Ты моя вселенная.

Вэй Усянь, дрожа, обнял Лань Ванцзи за талию обеими руками. Как тогда в Илине. Ему так было спокойней, он сразу перестал дрожать и прислонился к спине своего зануды нефрита. Лань Ванцзи уже не впадал в ступор и не изображал из себя столб. Он взял его руки в свои и спокойно стоял, не обращая внимания ни на кого. Он чувствовал огромную ответственность за этого дорогого человека, преодолев большой отрезок времени длинной в 20 лет. Он прошел все. От гнева на себя до принятия себя. От наказаний до смертельных побоев. От отчаяния одиночества до давящей на сердце тоски. Он полностью разобрался в себе и больше не сомневался. Так они и стояли тесно прижавшись друг к другу. Во дворе послышался шум, храм окружили люди, несколько вооруженных людей ворвались внутрь и удивленно застыли. Помещение главной залы храма представляло собой полнейший хаос. На полу лежали трупы. Живые же расположились там же, сидя или стоя чуть поодаль от мертвецов. Первыми в храм ворвались двое: слева стоял главный управляющий Ордена Юньмэн Цзян, а справа — Лань Цижэнь, на лице которого застыло выражение крайнего потрясения и недоверия. Не успев ничего сказать, он первым делом увидел Лань Ванцзи и Вэй Усяня, которые стояли так близко, практически сливаясь в одно целое. Лань Цижэнь смерил их свирепым взглядом и его козлиная бородка мелко затряслась. Лань Ванцзи и не думал отходить от своего солнца. Он только крепче сжал его руки в своих, словно был готов умереть здесь на месте, чем отступить от Вэй Усяня хоть на шаг. Он спокойно смотрел своему дяде прямо в глаза. Ему было не страшно и не стыдно. Он достаточно взрослый, чтобы поступать так, как считает нужным. А нужнее человека, чем Вэй Усянь в его жизни не было и не будет. И если кому это не нравится, они будут иметь дело с ним, с Лань Ванцзи. Увидев в глазах племянника его неизменное, непреодолимое упрямство, которое еще с самого раннего детства невозможно было сломать, Лань Цижэнь забыл всё, о чём хотел спросить, его лицо затопила ярость, а брови сошлись в единую линию. Он надулся и пыхтел так, что усы взлетали вверх. Непутевый племянничек абсолютно не реагировал на дядин гнев и только еще ближе прижался к преступному и порочному старейшине Илин. Главный управляющий тут же подбежал, чтобы помочь Цзян Чэну подняться. — Глава Ордена, вы в порядке… А Лань Цижэнь поднял меч и закричал: — Вэй… Он не успел закончить, когда из-за его спины вылетели несколько человек в белых одеждах, которые наперебой кричали: — Ханьгуан-цзюнь! — Учитель Вэй! — Учитель Старейшина! Последний юноша едва не сбил Лань Цижэня с ног, так что тот почти задымился от злости: — Не бегать! Не шуметь! Лань Ванцзи повернулся к ученикам. Они наперебой радовались и бегали вокруг Хангуан Цзюня и старейшины Илин нисколько не смущаясь тем, что те стояли в такой недвусмысленной позе. На Лань Цижэня никто не обращал внимания. Ни на его гневные крики, ни на его яростный взгляд. Лань Ванцзи обернулся к Лань Цижэню, сказал тихим голосом: —Дядя. И продолжил стоять, держа в своих руках руки Вэй Усяня, которыми тот продолжал обнимать за талию Лань Ванцзи. Лань Сычжуй подошел к ним сбоку, радостно схватил левой рукой рукав Лань Ванцзи, а правой подхватил под локоть Вэй Усяня, лицо его сияло: — Ханьгуан-цзюнь, учитель Вэй, какое облегчение видеть, что вы оба в порядке! Фея так сильно беспокоилась, и мы уже подумали, что вы столкнулись с какими-то непреодолимыми трудностями. Встрял Лань Цзинъи: — Сычжуй, ты в своём уме? Разве может случиться что-то такое, с чем Ханьгуан-цзюню не по силам справиться? Говорил же тебе, что ты слишком сильно беспокоишься. Лань Сычжуй, продолжая держать их обеими руками, тем временем прошептал на ухо Лань Ванцзи: —Вам нужно уходить отсюда как можно скорее. По возвращении вас ждет наказание и заточение. В этот раз даже Цзеу Цзюню запрещено с вами общаться. —Уходить? —так же шепотом переспросил Лань Ванцзи. —Да, мы поможем. За воротами ждет Яблочко. Лань Ванцзи все понял и кивнул в ответ. Лань Сычжуй, как ни в чем не бывало, весело поддразнил Лань Цзиньи: — Цзинъи, а не ты ли всю дорогу сюда переживал и волновался? — Пойди прочь! Хватит молоть ерунду. Лань Сычжуй краем глаза увидел Вэнь Нина, который наконец смог подняться с пола. Юноша отпустил мужчин, тут же притащил его поближе и втолкнул в круг мальчишек, которые, непрестанно перебивая друг друга, рассказали, что произошло. Укусив Су Шэ, Фея побежала