Ты моя вселенная.

—Вэй Ин! Испугавшись собственного крика, Лань Ванцзи открыл глаза. Было пять утра. Тревога не отпускала. Руки нащупали в своих обьятиях родное солнышко. Оно сонно заворчало, но не открыло глаза, только зарылось лицом в шею второго нефрита и снова засопело. Лань Ванцзи был рад утру, потому что его Солнце рядом. Это всего лишь сон. Он долго любовался на спящего Вэй Усяня, потом тронул его волосы осторожным поцелуем, словно боялся, что тот сейчас исчезнет, растворится в воздухе без следа. Но он был здесь, живой, теплый, сонный. —Вэй Ин, прости, спи. Я больше не буду. Он встал, сварил своему счастью суп из свиных ребрышек и корней лотоса. Потом принес в цзиньши, предварительно поставил кастрюльку на горелку для чайника, чтобы не остыл. Потом сел на краешек кровати и снова долго любовался на свое счастье. Ближе к девяти утра начал потихоньку ласково гладить его спину, плечи, массировать и целовать. Потом не удержался, прилег рядом, обнял посильнее, припал долгим поцелуем к таким сладким устам. Развязал завязки на нижней рубашке. Руки в это время блуждали по изящной фигуре, потом ладонь скользнула к нижнему даньтяню. Положив ладонь к низу его обнаженного мускулистого живота, он прислушался к тому, как реагирует его собственное ядро на ядро Вэй Усяня. И вдруг обнаружил удивительные вещи! Он ощутил, что они как будто один организм! Слушая как в унисон бьются их ядра, он понял, что может чувствовать его на расстоянии. А если что случится, он сможет восстановить его духовные силы даже не прикасаясь к нему. Их ядра образовали невидимую прочную связь, это была какая то абсолютно новая технология, до сих пор пока что недоступная во всей Поднебесной. Он наклонился к животу, поцеловал в то место, где билось ядро. Длинные ресницы, затрепетав, взметнулись вверх, прекрасные сонные глаза медленно сфокусировались на сгорающаем от страсти зануде. —Лань Чжань, что ты делаешь? Голос еще был сонный и немного хриплый. Изящный стан выгнулся, потянувшись, разминая мышцы. Лань Ванцзи с удовольствием заскользил жадными руками по этому соблазнительному телу. Скоро последние одежды покинули его тело, второй нефрит просто стащил их с него. Сонное Солнце было такое сладкое, что невозможно было оторваться. Невозможно было оторваться от этих губ, плеч, спускаясь поцелуями все ниже, он почувствовал, что не только он один сейчас хочет большего. Через время, купая его в теплой воде, он продолжал целовать и ласкать свое счастье. Вэй Усянь, прикрыв прекрасные глаза своими шикарными ресницами, позволял делать своему зануде все, что тому хотелось. И только тихие вздохи и сладкие стоны, срывающиеся с ярких и влажных от страстных поцелуев нефрита губ, говорили о том, что ему это тоже нравится. Наконец, Лань Ванцзи привел Вэй Усяня в порядок, потом себя. Посадил свое чудо за стол и налил ему в нефритовую чашку любимого супа. Пока Вэй Усянь аппетитно ел, он смотрел на него, не отрывая взгляда. Вэй Усянь, с удовольствием доедая суп, похвалил: —Лань Чжань, ты настолько невероятный и талантливый, что я каждый раз удивляюсь. Твой суп практически не отличается от того, который готовила мне моя шидзе. Спасибо тебе, ты меня так порадовал, что я даже не знаю что сказать. Лань Ванцзи, ощущая, как внутри разливается радость от самой сладкой похвалы, ответил: —Не нужно благодарить. Мне приятно это делать для тебя. —Иногда нужно. Ты у меня самый лучший. —А ты у меня. Вэй Усянь подставил к своему зануде лицо. Лань Ванцзи взял платок и с удовольствием аккуратно промокнул красиво очерченные и ярко красные от поцелуев губы. Вэй Усянь закрыл глаза, дрогнув длинными ресницами. Лань