Демон моего сердца

      — У меня ничего нет для тебя, — произнёс Маркус, сам удивляясь, что говорит шёпотом. — Я… не знал.       — Это не важно, — когда Эшран слегка отстранился, чтобы заглянуть ему в глаза, мягкая улыбка играла у командора на губах. — Хотя… — задумчиво протянул он. — Ты мог бы знать.       Маркус только растерянно глядел на него.       — Полгода, — многозначительно произнёс командор.       Маркус моргнул.       — Хотя это была другая стена. Но я не решился бы отвести тебя туда, пока кругом идёт война.       — Оу… — до Маркуса наконец дошло, и он стремительно покраснел. — Ты… только не говори, что ты считал. Когда ты начал считать?       Ухмылка на лице Эшрана становилась всё шире.       — Я командую войском, Маркус, — многозначительно напомнил он. — Я вынужден знать, какое когда число.       Это прозвучало так, как будто Маркус не задумывался о подобных мелочах, но Маркус не нашёлся, что сказать. Его действительно в последнее время не очень интересовали даты календаря. Жизнь под крылом Рамара была слишком непредсказуема и зависела совсем от других вещей.       — Садись, — Эшран мягко развернул его лицом к столу. — Попробуй вино. И ты, кажется, хотел есть. Нас могут увидеть со двора, но если это тебя беспокоит, ты мог бы накрыть нас каким-нибудь непрозрачным щитом.       — О, да, непрозрачный купол фиолетовой магии ночью на крепостной стене определённо не сможет никого заинтересовать, — пробормотал Маркус. Но послушался и сделал небольшой барьер просто от ветра. Потом ещё раз сплёл руки в другом заклятье, размещая по сторонам стола светящиеся фиолетовые шары, потому что солнце уже почти целиком опустилось за горы.       Эшран стоял и, мягко улыбаясь, молча наблюдал за его манипуляциями, как будто Маркус сам вместе со своей магией был каким-то чудом. Только когда маг сел за стол, Эшран присоединился к нему и принялся раскладывать еду по тарелкам.       Кушанья, которые стояли на приставном столике, оказались гораздо изысканнее всего, что подавали в местной таверне, не говоря уже о столовой. Маркус пробовал и рассматривал их с любопытством, пока не решился спросить, откуда это всё.       — От Дженис, — легко признался Эшран. — Я предупредил её, что мне нужен мм… праздничный стол.       — Она знает, что мы ужинаем вдвоём?       Эшран улыбнулся и, откинувшись на спинку стула, скрестил руки на груди.       — Маркус, честно говоря, я удивлюсь, если хоть кто-нибудь в крепости о нас ещё не знает.       — Да уж… Разного рода фиолетовые «Небесные Удары», использованные против моих потенциальных ухажёров, как бы… намекают.       Улыбка Эшрана ни на мгновение не потускнела, однако взгляд стал серьёзным, когда он спросил:       — Тебя это беспокоит?       Маркус молчал, только задумчиво ковырял вилкой аппетитный кусочек мясного рулета.       — Я думал, ты хотел этого, — продолжил Эшран осторожно. — Мне так показалось… по твоей переписке с отцом. Иначе я не стал бы давить.       Маркус отложил вилку, тоже скрестил руки на груди и уставился на горные склоный у Эшрана за плечом. Даже сейчас на них лежал снег.       — Я… — наконец медленно произнёс он. — Я не знаю, чего я хотел. Но я определённо не переживаю о том, что кто-то знает о моих отношениях с тобой…       — Но…       — Но… я переживаю о твоих отношениях со мной.       Эшран поднял бровь.       — Ты — командор, — напомнил Маркус, как будто Эшран мог об этом не знать. — Не уверен, что наша… связь… добавит тебе союзников.       — Я не собираюсь врать, чтобы создать образ, которого не существует, — отрывисто произнёс Эшран. — Никогда этого не делал и не вижу причин начинать.       Маркус молчал.       — Что именно тебя беспокоит? — продолжил Эшран. — То, что внушал тебе отец? Что двое мужчин… не должны быть вдвоём? Это не имеет значения в Алкароне. Ты сам можешь видеть, что нас никто не осуждает.       Маркус вздохнул и снова уставился в пустоту.       — Но здесь есть множество других вещей, за которые меня можно осуждать. Что я маг… Что ты Страж… Что я из Эстера, в конце концов.       На мгновение на скулах Эшрана напряглись желваки, Маркус не помнил, видел ли такую мрачную решимость когда-нибудь раньше на его лице.       — Мой отец всё же во многом бывал прав, — мягко продолжил маг. — Ты — политическая фигура. И многие люди внимательно смотрят, кого ты держишь вокруг себя, основываясь на этом, пытаются угадать, каким будет твой следующий ход.       — Ну, — Эшран снова ухмыльнулся, но теперь без особого веселья. — Пускай пытаются, потому что я на самом деле не планирую выполнять приказы Эстерской Магистории.       Однако Маркус не ответил, и лицо Эшрана снова стало серьёзным. Намного более серьёзным, чем было до сих пор.       — Я уже скрывался, — после долгой паузы негромко сказал он. — Отношения в Ордене не поощрялись.       — Ты сказал, что вы не приносили обетов…       — Нет, не приносили. Но нам нельзя было быть с магами, потому что мы не имели права с ними сближаться. Нам нельзя было быть друг с другом, потому что мы даже спали в общих комнатах на тридцать человек. И быть с кем-то не из своих мы просто не могли, потому что маги должны были держаться на расстоянии от других обитателей Алкарона… а мы всегда должны были оставаться рядом с магами.       — Это была… практически тюрьма, — шёпотом произнёс Маркус чувствуя, что они приближаются опасно близко к запретным темам.       — Да, — ровно отозвался Эшран. — Но это было и служение. Жертва, на которую мы шли… я шёл, ради того, во что верил, — он замолк и некоторое время молчал, как будто пытался побороть воспоминания. — Одним словом, — наконец мягче продолжил он. — Я не хочу жить так снова. Я говорю не о стенах башен, в которых были заперты маги. Я говорю о том, что никто больше, ни один рыцарь-командор, не будет решать за меня, с кем мне быть.       Маркус какое-то время молчал. Он осторожно взял в руки бокал вина и поднёс его к губам, чтобы выиграть время и слегка успокоить бешено стучавшее сердце.       — Ты не поэтому ушёл, — сказал он твёрдо и, подняв глаза на Эшрана, посмотрел на него в упор. Эшран не вздрогнул и не шевельнулся, даже когда Маркус продолжил:       — Тебя никогда не тяготила необходимость подчиняться. Ты не хотел быть лидером. Ты отказался от такой возможности, когда она была.       Эшран глухо откликнулся:       — Да.       — Ты всё ещё любишь Стражей. Ты всё ещё переживаешь за них и по-прежнему… — Маркус рвано вздохнул. — По-прежнему болезненно воспринимаешь любые… обвинения против них. Ты… по-прежнему хотел бы быть одним из них.       — Да, — так же глухо и немного тише повторил командор.       Маркус молчал, давая понять, что ему недостаточно этого «да», и Эшран, вздохнув, слегка отвёл взгляд. Теперь он тоже смотрел на горы у Маркуса за спиной.       — Я… Не уходил, — коротко сказал он и снова замолк, так что Маркус начал подозревать, что не услышит ничего больше, однако спустя полминуты Эшран всё-таки произнёс: — Что ты знаешь о том, что случилось в Гавани?       — Мало, — признался Маркус. — Это одно из мест, откуда началось восстание магов. Один из магов взорвал городской собор. После этого Стражи объявили, что все маги города подлежат уничтожению.       Эшран едва заметно кивнул. Прикрыл глаза и только потом продолжал:       — Это… часть истории, как ты можешь догадываться. Причём довольно выгодная для меня часть. Конфликт долго назревал. Магов Гавани держали в нечеловеческих условиях. Это был один из самых жестоких Кругов, которые существовали на материке. Возможно… самый жестокий. И меня… — он снова шумно вздохнул. — Меня устраивал такой расклад. Я пришёл туда с ненавистью к магам, с уверенностью в том, что их нужно держать под контролем, потому что сами они на это не способны. Однако там, в Гавани, происходили вещи, которые могли удивить даже меня. Предложение запечатать всех без исключения магов было одним из них.       — Что?.. — Маркус поймал себя на том, что так крепко сжимает бокал, что вот-вот раздавит стекло и поспешил поставить его на стол.       — Запечатать всех магов, — Эшран открыл глаза и спокойно посмотрел на него. — Это предложил один из Стражей, и я не думаю, что им руководил страх. Те маги, которых он запечатывал, не могли представлять никакой угрозы для него. Он… — Эшран вздохнул и снова отвернулся. — Он требовал разного от них. А тем, кто не давал ему этого, ставил клеймо. Маги жаловались нам. Мне говорил об этом даже тот маг, который взорвал этот проклятый собор. Он рассказывал об этом лично мне, но я не слушал его, потому что… — Эшран снова сделал паузу, видимо, подбирая слова. — Потому что я был уверен, что он лжёт. Я видел слишком много магов, которые лгут.       