не справляюсь с эмоциями, вспыхиваю как спичка. — Спасибо, Чонгук-и! — с горячностью его благодаря, Ким искренне надеялся на понимание и снисхождение к непозволительной утренней ошибке, чуть не стоившей им разрыва. Хотя, чем закончится этот разговор, пока всё ещё было неизвестно. — Раз уж так получилось с ужином, то сегодня мы можем сходить в какое-нибудь кафе — наверняка их полно в округе. Через час-полтора я буду у тебя, тогда всё и обсудим: кто же мы на самом деле друг для друга, и что нам теперь с этим делать дальше, — судя по интонации, эмоции Чонгука, так сильно его захлестнувшие, всё же поутихли, стоило лишь ему услышать любимый голос Тэхёна, который и подцепил его на крепкий крючок. Стал фетишем с первого же произнесённого слова. Было похоже, что Гук даже как-то немного приободрился после короткого объяснения. — До встречи, мой неуклюжий медведь. — Я очень, очень, очень жду тебя, мой пугливый кролик. Ким подобрал с асфальта сумку, хмуро глядя, как из неё всё ещё продолжала сочиться винно-красная жидкость. Наверняка, все продукты были залиты, к тому же и звон разбитого стекла не оставил никаких шансов на возможность их использования: всё было безнадёжно испорчено. Теперь им место было только лишь на помойке, куда Тэхён всё без сожаления и выбросил. Быстро развернувшись, Ким заторопился в сторону ближайшего магазина, чтобы перед рабочими сменами не остаться с пустым холодильником. До приезда Чона он вполне успеет купить всё, что нужно. Похоже, они оба теперь поняли, что им просто необходимо познакомиться как можно ближе, абсолютно ничего не утаивая, честно рассказав обо всём, чтобы больше не было вот таких рвущих душу переживаний и досадных недопониманий. Чтобы с полуслова, с полувзгляда, с полунамёка понимать друг друга, не разбивая сердце тяжёлыми, как кузнечный молот, неосторожно брошенными фразами. Со всей ранящей, будто битое стекло, остротой они почувствовали, по какому же тонкому мосту ходят влюблённые. Как нужно учиться балансировать своими словами и действиями, чтобы не сорваться в пропасть обидных расставаний и гнетущего душевного одиночества. Да, очень уж быстро у них все закрутилось — как в водовороте. А вот про подводные камни зарождающихся серьёзных отношений оба, поддавшись взаимной страсти, похоже, даже и не вспомнили. Оказалось, зря… Конечно, если они желали построить серьёзные отношения, а ведь именно этого оба и хотели, то нужно было смотреть не только в красивые глаза, любоваться фигурой или эффектным нарядом. Нужно суметь обязательно заглянуть в душу, которая никогда не машет ярким флагом над головой. Она всегда прячется за внешней оболочкой, открываясь лишь тем, кого сама решает подпустить поближе. Настолько близко, чтобы позволить коснуться своей тонкой сущности, и в пылу чувства иногда абсолютно забывая о том, что сама может быть ранена. Порой даже смертельно… Душа, она ведь живая… А вот на то, чтобы довериться и открыться, безусловно, нужно время.***
Стоя возле шкафа в одних домашних шортах и выбирая, что же надеть на прогулку, Тэхён услышал прерывистый звонок. Он подлетел к двери, щёлкнул замком и резко рванул её на себя, широко распахивая. Как будто боялся, что тот, кто сейчас стоял по ту сторону, может внезапно передумать и уйти. — Боже мой, кажется, я так давно тебя не видел! — дрогнув губами, Тэхён бросился на шею немного оторопевшему от такого неожиданно бурного проявления чувств Чонгуку, едва успевшему сделать шаг в квартиру. — Прости меня, прости, прости… Непрерывным потоком шепча это осевшее горечью на языке «прости», он принялся торопливо и жадно расцеловывать любимое лицо Гука. Закинув руки на его грустно опущенные плечи и довольно болезненно сжимая их пальцами. Убеждался, что он не мираж, привидевшийся потерянному в пустыне своей неосмотрительности виновнику короткой, но такой опасной размолвки. — Как же ты меня напугал, Гук-и! Я чуть не рехнулся от страха потерять тебя… — Я же