Ванцзи невольно залюбовался на свое счастье. Через время пришел Лань Сичэнь. Он принес свою картину. Это был портрет Вэй Усяня. Мужчины долго смотрели на портрет, нарисованный на холсте. На фоне лотосов был нарисован сам Вэй Усянь. Розовые налитые бутоны отбрасывали розоватые тени на всю изящную фигуру прекрасного мужчины. На его щеках играл нежный персиковый румянец, то ли от лотосовых теней, то ли от невероятной живости, которая так и играла кипучей энергией в этом прекрасном человеке. Блестящие глаза и длинные шикарные волосы, ярко розовые губы, тронутые легкой, почти невесомой улыбкой. Длинные изогнутые ресницы отбрасывали мягкие тени на нежные щеки, изящно очерченные брови, идеальные черты лица. Высокий хвост перевязан красной шелковой лентой, такая же красная кисточка на флейте, что придавало его образу законченность стиля. Лань Ванцзи помнил, как он волновался и скучал, когда его солнышко просиживало часами у брата в ханьши. У него были тогда уроки, а у Вэй Усяня были окна. И он в эти окна ходил позировать Лань Сичэню. Лань Ванцзи, на переменах приходил к брату, слышал как они болтают и смеются. Легкая тень ревности находила на него. Но, как только Лань Ванцзи подходил к окну, Лань Сичэнь тактично уходил под предлогом неотложных дел. Тогда Лань Ванцзи заходил в ханьши, обнимал свое солнце и они всласть целовались, пока колокол не возвещал о начале урока. С трудом оторвавшись от самого приятного занятия, он спешил на урок. А глава Лань заходил потом и рисовал счастливые глаза и влажно блестевшие ярко розовые губы на лице портрета. От чего живость лица Вэй Усяня становилась еще явственней. А самое интересное, что кисть Лань Сичэня очень реалистично нарисовала сладкую прядку на виске мужчины, что придавало особую изюминку прекрасному произведению искусства. Да, портрет был выполнен не просто реалистично, он был выполнен… С любовью? Не иначе. При первом же взгляде на портрет, было заметно, что художник рисовал с удовольствием, ему очень нравилось это занятие. Он не просто рисовал, он любовался. Так он вырисовывал каждую детальку, каждый волосок, каждую родинку, каждую складочку на одежде, блестевшую черным легким шелком. Лань Ванцзи, любуясь этим шедевром, испытывал и необычайное восхищение и легкую ревность. Но больше, конечно же, в его сердце было любви и нежности. Художник чудесным образом смог передать солнечное обаяние мальчика звезды. Это самое обаяние словно обнимало зрителей своим теплым золотистым светом, словно освещало вокруг себя пространство. От чего даже в комнате становилось светлее, словно вышло ласковое солнышко. Лань Ванцзи смотрел то на портрет, то на оригинал и таял от восторга, словно у него было два солнца. Хотя, конечно же, оригинал по любому был живее и роднее. А в портрете было видно, что Лань Сичэнь вложил кусочек самого себя, всю свою нежную симпатию и тоску, всю свою светлую грусть и осторожное, совсем легкое желание любить. Все это было настолько деликатное и невесомое, как сам Лань Сичэнь, как его отношение ко всем и всему. Лань Ванцзи знал, что ни при каких обстоятельствах его старший брат никогда не переступит черту дозволенного. Хотя, с появлением этого портрета, для него стало откровением каковы чувства его брата. Он никогда не обнаруживал себя, ни словами, не действиями, ни даже взглядом. Как Цзинь Гуаньяо смог разглядеть какую то симпатию к его дорогому солнышку. Это оставалось неизвестным. Хотя, кто знает, возможно это просто провокация или желание напакостить. Лань Ванцзи смотрел и смотрел, через несколько минут молчания, он сказал: —Брат. Спасибо. Лань Сичэнь грустно улыбнулся: —Ванцзи, мне приятно, что