Цель учебного года

Когда вы находитесь в отношениях, то представляете, что каждое ваше совместное пробуждение будет похоже на сказку: нежные объятия, совместная чистка зубов, во время которой у обоих зубная паста окажется не только во рту, но и размазанная по щекам, потому что одному смешно, а другой подумает «а какого, собственно, хрена?!», ленивые поцелуи и несерьезные споры о том, кто же сегодня готовит завтрак. В жизни Эдгара обычно всё было именно так, что не могло не радовать, но сегодня его почему-то обманули, бессовестно подсунув «ГУД МОРНИНГ САНШАЙН», которое услышали, кажется, даже инопланетяне на других планетах. Под такое не то что проснешься, под такое можно сразу заказать гроб, если у вас слабое сердце. Фэнгу нормально, он смеётся, потому что ему, видите ли, показалась забавной реакция Эдгара, и совсем не думает о том, что у того сейчас за секунду пронеслась вся жизнь перед глазами. — Ну ты чего? — спрашивает в очередной раз, наблюдая за тем, как математик с хмурым лицом заправляет постель, — с праздником, кстати. — Действительно, чего это я? — наигранно удивляется, — меня ведь всего лишь чуть не довели до инфаркта. Мог бы хоть предупредить заранее, что придешь, я бы забрал ключи ещё вчера. — Эй! Сегодня день влюбленных, как я мог не придти? — спрашивает с ноткой обиды в голосе, но всё тут же забывается, стоило взгляду зацепиться за то, как Эдгар без капли стеснения начинает стягивать с себя верх пижамы, поворачиваясь к Фэнгу спиной. — Прекрати раздеваться прямо у меня на глазах! — И не стыдно так открыто пялиться? Я ведь могу подать заявление в полицию, — хмыкает, решив, что низ пижамы лучше снять уже в ванной, — меня почти изнасиловали взглядом. — Боюсь, что ты испытаешь фиаско, поскольку взглядом не считается, — нервно кусает нижнюю губу, переключая внимание на очень интересные обои в комнате. Эдгар на это лишь жмёт плечами, открывая шкаф, чтобы выбрать сменную одежду. — Хочешь блинчики на завтрак? — Давай, я голодный пиздец. Фэнг кивает, сразу же ретируясь на кухню, а математик наконец-то выдыхает. Он далеко не в первый раз переодевается при своём парне, не первый раз не отказывает себе в том, чтобы подразнить, но если раньше было забавно наблюдать как стремительно краснеют чужие скулы, а взгляд зелёных глаз начинал бегать по комнате, то в этот раз атмосфера ощущалась иначе. И вина тому то ли глупый праздник влюблённых (хотя каким образом он может быть причастен?), то ли Эдгар просто сошёл с ума. Не то чтобы он совсем не допускал мысли о возможности пересечь грань поцелуи-объятия, просто Фэнг не просил, не настаивал, за что безусловно хотелось сказать спасибо. Виной тому банальный страх. Это не пару раз сводить в кафе, подарить цветы, сказать кучу комплиментов про глаза-волосы-губы-фигуру, это другое. Это Фэнг. Он как минимум парень, которому вряд ли сдадутся цветы и комплименты на счет волос. Хотя волосы у него действительно превосходные. Математик не признается (может чуть позже), но каждый раз, когда они лежат вместе, он зарывается рукой в его волосы не потому что «мне некуда больше деть руку», а потому что приятно. И цвет у них красивый. Фэнг весь красивый. И как с таким может сработать привычная схема кафе-комплименты-цветы-постель? Порой правда казалось, что роль «ведущего» выпадет совсем не ему, потому что он на фоне своего парня выглядит совсем уж плохо. Вернее не то, чтобы плохо, но… Эдгар слышит вибрацию телефона и не спеша направляется к нему, потому что кому ещё, кроме его оболтусов, могло понадобиться написать в такую рань в выходной день? И оказывается прав: Колетт в своей привычной манере поздравляет с праздником. Математик фыркает, описывая