Демон моего сердца

С того момента дни пролетели быстро, и время начало терять своё значение. Маркус попеременно чувствовал то головокружение, то истощение. По утрам он с трудам вставал с постели, даже когда Эшран оставался с ним до утра, что, опять же, чаще случалось, чем нет. Растерянность, вызванная напряжением от подготовки к походу, паника, происходившая из страха за Рамара, бесконечные военные советы, обсуждения планов и деталей, всё это говорило, что назад возврата уже не будет. До какого-то момента он не понимал, насколько всё это реально. До какого-то момента не осознавал до конца, что они действительно собираются умереть. Его маги приехали сюда за ним, полные энтузиазма и желания внести свою лепту в сражение с общим врагом и именно через них он понял, что всё это всерьёз. Потому что когда Рамар принял их предложение они взялись под руководством Маркуса и Рама в две смены зачищать окрестности от остатков сумрачных тварей и прочей дряни. Маркус шутил и смеялся, отправляясь в патруль со своей новой командой, как это было, как если бы он путешествовал с Рамаром, а потом один из них, Олан, не вернулся из пещер. Его вещи остались в палатке и Маркус привёз их обратно в крепость без владельца. Теперь, когда маг знал, к чему могут привести его действия, его тревога достигла небывало высокого уровня. Он поймал себя на том, что глубоко сожалеет, что вообще оказался здесь. Он хотел домой. Туда, где единственной опасностью были недовольство отца и укоризненный взгляд матери. Он больше не хотел видеть этих рушащихся тоннелей, ядовитых тварей, драконов крови и разрушений. Маркусу никогда не нравилось сидеть взаперти, бысть в стороне от событий но теперь… Теперь он всё отдал бы чтобы не отвечать за смерть того мальчика, который влез в это дело следуя его примеру. Однако его тревоги не имели значения. Он уже был частью этого и он был нужен здесь. Рамар нуждался в нём, и не только Рамар. И Маркус знал, что не уйдёт, насколько бы страшно ему не было глубоко внутри. Рамар, казалось, испытал подобие надежды, когда Маркус рассказал ему о своей идее убрать чужую кровь из его тела, как он убирал из тела Эшрана Пыль, но как пророчески сказал Сайлар, он напрочь отказался обсуждать это, пока не сыграет свою роль и не убедится, что Дева побеждена. Не то чтобы Маркус мог его винить. На самом деле ничего иного он и не ожидал. Вот только в его голове всё чаще всплывало неприятное предупреждение Тамраны, что Рамар из тех, кто способен принести себя в жертву. И с каждым прошедшим днём, по мере тог как тревога нарастала, Эшран становился увереннее и поддерживал его всё сильнее. Они не говорили о том, что сказал Мил, но Эшран, казалось, стряхнул с себя наваждение. Маркус не знал, что бы он делал без Эшрана в эти дни. Он пытался не представлять, как обстояли бы дела между ними, если бы он не создал это дурацкое окно. Избегали бы они по-прежнему друг друга, отводя глаза, отрицая всё хорошее, что у них когда-либо было, потому что… Потому что было так трудно ПОВЕРИТЬ, что кто-то способен тебя любить? Думать об этом было невыносимо. Если Обсидиан чему-то и научил Маркуса, так это тому, что жизнь драгоценна. Время — дорого. Эшран был всем, чего хотел Маркус, и даже больше. У них было мало времени, чтобы побыть вместе, и большую часть ночей они слишком уставали от дневных нагрузок, чтобы делать что-либо, кроме еды и сна, прижавшись друг к другу. Маркусу было всё равно. Уткнуться в грудь Эшрана было лучшим чувством в мире. Больше ему ничего не было нужно. Однако ночные кошмары резко усилились. Он никогда не говорил об этом, особенно Эшрану, но с тех пор, как он пролил кровь чтобы восстановить письмо, ночные кошмары Маркуса… изменились. Теперь в них была какая-то напряжённость, отвратительная реалистичность, из-за