Демон моего сердца

Маркусу было восемь лет, когда ему впервые подсунули эту книгу в синей обложке. Он просмотрел первую страницу, быстро скользнул глазами по названию, а затем сразу потерял интерес. Ни слово «вечный», ни слово «бродяга» не вызвали у него каких-либо эмоций. У него была куча более ярких, дорогих и блестящих подарков, чтобы открыть и играть. Он с удовольствием разрывал шёлковые банты и тонкую дорогую цветную бумагу, чтобы обнаружить под ними что-то красивое и драгоценное. Другие, более интересные книги, тоже были среди его подарков. Вечный Бродяга по настоянию матери встал на книжную полку в спальне Маркуса, и там книга пролежала почти год, непрочитанная и даже не открытая. Маркусу было почти девять лет, когда его в первый раз исключили из Круга, и в качестве наказания его заставили целую неделю оставаться в своей комнате, пока его родители пытались безукоризненно отчистить семейную репутацию. Пять раз в день слуги приносили ему подносы со всем, что он любил больше всего. Некоторые приносили ему игрушки, но они его н интересовали уже какое-то время. Он потребовал новые книги: все те, что хранились в его комнате, давно были прочитаны. Маркус прокричал своё требование через щель в магически запертой двери, но это было бесполезно. Когда до него дошло, что он действительно не может уйти, что-то новое и ужасающее начали расти в его груди, прямо под рёбрами. Болезненное, скользкое как змея, сжимающая кольцами его сердце. Это выбило весь воздух из его лёгких, во рту пересохло, в голове помутилось. Чувства приходили и уходили, но каждый раз, когда оно возвращалось, они были хуже. Суть его наказания заключалась в изоляции, а не в том, тчто происходило с его телом. Впервые после инцидента в Круге Маркус глубоко пожалел о своих действиях. Круг, каким бы скучным он ни был, давал по-крайней мере некоторую степень свободы и мог похвастаться впечатляющей библиотекой. Там были целые разделы, которые он ещё не прочитал, и теперь, запертый на целую неделю в этой роскошной спальне, где не было ничего, кроме сладостей и дурацки игрушек, а иногда и ошеломляющего ощущения, что он умирает, Маркус начинал сходить с ума. Книги в его комнате были чем-то похожи на выходки, которыми он приводил родителей в бесконечное бешенство. Он никогда не мог добровольно перечитать книгу, ни разу за свою короткую жизнь. Он просто проглатывал её и больше не видел на тарелке ничего съедобного. Он впитывал их, и после этого они больше не были ему нужны, даже к книгам по магии он не обращался дважды, всегда наизусть запоминая все формулы с первого раза. Разъярённый и жаждущий мести, Маркус разгромил свою комнату на второй день и отказался позволить слугам убрать её. Поэтому они пробрались внутрь, пока он спал, и старательно всё вычистили. Он проснулся с ощущением, которое больше всего напоминало выпотрошенность. Он не понимал этого чувства, по правде говоря, только осознал, то ему не позволено даже устроить беспорядок и это правило буквально пронизывало всю его жизнь. Итак, на третий день он начал разбирать книги, которые его мать заставила его хранить — драгоценные, редкие тома друзей семьи и важных людей. Он методично разрывал их на части, сначала обложки и корешки, а затем сочные, хрустящие страницы внутри. Они порвались, и это было блаженством, ужасным, тошнотворным блаженством уничтожать вещи, которые он так любил, но он был в ловушке, и он не мог убежать, и он ненавидел всех и все. Потом в его руко попалось «это», с унылым названием. Он даже понятия не имел, от кого она, так много людей посещало его праздники. Он хотел разобрать её на части, его руки дрожали, когда он поднял эту синюю книгу из снежной бури книжных ошмётков, рыча при мысли о том дне, когда ему понадобится уничтожить её. Но… Она была не прочитана. Единственная книга в его тюремной камере-спальне, которую он никогда не читал. Гнев мгновенно превратился в печаль, вся его ярость обратилась вспять и рассыпалась в прах. Он прижал книгу к груди, как будто это был его единственный друг во всём мире. Вероятно, она была скучной, скорее всего что-то, что он отбросит в сторону через несколько часов, но в ту секунду она была всем, что у него было. Бесконечные возможности в незнакомой обложке. Он отшвырнул в сторону тяжёлые, испорченные тома, крепко прижимая к себе Вечного Бродягу и там, на своей кровати, сел, смахнул слёзы и начал читать. Ястреб выглядел лучше, чем когда Маркус видел его в последний раз, но это мало о чём говорило. Он