свои эмоции от сегодняшнего «прекрасного» утра, потому что какого, собственно, хрена, и удивляется, когда в один момент Фэнг отвечает ему в чате. На кухне в это время слышится грохот, возможно, упала ложка, а ещё негромкое «блять». Эдгар слабо улыбается, не понимая, почему тот спрашивает у него через чат, если мог просто крикнуть, но всё же отвечает и идет в ванную. Он смотрит на себя в зеркало пока чистит зубы и думает о том, чем они могут сегодня заняться. Посмотреть фильм? Скучно, приелось. Сходить погулять? Не хочется выходить из уютной квартиры на мороз. Заказать еды, а после просто валяться? Тоже скучно. Тогда чем ещё можно было бы заняться?.. Он думает об этом и под горячими струями душа, но в голову ничего не приходит. Может у Фэнга будут какие-то идеи? — Какого хуя? — тихо возмущается математик, когда читает то, что написали в беседе пока он был в душе. Непривычно читать явно двусмысленные сообщения своего парня. И он абсолютно точно согласен со своими учениками — Фэнг всё понимает. Он понимает все эти их шутки про «покатать», но делает вид, будто не врубается, потому что не знает какая у него, Эдгара, будет реакция. Это даже умиляет, хотя нельзя сказать точно верна ли догадка. От осознания того, что Фэнг хочет немного подрагивают руки. Математику хотелось снова залезть под душ, и совсем неважно, что он был там буквально пару минут назад, а сейчас уже стоит в домашней одежде. Он в привычной манере пишет ответ на все эти «шутки», делает вдох-выдох, надеясь унять дрожь в руках, потому что какого хрена вообще распереживался, не накинутся же на него прямо так, в конце концов, и выходит, ёжась от наступившей прохлады. В квартире сразу улавливается запах жарки, а в животе слышится урчание. Эдгар стремительно направляется на кухню, шлепая по линолеуму босыми ногами, но не ради блинов, а ради того, чтобы объяснить кое кому, что шутить подобные шутки с его классом – это была не самая лучшая идея. — Уже закончил? — Фэнг переворачивает блинчик, сразу же шипя после того, как случайно касается пальцем разогретой сковородки, и поворачивается к Эдгару. — Что в беседе было? — хмурит брови, борясь с желанием схватить всю тарелку с уже приготовленными блинами и убежать с ней в комнату. — Ты о чем? — кусает нижнюю губу, аккуратно перенося ещё один готовый блин на тарелку. — Выключи, — кивает на плиту, когда улавливает вопросительный взгляд, — потом закончишь. — В чём дело? — Ты прикидываешься, да? — Эдгар не без удовольствия отмечает то, что Фэнг всё-таки выключил плиту, потому что в этой квартире нет миллионеров. — Прекрасно ведь знаешь, что означает «покатать» верно? — Ты что, отчитываешь меня? — удивляется, отходя на пару шагов назад, потому что математик начинает идти точно прямо на него. — Ничего я не знаю! Сказал же, что не интересуюсь… — Слэнгом молодежи, да-да, я помню, — останавливается лишь тогда, когда Фэнг упирается поясницей в стол, и расставляет руки по обе стороны от него, закрывая все пути к отступлению. Хотя тот вряд ли даст заднюю. — Раз уж так вышло, что мой парень немного отстает от современной жизни… Хочешь я расскажу тебе, что значит «покатать»? — Ты… чего это? — Фэнгу их положение казалось немного забавным, поскольку Эдгар был ниже и сейчас он вроде как прижимает его к столу. В такой ситуации надо бы либо напрячься, ожидая чего угодно, либо возбудиться. Второй вариант больше по душе, но англичанин выбирает третий — умилиться. Он настолько привык к дразнилкам своего парня за почти месяц отношений, что почти не испытывает желания ретироваться в ванну и подрочить, а лишь улыбку, ведь Эд так старается, пытаясь вывести его на эмоции. — Ну расскажи. — Это