прямиком к располагавшемуся в этом городе вассальному клану Ордена Юньмэн Цзян и принялась неумолчно лаять под дверью. Увидев на шее собаки необычный ошейник с золотым знаком и гербом, молодой глава клана встал на меч и принёс собаку в Пристань Лотоса. Главный управляющий мигом понял, что это собака Цзинь Лина Фея, и сразу же отправил подмогу. В это время Орден Гусу Лань как раз собирался покидать Пристань Лотоса. Но Фея успела остановить и Лань Цижэня. Она подпрыгнула, оторвала от подола одежды Лань Цижэня клок белой ткани и лапами попыталась закинуть эту ткань себе на голову. Затем собака легла на землю и притворилась мёртвой. Лань Цижэнь понятия не имел, что происходит, но на Лань Сычжуя сошло озарение: — Учитель Лань, вам не кажется, что она пытается изобразить лобную ленту нашего ордена? Может, она хочет сказать, что Ханьгуан-цзюнь или кто-то ещё из Ордена Гусу Лань в опасности? Так что Орден Юньмэн Цзян, Орден Гусу Лань и ещё несколько кланов, не успевших покинуть Пристань Лотоса, собрали все силы и вместе отправились на выручку. Лань Цзинъи прищёлкнул языком: — Вот мы все говорим «Фея» то, «Фея» сё, но кто же мог знать, что это и в самом деле наделенная духовными силами собака! Но для Вэй Усяня собака всё равно оставалась собакой, самым страшным в мире существом. Даже стоя за спиной Лань Ванцзи, он дрожал с головы до пят. С самого прихода младших адептов Ордена Лань Цзинь Лин то и дело бросал взгляды на них, окруживших с весёлым галдежом Вэй Усяня и Лань Ванцзи. Увидев, что Вэй Усянь побледнел пуще прежнего, Цзинь Лин похлопал Фею по заду и прошептал: — Фея, иди наружу. Фея помотала головой и хвостом, не прекращая облизывать его. Цзинь Лин заругался: — Выметайся. Или ты меня больше не слушаешься? Фея обиженно посмотрела на него и убежала из храма, помахивая хвостом. На сердце Лань Ванцзи потеплело, он видел как меняется отношение Цзинь Лина к Вэй Усяню, как любят его ученики. Но, времени оставалось мало, надо было уходить, пока дядя занят осмотром храма. Вэй Усянь наконец то отпустил своего зануду, Лань Ванцзи нехотя убрал свои руки с его рук, кожу охватил холодок. Было немного жаль, что Вэй Усянь убрал руки. Плевать на всех, он стоял бы так всю жизнь. Но тут Лань Сычжуй уставился на пояс Вэй Усяня и, немного помолчав, позвал: — …Учитель Вэй? Вэй Усянь откликнулся: — М-м? Что? Лань Сычжуй проговорил словно в забытьи: — Можно… Можно мне посмотреть вашу флейту? Вэй Усянь достал флейту из-за пояса. — А что с ней такое? Лань Сычжуй взял флейту двумя руками и слегка нахмурился, в выражении его лица проскользнуло замешательство. Лань Ванцзи смотрел на него, в то время как Вэй Усянь смотрел на Лань Ванцзи. — Что с вашим Сычжуем? Ему нравится моя флейта? Лань Ванцзи уже понимал, что Сычжуй что то вспомнил. Да, он же еще ничего не рассказал Вэй Усяню. Лань Цзинъи воскликнул: — Что? Вы наконец потеряли ту ужасную отвратительно звучащую флейту? Эта новая выглядит довольно неплохо! Но… Пора было уходить. Лань Ванцзи позвал: — Сычжуй. Лань Сычжуй наконец пришёл в себя и снова двумя руками протянул Чэньцин Вэй Усяню: — Учитель Вэй. Вэй Усянь забрал у него флейту, а потом, вспомнив, что её принёс в храм именно Цзян Чэн, повернулся и непринуждённо бросил: — Спасибо. — Он помахал Чэньцин. — Я… оставлю её у себя? Цзян Чэн кинул на него быстрый взгляд. Во взгляде было сожаление и печаль. — Она всегда принадлежала тебе. Интересно было то обстоятельство, что все эти 13 лет Цзян Чэн хранил у себя этот артефакт. Почти все присутствовавшие в храме люди были чем-то заняты: кто убирал бедлам, кто укреплял печать на гробу, кто прикидывал, как бы безопасно перевезти гроб, а кто просто злился. Лань Цижэнь посмотрел на старшего племянника и яростно прошипел: — Сичэнь, да что с тобой такое?! Лань Сичэнь сидел, прижав ладонь к виску, и на его лице отражалось невыразимое горе. Он устало произнёс: — Дядя, умоляю, не нужно вопросов. Правда. Сейчас мне совсем ничего не хочется говорить. Во взгляде Лань Цижэня был гнев, отчаяние, бессилие. Два его любимых племянника, которыми он так гордился, больше не слушались его. Мало того, вообще не признавали любимого учителя и дядю, который их так старательно воспитывал и старательно ограждал их от всех проблем. А теперь, несмотря не все усилия, оба связались с преступниками. Но главу ордена не накажешь, значит огребет младший. За двоих. И в этот раз он не сможет так запросто удрать. То наказание