***
Снова тренировка. Кайзер, забивший порядка пяти голов, отлучился, чтобы попить воды, а заодно и пройтись вдоль поля, пронаблюдать за товарищами. Взгляд цепляется за знакомую фигуру, и Кайзер понимает, что это та самая девчонка, которой мяч в лицо прилетел. Ей что, мало досталось? — А ты мазохистка, — хмыкает Михаэль, подкрадываясь к девушке со спины. — Что? — она растерянно оглядывается, пока глазами не находит Кайзера. — С чего вы взяли? — Видимо, тебе нравится, когда тебе мяч в лицо прилетает, не так ли? — Нет! — ее щеки вспыхивают, и сама она как-то щетинится, немного отходя от Михаэля. — Я же не кусаюсь, чего ты, — хмыкает Михаэль, в прочем, не подходя к ней. — Кого-то ждёшь, или просто любопытная? — Жду. Кайзер следит за ее глазами, находит того, на кого смотрит незнакомка, и насмешливо спрашивает: — Парень? — Брат. — Вот как, — скорее для себя говорит Михаэль. — Следишь, дабы не охомутали твоего братишку? — Нет, — мотает головой, и, призадумавшись, добавляет. — Это не ваше дело. — Не мое, — как-то легко соглашается Кайзер, искоса поглядывая на девушку. — Ты ведь Краузе? — Верно, — кивает Краузе. — Краузе Адалин. Ваше имя мне известно, не нужно представляться. — Для меня это не составляет трудности, — Адалин дёргает плечом от его пафоса, но все же остаётся. Ровно как и он. — Кайзер, мать твою! А ну иди сюда, хватит отлынивать! — Извини, Адалин, но долг меня зовёт. До встречи, — он немного наклоняет голову, и Краузе дерганно кивает в ответ. — Какой, черт возьми, долг! Я тебе сейчас мяч знаешь куда засуну?! Михаэль, посмеиваясь, направляется обратно на поле. Адалин не знала, хотела ли встретиться с ним хотя бы ещё раз.***
— Ты красивая, — вдруг ни с того ни с сего говорит Кайзер, садясь рядом на трибуны. Адалин окидывает его взглядом. Все тот же надменный взгляд, уверенная поза, но ногу обнимает эластичный бинт. Травма, наверное, из-за футбола. — Спасибо, — безразлично отвечает Краузе, возвращая взгляд на поле. Ее брат обходит полузащитников, и… — И все? — недоуменно спрашивает Михаэль. Обычно девушки чуть ли не визжали от этих слов, а тут… — А чего ты ещё ожидал? — Ну, чего-то более эмоционального. — Не мои проблемы, что ваши одноклассницы чуть ли не кипятком писаются от вас и ваших слов, — морщится Адалин. — Тем более, красивая и красивая. Не от меня это зависит-то. Михаэль молча с ней согласился. Ореховые глаза — не ее заслуга. И русые волосы — тоже не ее. Как и утонченная фигура, ровные зубы, едва заметные ямочки на щеках… — Давай на ты, — резко предлагает Михаэль. — Давай, — легко соглашается Адалин, словно этого и ждала. — Как ногу повредил? — Растяжение, поскользнулся во время передачи мяча. Пустяк, заживёт через неделю. — Адалин, — слышится недовольное шипение сбоку, и оба синхронно поворачивают головы, чтобы посмотреть на рассерженного Карла. — Я же просил тебя не следить за мной! — А как иначе узнать, что ты был на тренировках? — выгибает бровь Адалин, и Кайзер про себя думает, что они как две капли воды. — Просто поверить мне, и все! — Нет тебе веры, — кидает в спину уходящему Карлу Адалин, злобно вдыхая. — Хорошая старшая сестра, оказывается, не такая уж и хорошая. — Не твое дело! И вообще, тебя никто не спрашивал! — Как грубо. — Заслужил. Некоторое время проводят в неловком молчании, пока Кайзер не поднимается с насиженного места и отчего-то грустно говорит: — Пора идти. — Пора, — соглашается с ним Краузе. — Может, тебя провести? Все равно в одну сторону идти. «Наверное, он знает, где живёт Карл, всего-то», успокаивает себя Адалин и кивает. — Хорошо. Идут они по длинным улицам, сворачивая с одной на другую. Молчат. До дома Адалин доходят чуть позже обычного, но Краузе не обращает на это внимания. Все равно дома никого нет. — Спасибо, Михаэль, — сдержанно кивает Адалин. — До встречи, Адалин, — легко улыбается Кайзер и машет рукой на прощание.***
