Ты моя вселенная.

После обсуждения учебного плана, дядя Лань Цижэнь со своими племянниками посмотрели журнал успеваемости. Первым из учеников шел Сычжуй и дальше юноши из его группы. Лань Сичэнь сказал: —Ванцзи, ты молодец, твои ученики как всегда самые первые. Лань Цижэнь поморщился: —Да. Первые. И в шалостях первые. Слишком уж часто они нарушают дисциплину. Ванцзи, твои новаторские методы совсем разболтали учеников. Они вообще никого не боятся. —Дядя, зачем обязательно они должны бояться? Достаточно уже того, что они вас уважают. —Но они не слушают учителей, которые тебя замещали. Лань Ванцзи твердо сказал, глядя дяде в глаза: —Учителя требуют от них зубрежки, а они привыкли размышлять и находить решения в нестандартных ситуациях. —И когда они стали такими умными? Лань Ванцзи ответил: —Я их этому научил. Лань Сичэнь добавил: —Дядя, посмотрите на тех адептов, которые просто зубрили и на них. Вы заметили, что они никогда не теряются и всегда находят решения? Лань Цижэнь не нашелся, что сказать. Лань Сичэнь открыто улыбался младшенькому. Такого своего брата он еще никогда не видел. Это был абсолютно новый Лань Ванцзи, живой и остроумный. В его словах была сила и непоколебимая уверенность. Влияние его спутника явно чувствовалось в его поведении. Когда-то давно Лань Сичэнь предлагал своему брату подружиться с Вэй Усянем. И не ошибся. Вэй Усянь уравновесил унылый и суровый характер второго нефрита своим солнечным обаянием. Вот только он и не предполагал, что их отношения зайдут настолько далеко. Предлагая подружиться, он не думал, что его брат сделает того своим спутником на тропе самосовершенствования. Да, это было непривычно для аскетичного ордена, но его брат выглядел настолько счастливым, настолько влюбленным, что Лань Сичэня охватывала светлая легкая грусть. Он был рад за брата, но чувствовал себя от этого почему то слегка тоскливо. Братья обменялись взглядами, поклонились дяде и вышли на свежий воздух. Они прошли немного и остановились недалеко от ханьши главы клана. Лань Сичэнь сказал: —Ванцзи, помнишь двадцать лет назад на этом месте я предложил тебе подружиться с молодым господином Вэем? Лань Ванцзи кивнул. —Мгм. —Я и не предполагал тогда, что он снова вернется к нам. Ты тогда рассердился на меня. —Брат, —ответил Лань Ванцзи, —я тогда сердился на себя. —Понимаю, —ответил Лань Сичэнь, —он будет неплохим подспорьем для клана. Его дети любят. Я заметил, что он к каждому нашел подход. И обьясняет он интересно. Лань Ванцзи ответил, не без гордости: —Это да. Они еще немного помолчали. Лань Ванцзи уже томился: —Брат, я пойду. Лань Сичэнь понимающе посмотрел на брата, вздохнул. Лань Ванцзи попрощался с братом легким поклоном и поспешил к себе. Он шел к себе и спиной ощущал, как Лань Сичэнь провожает его взглядом, в котором застыла легкая с грустинкой улыбка. Все таки хороший у него брат, только слегка доверчив. Но это не его вина. Теперь он многое осознал, главное, чтобы он победил чувство вины и научился жить заново. Прежним он, конечно, уже не будет, не станет доверять вот так безоговорочно. Он прекрасный стратег, отличный лидер и организатор, но не политик. Политик должен быть изворотливым и хитрым. Но, брат глава клана. И если в его характере сейчас появилось такое качество как недоверчивость, то оно ему не помешает. Это будет только на пользу. А то, кто знает, какой хитрец еще попадется брату на пути? Сам Лань Ванцзи в душе был рад, что не он был старшим, политика его никогда не привлекала. Он ценил тихое счастье, ему претила любая мысль о какой либо власти. Да и он ни за что не сможет улыбаться любому человеку. Его отношение будет у него написано на лице. Лучше он будет учителем, это у него отлично получается, как показала практика. А еще, у него есть его солнышко, он лучше умрет, чем пожертвует временем, которое уже предназначил для своего дорогого человека. Войдя в цзинши, он увидел что его солнце сладко спит. Лань Ванцзи не стал делать лишних движений, он и так сегодня рано поднял его. Пусть поспит. Стараясь не шуметь, Лань Ванцзи тихонечко вышел, взял корзинку и пошел за мясом и специями в поселок. Выбрав самые свежие и красивые куски мяса, он прикупил еще овощей, взял перца и немного специй. В предвкушении таинства приготовления новых блюд, поспешил на кухню. До самой ночи он священнодействовал на кухне, тщательно проваривая каждое блюдо и подбирая подходящие специи. Красиво уложив все по тарелочкам, он закрыл крышечками и уложил все в корзину. Взял палочки, закрыл корзину крышкой и понес в цзинши кормить проголодавшееся счастье. Зайдя в комнату, он увидел следующую картину. Его счастье валялось на полу, изображая обморок. Лань Ванцзи улыбнулся и приоткрыл крышку. Вэй Усянь принюхался и тут же подскочил с пола. — Гэгэ! Я до конца жизни буду делать всё, что ты скажешь! Лань Ванцзи с удовольствием достал из коробки тарелки с едой и расставил на столе. Вэй