тебе нравится. Вэй Усянь сказал: —Глава Лань, ждите нас после обеда. Лань Сичэнь кивнул, тяжко вздохнул, потом вышел. Лань Ванцзи снова обнял свое Солнце: —Вэй Ин. Вэй Усянь погладил своего зануду по щеке: —Лань Чжань. Не нужно ничего говорить. Не нужно нервичать. Иначе придется провести всю операцию без тебя. Уверяю тебя, со мной все будет в порядке. Тебя что больше волнует? Моя жизнь или моя непорочность? Лань Ванцзи задохнулся от неожиданности: —Вэй Ин! «Как он может так говорить? Он ведь знает это не хуже меня! Зачем!» Душа кричала: «Вэй Ин! Это запрещенный прием! Зачем ты так?!» Вэй Усянь покачал головой: —Лань Чжань, не будь занудой. Иначе я рассержусь. Да, Лань Ванцзи давно уже не видел сердитого Вэй Усяня. Все эти годы были наполнены счастьем и невыразимой нежностью. Он отвык от злого Солнца. Внутренне все сжалось до боли, холод прошел по венам, замораживая сердце, которое затрепетало, умываясь кровавыми слезами. Вэй Усянь внимательно посмотрел на своего зануду: —Лань Чжань, помнишь гору Байфэн? Ты тогда спросил у меня, почему я не сопротивлялся. Лань Ванцзи удивился: —А при чем здесь это? —А при том, что опасности я не чувствовал. Ты знаешь, что мой организм чувствует опасность по характеру энергии, которую излучает обьект. Твой организм излучал волнение и любовь. Вот только я не догадался, что это мог быть ты. —Мгм. Сердце замирало. Не сразу дошло, зачем он это вспомнил. Вэй Усянь продолжал смотреть прямо в глаза и внушать, как маленькому ребенку: — Лань Чжань, я столько сил потратил, чтобы ты не думал об этом. Нельзя допустить, чтобы ты в таком состоянии сидел в засаде. Ты же сам это понимаешь. Ладно, слушай внимательно. Наши ядра имеют связь на высшем уровне. Высокочастотные колебания моего ядра могут передавать сигналы твоему ядру, они идут по каналам и концентрируются в головном мозге. Мы можем на расстоянии чувствовать мысли и эмоции друг друга. Я опробовал яд и приспособил к своему организму. Я буду только обездвижен, но буду все слышать и видеть, что творится вокруг меня. При случае мое ядро всегда сможет передать тебе сигнал уже задолго до того, как что либо случится. Ты меня понял? —Мгм, —только и смог из себя выдавить второй нефрит. Вэй Усянь положил ему руки на плечи: —Ну вот и ладненько. Включи свое самообладание. Ты должен быть сосредоточен как никогда на этой операции. Иначе мы никогда его не поймаем. —Мгм. Как тяжело! Тяжело не думать. Лань Ванцзи вдруг что то показалось странным. Какое то подозрение зародилось глубоко в мозгу. Но он не решился спросить. Потому что, не смог попросту конкретно сформулировать. Вэй Усянь сел в позу для медитации и протянул ему руки. Лань Ванцзи сел напротив, взял эти руки в свои. По телу прошла теплая волна, словно качая и успокаивая. Лань Ванцзи закрыл глаза. Через время океан золотистых искорок подхватил его, закружил в танце. Он чувствовал что парит где то над облаками и ласковое солнце обнимает его своими лучами. Огромные мягкие ладони облаков подхватили его, укачивая и утешая, словно дитя. Потом подбросили и Лань Ванцзи полетел к свету, кружась в невесомости, словно пушинка. Ощущение полета. Ощущение восторга. Вдруг навстречу ему, так же кружась, прилетело его дорогое солнце. Они протянули руки друг к другу и закружились вместе в золотых лучах, их окружал вихрь из таких же золотых искр. На него смотрели любимые глаза. Он заглянул в этот бездонный омут и вот он уже тонул в нем, тонул, растворяясь без остатка, сам превращаясь в такую же искорку, рассыпаясь на множество мелких звездных пылинок. —Вэй Ин! Лань Ванцзи резко распахнул глаза. Напротив были глаза Вэй Усяня. Такие