Демон моего сердца

Камил и Динара были в ярости, когда Рамар высказал идею оставить их позади. И если Динара готова была успокоиться и принять как данность тот факт, что от неё будет больше пользы в тылу, то Камил был неумолим. Не лучше отреагировали на идею и ученики Маркуса. Скай был до боли разочарован тем, что ему не доведётся показать Сэн свою доблесть. Сэн настаивала (абсолютно безапелляционно) что от неё будет больше пользы, чем от многих взрослых боевых магов. Реакция Райма была… другой. Неуловимо другой. Он умолял позволить ему пойти с Маркусом. Умолял с такой настойчивостью, какой Маркус ещё никогда не видел на его лице. Она граничила с отчаянием, но независимо от того, сколько раз Маркус спрашивал, «почему», Райм был единственным, кого Маркус действительно хотел взять с собой, молодой маг замолчал и в конце концов сдался. ТЕ, кто был недоволен тем, что их оставляли в тылу, всё ещё прилагали все усилия, чтобы изображать боевой дух, прощаясь с теми, кто уходил. Эшран оставлял главой гарнизона Кирана, и последние его слова были о Ястребе. Он несколько раз повторил, что следует опасаться новых выходок и оставаться начеку, регулярно проверять надетые на него сдерживающие магию кандалы и не снимать их, даже если он станет говорить, что умирает. — Если он станет задыхаться, пусть задохнётся, — сказал Камил, заставив всех стоявших рядом вздрогнуть. — Поверьте мне, он хитрый ублюдок и без колебаний уцепится за любую слабость которую вы сможет показать. Последними Маркус обнял своих магов, Нави и Зарю. У него на глазах выступили слёзы, но маг оставался стойким и жизнерадостным, пообещав привести ей что-нибудь вкусненькое, что всех рассмешило. В то утром им крайне необходим был повод для улыбки. Но как только они оказались в пути, и путешествие наконец началось, Маркус почувствовал искренний прилив радости. Возможно, дело было в том, что ожидание наконец закончилось. Что бы ни ждало их впереди, он был рад этому, и на этот раз все они ехали верхом, что делало ситуацию в сто раз комфортней. Всё окружение Рамара ехало рядом со своим командиром, впереди войска, Маркус чувствовал себя проворным и лёгким. Их было семеро, лучших воинов Святого Гроссмейстера. Снегопады наконец прекратились, и хотя они двигались на север погода держалась на уровне «Это Каледос, просто смирись». Маркус вдохнул свежий прохладный воздух и позволил ему проникнуть глубоко в лёгкие, наполняя сердце новой волной свежести и жизненной силы. Он повернул голову и обнаружил, что Эшран улыбается ему в ответ со своего коня. Маркус даже не возражал, когда два часа спустя пошёл дождь. Маркусу было девять лет, когда его приняли в другую Башню. Он давал обещания, десятки обещаний, о том, что это никогда не повторится. Он слушал, он подчинялся. Уже в ту секунду, когда он формулировал их на языке, Маркус знал, что в какой-то момент они снова будут нарушены. Загадкой оставалось только то, когда и как. Вечеринка по случаю его дня рождения была смехотворно пышной. Возможно, дело было в чувстве вины за наказание, которому подвергли его родители, но в большей степени это скорее было мерой предосторожности. «Приходите и посмотрите, наш невероятно одарённый сын поступил в новый Круг!» Почти никто из детей не присутствовал, но это не имело значения. Маркус привык к вечеринкам, где ему не с кем было поговорить. Он справился с этим, представив себя персонажем «Вечного Бродяги». Он позволил себе ускользнуть в книгу, даже не прикасаясь к ней, и время от времени начинал бормотать себе под нос те или иные строки наизусть, пока его, наконец, не отпустили с приёма, на котором он не хотел присутствовать с самого начала. Когда пришло время переехать в его новый Круг, он больше всего на свете хотел оставить книгу позади. Он знал, что его отец наблюдает, ожидая увидеть, действительно ли Маркус привязался к подарку, который он когда-то купил для своего сына. Это было похоже на испытание, и, вероятно, действительно им было. Инстинкты Маркуса требовали оставить книгу и весь её мир позади, никогда больше к ним не приближаться. Но он не мог этого сделать. Он не мог оставить её позади и даже не пытался с этим бороться. Когда он положил её в свой багаж, прямо в посреди своей красиво сложенной одежды, чтобы не повредить, его отец наблюдал за ним, стоя в дверях, как и раньше. — Я рад, что тебе понравилось, — сказал он своему сыну. — Но тебе не обязательно брать её с собой. — Это просто одна книга, — сказал Маркус легкомысленно и отступил в сторону, позволяя слугам запечатать чемодан за него. — Я просто хочу сказать, — осторожно начал Эридан, но прежде, чем он успел закончить, мать Маркуса позвала их наверх, требуя поторопиться. — Ну, не важно. Удачного семестра, — закончил магистр, и Маркус услышал: «веди себя хорошо». И поэтому, когда Маркус отвечал: — Не могу ничего обещать, — его губы скривила не очень добрая улыбка. В первую ночь в лагере Маркус не смог удержаться от общения с Эшраном. Он чувствовал себя… ЖИВЫМ. И хотя он знал, что это, вероятно, просто адреналин, его тело отказывалось признавать это, кровь бушевала в висках, сердце ускоренно былой всякий раз, когда он просто бросал взгляд на Эшрана, пока они разбивали лагерь, разводил костёр, пока