значит трахнуть, прокатить на своём члене, — хитро щурит глаза, приближаясь к чужому лицу, на котором в один миг пронёсся спектр эмоций от удивления до смущения. — И только попробуй сказать, что не знал. — Я… не знал, правда. — Раз не знал, то зачем тогда ответил «хочу»? — Почему я должен не хотеть, если это связано с тобой? — Фэнг не выдерживает испытывающего взгляда математика и отворачивается, предпочитая рассмотреть вид из окна. — Тебе двадцать четыре, а ты так и не научился пиздеть так, чтобы никто ничего не понял, — Эдгар вздыхает, отстраняясь. Догадка оказалась верна. Он даже не удивлён. — А как я должен был поступить? Ты ведь никак не реагируешь на мои действия, лишь дразнишь! Откуда я знаю, вдруг тебе вообще не нравится секс, мне не хочется тебя принуждать! — Блять, я просто не знаю, как начать. Ты же прекрасно понимаешь, что отличаешься от всего того, что было у меня до. — Ты мог бы просто сказать мне, — Фэнг медленно, словно боясь, что его оттолкнут, запускает руку под футболку Эдгара, поглаживая сначала впалый живот, а после перемещается к рёбрам, — я всегда готов начать. — Почему это начинать должен ты? — хмурится, игнорируя не на шутку разыгравшиеся руки, которые теперь надавливают ему на поясницу, притягивая ближе. Как так вышло, что теперь это он тот, кого прижимают? — А почему ты? — улыбается, склоняя голову вбок. Англичанин готов поклясться, что почти слышит внутреннюю борьбу своего парня. — А ты хоть знаешь, как это делается? — Эдгар усмехается, устанавливая зрительный контакт. Перехватывает чужую руку, которая снова вернулась к поглаживанию его живота, и подносит к своему лицу. Фэнг смотрит внимательно, старается как можно реже моргать, чтобы не пропустить ни одну мелочь. Смотрит на то, как математик ведёт своим мокрым языком сначала по указательному пальцу, а потом переключается на средний. — Ты меня недооцениваешь. Кто знает, вдруг я представлял тебя прямо на этом столе без одежды? — Фэнг наблюдает за тем, как Эдгар без стеснения погружает его указательный и средний пальцы в рот, слабо прикусывая фаланги зубами. — Как ты мог так осквернить мой стол, на котором сейчас стоит ничего не подозревающая тарелка с блинчиками, которые ты сам же и испёк? — говорит после того, как убирает пальцы из своего рта, завороженно наблюдая за ниточкой слюны. Хмыкает, склоняя голову вбок. — А вдруг я тоже представлял тебя без одежды, но не на столе, а… да в той же ванной, например? — Не значит ли это, что пора воплотить представления в реальность? Эдгар задумывается всерьез, но Фэнг, кажется, задал вопрос лишь ради галочки, поскольку сразу же склоняется, намереваясь поцеловать, только вот математик уворачивается. — Ладно, допустим, я согласен. У меня есть только презервативы, где смазку предлагаешь взять? — Крем? — предлагает англичанин, за что тут же получает несильный тычок в рёбра и ойкает. — Ебанулся? Крем для наружного применения, нахуя его в задницу? — фыркает, скрещивая руки на груди, — Плюс ещё одна причина для того, чтобы сверху был я. Ты ведь даже основы основ не знаешь. Мне, знаешь ли, задница ещё нужна. — Я всё знаю получше тебя. С кремом тоже можно, поэтому прошу без претензий. — Тоже мне анальный дебошир нашелся, рот закрой и иди за смазкой. Я о твоей же заднице забочусь, — математик разворачивается, собираясь уйти, но Фэнг не успокаивается, увязываясь следом: — Почему ты отказываешься быть снизу? Думаешь я нормально трахнуть не смогу? Да я всё это время только и делал, что искал в интернете информацию о том, как лучше доставить тебе удовольствие! Ты снова меня недооцениваешь! — Плохо искал, раз предлагаешь растягивать мою задницу кремом, — Эдгар останавливается