обещал, что приеду, — Чон, наконец, кривовато улыбнулся, расслабляясь в тёплых руках, умеющих так горячо ласкать, что это ощущение невозможно было забыть. Оно уже навсегда осело под кожей, просочилось в кровь и разнеслось по всему молодому организму и его теперь не вытравить, не перебить никакими другими. Да, стоило лишь Чонгуку в первое же мгновение увидеть виноватое, а потом ярко просиявшее неподдельной радостью точёное лицо Тэхёна, его искрящиеся космические глаза с густыми блестящими ресницами и невероятную, не похожую ни на одну другую во всём мире, улыбку, подаренную сейчас только ему одному, как он уже больше не смог держать обиду на этого случайно оступившегося на ровном месте старшего. Ужаснулся той мысли, что мог бы навсегда его потерять! Тогда от Чонгука осталась бы только красивая внешняя оболочка, скрывающая гулкую пустоту внутри, которую уже, кажется, никто, кроме Тэхёна, никогда не сможет заполнить. И он окончательно выбросил из головы серые тоскливые мысли, которые с хрустом глодали его как собака кость, обрушивая всё внутри, и сорвал их последние острые клыки с души и сердца. Невольно скользнув взглядом по оголённому торсу Кима, Чонгук мягко огладил ладонями стройную талию. Медленно переместил их на спину и крепко прижал Тэхёна к своей груди. Как бесценное сокровище, которое теперь не желал выпускать из рук: — Я слов на ветер не бросаю — это не в моих правилах, Тэ. И никогда походя не обманываю: если уж что-то сказал, значит, всё хорошо обдумал и уверен в этом на сто процентов. А всего, что касается лично тебя — на все бесчисленные миллиарды. Как оказалось, я без тебя уже и жить-то нормально не могу. Как будто ты всегда был смыслом моего существования, который я искал все эти годы, но лишь вчера, наконец-то, неожиданно нашёл… — Гук-и, я… — старший сильно прискусил трясущуюся нижнюю губу. Пробежал все ещё виноватым немигающим взглядом по лицу Чонгука, а потом опустил глаза на красиво очерченные губы. Заметив не только это, но и уже переполнившую глаза Тэхёна влагу, готовую вот-вот хлынуть солёным морем по бледным от пережитого стресса щекам, Чонгук подарил примирительный поцелуй, нежно прикоснувшись к алеющим губам. Потом мягко прижал его повинную голову к своей шее и почувствовал, как расслабленно опустились плечи Тэ, притихшего в надежных и любимых руках. Они ещё несколько минут так и стояли молча в коридоре квартиры: один усмирял свои эмоции и шумно дышал на крепком плече, а другой мягко поглаживал его по мелко вздрагивающей от ласковых прикосновений спине, успокаивая этим обоих и чувствуя мокрые дорожки на своих щеках…***
— Да где же она? — Тэхён копался на полках, что-то усиленно разыскивая. — А, вот! Чонгук, как ты думаешь, может мне пойти вот в этом? — он развернулся к младшему и, многозначительно приподняв брови и пытаясь не рассмеяться, продемонстрировал футболку с ярким принтом. Но удивительным оказалось даже не то, что на ткани был изображён чёрный, с крупными белыми пятнами, улыбающийся кролик и обнимающий его за плечи маленький рыжеватый медвежонок, а травянисто-зелёная надпись под рисунком: «Не проходите мимо!» — Ха-ха-ха, вот это да-а! Это снова что-то нереальное! Мало того, что художник выбрал мои любимые цвета и из великого множества видов фауны выбрал именно этих двух животных, а не любых других, так ещё и это конкретное выражение просто мистически преследует меня в последнее время, — расхохотался Чонгук. — И правда… какая-то уж очень странная параллель прослеживается во всём этом. Представляешь, полгода назад я подвозил клиента и он оставил мне флаер волонтёрского движения. Предлагалось принять участие в закупке кормов для разных обитателей зоопарка. И даже можно было взять шефство над каким-то конкретным животным. Решив, что это мне вполне по силам, через несколько дней я прямиком туда и заявился в свой законный выходной. И получил в подарок вот эту футболку: их там раздавали всем, кто оказывал