просто смотрели как медленно утихает дождь. — Я скучаю по дождю, — грустно прокомментировал Мил. — Когда он вернётся? От него мои волосы становятся мягкими и холодными. Все рассмеялись над этим. Камил, сумевший настоять на своём, стянул с тарелки Маркуса кусочек только что пойманного, свежеподжаренного кролика. Эшран, сидевший по другую сторону от Маркуса за общим костром, молча заменил его своим, так что Маркус вообще не успел понять, что произошло. — Я бы не волновался, малыш, — заметил Камил. — Небеса поведали мне историю о том, что нас ждёт, и это поездка будет мокрой и холодной всю дорогу. — Если кому-то интересно, я могу зачаровать капюшоны и плащи, чтобы они отражали капли дождя, — тихо предложил Сайлар, садясь вплотную к Надориусу, который ехал с ними чтобы указывать путь. Эстерец хранил благоразумное молчание, просто сидел на небольшом бревне и задумчиво глядел в огонь. — А как насчёт моей лютни? — ворчливо поинтересовался Камил. — Её ты можешь сделать непроницаемой? — Приплыли, — фыркнула Валенсия. — Тебя беспокоит небольшой дождик? — Учитывая, что я даже не знаю, как выглядит макушка твоей головы, потому что ты днём и ночью носишь этот капюшон, не тебе меня упрекать. Никому не нравится дождь, кроме Мила. Эшран пожал плечами. — Я не возражаю. Тёплый дождь бывает… приятен. — В Империи идут тёпле дожди, — заметил Маркус. — Неужели? — Да, — отозвался он, протыкая картофелину, прежде чем Камил успел её перехватить. — Я отвезу тебя в столицу. Там часто идут дожди, а в остальном очень тепло, хотя довольно влажно. Горы, деревья и нечего делать, кроме как просто отдыхать на свежем воздухе. Тебе там понравится. — Да уж, новое место, не то что крепостные стены, — пробормотал Рамар ухмыляясь, и все сидевшие у костра разразились безудержным смехом, даже губы Лето, сидевшего тут же, слегка скривились. Маркус притворился возмущенным, в то время как Эшран сохранил подчеркнуто стоическое выражение, как будто он этого не слышал. Когда тёплое бедро мягко коснулось его собственного, Маркус больше не чувствовал особого голода, во всяком случае, не в отношении еды. Ему не нужно было касаться связи между ними, чтобы понять, что чувствовал Эшран, как он отражал каждую частичку желания и потребности Маркуса быть рядом, соединиться, быть друг с другом. — Хм, — прокомментировал Эшран, оставляя тарелку и легко и быстро поднимаясь на ноги. — Я проверю периметр. Он ушёл, не оглянувшись, а Камил хихикнул в кулак, в то время как Рамар попытался ткнуть его локтем под ребро. — Ну и дела, — протянул Камил. — Это может быть опасно — проверять периметр. Кто-то должен пойти с ним, ты так не думаешь? — Даже не знаю, кто бы это мог быть? — отозвался Рамар, делая вид, что задумался об этом наиважнейшем тактическом вопросе. — Трудно сказать. Есть идеи, Маркус? Маг глубоко вздохнул и покачал головой, а потом просто встал на ноги. — Дети. Все вы. Сайлар закатил глаза, услышав такое оскорбление, но никто больше, похоже, не возражал. Когда Лето поднял взгляд на Маркуса, то одарил его подобием улыбке, которая была нежнее всего, что он когда-либо видел на этом лице. Что-то похожее на… понимание? — Держу пари, это будет ТЩАТЕЛЬНАЯ проверка, — услышал Маркус голос Камила, когда уже отошёл от костра. — Вероятно, на неё уйдёт не меньше двадцати минут. — Ставлю на час, — прозвучал сухой голос Валенсии, но Маркус был уже далеко. Он шёл по морой, примятой траве в том направлении, куда удалился Эшран. Он знал, что идёт правильным путём, мог смутно чувствовать, где находится Эшран, но это не означало, что его сердце не колотилось в груди, волнение переполняло его. Вокруг было очень темно, кромешная ночь, и в воздухе он чувствовал резкий, восхитительный привкус грома. Он забрёл в небольшую рощицу, трава уступила место более твёрдой почве и на пути стали попадаться вывернутые из земли корни. Маркус действовал осторожно, его не оставляло чувство, что за ним охотятся, и это чувство не было плохим. Его дыхание стало поверхностным и учащённым, магия пробуждалась и сворачивалась в предвкушении игры. Он хотел играть, а может, Эшран хотел. Иногда было трудно определить разницу. Иногда НЕ БЫЛО никакой разницы. — Эшран? Сильные руки обхватили его сзади, поперёк живота. Это было неожиданно и совсем не нежно. Маркус задохнулся и попытался сопротивляться, губы его приоткрылись, когда возбуждение электричеством пронзило тело, обрело самостоятельную жизнь. — Мой маг, — прохрипел Эшран, прижимаясь губами к основанию шеи Маркуса, прижимая его ещё крепче к своей груди. — Ты действительно мой? Маркус пошевелился и плотнее прижался к твёрдости, которую обнаружил позади себя, горло Эшрана исторгло гортанный звук. — Я только твой, — задыхаясь произнёс он. Кровь заклокотала в его венах. — Если сможешь меня поймать. Эщшран резко отпустил его, и Маркус слегка пошатнулся, перед ним была сплошная темнота, от которой кружилась голова, и это было всепоглощающей потребностью. Он встал на ноги, а затем подождал согласия Эшрана, хотя и знал, что оно последует, практически ощущал, как сильно Эшран хотел этого. Этой свободы и этого безумия, в уступке низменным желаниям и тёмной тоске. Голос Эшрана скорее походил на рык, когда он произнёс: — Тогда тебе лучше… бежать.