возле прикроватной тумбы в своей комнате. Англичанин непонимающе смотрит на то, как тот начинает что-то в ней искать. — Хватит? — А? Чего? — Фэнг не сразу замечает презервативы на кровати и стремительно краснеет, — Почему ты спрашиваешь у меня? Я не знаю… — Блять, определись уже: хочешь быть сверху или предпочтешь мой член. — Погоди, то есть ты согласен? — удивляется, краснея сильнее прежнего. — Организовать праздничных пиздюлей? Конечно, в любое время суток, любимый, — фыркает, усаживаясь на кровать. — Чего стоишь? Мы трахаться будем или нет? — Сейчас?! — Если ты прямо сейчас не свалишь за ебучей смазкой, я выгоню тебя из дома и больше не пущу на порог, — Эдгар берёт в руки подушку, собираясь кинуть, но кидать не в кого. Фэнга уже и след простыл. Математик нервно выдыхает, включая телефон. Он совсем не думал, что в их первый раз ему придётся быть «принимающим», а значит и знать не знает, что нужно делать. Когда поисковик прогружается, Эдгар сначала думает написать «что делать, если вдруг оказался нижним, но ты в ахуе и не этого ожидал», а потом забивает на такую затею, вспоминая с какой интонацией Фэнг рассказывал ему о своих раскопках интернета ради его удовольствия, и пишет «как подготовиться к сексу в пассивной роли»…                               *** — Какой кошмар, я простоял в очереди пятнадцать минут, так там ещё сумасшедшие стариканы начали драться за пачку аспирина, — кричит Фэнг, снимая с себя куртку. — В общем, ходил в самую ближнюю, а там выбора никакого. Купил банановую, надеюсь подой… — замолкает, потому что… Потому что как ещё можно отреагировать на собственного парня, который дрочит, стоя на коленях посреди кровати, так ещё и в твоей же рубашке, которую ты забыл во время одной из ваших ночёвок? Англичанин сглатывает слюну, жадно рассматривая картину перед собой, не в силах даже шевельнуться. Эдгар прекрасен всегда, но сейчас… Сейчас на его скулах едва заметный из-за спавшей на лицо чёлки румянец, обкусанные губы, прекрасное тело, которое хочется трогать-трогать-трогать и до одури развратный вид. А ещё рубашка… зачем он её надел? Может ли быть такое, что благодаря ей у него получалось представить Фэнга рядом? — Ты слишком долго, придурок, — ворчит математик, замедляя движение рукой, — ещё чуть-чуть и твоё присутствие здесь со смазкой в руках было бы бесполезным. — Сумасшедший? Я… я ведь хочу тебя так, что пиздец, а ты ещё устраиваешь такую сцену, — делает неуверенный шаг вперед, потому что боится поторопиться и вся выдержка в таком случае улетит в далёкое место с названием на «п». Хочется потрогать, поцеловать, укусить несильно… — Не смей трогать меня, пока не согреешься. У тебя руки ледяные, мне заболеть после секса нихуя не хочется, — предупреждает, замечая насколько близко подходит Фэнг. Смотрит выжидающе в зелёные глаза пару секунд, хитро щурится и немного откидывается назад, упираясь одной рукой в кровать, а другой продолжает медленно водить по своему члену. Этого хватает, чтобы рубашка немного сползла с плеч, открывая грудь. Склоняет голову вбок и улыбается, когда взгляд зелёных глаз с его лица опускается ниже. От этого взгляда тело распаляется сильнее, и чтобы не кончить раньше времени Эдгар прекращает дрочить, упираясь в кровать уже обоими руками. Он абсолютно открыт. Абсолютно голый, так ещё и с эрекцией. Даже не хочется узнавать, что сейчас творится в голове у Фэнга, который пока что не может его потрогать. Стоит, кусая нижнюю губу, смотрит своими зелеными глазами прямо в душу, даже жалко становится. — Ты такой красивый, — шепчет англичанин, кидая тюбик смазки на кровать. Снимает с себя кофту, откидывает её куда подальше и опускается на