тринадцать лет назад было слишком мягким для него. В этот раз никаких поблажек. Тем временем все направились в дальний зал. Гроб, в котором были запечатаны Не Минцзюэ и Цзинь Гуанъяо, не только казался невообразимо тяжёлым, но ещё и требовал крайне осторожного обращения. Поэтому позаботиться о нём в дальнейшем добровольно вызвались сразу несколько глав орденов. Увидев лицо статуи Гуаньинь, один из них сначала удивлённо застыл, а потом указал на него остальным, словно обнаружил нечто новое и интересное: — Посмотрите на это лицо! Разве не похоже на Цзинь Гуанъяо? Все уставились на статую и принялись удивлённо восклицать: — Действительно, его лицо! И зачем Цзинь Гуанъяо такое сотворил? Глава Ордена Яо высказался: — Чтобы высокомерно объявить себя богом, конечно же. — Да уж, довольно высокомерно, хэ-хэ-хэ. Вэй Усянь посмотрел на Лань Ванцзи. В его глазах были сомнения. Но он ничего не собирался говорить. Все бесполезно. Главное Лань Ванцзи его понял. История повторяется. Как когда то с самим Вэй Усянем. Лань Ванцзи кивнул ему и, в окруженнии толпы учеников, они вышли из храма. Они вышли как раз в тот момент, когда несколько глав орденов переносили гроб через порог храма, так, что смешавшись с другими людьми в толпе и в окружении учеников, они остались незамеченными. Возле дверей храма стоял Не Хуайсан, прислонившись к косяку. Лань Ванцзи и Вэй Усянь вышли на улицу и отправились вон из города. Вон из этого кошмара, из этого общества лицемеров. Вон из старой жизни, из сомнений и тревог, из страха и недопонимания. Впервые в жизни Лань Ванцзи не стал ничем жертвовать. Хватит, он уже принес себя в жертву ради брата, ради клана. И чем это все закончилось? Тем, что некому было защитить самое дорогое. Да и кому нужна была эта жертва? Да, брат дал обещание, что Вэй Усяня не тронут и, более того, не будут сообщать другим кланам о его местоположении, если Ванцзи вернется принять наказание. Но, что в итоге? Орден Гусу Лань участвовал вместе с остальными кланами в облаве на гору Луанцзан. И не просто участвовал, а был в первых рядах наравне с орденами Ланьлин Цзинь и Юньмэн Цзян. В результате жестоко и бесчеловечно был убит самый родной и самый дорогой в его жизни человек. Должен ли он теперь жертвовать собой ради брата? Это было бессмысленно. Бессмысленно и не нужно. Снова наказание, снова заточение. Ради чего? Ради того, что брат дружил с недостойным человеком, а теперь страдает, что не удалось найти злодею оправдание? А ведь Лань Ванцзи его предупреждал и не раз. Послушал ли его брат? Он не верил до последнего, пока уже сам Гуаньяо не признался в кровавых делах. И ради чего он это творил? Ради своей карьеры, ради того, чтобы доказать этим, так называмым благородным господам, что сын продажной женщины может подняться на вершину и повелевать ими? Было же очевидно, что этим человеком двигала жажда власти. И до последнего Лань Сичэнь цеплялся за последнюю надежду оправдать его! Любая наивность должна иметь предел! А ведь и сам Цзинь Гуаньяо сказал Лань Сичэню, что его наивность беспредельна. В насмешку или нет это было сказано, но ему то точно это было выгодно! Цзинь Гуаньяо даже перед своей смертью умудрился сделать Лань Сичэня виноватым. Мало того, разрушил печать на гробу, выпустил Не Минцзюэ, и еще умудрился изобразить благородство, чтобы уж точно не забыл никогда. Каков все-таки этот страшный человек! А Лань Ванцзи? Ну пожалеет он брата, захочет поддержать. Ну вернется он. Сначала дядя посадит его перед собой и начнет читать нудные нотации про порочных людей. Потом наказание и заточение. И смысл? Чем он поддержит брата? И сможет ли? Один будет сидеть страдать у себя в ханьши, а другого, возможно запрут в холодной пещере. Еще неизвестно на сколько лет его закроют. И вряд ли кто то будет в этот раз его лечить. Выживет ли он? Смерти то он не боится. Но… А что будет с Вэй Усянем? Кому нужны такие жертвы? Ради чего? Ради клана? Ради дяди? Ради драгоценных правил? Хватит. Раньше он был молод и крайне доверчив. Верил на слово взрослым. Потому что сам говорил только то, что думал. Никогда не врал. Теперь так не будет. Нельзя быть таким доверчивым. Нельзя верить одним только словам, часто действия людей показывают обратное их речам. Теперь он не один. Он не может так рисковать, он в ответе за человека рядом с ним. И пойдет он только с ним. Плечом к плечу. Теперь на всю оставшуюся жизнь. Всегда рядом. Без сомнений. И без сожалений.