WARS

      Лёгким движением руки Майлз открывает дверь из ванной, позволяя клубам пара раствориться в темноте комнаты, а сам поворачивается к зеркалу. Несколько мгновений смотрит на белую стеклянную поверхность, а потом проводит по ней локтем, стирая капли. Горячую кожу пронизывает холодом. На грудь падает капля воды с волос. После горячего душа дышать всегда немного тяжело.       Наносит на лицо крем, массируя пальцами мягкую кожу. Потом — ещё один. Да, долго, но ничего не поделаешь. Проводит пальцами по шее и открывает бутылочку с мицеллярной водой. Дальше — веки и лоб. Майлз хмурится и с неудовольствием отмечает, что морщина у него между бровей в этот раз разглаживается медленнее.       Достаёт из ящика тумбочки аккуратно сложенную розовую пижаму и заползает в неё, чувствуя, как мягкая ткань касается волос на ногах.       Забирается под одеяло. Почему-то в его спальне всегда прохладно; он подозревает, что дело в стенах, но на самом деле совсем в этом не уверен. Делает пару глотков воды и дёргает за верёвочку торшера.       Мрак.       Соскальзывая в сон, он повторяет про себя несколько фраз, которые как-то сказал ему психотерапевт, и прокручивает в голове сюжет последней серии «Стального Самурая». Несколько раз его уставший мозг повторяет один и тот же диалог; цвета, жесты и фразы оседают на отяжелевших веках. Постепенно его мышцы расслабляются. Он закрывает глаза, и по телу начинает расползаться блаженное тепло.       Вздрагивает — и сон уходит.       Теперь Майлз лежит на спине и медленно моргает, смотря в сереющий потолок. Наверное, дело в том, что сегодня он не слушал музыку перед сном. Вот и не спится.       Поворачивается на бок, и размытый взгляд упирается в пустое место с одной стороны его кровати. Размытое чувство неудовлетворения заставляет его поморщиться. В голове проскальзывает мысль, и у него нет сил отогнать её прочь. Хочется протянуть руку и положить её на глаженую светлую простынь в каком-то полуметре от себя, но мышцы едва слушаются. Наконец ему удаётся сдвинуть свою ладонь, и почему-то это действие его мозг встречает какой-то позитивной эмоцией, почти что радостью. Холодная мокрая прядь чёлки соскальзывает на нос.       Мозг рисует в голове картинки. Как будто бы он прямо здесь, под этим же одеялом, рядом с ним, и их пальцы переплетаются между подушками. От наволочек всё ещё пахнет стиральным порошком, а ткань скрипит, когда Майлз притягивает ноги к себе, касаясь своими коленями его. Феникс тёплый. Такой же сонный и разбитый. Майлз отпускает его уже ослабевшую ладонь и проводит рукой по чёрным волосам, наматывая на пальцы жёсткие пряди. Дыхание сливается в воздухе.       Мысли вращаются быстрее. Жарче.       Феникс несовершенен. Его поцелуи неточные; пару раз он попадает не в губы, а в щёки, и Майлз усмехается, но стоит Фениксу спуститься чуть ниже, как весь кислород в лёгких мгновенно сгорает. Рисует пальцами узоры на его разгорячённой спине: песочное тело Феникса не мягкое и не твёрдое, но такое, каким и должно быть. Губы касаются живота. Феникс смотрит снизу вверх, сощурив тёмные глаза, и шепчет что-то неразборчивое. В голову бьёт жар. Майлз выползает из-под него и кладёт ладони ему на грудь. Отвечает своими поцелуями, переворачивая его на спину, вжимая его в кровать, такого прекрасного, что в груди щемит от одной лишь мысли. Майлз чувствует его улыбку каждой клеткой своей кожи.       Между поцелуями он говорит. Что-то низкое, почти гудящее, о Майлзе, о них вместе, — но наутро не вспомнит ни словечка. Их движения похожи на отлаженный танец, до такой степени всё это обычно, но от того не менее прекрасно. Шёпот. Шорох откинутого одеяла.       Кожа плавится.       Язык оставляет дорожку из слюны у него в паху. Стук сердца становится громче, и Майлз жмурится. Случайно задевает коленями его бок и тут же вздрагивает. Блаженство.       По телу разливается знакомое тепло. В воздухе разливается тихий протяжный стон: ещё немного, и бедро сведёт сладкой судорогой. Мышцы натягиваются.       Ещё немного.       Ещё.       Ещё.       Майлз переворачивается на живот и утыкается лицом в подушку. Сглатывает. Приподнимается над кроватью, опираясь локтями об матрас, но мышцы подрагивают: усталость накатывает волнами. Несколько долгих секунд, и он со вздохом садится, свесив ноги над ледяным полом, переодевает бельё и забирается обратно, в тепло.       Снова один.       Майлз сворачивается в клубок, пытаясь удержать остатки образов у себя в голове, но они ускользают прочь. Наверное, стоит позвонить ему. Холод с оледеневшей ладони расползается на всю руку, и он поочерёдно касается большим пальцем остальных четырёх, чтобы убедиться, что они всё ещё ему принадлежат. Движения получаются медленными и вымученными.       Он ворочается под одеялом. Лунный свет просачивается через щель между тяжёлыми шторами, окрашивая вторую половину кровати в тоскливый голубоватый свет. Майлз мычит что-то себе под нос и перекатывается в центр, чтобы её не видеть, и пытается сосредоточиться на ощущении тепла под одеялом. Постепенно холод уходит, тяжесть наваливается на его голову, и он засыпает глубоким, мутным сном.       В темноте раздаётся глухой звук вибрации его телефона.