бездонные и бесконечно родные. Они словно смотрели в душу, слышали что творится в сердце, читали мысли в мозгу любимого зануды. —Вэй Ин! —Ммм? —Вэй Усянь улыбался. —Как ты это делаешь? —Ты тоже так сможешь. Только включи капельку воображения. —Мгм. И вот уже Лань Ванцзи представляет, как они купаются в лотосовом озере. На них нет ничего, они резвятся словно рыбы в воде. Вода рассыпается сотнями серебристых брызг, их мокрые тела блестят на солнце, розовые бутоны отбрасывают теплые тени, окрашивая кожу нежным цветом. Они протягивают друг к другу руки, губы Лань Ванцзи находят сладкие уста любимого солнца. Поцелуй длится долго долго, всю вечность. Лань Ванцзи снова открывает глаза, смотрят на Вэй Усяня. Тот смеется: —Ну как? Нужны ли тебе еще обьяснения? —На расстоянии это тоже работает? —Конечно. Можем попробовать. —Как это сделать? —Представь, что ты держишь меня за руки, потом сосредоточься на нижнем даньтяне и включи фантазию. Давай, только я выйду на веранду. Вэй Усянь изящно выскользнул за дверь, за ним протянулся цветочный вихрь и шелест шелка. Лань Ванцзи снова сел в прежнюю позу, представил что держит в руках его руки. Что же такое придумать? Он представил почтовую станцию, где с Цзян Чэном они встретили мрачного Вэй Усяня. Вэй Усянь стоит перед ним прекрасный в своей жуткой меланхолии. Его душа выжжена дотла страшными событиями. Он смотрит на Лань Ванцзи холодными глазами, внутри которых темнота и невыразимая боль: —Что может знать о моей душе человек посторонний? Лань Ванцзи вместо того, чтобы вспылить, мягко берет его за холодную руку, глядя прямо в эти прекрасные глаза, уверенно говорит: —Вэй Ин, я не посторонний. Я люблю тебя и хочу помочь. Ты дорог мне. Вэй Усянь сначала с недоверием, потом с любопытством смотрит на второго молодого господина Ланя: —Лань Чжань? Ты это серьезно? Ты же адепт ордена Гусу Лань. А это значит, что ты должен быть праведен. Лань Ванцзи мягко притягивает к себе подаливый стан: —Вэй Ин! Плевать на орден! Зачем мне нужна такая праведность, если рядом нет тебя? Раздается голос Цзян Чэна: —Второй молодой господин Лань! Чем это вы занимаетесь? У нас дела не закончены! Лань Ванцзи, не отпуская талию Вэй Усяня из своих рук, бросает через плечо: —Глава Цзян. Нам нужно поговорить. Разберитесь без нас. Тем более, враг не опасен. Бросил мимолетный взгляд на Цзян Ваньиня, замечает как тот закатил глаза, но не останавливается. Он спускается с Вэй Усянем вниз по лестнице. Уже на улице обнимает его покрепче, прикасается поцелуем к его губам. Через несколько секунд, Вэй Усянь спрашивает: —Лань Чжань, ты серьезно? —Серьезней некуда. В ладонь Вэй Усяня ложится белая полоска ткани. Лань Ванцзи открывает глаза. Открывается дверь, заходит Вэй Усянь, он смеется: —Лань Чжань, ты серьезно? Лань Ванцзи поворачивает голову в сторону входящего мужчины: —Серьезней некуда. —Ты тогда действительно это сказал бы? —Конечно, но вы мне не дали вставить слово. А я не силен в словесных поединках. Тем более против двоих сразу. —Но ты сейчас очень удачно вставил фразу. —Если бы я тогда взял контроль над эмоциями… —… Разговор вышел бы другой, —закончил за него Вэй Усянь. Лань Ванцзи смотрел на свое счастье. Вэй Усянь добавил: —Вот видишь. Ты теперь понял. Заметил, как могут помешать эмоции? —Да, —честно ответил Лань Ванцзи. Он понимал, что разговор мог быть абсолютно другим, если бы он перестал бы бояться, перестал бы напрягаться и держал бы себя в руках. Да, хотелось бы. Но… Получилось то, что получилось. Но… В голове вырисовывался свой план. Главное, чтобы успел брат сделать кое какие приготовления. И чтобы любимое солнце ничего не заметило.