кровать, сразу же целуя Эдгара в шею. — Радуйся, раз такой красивый я позволил тебе всё, что ты творишь сейчас. Он шумно выдыхает, когда Фэнг сжимает его бедро и ведёт языком от шеи до груди. Ему, если честно, нахрен не сдались все эти прелюдия, потому что он уже достаточно себя возбудил, теперь хочется лишь довести до разрядки. Подрагивающими пальцами тянется к ремню на штанах англичанина и пытается его снять, но тихо матерится, ибо ничего не выходит. — Тихо, не торопись ты так. Я понял, что хочешь, ложись, — говорит в шею, по которой тут же бегут мурашки, оставляет на ней влажный поцелуй и сам расстёгивает ремень. Эдгар действительно ложится, выдыхая с облегчением, потому что колени уже начинали болеть от той позы, в которой он был, правда на замену облегчению приходит волнение. Потому что у них сейчас будет секс. Самый настоящий. Если бы в начале сентября ему сказали, что через пол года он будет лежать абсолютно голый перед Фэнгом, перед тем самым новым учителем английского, который бесил его своей привычкой приклеиваться как банный лист к жопе(и ведь действительно к ней!) – он бы кинул в этого человека бомбу Байрона, чтобы больше такую бредятину не смели говорить. Но жизнь такая штука, способная измениться в одно мгновение, а иначе почему он спокойно позволяет подложить себе под поясницу подушку «потому что так будет комфортнее», и мечтает, чтобы с ним уже наконец-то что-то сделали, иначе он плюнет, убегая дрочить в ванную. Слышится щелчок открытия тюбика смазки. Эдгар думает: ну неужели. — Расслабься, ладно? Говори сразу же, если станет больно! — Фэнг, дождавшись тихого «угу», медленно вводит первый палец, внимательно наблюдая за эмоциями на чужом лице. Математик хмурится. Ему не то чтобы больно, но мало приятно чувствовать в своей заднице что-то инородное. — Ты нормально? — Блять, заебал, делай всё быстрее, иначе я пошлю всё нахуй и подрочу прямо при тебе, — бесится, закрывая глаза тыльной стороной ладони, а другой рукой сжимает простынь. — Почему ты такой нетерпеливый? Я хочу сделать секс комфортным, а ты просишь быстрее, — убедившись, что один палец входит свободно, добавляет второй. — Может потому что я хочу тебя, нет? — кривится, ибо второму пальцу его задница рада явно меньше, чем первому, но он терпит, потому что на сайтах предупреждали о таком, и честно верит, что потом будет приятнее. Благо, Фэнг льет этой банановой смазки достаточно, чтобы весь дискомфорт снизился до минимума. По телу Эдгара бегут мурашки, когда его член охватывает всё ещё прохладная рука(просил же согреть!), медленно начиная двигаться вверх-вниз. Англичанин наклоняется, вовлекая его в поцелуй, в надежде отвлечь от неприятных ощущений. Так действительно легче, Эдгар даже обнимает его за шею, притягивая к себе ближе. Когда Фэнг немного меняет угол проникновения, вместе с этим добавляя третий палец, математик впервые глухо стонет в поцелуй. — Ебать, какого хуя только что было? — спрашивает удивленно, отстраняясь, но объятия не прерывает. — Ты стонал. — Спасибо, а я и не понял, блять, — фыркает, отворачиваясь. Это ведь и есть «та самая точка» о которой он сегодня читал? Получается, Фэнг её нашел? — Я… войду, хорошо? — математик кивает, не понимая для чего спрашивать разрешение, чтобы вставить пальцы, если ты и так их до этого вставлял. На секунду перестает дышать, поскольку чувствует совсем не пальцы, а что-то больше и намного теплее. Возвращает взгляд к Фэнгу, отмечая то, что тот так и не снял свои штаны, а лишь приспустил, что совсем каплю взбесило, ведь Эдгар лежит почти голый, и это выглядит не совсем честно. Англичанин обхватывает его бёдра, притягивая к себе ближе, и приставляет головку