Ты моя вселенная.

Они шли все дальше и дальше. Вэй Усянь как обычно уселся на спину Яблочка, а Лань Ванцзи взялся за верёвку и повел его за собой. В этой простой картинке их жизни было что то такое теплое и уютное. В душе опять воцарилось умиротворение и спокойствие. Его солнечное счастье рядом, столько всего уже пережито, что надоело страдать. Просто надоело. Хотелось уже простого человеческого счастья и чтобы оно не кончалось никогда. И оно у него сейчас было. Даже не верилось, что после стольких лет страданий и сожалений они теперь вместе. Если бы кто то тогда двадцать лет назад сказал юному Лань Чжаню что его сумасшедшая призрачная мечта, которую он прятал глубоко в душе, о которой он боялся даже думать, вдруг станет реальностью, он бы ни за что не поверил. Конечно же в такое было невероятно трудно поверить. Это тогда казалось настолько нереальным! Этот яркий мальчик звезда вечно был в центре внимания одноклассников. За ним ходили толпами, им восхищались и ловили каждое его слово. К Лань Ванцзи он относился… Да никак он не относился к скучному зануде нефриту! От слова НИКАК! И оно так и было! Да и как он должен еще был к нему относиться, когда этот вечно скучный и унылый зануда в траурных одеждах только и знал, что нудил про свои любимые правила? Конечно же этой звезде просто было с ним скучно! И он задирал его всеми возможными способами. А когда видел, что довел всё-таки и его издевательства достигли цели, просто смеялся и уходил к своим более веселым товарищам. Уходил ловить рыбу или кроликов, лакомиться вкусняшками в трактире, пить вино, шутить, смеяться и дурачится вместе с ними. Уходил, оставляя после себя горечь и щемящую тоску в душе юного Лань Чжаня. Почему так? А потому что надоедало и больше было неинтересно. А с ними было веселее. И зачем ему какой-то зануда-нефрит? А юный Лань Чжань понуро шел к себе в цзинши и чуть не плакал от отчаяния. Казалось, что жизнь кончена и нет в ней смысла… Эх, вот это были времена! Юность, все воспринималось слишком остро, не было просвета между черным и белым. Каждая небольшая неудача воспринималась как непоправимая трагедия. Как хотелось вырвать эти неуместные чувства к этому мальчику звезде! После очередного наказания казалось, что они немного утихали. Вроде как жизнь возвращалась в свою обычную размеренную гусуланьскую колею. Но, стоило только тому показаться на горизонте, и чувства снова вспыхивали с новой силой. Более мощной, сметающей на своем пути остатки разума и крохи благоразумия. А потом Лань Ванцзи стал сам искать этих встреч. Но каждый раз это как вспышка молнии. Вспыхнуло, ударило, крыша горит, а он опять пропал. Пропал! И сколько еще времени до следующей встречи? И будет ли опять эта встреча? Ведь с каждым разом этот мальчик-звезда отдалялся от него все дальше и дальше. Были моменты, когда он просто откровенно прогонял его, оставляя такую боль в сердце и горечь сожаления, что снова не то сказал! А теперь он рядом! И они только вдвоем! Весь его! Никаких лоботрясов рядом, никакого Цзян Чэна! Сердце пело от счастья. Оно пело нежную и светлую мелодию с оттенком легкой грусти, прозрачной, словно хрусталь. Вэй Усянь, как будто услышал мелодию в душе Лань Ванцзи. Он снял с пояса флейту и поднёс к губам. Чистая звонкая трель птицей взвилась к небесам. Лань Ванцзи остановился и молчаливо прислушался. Мелодия словно подыграла душевным струнам нефрита. Это была та же мелодия, которую он пел для Вэй Усяня в Пещере Черепахи-Губительницы. А также мелодия, которая пришла в голову Вэй Усяня на горе Дафань, благодаря которой его и узнал Лань Ванцзи. И эту же самую мелодию пело сейчас сердце второго молодого господина Ланя. Закончив играть, Вэй Усянь подмигнул Лань Ванцзи и спросил: — Ну как, хорошо ли я сыграл? Лань Ванцзи, все еще находящийся во власти чудесной нежной мелодии, мягко кивнул. — Редкий случай. Вэй Усянь рассмеялся: — Ну перестань уже сердиться на меня за это! Я ведь признал вину, чего ты ещё хочешь? Я же говорил, что у меня плохая память, за это нужно сказать «спасибо» моей матушке. Лань Ванцзи переспросил: — Почему? Вэй Усянь подпёр щёку ладонью, опираясь на голову