Часть 77
11 января 2023 г. в 18:33
Это не сработало.
Весь этот извращённый кровавый ритуал ничего не поменял. Отец потерпел неудачу, и Маркус мог только лежать на полу и истерично хохотать.
— Ты ничтожество! — выдохнул он, пока тело его билось в таких судорогах, что цепи звенели о пол. — Ты даже этого не мог сделать, ты ни на что не способен, ты просто иссохшийся, сумасшедший старик!
Он всё хохотал и хохотал, и этот смех был соткан из отчаянья, густо приправленного свежерождённой ненавистью, такой острой, что трудно было сделать вдох.
Он всё ещё чувствовал эту испорченную магию в своём теле, это была сущность густая, мощная и тёмная, куда более страшная, чем те искрящиеся всполохи, которые обычно наполняли его кровь. И всё же она была бессильна что-то в нём поменять. Но оно никуда не девалось. Маркус чувствовал, как оно недовольно ворочается в груди и чего-то ждёт. Улыбается ему снисходительной, терпеливой улыбкой.
— Всемогущий магистр Эларн, которому придётся всю жизнь терпеть своего испорченного, ни на что не годного сына! — Маркус продолжал хохотать, хотя по щекам во всю бежали слёзы, а тело трясло от пережитого ужаса. Казалось эта тёмная сущность внутри поддакивает ему, делает гнев ещё яростней и сильней. — Ты ничего не сможешь со мной сделать! Ни со мной, ни с тем, кого я полюблю!
Отец посмотрел на Маркуса с таким презрением, что тот похолодел.
— Я скорее соглашусь видеть тебя во власти демона, чем счастливым с каким-то мужчиной!
И это чёрное, тугое нечто, поселившееся в его груди, вздыбилось, как торжествующая над жертвой змея. Оно растекалось по телу Маркуса, проникало в каждую клеточку, в его кожу, в его магию, в саму его душу. Оно извивалось и пульсировало, хохотало и насиловало его и одновременно обдавало волнами одобрения за его гнев.
За то, что он заставил магистра выйти из себя и произнести эти последние слова, которые давали этой тёмной сущности условие и цель.
«Ты, ты сам навлёк это на себя», — пело оно, разливаясь обжигающим пламенем по его венам, закрепляя свою власть. «Это демон», — понял маг. «Это не может быть ничто другое, кроме как он. И они с отцом только что заключили договор».
Волна ослепляющего отчаянья накатила на него в один момент.
А потом демон исчез. Растворился, не оставив от себя и следа.
Маркус распластался на полу, едва дыша. Кто-то прикасался к нему, вызывая желание закричать и оттолкнуть, но Маркус больше не воспринимал это тело на полу как своё.
Он словно со стороны слышал голос своего отца, дрожащий от страха и беспокойства. Снова и снова магистр Эларн звал его по имени. Маркус слышал, как отец кричал на слугу, но не мог разобрать слов и ему было всё равно. Ничто не имело значения теперь. Ничто уже не могло ему помочь.
Ничто.
Его отец извинялся, снова и снова повторял, что он не хотел этого, что не имел в виду то, что сказал. Умолял Маркуса простить его, поговорить с ним, хотя бы пошевелиться.
Маркус лежал в луже чужой крови, потерянный и оцепеневший, и перед глазами его танцевали звёзды. Потолок вращался над головой, и когда Маркус опустил веки, последняя частичка его сердца, испытывавшая какое-то подобие любви к отцу, умерла. Там, на этом самом полу.
Он надеялся, что всё остальное в нём, всё, что можно было разрушить или ранить, тоже умерло, оставив только смертоносные всполохи молний и колючие клинки язвительных слов. Он был наивным, мягким глупцом, когда последовал за своим отцом в эту комнату. Доверчивым дураком.
«Пусть это тоже умрёт», — умолял он тёмную сущность внутри себя. «Пусть всё это умрёт, я не хочу чувствовать больше ничего».
Маркус знал, что больше никогда не сможет полюбить. Хочет он этого или нет, но, если это случится — он умрёт.
Ладно, возможно, он допустил несколько ошибок, и под «несколькими ошибками» он имел в виду, что полностью запорол всю свою жизнь на хрен, но теперь он стоял напротив перспективы ранней смерти либо от демона в его крови, либо от острия меча Эшрана.
Маркус потёр глаза и едва не споткнулся о корягу.
Они с Эшраном так и не поспали, потому что к тому времени, когда подошёл к концу их многообразный и противоречивый разговор — если это можно назвать так — над кронами деревьев уже занимался рассвет.
Эшран помог ему подняться на ноги, и они вместе вернулись к костру, чтобы, по крайней мере, слегка перекусить, а потом сразу же двинуться в путь, так как встречу с Камилом и Сайларом никто не отменял.
Теперь Маркус засыпал на ходу, и это было единственной причиной, которая спасала его от клубившихся в голове мрачных мыслей. Эшран вышагивал рядом абсолютно счастливый и полной грудью вдыхал восхитительный свежий воздух Изумрудного Леса. Маркус и хотел бы радоваться происходящему также, как он, но никак не мог. Он отчётливо понимал, что скоро умрёт. И, как ни странно, абсолютно этого не хотел.
Всё утро он выстраивал в голове гипотетический разговор с Рамаром.
Маркус понимал, насколько это бессовестно - взваливать на плечи друга ещё и свои дурацкие проблемы, когда Рамар и без того разрывается на части, пытаясь примирить между собой весь обезумевший мир.
У него ничего не получалось. Он не видел абсолютно никакой возможности Рамару всё это объяснить.
«Рамар, я бы не беспокоил тебя, если бы мог без этого обойтись. Я понимаю, что ты обещал Эшрану сохранить его тайну и что он доверяет тебе, но… Мне просто жизненно необходимо, чтобы ты сказал мне, что было в его проклятом письме, потому что у меня, возможно, осталось не так много времени и я…»
Доходя до этого места он всякий раз запинался, потому что отчётливо понимал, что не может сказать этого даже про себя, не то что вслух.
Это могло бы быть забавно и даже нелепо. Его всегда так манила, так привлекала и дразнила смерть. Всегда, но только не теперь, когда у него появилась настоящая причина, чтобы жить. И эта причина должна была стать причиной его смерти.
Но если избежать этого было невозможно, и он должен был умереть, потому что полюбил Эшрана, то, по крайней мере, он не хотел прожить остаток дней лжецом. Он несколько раз за утро открывал рот, пытаясь сказать Эшрану правду, раскрыть ту ложь, с которой между ними всё началось. Но он не мог представить, как Эшран воспримет его слова. Теперь, когда Эшран начал ему доверять. Едва открывая рот Маркус видел его лицо в ту ночь. Его первый усталый и чистый, лишённый ненависти взгляд, который он подарил Маркусу после того, как сжёг своё письмо.
Итак, оставался один способ свести воедино истину и ложь. Если он не мог признаться в своей лжи, он должен был сделать её правдой.
Он решил отложить попытки признаться в том, насколько он на самом деле убог, и попытаться поговорить с Рамаром о том, что было в письме.
Оставалось придумать, как убедить его нарушить данное Эшрану слово, потому что, несмотря на некоторые свои недостатки, как то: любовь к золоту и нелюбовь к законам — Рамар оставался до коликов упрям в вопросах чести.
Маркус был согласен на любой намёк.