Демон моего сердца

      Следующий день Маркус провёл с магами — не только со своими, но и со старшими, потому что его магистерство Ирвин нашёл время разродиться подробным выступлением о том, что они имели дело с нетипичным инцидентом, который, к счастью, удалось уладить без особых проблем, и который, безусловно, не повторится. Маркус с трудом удерживал позывы к рвоте, когда слушал этот бесконечный поток лицемерия, потому что перед ним сидел человек, который знал обо всём с самого начала, знал и ничего не делал, только — как выяснилось в какой-то из моментов — предотвращал попытки Нави обратиться за помощью к кому-то за пределами их «круга». Нави, Сэн, Скай и Райм тоже были тут. Райм вёл себя очень тихо, но Маркус видел, что в моменты, когда молодой маг думает, что его никто не видит, на лице его мелькает то же брезгливое выражение, которое наверняка не удавалось удержать и самому Маркусу. Они были похожи. Маркус чувствовал это. Хотя их судьба сложилась абсолютно по разному, в отдельные моменты Маркус не мог избавиться от чувства, что имеет дело со своим искажённым отражением. И, откровенно говоря, это отражение было куда благороднее и морально устойчивее, чем он сам.       Скай, Райм и Сэн постоянно держались возле Нави, не отходили от неё ни на шаг, как будто опасались, что даже здесь, на собрании магов, кто-то может причинить ей вред. Откровенно говоря, Маркус думал, что это не такая уж фантастическая перспектива, потому что Ирвин наверняка был раздосадован потерей авторитета.       Именно поэтому сейчас он во всю пытался выставить произошедшее как согласованную с ним операцию, и только из-за Нави Маркус не пытался высмеять его абсолютно прилюдно.       Когда выступление подошло к концу, он всё-таки оказался рядом со старшим чародеем и в свойственной ему колючей манере высказал ему все свои соображения на этот счёт. Ирвин выслушал его с непроницаемым лицом, от чего неприязнь Маркуса стала только сильней. Похоже, что и мнение Ирвина о нём не стало лучше.       К тому времени, когда всё это наконец подошло к концу, и Маркус добрался наконец до своей комнаты, он обнаружил, что Эшран уже там. Лежит на его кровати и читает книгу.       Маркус скинул сапоги и молча скользнул к нему под бок. Одной рукой, не глядя, запалил свечи в канделябре на стене. Маркус совсем не удивился, обнаружив, что Эшран читает «Вечного Иноходца».       — Долгий день, — пробормотал он, закрывая глаза и устраивая голову у Эшрана на плече. — Почитаешь мне?       Эшран просунул одну руку под шею Маркусу и притянул его ближе, обнимая и удобнее устраивая в своих объятьях.       Эшран стал читать ему вслух с того места, на котором, по-видимому, остановился и прочитал подряд две главы. Было что-то очаровательное в том, что любимую книгу Маркуса читал ему кто-то, кто тоже любил эту книгу. Эшран прочитал её вслух ровно так, как Маркус представлял это место в своём воображении, делая паузы именно там, где следовало, повышая голос там, где это требовалось, чтобы повествование стало безупречным.       Когда Эшран в очередной раз переворачивал страницу, он поцеловал Маркус в макушку, легко коснулся губами волос, его свободная рука покоилась на груди Маркуса прямо напротив сердца. Маркус положил свою руку поверх руки Эшрана и погладил, осторожно обводя пальцами сбитые костяшки.       Это было самое счастливое мгновение, которое Маркус помнил в своей жизни.       — Сначала я думал сделать тебе выговор, — сказал Рамар примерно через двенадцать часов, когда выспавшийся Маркус явился на его зов во внутренние комнаты предводителя. — Но потом мне сказали, что Валенсия уже этим занималась, и я решил не быть банальным.       — Ты тоже хотел сказать о том, что я подрываю основы твоего с трудом выстроенного Братства? — поинтересовался Маркус, устраиваясь в кресле возле окна и обмахиваясь найденным поблизости листком бумаги, потому что весна уже во всю вступала в свои права, от ночного холода не осталось и следа, и теперь солнышко основательно припекало через стекло.       — Нет, я хотел сказать тебе, что ты идиот, потому что должен был сразу же рассказать обо всём мне. Сразу, Маркус, — с напором повторил Рамар. — А не после того, как на твоих детишек нападут второй раз.       Маркус поморщился.       — И что бы ты сделал? Не взял бы меня с собой в экспедицию и оставил сторожить башню?       — Понятия не имею, — признался Рамар. — Но любые подобные проблемы касаются меня, и я не хочу, чтобы вы снова пытались их укрыть.       — Всё в крепости касается тебя, — Маркус вздохнул и посмотрел на голубое небо за окном. — Тебя не хватит на каждую проблему этой крепости, Рамар.       Рамар помолчал, видимо, не желая продолжать спор.       — На самом деле, в итоге я решил сказать, что горжусь тобой, — продолжил он, и Маркус слегка ошарашено посмотрел на него.       — Эм… Я так феерично смотрелся со спины?       — Ты не побоялся выставить себя идиотом и стать жертвой этих ублюдков. Это было радикально, но я отлично тебя понимаю. И главное, это сработало.       — Рамар, иногда мне кажется, что я тебя люблю.       — Прибереги эти признания для того, кто сможет ответить тебе взаимностью, хорошо?       Рамар, не переставая улыбаться, уселся в кресло напротив него.       — Знаешь, я хотел бы, чтобы все маги в этой крепости стали такими, как ты.       — Ну… боюсь, если каждый из них станет также могущественен и великолепен, ты сойдёшь с ума от блеска наших молний, а крепость, в конце концов, взорвётся.       На самом деле, ему было приятно. Настолько, что Маркус поспешил обмахнуть щёки своим листком до того, как они успеют покраснеть.       Потом они разошлись каждый по своим делам, и Маркус думал, что проведёт ещё немного времени со своими магами, повторит с ними заклинания наподобие «ошеломления», которые были для него такими же новыми, как и для них, потому что он всегда считал их абсолютно бесполезными, но которые позволяли обезвредить противника без лишнего шума и спецэффектов. День мог бы быть просто прекрасен, потому что он начался с запаха Эшрана в его комнате и чашки кофе, поставленной на тумбочку рядом с кроватью Дженис, продолжился Рамаром и должен был закончиться обменом новостями с умными, милыми молодыми людьми, за которых ему велели отвечать… Но жизнь не была бы жизнью, если бы всё не пошли наперекосяк.       — Мы надолго уходим, — раздался голос Ястреба откуда-то из-за угла, и Маркус напрягся, чувствуя, что тот обращается к нему.       Маркус не понимал, почему этот человек постоянно вызывает у него смутную неприязнь. Ястреб был красив, был обаятелен, он был магом, героем и со всех точек зрения должен был вызывать у Маркуса интерес с самого начала их знакомства.       Возможно единственная проблема заключалась в том, что Ястреб не был Эшраном и категорически отказывался это понимать.       — Удачи в пути, — легко отозвался Маркус и подкрепил слова дружелюбной улыбкой.       — Ты уверен, что не будешь скучать?       — Боюсь, у меня просто не найдётся на это времени.       Ястреб замер напротив него, перегораживая дорогу через арку, за которой находилась башня Маркуса.       — Мне кажется, между нами что-то пошло не так.       — Ну, не буду врать, что ты не прав. Но не всё ли равно?       — Я просто хотел извиниться, если обидел тебя, и предложить помощь.       — М? — Маркус ни капли не собирался принимать от него какую-либо помощь. Он вообще никогда не смешивал «помощь» и «личную жизнь», по крайней мере если считать таковой те поползновения и надежды, которые Ястреб явно питал в отношении него.       — Письмо, — Ястреб очень многозначительно приподнял брови. — То письмо, которое не даёт тебе покоя. Я мог бы помочь.       Сердце Маркуса пропустило удар. За всё это утро, да и за весь вчерашний день, он ни разу не вспомнил ни про письмо, ни про то, что именно оно перевернуло всё в отношении Эшрана к нему. И он был так счастлив, забывая о том, что всё началось со лжи.       — Что ты можешь знать про письмо? — холодно спросил он.       — Не так уж много, — вздохнул Ястреб. — Только то, что Эшран хранил его много лет вместе с каким-то цветком и недавно сжёг.       По позвоночнику Маркуса пробежал ток.       «С цветком».       Вот что это был за предмет. Но это всё равно ничего не могло прояснить.       — И? — напряжённо спросил он.       — У меня была знакомая эльфийка. Она занималась восстановлением рукописей времён Нариана. У неё был способ восстановить любой уничтоженный предмет, к которому она успела прикоснуться хоть раз.       — В чём подвох? — прищурился Маркус. — И зачем это вообще тебе?       — Я просто хочу, чтобы ты перестал настолько явно проявлять неприятие ко мне, — отозвался Ястреб. — Знаешь, это может задевать.       Его слова звучали не то чтобы очень правдоподобно.       — А что касается второго вопроса, — продолжил он. — Подвох, конечно, есть. Моя подруга баловалась магией крови.       Маркус стиснул зубы. Соблазн и неприятие были в нём одинаково сильны, но нет — неприятие всё-таки сильней. Он слишком много знал о запретной магии, чтобы когда-нибудь пустить её в ход.       — Давай больше не будем поднимать этот вопрос, — спокойно сказал Маркус и, отвернувшись, направился в другую сторону, чтобы добраться до своей башни в обход.       Когда вечером они ужинали в таверне, и Камил попросил у Маркуса разрешения написать балладу об их с Эшраном любви, Маркус попытался его убить.       Рамар захрюкал нечто невнятное в свою кружку, явно не собираясь их разнимать.       Эшран, ни с того ни с сего опустившийся возле Маркуса на свободный стул, сказал что не против, ели название будет не настолько похабным, что заставило Маркуса испытать новый приступ желания спрятаться под столом.       