Усяня потянуло к нему как на крыльях. Вид огненно-красных специй на кушаньях во множестве белоснежных тарелок привёл его в такой восторг, что глаза ярко засверкали. — Ты слишком добр, Ханьгуан-цзюнь, спасибо что проявил заботу и принёс еду специально для меня. С этих самых пор можешь приказывать мне, сколько угодно. Наконец Лань Ванцзи взял пару палочек цвета слоновой кости, положил их поверх большой чаши, после чего сказал: — Разговаривать во время еды запрещено. Он боялся, что его дорогое солнце опять заболтается и снова останется голодным. Вэй Усянь же не успокаивался: — Ещё ты говоришь, что во время отдыха разговаривать запрещено. А я каждую ночь так много говорю и так громко кричу, так чего же ты никогда меня не останавливаешь? Лань Ванцзи бросил на него быстрый взгляд. Его огненно откровенные речи и смущали и дразнили одновременно. Вроде ничего такого не сказал, а уже и уши и щеки горят. И сам горишь. Он и так уже еле держался, чтобы не накинуться на свое сокровище, но… Ему все-таки надо нормально покушать. Зря что ли старался? Вэй Усянь вскинул руки: — Ладно-ладно, прекращаю. Мы уже в таких отношениях, почему же ты так застенчив? Чуть что — сразу смущаешься, но именно это мне в тебе и нравится. Ты принёс еду из харчевни с кухней Хунань (1) в Цайи? (Кухня провинции Хунань отличается ярким вкусом блюд, большим количеством специй и обжигающей остротой.) Лань Ванцзи не любил хвастаться, потому промолчал. «Пусть лучше поест. Потом посмотрим,» —подумал он. — Интересно, та харчевня ещё работает? В прошлом мы всегда ели там, а то на рационе вашего ордена, боюсь, я бы и те несколько месяцев не протянул. Только посмотри на это. Именно таким и должно быть настоящее пиршество. Опять кольнуло ревностью. Лань Ванцзи знал, кого он имеет ввиду. Это его невозможно раздражающая свита обожателей, которая так бесила юного нефрита. — «Мы»? — Я и Цзян Чэн. И Не Хуайсан иногда, да и остальные. Скосив взгляд на Лань Ванцзи, Вэй Усянь усмехнулся. — И чего ты так на меня смотришь? Ханьгуан-цзюнь, не забывай, в прошлом я звал тебя поужинать вместе. Как отчаянно я старался! А вот ты всегда отказывался. Каждый раз, как я с тобой заговаривал, ты мрачно смотрел на меня, и все твои ответы начинались со слова «нет». Сколько раз я получил от ворот поворот? И ты, между прочим, так и не рассчитался со мной за те отказы, а ещё дуешься. Кстати… — Он скользнул под бок к Лань Ванцзи. — Я заставил себя сидеть смирно и послушно ждать тебя только потому, что не хотел нарушать правила ордена. И кто бы мог подумать, что ты сам нарушишь правила и отправишься за едой для меня, Ханьгуан-цзюнь! Вот так наплевать на запреты… если бы об этом узнал дядя, у него бы снова сердце разболелось. Все, сдерживаться больше не получалось. Лань Ванцзи опустил голову и обнял Вэй Усяня за талию обеими руками. Он наслаждался каждым прикосновением к любимому. Его пальцы нежно поглаживали его спину. Вэй Усянь в ответ тоже обнял Лань Ванцзи и прошептал: — Ханьгуан-цзюнь… Я выпил целебный отвар твоего ордена, и теперь у меня во рту горчит. Ничего не могу съесть. Что же мне делать? Лань Ванцзи тихо улыбнулся: — Один глоток. — Да. Я выпил всего один глоток, но уж не знаю, кто готовил этот ваш отвар, а послевкусие у него ужасно сильное. Горечь прошла от кончика языка до самого горла. Скажи же… что мне делать? Немного помолчав, чувствуя, что уже не в состоянии сдерживаться, Лань Ванцзи ответил: — Уравновесить. Вэй Усянь смиренно спросил: — И как мне это уравновесить? Лань Ванцзи поднял голову и прикоснулся к его губам нежным чувственным поцелуем. Это был совсем не обычный поцелуй, вкус трав, казалось еще был на кончике языка, Лань Ванцзи не мог никак оторваться. Он все пил и пил горечь трав пополам со сладостью губ родного солнышка. Когда они наконец смогли оторваться друг от друга, Вэй Усянь прошептал: — Ханьгуан-цзюнь, я тут вспомнил. Ты же выпил целых две чаши отвара. Тебе ещё горше, чем мне. — Мгм. — Но ты всё равно на вкус довольно сладкий. Странно. Второму нефриту и так уже сложно было держать себя в руках, а тут еще и солнечная активность не давала никак собраться в кучку. — Сначала поешь. — Немного помолчав, Лань Ванцзи добавил: — Можем заняться этим, когда закончишь. Солнце не унималось: — Сначала я съем капустку. Лань Ванцзи слегка нахмурился, родное солнце опять останется голодным. Ну нельзя же так. Скоро, благодаря их утехам, от него совсем ничего не останется. Кстати, от Хангуан Цзюня тоже. Когда они уже научатся контролировать свои страстные порывы? Вэй Усянь рассмеялся и обвил руками его шею. Лань Ванцзи подумал, что самое важное семейное пиршество происходит сейчас здесь за закрытыми дверьми цзинши. Есть совсем не хотелось. Его любимое солнышко смотрело прямо в душу своими невероятно прекрасными глазами. Лань Ванцзи нырнул в этот опасный омут. И не захотел выныривать, растворился полностью и отпустил себя.