Адалин ещё несколько раз появлялась на поле, но через время она перестала и вовсе ходить к ним, и Кайзер над этим, в общем-то, и не задумывался. Перестала и перестала, не его это дело. Но Карл ходил мрачнее тучи, и из-за его необдуманных действий прилетало всей команде. — С сестрой поссорился? — как-то раз насмешливо спросил Михаэль. В ответ — ни слова, лишь взгляд, наполненный яростью. «Значит, поссорились», делает вывод Михаэль, наблюдая, как младший Краузе бьёт по мячу. Мимо. Тренировка немного распаляет Кайзера, и желание забивать все новые голы возрастает в нем, но через полчаса тренировка кончается. Парни потихоньку разбредаются по домам, но Михаэль никуда не спешит, в одиночку ведя мяч по траектории, известной лишь ему одному. Все внимание его сосредотачивается на мяче под ногами, и Кайзер не сразу замечает, что солнце стремится к горизонту. Закат. Темнеет быстро, поэтому Михаэль ускоряет шаг. Не хочется идти домой в темноте. Краем глаза цепляется за знакомую фигуру, замирает. Это, кажется, Адалин? На трибунах, где она совсем одна, она кажется ещё меньше. Лицо она прячет в ладонях, склоняется к коленкам, и Кайзер слышит тихие всхлипы. Она плачет. Это, наверное, тоже не его дело, но ноги сами несут его к трибунам. Он садится рядом, и Краузе вздрагивает. — Что-то нужно? — ее голос дрожит, и сама она дрожит тоже. — Нет, — честно признаётся Михаэль. — У тебя что-то случилось? — С братом поссорилась, — она немного выпрямляется, но на Кайзера не смотрит. — А ты чего так поздно? — Тренировка затянулась, — Михаэль некоторое время молчит, глядя на то, как трясутся ее плечи, затем молча снимает спортивку и накидывает ее на Адалин, сам оставаясь в одной футболке. — Тебе же тоже холодно, — рвано выдыхает Краузе. — Тебе нужнее, — пожимает плечами Михаэль. — Не делай такое лицо, будто тебе меня жаль, Кайзер, — фыркает Краузе, но кофту на продрогшее тело она натягивает все больше. — У меня вовсе не такое лицо. — Да ну? Михаэль молчит, и Адалин молчит тоже, склоняясь к чужому плечу. Краузе несмело смотрит на парня, спрашивая немого согласия, и тогда Кайзер сам прижимает ее к себе, давая немного согреться. Закат догорает на горизонте, птицы смолкают, зажигаются фонари. — Идём, пока не стемнело полностью. — Угу, — мычит Адалин, не шевелясь. Сон одолевает ее. — Не спи, Адалин, — тормошит ее Михаэль. — Идти неблизко. — Сейчас, сейчас, — через несколько секунд Адалин и правда встаёт, на ватных ногах делает пару шагов, нагоняя Михаэля, который на несколько шагов впереди. — Подожди чуть-чуть. Кайзер ждёт и задаётся вопросом: почему он ждёт? Почему он отдал ей свою кофту, а теперь провожает ее домой? Она просто сестра товарища по команде, да. Только то, что тот самый товарищ на него плевал, остаётся неважным. Рядом с ней, в принципе, все неважно.***