Яблочка. Чэньцин закружилась в его руках. — Матушка говорила: «Тебе следует помнить то добро, которое делают для тебя другие люди, а не то добро, что ты делаешь для них. Выброси всё ненужное из сердца, и тогда тебе станет легко и привольно жить на свете». Договорив фразу, Вэй Усянь задумался. Лань Ванцзи смотрел на него, смотрел на прекрасное такое задумчивое лицо и ждал, что он еще скажет. Не хотелось нарушать изумительную нежность момента. Вэй Усянь увидев, что Лань Ванцзи внимательно смотрит на него, произнёс: — А ещё матушка говорила… Он никак не заканчивал фразу, и тогда Лань Ванцзи все-таки решился спросить: — Что она говорила? Вэй Усянь с очень серьёзным лицом поманил его пальцем, и Лань Ванцзи послушно и доверчиво подошёл ближе. Вэй Усянь наклонился и прошептал ему на ухо: — …Что ты теперь только мой. Лань Ванцзи слегка повёл бровью, его губы шевельнулись, он только хотел сказать своему солнышку, что он тоже теперь принадлежит только ему, но Вэй Усянь опередил: — Бесстыдник, распущенный, легкомысленный — опять хочешь сказать что-то из подобной чепухи, так? Готово, я всё сказал за тебя. Ты повторяешь это раз за разом, и совсем не изменился за эти годы. Давай так — я теперь тоже только твой, всё справедливо, идёт? Лань Ванцзи удивленно посмотрел на него. С чего он взял, что Лань Ванцзи собирается говорить подобную ерунду? Из всей красноречивой тирады, его устраивало только последнее предложение. Как раз он это и собирался сказать. Но он не стал спорить, не видел в этом смысла. Основное то Вэй Усянь все-таки озвучил и потому лишь спокойно ответил: — Если ты так считаешь, так тому и быть. Вэй Усянь потянул ослика за поводья и добавил: — Но скажи мне честно, неужели из тех восьми десятков имён, что я придумал для этой мелодии, тебе ни одно не понравилось? Лань Ванцзи уверенно ответил: — Ни одно. — Но почему? Мне показалось, что «Мелодия, связавшая сердца Лань Чжаня и Вэй Ина» — отличное название. Лань Ванцзи молчал. Почти тепло, но… Вэй Усянь вновь сказал: — Или же «Мелодия каждого дня Ханьгуан-Илин», тоже звучит неплохо. Одно название уже способно рассказать целую историю… Лань Ванцзи, больше не хотел слушать никаких новых вариантов, он видел, что Вэй Усянь уже готов это услышать, потому прервал его речь: — Уже есть. — Что — уже есть? — Имя. Вэй Усянь удивился: — Уже есть? Раз так, сказал бы сразу, как она, в конце концов, называется! И ты всё это время молчал, заставляя меня выдумывать столько названий? Я зря потратил свои невероятные умственные способности! Помолчав минуту, собравшись с духом, Лань Ванцзи ответил: — Забыть о сожалениях (1). (1) Название состоит из двух иероглифов, взятых из имён «Ванцзи» и «Усянь», которые складываются в 无 羁 — «ВанСянь». Изящные брови солнышка поползли вверх: — А? — Мелодия называется «Забыть о сожалениях». Вэй Усянь широко округлил глаза. А через миг схватился за живот от смеха. —Ха-ха-ха, не удивительно, что ты никак не хотел говорить о нём! Вот значит, какое имя ты выдумал в тайне от меня? Поистине — название, данное с душой. А ты хорош, Лань Чжань, а? Когда ты его придумал, ха-ха-ха… «Тебе сказать, когда я его придумал? Ты же уже догадался. Так и знал… Опять рассмешил его…» Сначала было немного страшно, что солнышко начнет издеваться, он был готов к любой реакции, потому глядя, как тот смеется, он лишь мягко покачал головой. Всё таки как же очаровательно он смеётся! В сердце была лишь лёгкая безысходность, все равно он должен был это узнать. Узнать о том, как холодный и нелюдимый подросток до сумасшествия сходил по нему с ума. Так, что еще в юности, будучи семнадцати лет, этой песней выразил свою тоску по, казалось тогда, несбыточной мечте—когда нибудь стать спутниками на тропе самосовершенствования. И вот он теперь все знает. Это прекрасно и в то же время немного грустно. Почему грустно, он еще сам даже не разобрался. Но грусть была до того светлая, что хотелось плакать от счастья. Теперь нет тайн, все предельно ясно, Вэй Усянь получил еще одно весомое доказательство того, каково было истинное отношение к нему того чересчур сурового юноши, унылого зануды и скучного недотроги. И одновременно