ко входу. — Будет не очень приятно, но я постараюсь исправить это как можно быстрее, хорошо? — Блять, трахни уже, — математик кривится. Член действительно ощущался менее приятно, чем пальцы. Он мысленно просит прощения у своей задницы за всё, через что она сейчас проходит, и надеется, что та его простит. А ещё надеется, что он сегодня сможет кончить, а не расплакаться. Фэнг двигается медленно, иногда неосознанно сжимая бёдра Эдгара сильнее, из-за чего могут появиться синяки, а математику было бы интересно посмотреть на синяки в виде пальцев. Временами он снова попадает по «той самой точке» и довольно улыбается, смотря на то, как его парень выгибается, сжимая рукой простынь сильнее, но быстро сбивается, меняя угол проникновения. Математик мысленно клянётся разукрасить его лицо за это, ведь кое-кто сам обещал сделать приятно, а получать обломы вообще-то не очень приятно. Фэнг наклоняется, целуя обкусанные губы, и немного ускоряется. — Б-блять, хуево ебёшь, так и знал, — хрипит Эдгар, получая в ответ шлепок по заднице. — Подрочи мне, иначе… отхуярю тебя… шваброй. Англичанин заправляет чёлку себе за ухо, делая глубокий толчок, потому что слышать о том, что он трахает хреново – вообще-то не очень приятно, но просьбу всё-таки выполняет, начиная водить рукой по его члену в темп своим толчкам. Они сами собой становятся глубже в такие моменты, когда математик негромко стонет, потому что… Потому что приятно их слышать. Фэнг опускается к шее, оставляя на ней засос, и стонет уже сам, потому что Эдгар скрещивает ноги на его пояснице, притягивая ближе. Вроде бы ничего особенного, но… — Не выглядишь как хиляк со слабой дыхалкой, надеюсь я прав, потому что собираюсь кончить, если ты мне не поможешь – я тебя придушу, — услышав это англичанин замедляется, устанавливая зрительный контакт. Эдгар хочет кончить? Благодаря ему? Это что, звучит как его – ну неужели – сбывшаяся мечта? Фэнг хиляком не был. На счёт дыхалки не уверен, но постарается. Поудобнее перехватывает бёдра, делает вдох-выдох, и постепенно ускоряется, помогая Эдгару своей рукой. По лбу течёт капелька пота, но сейчас он обращает внимание лишь на эмоции лица напротив и, кажется, кончит быстрее. Толчки выходят глубже, а услышав как его просят двигаться ещё быстрее Фэнг позволяет себе укусить чужое плечо, находясь в секундах до оргазма. Он уверен, что математик тоже. А потом всё начинает плыть перед глазами, заканчиваясь яркой вспышкой удовольствия. — Боже, извини! — обеспокоено просит англичанин, смотря на последствия их секса – чёткие следы от зубов на плече Эдгара. Сам же Эдгар тяжело дышал, закрыв глаза тыльной стороной ладони. Фэнг пугается, думая, что ему стало плохо из-за укуса, а после с удивлением отмечает то, что одна из его ладоней липкая. — Ты кончил от того, что я тебя укусил? — Хуйню не неси, я кончил от дрочки, — морщится, трогая плечо рукой. — Извини, очень больно? — отстраняется, снимая презерватив. — Нет, я всего лишь не чувствую задницы. Фэнг снова судорожно извиняется, предлагая даже съездить в больницу, но успешно посылается на кухню за чаем и блинчиками. Эдгар борется с желанием уснуть, потому что живот урчит громче, чем любой хор в этом мире, и решает проверить чат, в котором его оболтусы уже успели настрочить кучу бессмысленных сообщений. Глаза удивленно расширяются, когда он видит ответы Фэнга. Какой ещё «уснул»?! Математик без стеснения описывает свое состояние, потому что имеет право, совсем не удивляется, что дети всё поняли даже без его сообщений, и откладывает телефон, ожидая наконец-то свои остывшие, к сожалению, блинчики, кучу извинений за укус, а ещё спокойный сон. Вот вам и День Святого Валентина…