посильную помощь. Я сообщил, что готов оплатить покупку любого корма. Предложили выбрать какое угодно животное или птицу и показали на огромный коллаж из фото, висевший на стене. Но я, как только увидел кролика, так сразу же решил, что мне нравится именно этот красавчик с чёрными глазками, — и Ким красноречиво покосился на рисунок футболки. — Вот так и стал моим подшефным на целых три месяца смешной ушастый кролик Ло-пу-шок, — всё-таки не выдержав, Тэхён прыснул, искрящимися от смеха дьявольскими глазами смотря на Чонгука. — Ты хочешь сказать, что я похож на того кролика, что ли? — фыркнув, прищурился Чонгук, продолжая тихо посмеиваться. — Не-не, только два передних зуба, а в остальном ты гора-а-здо крупнее, причём во всех местах, и намно-о-го сексуа-а-льнее! — Ким подлетел к Чону и обнял за шею. Закинув одну ногу ему на бедро, впился нетерпеливым поцелуем в очаровательную улыбку, нахально ворвавшись юрким языком в приоткрывшиеся навстречу губы. Им обоим показалось, что время внезапно замедлило свой бег, чтобы не мешать двум так безнадёжно влюблённым друг в друга поставить обжигающие поцелуи-печати под их договором о примирении. — М-м-м… — младший с большой неохотой оторвался от мягких губ и прошептал, касаясь рдеющей лёгким румянцем щеки Тэхёна. — Кажется, мы с тобой собирались пойти в парк немного поразвлечься? — Да уж, обещанное нужно выполнять, я знаю. К тому же, я уверен, что мы вдвоём сможем отлично провести время не только в постели. Не хочется всё сводить к одному лишь сексу, — игриво лизнув напоследок нижнюю губу Чона и улыбнувшись, Тэхён выпустил его из своих объятий и вернулся к шкафу, тихо пробормотав на ходу. — Хотя, от горяченького минета я бы сейчас не отказался… — Что ты там бубукаешь? Я не слышу. — Я говорю, пожалуй, надену свою любимую, — и хитрец снял с вешалки ярко-бирюзовую футболку поло с чёрным воротником и такого же цвета узкими полосками на коротких рукавах. Что-то тихо мурлыча себе под нос, Тэхён быстро скинул шорты и, оставшись в одних боксерах, нырнул в выбранную вещь. Натянул её пониже, полностью прикрыв нижнее белье, поэтому показалось, что теперь он стоит в одной лишь футболке, сверкая стройными гладкими ногами, и развернулся к Чонгуку: — Ну, как я тебе? — положив руку на свою талию, Ким начал крутиться перед ним, вставая в соблазнительно-эротичную позу то правым боком, то левым. Показывая красиво выгнутую спину, он снова поворачивался и игриво глядел в лицо младшего. Он-таки демонстрировал футболку или же испытывал на прочность выдержку своего горячего Гук-и? — Как всегда, хорош — залюбуешься! На этом фоне цвет твоей кожи стал ещё невероятнее. Хотя, куда уж лучше-то: ты в любой одежде идеален, а уж без неё... А-а-а, твою мать, у меня одни шары сейчас полезут на лоб, а другие уже поджимаются от взгляда на тебя. Тэ, прошу тебя, быстро надень штаны, иначе мне придётся либо зажмуриться, либо выйти из комнаты, — Чонгук так жалобно-просяще смотрел на него, глотая слюнки и вцепившись в собственные предплечья, как будто из самых последних сил пытался удержать себя в руках. Ну что же, вполне адекватная реакция на того, кто уже окончательно и бесповоротно снёс ему крышу глубоким сексуальным голосом, так обжигающим кожу и нутро. И невероятной улыбкой, от которой свои собственные губы непроизвольно разъезжались полумесяцем. И вызывающим мурашки гипнотическим взглядом миндалевидных глаз из-под полуопущенных век. И далее по списку всем остальным — от тёмно-каштановой волнистой шевелюры до кончиков ухоженных ногтей на соблазнительных ногах, особенно когда они перед Чоном… У-у, молчу-у! — Да уж, я помню, какой ты горячий, — хмыкнул провокатор и быстренько натянул на себя чёрные джинсы в стиле bootcut. Они не слишком сильно, но достаточно эффектно облегали бёдра и чуть расширялись ниже колена. Тэхён легко застегнул молнию, а вот пуговицу на поясе еле пропихнул в узковатую плотную петлю. Чёрный с белым