больше не пускал слюни, но что-то невнятно бормотал, его глаза закатывались, когда из него вытягивали нежеланную правду. Валенсия была верна своему слову: он был жив, и не было точно заметно, что его безжалостно пытали зельями, которые вытягивали из него мучительную правду, извращали его разум. Но по сравнению с человеком, которого Рамар прогнал почти шесть месяцев назад, он казался бледной тенью. Однако он не был сломлен. Когда он увидел Маркуса, он плюнул в него. Плевок пролетел недалеко, не смог коснуться мага, но Маркус всё равно это почувствовал. Ему было не привыкать к тому, что на него плевали, когда-то в замке это было в моде. Однако это был первый раз, когда он задумался, не заслужил ли он этого хоть немного. Ястреб ничего не сказал, он не сыпал злобными угрозами, как раньше. Его взгляда было достаточно, чтобы сказать всё, что необходимо. — Ястреб, — глухо приветствовал Рамар. — Как у тебя дела? Герой Восстания так долго не отвечал, что Маркус взглянул на Рамара, опасаясь, что тот не знает, как продолжить, однако тот, казалось, был уверен, что пленник заговорит, и наконец Ястреб действительно заговорил. — Прелестно. — Тебе нужна вода? Ястреб усмехнулся, оскалив зубы. — Нет. Твоя маленькая ручная церковная пташка хорошо заботилась обо мне. После того как трахнула мой разум. Рамар взялся за стоявший в углу табурет, одним движением подвинул его ближе и уселся верхом. На мгновение Маркусу показалось, что он поморщился, и маг едва удержался, чтобы не спросить, всё ли с ним в порядке. Он решил, что в присутствии Ястреба это будет неуместно. — Они напичкали тебя зельями, — сказал тем временем Гроссмейстер. — Да. Приятный штрих — последующий уход, — сказал Ястреб, переводя взгляд на Маркуса, и в его глаза сверкала обжигающая ненависть, от которой у мага перехватило дыхание. — Сцеловывать слёзы и гладить порезы, всякое такое. Маркус не был уверен, но ему показалось, что он заметил, как взгляд Ястреба опустился к его губам. — Валенсия написала подробный отчёт обо всём, что происходило в этой комнате. И что было сказано. — О да, уверен, там была только правда, — прошипел Ястреб. — Так какие же детали она пропустила, если ты явился сюда поговорить со мной сам? Какой пикантный нюанс вызвал твой интерес? Взгляд и лицо Рамара оставались абсолютно спокойны, когда он ответил: — Ничего из того, о чём ты думаешь сейчас. Ни твой, брат, ни что-либо ещё. — Ох, Блядь, «Святой», просто заткнись! — Камилл рассказал мне о тебе давным-давно, — сказал Рамар. — О твоём настоящем имени. О твоих отношениях с братом. О твоей нестабильности. Я обдумывал это неделями, пока позволял тебе бродить по нашему замку. Я сделал неправильный выбор. Тебе нельзя было доверять, Ястреб. Мне следовало быть достаточно сильным, чтобы прогнать тебя раньше. Глаза Ястреба сузились. — Крепок задним умом, да? — Я подвёл всех, позволив тебе оставаться здесь, сохраняя твой секрет. Иногда я веду себя как идиот… Хотя в целом это скорее стиль жизни. Видишь ли, я считаю, что людям надо давать шанс. Даже если все кругом говорят против них. Но иногда это не работает. Нужно всегда помнить про этот риск, — сказал он так ровно и неумолимо, что Маркус не смог сдержать лёгкой дрожи. Рамар умел быть невероятно властным, когда это было необходимо. — Я предложил тебе дружбу. Ты отплатил за это предательством. Ястреб злобно расхохотался. — Бедный, грустный маленький мальчик, обиженный своей семьёй и всеми на свете. Теперь тебя к тому же заставили нести тяжесть мира на твоей и без того прогнувшейся спине. Ты даже не представляешь, насколько ХУЖЕ будет дальше! Тебе повезёт, если ты всё-таки умрёшь в этой войне! Лучше умереть и стать символом, чем выжить и обнаружить, что о тебе говорят как о разочаровании. Горьком, уродливом разочаровании. Это всё, что тебе стоит ожидать, Гроссмейстер, — Ястреб наклонился вперёд, натягивая цепи настолько, насколько это было возможно. — Единственная разница между тобой и мной… это ВРЕМЯ! Пальцы Маркуса чесались швырнуть в Ястреба чем-угодно. Он боялся, что эти слова подействуют на Рамара, боялся, что тот поверит и примет в себя этот яд, исходивший из уст Героя. Его опасения оказались напрасны. — Нет, — просто сказал Рамар, слегка наклонившись вперёд, равнодушный и властный. — Разница, Ястреб, в том, что у меня ЕСТЬ друзья. На этом бледном, измождённом лице отразилась целая гамма эмоций. Сначала насмешка, за которой быстро последовал гнев, а затем, наконец, какое-то бурлящее негодование и… разочарование.