Мяч летит к Кайзеру, и он пытается прикинуть его траекторию: куда же он приземлится? Черт, слишком высоко. Придется останавливать грудью. Мяч врезается в ребра, падает в ноги Михаэлю, но вместо того, чтобы начать вести мяч, Кайзер дёргается: в груди что-то больно кольнуло, отдало прямо в сердце. — Что-то не так, Кайзер? — обеспокоенно спрашивает кто-то — Михаэль даже не смотрит на него. Есть лишь он и расцветающая в нем острая боль. — Все нормально. Мяч у них, конечно, увели, и поэтому приходится броситься в погоню. Дышать почему-то становится труднее, но Кайзер не останавливается, продолжая бежать к своим воротам. Нужно отобрать мяч, затем увести его к вратам соперника, и забить гол. План, конечно, простой, но в этот раз он не сработал: Михаэль опоздал, и гол забили соперники. Тренировка на сегодня окончена. Сегодня хотелось домой. В горле встал ком, который все никак не уходил. Михаэль взял бутылку с водой, открутил наспех крышку, сделал несколько больших глотков, но ком не сдвигался с места. Черт, ещё и кашлять хочется. Михаэль кашляет, чувствует привкус крови на языке и морщится. Прикусил во время бега, быть может? Сомнения отпадают, когда он достает изо рта первый синий лепесток, немного окровавленный и помятый. Вот же угораздило его!.. Вокруг Кайзера всегда было много девчонок, но ему нравилась лишь одна. И он знает, кто это — сомнений нет, даже малейших.***
Чувства разрастаются в нем, шипами царапая внутренности, вены от лепестков немного синеют, показываясь из-под бледной кожи, и кровь во рту становится чем-то привычным, разве что привкус лепестков кажется вяжущим. Сегодня он на скамье запасных. Это должно было случиться рано или поздно, так что это совсем неудивительно. Но все равно обидно. Кайзер скучающим взглядом следит за товарищами, отмечает про себя, что игра сегодня довольно скучная. Предсказуемая. — Опять что-то повредил? — Адалин подкралась незаметно, и Михаэль вздрогнул. «Только мое сердце», — думает Кайзер, но вслух не говорит. — Неважно себя чувствую, — мотает головой Михаэль, стараясь избавиться от лишних мыслей. — Вот как, — понимающе кивает Краузе и обращает взгляд на поле. — Мне бы хотелось посмотреть, как ты играешь. Кайзеру стыдно признаться, что щеки у него, судя по тому, как они горят, покраснели. Совсем как у девчонки, черт! Но Адалин, кажется, этого совсем не замечает. — У тебя разве нет уроков? — Нет, пораньше отпустили домой. — Может, вместе домой пройдемся? Скоро тренировка закончится. — Давай, — соглашается Адалин. Молчание отдается болью в груди, и сдерживать кашель все труднее, но Михаэль, прикусив губу, держится изо всех сил, до костяшек сжимая сиденье трибуны. — Тебе сильно плохо? — черт, она заметила! — Пройдет, не переживай, — отмахивается Кайзер. — Если что, тебя я к медсестре сама не утащу. — Говорю же, все нормально. И Михаэлю хочется добавить, что это не ее дело, но дело как раз таки и ее. Ну, так, частично. Но ее. Кайзер искренне хочет понять, что его зацепило в этой девчонке, но пока что это ему не удается, да и размышления как назло не идут, а тишину разбавить надо — наверное, впервые Кайзер испытывает неловкость при молчании. — Хочешь связать жизнь с футболом? — невзначай спрашивает Адалин. — Хочу, — не задумываясь, отвечает Михаэль. — А у тебя какие планы на жизнь? — Пока что не знаю, — Краузе пожимает плечами, — думаю еще. Крутой ты. — Почему? — Ты хотя бы приблизительно знаешь, что делать. — Наверное, ты права. Ни черта ты не права. Тренировка оканчивается, игроки разбредаются по полю. Адалин краем глаза замечает Карла, но тот, благо, не замечает ее. Они с Михаэлем встают как по команде, не говоря ни слова, спускаются и идут в направлении дома. Кайзер не может вздохнуть. От Адалин приятно пахнет свежестью, и цветы внутри расцветают, благоухают и тянутся к ней, раздирая все на своем пути. Когда они отходят от школы, Михаэль чуть останавливается, начиная кашлять. Кровь и лепестки невкусные — Кайзера аж блевать тянет. Но