Когда Эшран снова посмотрел на Маркуса, по спине мага пробежал холодок.       — Ты был прав в одном, — продолжил командор. — Страх порождает ненависть. Быть может это был мой страх. Быть может это был страх тех магов передо мной и такими как я. Но этот страх рос. И ненависть тоже росла. Идея сэра Родерика была лишь звеном в цепи, фрагментом спирали, которая год за годом раскручивалась на протяжении десяти лет, пока не произошёл взрыв.       — Ты винил себя?.. — тихо спросил Маркус. — Ты поэтому ушёл?       Эшран посмотрел на него странно, почти с сожалением.       — Нет, — он качнул головой. — Тогда ещё нет. Я не уверен, что именно чувствовал тогда и потом. Но когда конфликт вышел за пределы того, что можно было остановить без жертв… Того, что можно было остановить хотя бы не убив всех… тогда, как ты и сказал, командор объявила право уничтожения. Сотни магов должны были быть уничтожены, и они не собирались умирать так легко. Они сделали, возможно, то единственное, что могли. Когда-то я говорил тебе, что для магии крови всегда есть причины…       Маркус коротко кивнул.       — Они были, эти причины. Я не знаю, если бы я был одним из них — придумал бы я что-то лучшее? Или поступил бы также как они? Но загнанные в ловушки маги Гавани обратились к демонам, они провели кровавый ритуал, который должен был обеспечить им ответный удар. Демон, которого они призвали, разрушил бы весь город… Если бы только командор не предвидела этого заранее.       — Что… произошло? — хрипло спросил Маркус смутно вспоминая, что уже слышал обрывки этой истории от Камила. Правда, тогда они не звучали настолько масштабно и ужасающе.       — Она применила Красную Пыль, — Эшран пожал плечами и снова скрестив руки на груди, откинулся на спинку стула. — Она не была настолько изобретательна, чтобы пичкать этой штукой нас. Или, может быть, не считала себя вправе это сделать. А может — просто хотела обладать такой силой в одиночку. Она приняла столько, что её с трудом могли бы остановить лучшие отряды с нашей или с той стороны. Нам пришлось объединить силы… чтобы её убить, — Эшран внимательно смотрел на Маркуса, как будто Маркус мог быть судьей. — Я её убил. Женщину, которая была моим командиром, которой поклялся служить. Которая уважала и ценила меня, которая доверяла мне. Я был её… — Эшран снова ненадолго посмотрел мимо Маркуса. — Можно сказать, я был её лучшим учеником, — он снова перевёл на мага тяжёлый взгляд. — Я верил во всё, что она делала, так, как не верил, возможно, никто. Но то, чем она стала… кто-то должен был это остановить. И так вышло, что это мог сделать только я.       Маркус молчал. Собственная бесполезность навалилась на его плечи новым грузом. Он не думал, что Эшран это имел в виду, но Маркус необыкновенно остро ощутил, насколько Эшран сильнее его. Ощутил, что Эшран сделал то, чего он сам так и не смог.       — И поэтому… — хрипло произнёс он, но Эшран снова покачал головой.       — Я не знаю, ушёл бы я или нет, — глухо сказал он. — Но дело в том, что я не имел права поднимать на неё меч. Если у меня были сомнения в её компетентности, я должен был подать рапорт, и владычица Церкви приняла бы решение, рассудила бы нас. Я… не сделал этого.       — Ты бы не успел, — на сей раз голос Маркуса ему самому показался более живым, они вступали на почву, о которой он кое-что знал. — Такие дела… Могут рассматриваться много недель.       — Да, — подтвердил Эшран. — Я бы не успел. Я знаю, что сделал лучшее, из того, что мог. Хотя это не значит, что я не буду прокручивать этот день в голове сотню раз пытаясь понять, мог ли сделать что-нибудь ещё. Но когда… пришли инквизиторы… Тамрана и те кому вместе с ней поручили разобраться в случившемся… Перед Орденом и передо мной встал выбор: я должен был быть наказан как предатель и дезертир. Даже несмотря на то, что многие, кто судил меня и моих соратников, понимали, что я был прав. Или я должен был уйти. А всё, что стало причиной моего ухода, следовало забыть.