которой его тело охватывала агония неподдельной паники. Иногда ему снились по-настоящему ужасные вещи. Он видел плачущего Эшрана, сгорбившегося на полу, или как Эшана просто разрывало на части, или как Эшран оплакивал Маркуса. Эшрана, просившего у него прощения… пытавшегося утешить его, когда он сам умирал у него на руках. Маркус беспокоился, что эти сны могли быть пророческими. Не было никаких логических причин подозревать, что они БЫЛИ ТАКИМИ, кроме гложущего страха в животе, но он всё равно боялся. Он не говорил с Эшраном о своём собственном проклятии, о том, что оно всё ещё жило в его крови, просто ожидая подходящего момента, чтобы нанести удар. Оно всегда было так, это знание. Как безнадёжная и медленная прощальная мелодия на дне его сознания. За два дня до то того, как они должны были покинуть Обсидиан и отправиться дальше, Маркус снова получил письмо от своего отца. Почта поначалу работала ненадёжно, но теперь стала стабильней. Эридан писал, что в ближайшие несколько месяцев он будет в Алкароне по делам и что, поскольку с Маркусом всё в порядке, он хотел бы приехать к нему в крепость, чтобы повидаться с сыном. В конце письма было небольшое примечание, в котором говорилось, что если Маркус сочтёт это неприемлемым или не захочет придти, он может написать ответ и отказаться, и Эридан (по-видимому) уважит его решение. Он расспрашивал о Маркусе самым непривычным образом. Он спрашивал о его повседневной жизни, о людях, которые были с ним здесь, на севере. О вещах, которые магистр Эларн обычно не интересовался. Маркус ничего не написал в ответ и вместо этого положил письмо в книгу. Он чувствовал себя лучше зная, что оно спрятано там, в безопасности и в то же время подальше от его мыслей. В их последнюю ночь в крепости Маркус повернулся к Эшрану, когда они вместе принимали ванну в большой бадье, ни в какое сравнение не шедшей с бассейном в его родной башне. — Может быть, — сказал он, поворачивая голову, чтобы увидеть лицо мужчины на которого облокачивался спиной, — может быть, когда мы вернёмся… Они сидели вместе, блаженно погрузившись в глубокую, идеально горячую ароматную воду, и Эшран мыл его волосы, не торопясь перебирал их, потому что никто из них не знал, когда ещё им представится случай оказаться в ванне. Завтра им предстояло выступить в поход. — Может быть — что? — спросил Эшран, втирая мыло с нежным ароматом лилий и специй в волосы мага. Маркус хотел сказать это, он хотел быть храбрым. «Скажи это, просто, разбери тебя демоны, скажи это. Может, нам стоит пожениться? Скажи это, трус!» Он так прекрасно слышал это в своём собственном сознании, но слова отказывались всплывать, не хотели находить дорогу к его языку. — Хм, не важно, — сказал он, отворачиваясь в другую сторону и вздыхая, когда Эшран поцеловал его в плечо. — Когда мы вернёмся, то сможем делать всё, что ты захочешь. Маркус закрыл глаза. — А чего хочешь ты? — спросил он. Эшран некоторое время молчал, прежде чем ответить. — Я долгое время думал об этом. Я думаю, хотя мне трудно это признать, что сейчас я хочу много. Это так… странно. — Хотеть многого? — Хотеть хотя бы чего-то. Маркус вздохнул и ещё плотнее прижался к Эшрану. — Расскажи мне. — Ну, я хотел бы, чтобы Братство осталось силой, справедливой силой, которая помогает содержать этот мир в порядке, — сказал он, игнорируя стоявший на бортике кувшин и вместо этого призывая немного магии Маркуса, чтобы поднять воду в кривоватом, не совсем послушном потоке и ополоснуть волосы мага от мыльной пены. Это было чудесно, и Маркус даже не возражал, когда вода беспорядочно проливалась ему на лицо. — Я бы хотел увидеть, как наш новый сад расцветёт. Хотел бы, чтобы там наконец стало достаточно целителей. И… — его голос слегка охрип, но он всё-таки продолжил: — Я хотел бы