геометрическим рисунком шейный платок удачно прикрыл все Чонгуковы «метки». Выравнивая низ футболки, Ким бодро отсалютовал и доложил. — Всё, я готов! Чонгук перевёл слегка поплывший взгляд с Тэхёна на свой наряд. Он не стал особо заморачиваться с выбором одежды, решив отправиться на прогулку в простом и удобном для отдыха, но подчеркивающем атлетическую фигуру, варианте. Надел слегка обтягивающую треугольник идеального торса кипельно-белую футболку, которая удачно открывала вид на его замысловато забитый рукав. Любимые брюки карго цвета мокрого асфальта со множеством карманов. И всё те же неизменные белые кроссовки, которые сейчас тихо стояли возле двери, скромно прижимаясь кожаным боком к чёрно-белым уютным Nike старшего. — Подойти ко мне, Гук-и, — Тэхён медленно оценивал Чона сканирующим взглядом. Вдоволь налюбовавшись, поманил его рукой. Когда тот встал рядом, с улыбкой произнёс, обняв за плечи и указывая на зеркало, в котором оба отражались в полный рост. — Посмотри, какой невероятно красивой парой мы выглядим. Я теперь всегда буду видеть тебя рядом с собой. Никого другого — всегда только ты. Единственный…***
Путь до парка аттракционов занимал не более тридцати пяти — сорока минут пешкодралом. Неторопливо шагая, они оживлённо болтали, со смехом вспоминая то безбашенное веселье студенческой жизни, то вчерашние клубные танцы, то прикольные прозвища друзей теперь уже их общей большой компании. Заодно делились друг с другом особенностями своих характеров и некоторыми тонкостями сфер деятельности. Ведь в ближайшем будущем им всем вместе, наверняка, предстояло ещё не раз встретиться. Например, на каких-нибудь вечеринках в честь дней рождения или беспечно расслабиться и потусоваться в клубах. Сходить в кинотеатры и на выставки, может быть даже побывать дружной компанией на каких-нибудь интересных концертах. Они же все увлекались музыкой и, как оказалось, почти все умели играть на самых разных музыкальных инструментах. А ещё, и это было сейчас самым главным для них, Чонгук и Тэхён, чтобы получше узнать друг друга, рассказывали подробности о своих семьях. И лично о себе, начиная с раннего детства. Ведь именно из этого периода идут самые-самые яркие первые воспоминания, остающиеся на всю жизнь. — Я хочу кое в чём тебе признаться, только ты не смейся, — Тэхён искоса взглянул на Чонгука. — Если это будет признание в любви, то точно не буду, — в глазах Чона уже прыгали чертенята, готовые пуститься в пляс по первому мелькнувшему сигналу улыбки. — В этом я тебе уже признался и готов повторять это постоянно, пока сам меня не остановишь. Здесь совсем другое: вдруг ты решишь, что я уже в детстве был странным, не как все маленькие дети. Это касается того короткого времени, когда мы жили ещё в Пусане, — говоря негромко, Тэхён смотрел под ноги, будто стеснялся самого себя. — Ты же вчера говорил, что вы приехали в Сеул из Тэгу, — удивился Чон, с подозрением взглянув на слегка смущённого рассказчика. — Так и есть, но туда мы переехали из Пусана, когда отцу предложили новую руководящую должность. — А мы ведь тоже жили в Пусане и уехали оттуда в Сеул, как только я закончил школу и поступил в универ, — задумчиво произнёс «почти доктор». — А вдруг мы с тобой где-нибудь там уже встречались? — Вряд ли, мне было всего четыре года, когда мы уехали из города, — уверенно ответил Тэ и Чонгук лишь кивнул головой, с ним соглашаясь. — И что же такое произошло в твоём детстве, что ты до сих пор об этом никак не можешь забыть? — Гук уже приготовился слушать интересный рассказ. — Я очень часто вспоминаю наш старый дом на окраине города, с замечательными соседями, которые знали друг друга как облупленных и от них невозможно было утаить абсолютно ни-че-го, — рассмеялся Тэхён, покачав головой из стороны в сторону, и продолжил. — Да, собственно говоря, никто и не пытался это делать — жили открыто, как на ладони, но при этом не лезли в чужие дела, уважая семейные границы. Пожилые