Лань Ванцзи было радостно, что наконец можно сбросить с себя этот последний груз тайны, окончательно расставить все точки, котрые дали еще одну возможность наконец то заявить на весь свет о своей любви и не бояться. Несмотря на противоречивые чувства, Лань Ванцзи смотрел и улыбался, обнимая взглядом свое солнышко. И свет от смеющегося солнышка отразился в глазах второго нефрита, он сам ощутил, как от его взгляда повеяло лучами тепла. Это были лучи из самого сердца, из глубины израненной и наконец то дождавшейся своего выстраданного счастья души. Он протянул руку, нежно обнял свое солнышко, аккуратно поддержав сзади за талию, чтобы тот ненароком не свалился с ослика. С огромным трудом отсмеявшись, Вэй Усянь серьёзным тоном заметил: — «Забыть о сожалениях» — отлично, просто замечательно! Мне нравится. Да, именно такое имя она и должна носить. Лань Ванцзи, до того времени ждавший с волнением неминуемого приговора, вздохнул с облегчением, что тому понравилось: — Мне тоже нравится. — Звучит прилично и благовоспитанно, очень по-гусуланьски. Я думаю, можно даже включить её непосредственно в сборник мелодий вашего клана, а также в список мелодий, обязательных для изучения учениками Ордена Гусу Лань. А если кто-то спросит тебя — «Ханьгуан-цзюнь, как расшифровывается название мелодии?» Ты можешь рассказать её историю. Вэй Усянь продолжал рассуждать на эту тему, Лань Ванцзи, внимательно слушая пространные рассуждения своего счастья, просто взял поводья Яблочка, покрепче сжал тонкую верёвку в ладони и продолжил идти вперёд. Вэй Усянь спросил: — Куда мы теперь отправимся? Я так давно не пил Улыбку Императора, может быть, отправимся в Гусу? Посетим поселок Цайи? — Хорошо. В Гусу Лань Ванцзи идти совсем не хотелось. Но он уже понял ход мыслей Вэй Усяня. Он соскучился, соскучился по Сычжую и ученикам. А еще он наверняка хочет, чтобы Лань Ванцзи посетил все-таки брата и поддержал его. Несмотря ни на что, Вэй Усянь уважал его и был ему благодарен за то, что он ему раскрыл его прекрасные глаза на чувства своего младшего брата. Его Солнце беспокоилось о Лань Сичэне. В его солнечном сердце для любого человека находилось местечко. Лань Ванцзи даже испытал легкий укол ревности. Совсем легкий, который через небольшое время прошел. — Прошло так много лет, должно быть, бездонный омут близ посёлка давно иссох, да? Если твой дядя, скрепя сердце, сможет вытерпеть моё присутствие, ты спрячешь меня в своей комнате вместе с теми кувшинами Улыбки Императора; если же он не захочет видеть меня, тогда отправимся куда-нибудь ещё. Судя по слухам, Сычжуй и остальные дети прекрасно проводят время на ночной охоте с Вэнь Нином. — Мгм. — Вот только я слышал, что к правилам Ордена Гусу Лань снова добавили новые? Мне вот что интересно, неужели на той скале у входа в Облачные Глубины ещё осталось место… Лань Ванцзи это не сильно волновало, какая разница? И сколько бы этих правил не было, пусть хоть еще одну скалу испишут. Но он ни за что на свете не откажется от своего счастья. Лучше смерть. Свежий ветер внезапно налетел и затрепетал в полах их одежд. Ветер странствий, ветер надежд, ветер перемен. Да, многое изменилось в жизни второго молодого господина Ланя. Можно сказать все перевернулось. Ветерок дул прохладой прямо в лицо, Лань Ванцзи чувствовал как становится легко дышать. Как легко становится на сердце. Вэй Усянь вдруг позвал: — Лань Чжань, посмотри на меня, скорее, посмотри на меня! Лань Ванцзи обернулся. Вэй Усянь звал его улыбаясь своей солнечной улыбкой, за которую не жалко было отдать все что имел второй молодой господин Лань. За эту улыбку не жалко даже отдать жизнь! Лань Ванцзи смотрел в его сторону, любуясь им. Как когда то в юности, Вэй Усянь звал его и он смотрел. Но смотрел искоса, тайком, пряча глаза. Чтобы никто не заметил и не догадался. А теперь смотрел прямо и открыто! Теперь нечего бояться, все и так понятно! Потому смотрел, не таясь, смотрел и восхищался своим теплым шикарным солнцем. И с тех пор уже не мог оторвать глаз, потому что утонул. Утонул в этом бездонном омуте, растворился без остатка в золотых искорках этих невероятно прекрасных глаз!