видеть, чтобы наши маги и Стражи… все маги и все Стражи… перестали ненавидеть друг друга и действительно стали защищать, как это было задумано когда-то. Маркус не стал говорить ему, что он не назвал ни одного личного желания. Он чувствовал, что именно с этого для Эшрана всё должно было начаться. Это была точка отсчёта, основа, без которой он не смог бы думать о собственном счастье. — Я хотел бы отвести тебя туда, где я вырос, — продолжил н и его мягкий, красивый голос успокоил Маркуса дальше больше, чем прикосновения его уверенных рук. — Я бы отвёл тебя в одно место, куда сбегал в детстве, когда дома бывало слишком… шумно. Там красиво, и я думаю… Думаю, если бы ты согласился пойти со мной туда, я бы хотел дать тебе кое-что. Маркус приоткрыл один глаз. — Что бы ты мне дал? Эшран слегка улыбнулся, но улыбка вышла подозрительно кривоватой. — Ну, это, очевидно, было бы сюрпризом, не так ли? — О. Понятно. Звучит заманчиво. Это не особенно заснеженное место, я надеюсь? — Не особенно. Там мило, я думаю, тебе бы понравилось, хотя, скорее всего, через десять минут тебе стало бы скучно. Маркус ухмыльнулся. — Ты знаешь, как меня развлечь. — Веди себя прилично, любовь моя, — упрекнул Эшран, втирая дорогое пахучее масло в его влажные, тёплые плечи. Маркус издал прерывистый, пронзительный возглас удовольствия, и Эшран продолжил: — Потом, думаю, я хотел бы познакомить тебя с моей семьёй. Мои сёстры всё ещё живут на семейной ферме недалеко от места, куда я хочу тебя отвезти. Маркус на мгновение замолчал. — Мне бы этого хотелось. Движения Эшрана замедлились. — Ты бы согласился? — Кажется, ты удивлён. — Ну, в каком-то смысле… Я говорил гипотетически. Ты спросил, чего я хочу. Я не говорил, что ты обязательно должен согласиться. — Всё, что ты сказал, звучит просто замечательно. Что это за вещь, которую ты должен мне подарить? Она блестящая? — Такой жадный, — поддразнил Эшран, глубоко вдавливая хорошо намазанные большие пальцы в узлы на плечах Маркуса, заставляя мага застонать. — Да, оно может быть блестящим. Тебе просто нужно подождать и посмотреть. Маркус улыбнулся, нежно поглаживая колени Эшрана под водой. Эшран некоторое время работал над устранением физических проявлений его усталости, и они погрузились в комфортную тишину. Время от времени Эшран подогревал воду с помощью магии, в основном для тренировки. У него это получалось всё лучше, день ото дня о всё чаще использовал магию, и вскоре должен был состояться разговор о том, что Эшран, по сути, становится магом, но это могло подождать. Очевидно, всё могло подождать. Сначала была война, и разбери их всех демоны, Маркус не собирался разрушить их последнюю ночь комфорта и счастья, поднимая сложные проблемы и привлекая внимание к чему-то, что, хотя и немного беспокоило, делало Эшрана счастливым. Итак, маг, позволил себе наполниться спокойствием. Позволил себе парить с Эшраном, который делал это живым. И когда он это произнёс, это казалось самой естественной вещью в мире. — Я люблю тебя, Эшран, — сказал он, закрывая глаза и совершенно расслабляясь. — Я так сильно люблю тебя. На этот раз руки Эшрана не дрогнули, они полностью замерли. Маркус не повернулся и не открыл глаз. Он оставил свои слова висеть в воздухе, потому что они были правдивее всего, что он произносил когда-либо в жизни. Если это был момент, которого ждало его проклятье, то да будет так. Были перспективы и похуже, чем смерть. Но он не умер, и Эшрану потребовалось всего около десяти секунд, чтобы прерывисто выдохнуть и обнять Маркуса, покрывая поцелуями его шею, размазывая массажное масло по его лицу и губам, но, похоже, ему было всё равно. — Мы вернёмся, — пообещал он. — Клянусь всем, во что когда-либо верил, мы с тобой вернёмся вместе. И Маркус обнаружил, что в эту секунду тоже поверил.