Ястреб сидел напротив них, и Маркус время от времени ловил на себе его пристальные взгляды, как будто тот без слов задавал вопрос: «Ну что, ты что-нибудь решил?» Когда к ним подсел Эшран, эти взгляды как будто бы стали в два раза более навязчивыми.       Маркус так и не понял, когда именно они с Эшраном стали «парой». То, о чём он мечтал в тисках приличий во времена своей жизни в Эстере, внезапно и независимо от его пожеланий стало реальностью. И Маркусу почему-то не было страшно, по крайней мере не по той причине, которая должна была бы его пугать. Ему нравилось сидеть вот так рядом с Эшраном, чувствуя его ненавязчивые объятья, чувствуя, как тот то и дело прикасается к его руке, а иногда склоняет голову так близко, что Маркус чувствует его дыхание на своей щеке. Нравилось слушать бестолковые шуточки Камила, которые больше не было никакого смысла отрицать, потому что, в конце концов, Маркус просто не мог делать этого теперь, когда Эшран смотрел на него так и всё, абсолютно всё признавал.       В очередной раз поймав на себе его многообещающий взгляд, Маркус сделал глубокий вдох и заставил себя отвернуться.       Не имело абсолютно никакого значения, что именно ему нравилось, потому что всё, что сейчас происходило, было построено на лжи. Эшран принимал его за кого-то, кто прочитал его письмо и смог принять то, что было там написано, а Маркус не был никем настолько мудрым и правильным. Он был всего лишь собой, и ужасно боялся, что Эшран в одно прекрасное мгновение это поймёт.       И потому, когда все они стали постепенно разбредаться по своим спальням, Маркус не пошёл с Эшраном в свою чудесную башню, а сослался на то, что ему нужно переговорить с Рамаром, и отправился в капитанские покои.       Ещё на подступах к его спальне он понятия не имел, как начнёт и как всё это будет объяснять, но потом дверь закрылась у Маркуса за спиной и его просто понесло. Он рассказал Рамару всё, абсолютно всё. О том, какой он лжец, о том, что он постоянно и всем врёт. О том, что сделал с ним отец. О целых двух демонах, которые живут внутри него, и о том, что случится, когда проснётся тот, другой. Он говорил и говорил не в состоянии остановиться, а Рамар просто стоял неподвижно и смотрел на него, и с каждым мгновением этого монолога Маркусу всё отчётливей казалось, что Рамар ненавидит его, что стоит ему замолчать, предводитель прогонит его нахрен вон, потому что кому вообще нужно настолько бестолковое, опасное и, к тому же, полное демонов существо? Наверное, если бы не это чувство, его речь была бы заметно короче, потому что до последнего слова Маркус не мог избавиться от ощущения, что едва он замолчит, как ему придётся отвечать за всё, что он сегодня сказал.       — Я знаю, ты, наверное, сейчас собираешься меня вышвырнуть… — наконец произнёс он, когда ему стало просто физически больно говорить.       — Маркус, — перебил его Рамар. — Уймись. Ты не умрёшь. Тебя не захватят демоны. И никто не собирается тебя выгонять.       Наверное, лицо Маркуса в это мгновение исказила настоящая боль, потому что Рамар просто взял его за локоть, усадил в кресло и, не давая пошевелиться, налил стакан самого крепкого портвейна.       Маркус осушил стакан залпом, хотя с его точки зрения это была отвратно грубая, непригодная в пищу алкаронская жижа. По крайней мере на какое-то время у него перехватило дыхание, и ему пришлось замолчать, а Рамар использовал эту передышку чтобы сказать:       — Я не знаю, сколько у тебя карманных демонов. Но мы как-то с этим разберёмся. И я рад, что ты наконец-то решил поговорить со мной, прежде чем сделать что-то необратимое.       — Это уже необратимо! — вспылил Маркус. — Что ты можешь сделать? Ты думаешь, я не искал способы от этого избавиться? Ты думаешь, что Сабитариус, что мой отец…       — Маркус, я не дам тебе умереть, — упрямо повторил Рамар. — И знаешь, за твоей кровью, по крайней мере, не охотится половина материка, так что, пожалуйста, перестань претендовать на роль самого проблемного в этой крепости существа.       Маркус издал нервный смешок.       — Рамар, — сказал он и, наклонившись вперёд, попытался посмотреть предводителю в глаза, — я пришёл поговорить не о том. Я знаю, что мой демон проснётся, когда это произойдёт. Но если выхода всё равно нет, я хочу хотя бы знать, ради чего умру. Пожалуйста. Я должен знать, что было в этом проклятом письме.       Лицо Рамара последовательно отразило череду нечитаемых чувств, и Маркус на самом деле понимал, что эта просьба значит для него. Рамар был склонен к необдуманным поступкам, не очень радел за судьбу мира, имел ещё некоторые спорные черты… Но в чём ему было не отказать, так это в том, что он никогда не лгал, никогда не нарушал данное слово и не выдавал чужих тайн. И если бы это вдруг поменялось — это определённо был бы уже не Рамар.       — Пожалуйста… — Маркус действительно умолял.       — Маркус, я знаю куда меньше, чем ты хотел бы.       — Рамар…       Рамар вздохнул и закатил глаза.       — Это была предсмертная записка. Это всё, что я могу сказать.