бабульки, как обычно бывает, любили посидеть на скамейках возле подъезда и поболтать обо всём и ни о чём одновременно, ведь им было нужно простое человеческое общение. Деды тоже каждый божий день выходили во двор — поиграть в падук или ют, или вспоминали свою молодость, которая была у всех разной: бурной, безмятежной, тяжёлой, донжуанской и тд, и тп… На праздники, при хорошей погоде, все вместе обязательно собирались во дворе за общим огромным столом и каждая семья приносила с собой разные угощения. О них, кстати, договаривались заранее, чтобы не получилось так, что на столе стояли бы десять салатов и не было ни одного десерта. А вкусно и много поесть любили все. — Подожди, ты же сказал, что тебе было всего четыре года, когда вы оттуда уехали! Откуда ты можешь помнить такие подробности? — отчего-то напрягся Чонгук, с сомнением взглянув на увлечённого воспоминаниями Тэхёна. Фантазирует? — Так многое я слышал из рассказов родителей, — широко улыбнувшись, откровенно признался Ким. — Но я и сам коё-что очень хорошо помню до сих пор… Они много работали и я очень часто оставался с бабушкой и дедушкой, которые жили рядом с нами. Я иногда с удовольствием оставался у них на два-три дня. Любил ходить с бабулей на огромный рыбный рынок и разглядывать там разных рыб, тыкая им в бок палочкой и пытаясь оживить, чтобы потом отпустить обратно в море. Обожал, когда дед сажал меня на шею и я представлял себя огромным великаном из сказки. Но особенно нравилось ходить на наш огромный песочный пляж и ковыряться во влажном песке, пытаясь из него что-нибудь вылепить. — Надеюсь, они живы-здоровы? — всё-таки решил спросить Гук, заметив некоторую отстранённость Тэхёна. — Да, с ними всё в порядке, только старенькие уже. Живут всё там же, где и раньше, вместе с моим младшим братом. Он переехал к ним из Сеула совсем недавно, пару месяцев назад. Давненько я у них не был, только созваниваемся почти каждый день. Нужно будет как-нибудь их проведать. — У меня тоже есть брат, и тоже младший. А кем, если не секрет, тогда работали твои родители? — полюбопытствовал Чон, ему ведь и о них хотелось узнать поподробнее. — Отец в то время работал кардиохирургом в университетской больнице, — Тэхёну нравилось, что Чонгук так живо интересуется его семьёй. — Он со стопроцентной точностью ставил диагнозы и сам проводил сложнейшие операции, а мама работала с ним операционной сестрой. И однажды ему сделали предложение, от которого он не стал отказываться: место руководителя новой клиники в Тэгу. Несмотря на то, что этот город был намного меньше, чем Пусан, отец согласился, чтобы попытаться на новом месте поднять уровень медицины до столичного. А к дедушке с бабушкой мы потом часто приезжали либо на поезде, либо на машине, ведь расстояние между городами меньше девяноста километров. Вжух — и там! А вот из Сеула, конечно, стали уже ездить намного реже. — А мама? — поинтересовался Чонгук. — Она и в новой клинике осталась на своей должности, — улыбнулся в ответ Ким. — Впрочем, они все ещё работают, только уже в столице. — Значит, твои родители тоже медики, как и мои, которые так и трудятся до сих пор семейными врачами, — Чонгук почему-то так обрадовался этому новому факту про родителей Кима, что тот и сам заулыбался. — Теперь понятно, почему мы с тобой оба тоже пошли в медицину: с детства привыкли слышать о ней всегда, когда родители бывали дома и что-нибудь профессионально обсуждали. Это уже, как говорится, в крови. — Да уж, не поспоришь: хочешь не хочешь, а невольно окунаешься в эту атмосферу! Но вот что касается воспоминаний, то всё же самым-самым главным у меня осталось только одно определённое, поселившееся в моей голове, кажется, навсегда. По крайней мере, оно и сейчас такое же яркое и отчётливое, как и пять, десять, двадцать лет назад. Как кадры домашнего видео, снятого буквально вчера. — Давай уже, поделись секретом. Что же это такое, что ты всё ещё вспоминаешь? — в