Демон моего сердца

      Маркус быстро шагнул назад, в тень. Он стоял, едва не дрожа, и ждал, пока делегация не пройдёт мимо. Сабитариус шёл, не поднимая глаз, и в полумраке его и без того костистое лицо очерчивали жёсткие тени.       Маркус невольно подумал, что у них с отцом есть нечто общее. Раньше, в Эстере, такая мысль вряд ли могла бы придти ему в голову. Раньше, когда он думал, что Сабитариус никогда не перейдёт черту…       Сейчас он не знал, но и не был уверен, что это волнует его. Его сердце оставалось разделённым пополам, человек, погубивший десятки людей в своих экспериментах и человек, с которым они вместе пили вино и обсуждали всплески оставались разными для него, несмотря на то, что Маркус как никогда отчётливо ощутил, что очень скоро не станет никого из них.       Он знал, что должен подойти. Что скорее всего Стражи согласятся подождать пару минут, даже если это означало, что он заставит ждать всех собравшихся в зале суда. Но Маркус не мог сдвинуться с места, не мог придумать ни единого слова, которое должен был бы сказать.       Сабитариус выглядел плохо. Гораздо хуже того раза, когда они встречались лицом к лицу в последний раз. Хуже даже, чем тогда, ночью, во время осады. Конечно, пребывание в тюрьме ни сколько не способствовало здоровому цвету лица, но чем больше Маркус думал, тем больше ему казалось, что было что-то ещё.       «Пыль», — понял он вдруг. Тогда, во время осады, глаза его наставника сверкали силой. Маркус думал, что алое пламя внутри его зрачков — это отражение пожаров, разгоравшихся кругом. Но теперь он внезапно понял, что это на самом деле должно было быть, и застонал.       Он бросился к выходу из темницы, надеясь опередить процессию, добраться до Рамара раньше, чем начнётся суд. Он должен был сказать ему то, что роилось у него в голове… но уже на полпути понял, что потерял слишком много времени. Сабитариус и двое его конвоиров поднялись на последние ступени лестницы, ведущей к донжону. Двое других стражников распахнули перед ними тяжёлые двустворчатые двери. На мгновение, прежде чем исчезнуть в сумраке главного зала, Сабитариус оглянулся. Маркуса пронзило пугающее чувство, что сейчас наставник посмотрит прямо на него… Но на самом деле Сабитариус смотрел сквозь него. Его глаза были пусты.       Маркус шумно выдохнул и прежде чем успел что-либо сделать, стражники без лишнего напора, но настойчиво, подтолкнули пленного ко входу в донжон.       Маркус не знал, идти ли ему следом за ними.       Он думал, что ничего не сможет поменять в ходе суда. Он и не знал, что хочет поменять. Больше всего на свете ему хотелось просто вернуть всё назад, чтобы Сабитариус больше не был тем, кого следует наказать, чтобы они снова пили на балконе вино и говорили о мелочах.       Маркус сглотнул и, отвернувшись, побрёл прочь к выходу из внутреннего двора. Он чувствовал себя трусом — таким же как тогда, когда сбежал из поместья Сабитариуса, не попытавшись ничего поменять. Но он действительно не видел смысла в том, чтобы стоять и смотреть на то, что не в силах исправить.       Маркус не знал, сколько времени прошло, пока он просто бесцельно бродил по крепости. Каждый раз завидев кого-то, кого знал, он сворачивал в сторону, чтобы не попадаться на глаза и не вступать в разговор. Пока наконец не понял, что наступили сумерки и не обнаружил, что в башне Эшрана горит свет.       Он совсем не подумал в этот момент, что Эшран устал, что он только сегодня вернулся и наверняка этим вечером не хочет ничего, кроме как спать. Его башня была маяком. Маркус едва ли был в его кабинете больше пары раз после того, как они оказались здесь. Но сейчас ему казалось, что это единственное место, где ему, может быть, смогут помочь.       Он проделал весь этот путь как в тумане, и открыв дверь, на несколько мгновений замер, просто любуясь человеком, который сидел перед ним за столом. В кабинете горел высокий напольный канделябр с тремя свечами и маленькие язычки пламени отбрасывали блики по стенам, создавая ощущение незнакомого, непривычного уюта.       Эшран что-то писал. Он закончил несколько строк, прежде чем повернуть голову на звук.       — Пожалуйста, причини мне боль, — выдохнул Маркус, не дожидаясь каких-либо слов.       Несколько долгих секунд Эшран смотрел на него, пока Маркус не начал нервничать настолько, что решил повторить:       — Пожалуйста, Эшран… — это начинало напоминать те времена, когда Эшран игнорировал его, за тем исключением, что теперь Маркус не мог пойти ни к кому кроме него. Он не мог пойти в таверну, потому что знал, что это причинило бы Эшрану боль. И он начинал паниковать, потому что с каждой секундой сильнее чувствовал, что выставил себя дураком.       Потом Эшран молча встал и, обойдя стол, остановился напротив Маркуса. Его ладони оказались у мага на плечах, хотя он даже не попытался закрыть дверь.       — Может, для начала ты расскажешь мне, что произошло?       Маркус честно попытался. Ему даже удалось открыть рот, но потом он молча качнулся вперёд и, уткнувшись лбом Эшрану в плечо, шумно всхлипнул.       Он ненавидел себя за эту слабость. «Он делает меня слабым», — вертелось в голове, но Маркус никак не мог себя остановить, тем более, когда одна из рук Эшрана оказалась у него на затылке и мягко прошлась по волосам.       — Перестань, — наконец сдавленно выдохнул Маркус, при этом не предпринимая никаких попыток высвободиться из этих тёплых, уверенных рук. — Перестань меня жалеть.       Эшран только многозначительно вздохнул и плотнее прижал его к себе.       Маркус не знал, сколько времени прошло. Эшран продолжал медленно двигать рукой в его волосах, другой осторожно, но твёрдо прижимая его к своей груди. Наконец Маркус успокоился настолько, чтобы произнести:       — Я… Я знаю, что он заслужил это. Что он опасен, что его нужно убить. Но я… Я не могу. Я…       — Маркус, — прервал его невнятное бормотание Эшран. Осторожно отстранился, обхватил ладонями его лицо и, удерживая так, заставил посмотреть себе в глаза. — Рамар назначил наказанием для Сабитариуса служить Братству.       Маркус некоторое время просто смотрел на него, прежде чем сообразил хотя бы озадаченно моргнуть.       — Ч… что? — уточнил он.       — Рамар его не казнил.       — Я слышал, как во дворе обсуждали… Что Рамар очень жестко его обвинил…       — Рамар на него надавил, ему нужно было показать, что он понимает происходящее всерьёз. Но в итоге он присудил ему служить Братству под охраной Стражей и продолжать его исследования. Он считает, это может серьёзно укрепить наши возможности. К тому же Рамар рассчитывает, что в новом положении Сабитариус поможет нам больше узнать о планах своих прежних союзников.       Маркус резко выдохнул, но, видимо, Эшран уловил нотки недоверия в его глазах.       — Иди и поговори с Рамаром об этом сам, — закончил он. — Я не уверен, что имею право пересказывать его слова.       Маркус неуверенно кивнул. Теперь он чувствовал себя ещё большим дураком.       Хоть Эшран и сказал ему уходить, он всё ещё не торопился его отпусать. Стоял, продолжая держать лицо Маркуса в руках.       — Я очень хочу провести эту ночь с тобой, — наконец сказал он.       — Подозреваю, в этой фразе есть какое-то «но», — закончил Маркус за него.       Эшран нехотя кивнул.       — Завтра, — после паузы пообещал он. — Я жду тебя на тренировку, а потом поговорим кое о чём ещё.       Рамар нашёлся в кузнице, он задумчиво полировал новый клинок с рунической эльфийской гравировкой, но Маркуса заметил почти сразу.       — Привет, — сказал он, наблюдая за приближением мага. — Что-то мне подсказывает, что ты пришёл не заказать новый доспех.       Маркус попытался расмеяться, но голос прозвучал несколько деревянно.       — Это правда, что ты… Что магистр… — наконец произнёс он.       Рамар просто кивнул.       — Я был несколько озадачен твоим отсутствием на суде, — пояснил он. — Как и тем фактом, что ты, похоже, так с ним и не переговорил. Я надеялся, что ты объяснишь ему, чего мы от него хотим.       — Ну… Возможно, я бы так и сделал… Если бы знал, — заметил Маркус, присаживаясь на камень возле него.       Рамар вздохнул.       — Мы обсуждали то, что кто-то должен доработать его прибор. Очевидно, у тебя нет на это времени.       — Не то чтобы это была та вещь, которую можно делать в промежутках между вылазками и обмороками.       — Я понимаю, — остановил его Рамар. — Никаких претензий к тебе у меня нет. И это в конечном счёте не главное. Нам важно узнать, чьим союзником он был и что знает о происхождении Красной Пыли.       Маркус вздрогнул.       — Ты тоже заметил?.. — напряжённо спросил он. Рамар только коротко кивнул. — Но… — продолжил Маркус и рвано вздохнул. — Ты не думал, что мог бы просто… его допросить? — только в это мгновение Маркус понял, что несмотря на всю свою измождённость, Сабитариус вовсе не выглядел тем, кто пережил тяжёлый допрос. Он озадаченно замолк.       — Маркус, — вздохнул Рамар. — Хватит строить из себя дурака. Не говоря о том, что тебе известно моё отношение к любым пыткам, выходящим за рамки «дать по морде», и не говоря о том, что его интеллект был бы куда полезнее целым и невредимым…       Он сделал паузу, которая показалась Маркусу слишком долгой.       — Я знаю, что он значит для тебя. Хотя тебе по-прежнему не позволяет гордость придти ко мне и поговорить человеческим языком, я не стал бы издеваться над человеком, которого ты любил.       — Он совершил преступления, — глухо произнёс Маркус. — А ты принимаешь решения за всех нас. Ты не можешь нарушать закон ради кого-то одного.       — Я его и не нарушал. В конце концов, это мой закон. Но я не знаю как ты себе всё это представляешь, а я делаю то, что делаю, ради людей, а не ради абстрактных целей. И не собираюсь этого менять.