голосе Чонгука прозвучали лёгкие нотки нетерпеливого любопытства. — Не что, а кто. Это просто-напросто маленький соседский сын. Представляешь, насколько тогда я был очарован этим малявкой, которому было, наверное, чуть больше полутора лет, что так до сих пор и не могу его забыть, — Тэхён расплылся в улыбке, а в его взгляде появилось так много тепла, когда он мысленно вернулся в те времена. — Ты рассказываешь о нём так, как другие — о своей первой любви, у тебя даже глаза светятся, а я уже ревную к тому глупому карапузу, — негромко хохотнув, комично надул губы Чонгук и взглянул исподлобья. — Да уж, любовь всей жизни! Как раз самое время для влюблённости: мне было аж целых четыре года, — развеселился Тэхён от такой невинной реакции, слегка толкнувшись плечом в его крепкую спину. — Кстати, и вовсе он не был глупым. Знаешь, как он умел хитрить? Когда его днём укачивали в коляске, чтобы поспал на свежем воздухе после игр в песочнице и весёлой беготни за голубями, он ревел как сирена. Но стоило только мне подойти, так этот хитрец тянулся, просясь на руки. Из-за этого мне и дали прозвище Нянька. А я же его просто обожал и, конечно, никогда не отказывал в таком маленьком капризе. Каждый раз я вытаскивал из коляски этого орущего глазастика за подмышки и тащился вместе с ним, пыхтя как паровоз, до ближайшей скамейки. Усаживал сначала малыша, а потом рядом садился сам. Он сразу перебирался ко мне на колени, обнимал за шею и требовал моего поцелуя, подставляя пухлую щёчку, что я непременно и делал. Потому как и мне самому это очень нравилось. Он так невероятно вкусно пах то ли конфетами, то ли какими-то цветами… А потом я начинал его покачивать и тихо напевал колыбельную, которую мне перед сном всегда пела моя мама. Любимчик сразу успокаивался, как по мановению волшебной палочки. Так и засыпал у меня на руках. А я просто млел от того тепла, которое чувствовал от его маленького тела, и не раз дремал вместе с ним, — улыбка так и не сходила с лица Тэхёна. — Часто такое случалось? — Гук прикоснулся к его ладони, слегка сжав пальцы, и тут же убрал руку: всё же в общественных местах не стоило проявлять свою привязанность, которая совсем не походила на дружескую, чтобы не нарваться на неприятные комментарии. — Не просто часто, а это повторялось каждый раз без исключения, как какой-то шаманский ритуал с бубном и танцами, стоило лишь мне оказаться рядом, когда его укладывали спать. — И ты каждый-прекаждый раз целовал его в щёку? — Надеюсь, ты не ревнуешь к малявке из прошлого, Чонгук? — снова отважился пошутить Тэхён. — Да нет, это было давным-давно, а ревновать к прошлому никогда не стоит — что было, то прошло. — Да, Гук-и, каждый раз я дарил ему детский поцелуй, но не всегда в щёку. Иногда и в упрямый лобик чмокал, а иногда и в нос мог лизнуть. И тогда он так заливался звонким смехом! Но когда он подставлял губки бантиком, я целовал родинку около губы, а малыш тихо хихикал, шлёпая меня по щекам. — Значит, мою родинку ты тоже теперь будешь целовать каждый раз, как только мы будем оказываться рядом. — Ты говоришь о какой-то конкретной? — вскинул брови Тэхён, а потом наклонился к уху Чонгука и, мягко пощекотав его губами, еле слышно прошептал. — Я хочу перецеловать все родинки, которые только найду на твоём теле. — О, да-а! Значит удовольствие будет долгим. Я ведь весь просто усыпан ими. Но у меня есть любимая, я тебе её потом обязательно покажу, — так же тихо прошептал в ответ Чонгук. — Но нам нужно быть сейчас поосторожнее со словами, иначе брюки могут не выдержать напора, а футболки не смогут скрыть нашей заинтересованности друг в друге. На этих словах они как-то незаметно влились в поток людей, живой разговорчивой рекой протекающих через огромные ворота главного входа городского оазиса. Толпа постепенно разбредалась в разные стороны по нескольким дорожкам, ведущим к многочисленным аттракционам, разным кафе и ресторанчикам. Вспомним детство?