красивые, это да. Краузе останавливается в нескольких шагах от него, терпеливо ждет, когда Михаэль прокашляется. — Простуда, извини, — неловко усмехается Кайзер. Адалин указывает на свой уголок рта, и Михаэль тянется к своему, размазывая кровь по щеке. — И кем простыл? — выгибает бровь Краузе. — Неважно. Еще как, блять, важно. — Как скажешь. Тебе бы или признаться поскорее, или сделать операцию. Учитывая твои намерения на футбол, я бы выбрала второе. — Ты бы как поступила на моем месте? — Не знаю. — Почему? Адалин поджала губы, отвернулась и вздохнула: — Потому что я никогда не смогу быть на твоем месте, Кайзер.***
Операция, направленная на удаление цветов из организма и восстановление кровопотери, почти всегда влечет за собой дальнейшее отсутствие любви в течение жизни, Кайзер об этом знал, но почему-то к этому не был готов. Что-то его останавливало. Пугало. Врач, которого Михаэль вчера посетил по настоянию матери, сказал, что его — Кайзера — состояние ухудшается. Нужно что-нибудь сделать, но Михаэль так и не сдвинулся с мертвой точки. Решив, что легкая прогулка поможет развеяться, Кайзер не торопясь оделся и вышел на улицу, вдохнув почти полной грудью. Боль побегами разрастается по телу, ползя по правой руке, цепляясь за шею. Набережная сегодня безлюдна. Может, это к лучшему, кто его знает? Рейн возмущённо журчит где-то справа-снизу, и Михаэль вслушивается в звуки воды, медленным шагом идя вдоль реки. Вдалеке виднеется знакомая фигура, и Михаэль даже не задумывается. Знает ведь: это Адалин. Стоит подойти поближе, как его догадки подтверждаются. Краузе замечает его в последний момент, медленно оглядывается, смотрит на Кайзера. — Не признался, — утверждает Адалин, возвращая взгляд к реке. — Нет, — кивает Михаэль. — Сильно заметно. — Сильно. Почему не признаешься? — Она не поймет меня, — раздосадованно выдыхает Кайзер, взглядом блуждая между волнами Рейна. — Хотя бы попробуй, — пожимает плечами Адалин. — Попытка — не пытка. — Адалин, — тихо говорит Кайзер, и Краузе поднимает глаза на него. — Ты мне нравишься. — Прости, Михаэль, — мотает головой Адалин, сжимаясь, словно сможет стать невидимой. Словно ее не станет. — Я перенесла операцию. — Ту самую? — почти неслышно спрашивает Кайзер. — Ту самую. Он меня не любил, а жить хотелось. И… Вот, в общем-то. Я не смогу полюбить тебя. Вообще не смогу полюбить. — А ты пробовала? — А смысл? Все равно не вышло бы. — Вероятность есть, значит, есть за что бороться. Ты так просто откажешься от своих чувств? От возможности их ощутить? — Я… Не знаю, Михаэль. — Тогда просто дай мне показать, каково это. Не бойся, я не займу так много времени. Времени у меня почти не осталось.***
Кайзер теплый. Адалин впервые осознает это, когда жмется к нему всем телом. Сначала неосознанно, затем — специально. Хочется проникнуть в Михаэля, стать единым целым с ним. Краузе старается не сильно сжимать его в объятиях: пока что нельзя, он не до конца выздоровел. Лепестки потихоньку выходят из организма, а цветы, успевшие прорасти вдоль правой руки и немного на шее, превратились в синюю татуировку — ее пока что плохо видно, от вен не отличишь. — Ну, что? Так и будешь молчать? — Угу, — кивает Адалин, не отходя от Михаэля. — Я ещё не до конца понимаю, что чувствую. — Но ханахаки проходит. Это ли не показатель, м? — Я ещё не готова сказать это вслух, Михаэль. — Я подожду, пока ты не будешь готова, — Кайзер ласковым жестом убирает волосы со лба девушки, легко касается губами разгоряченной кожи и прижимает за талию к себе. — Кайзер, прекрати, черт бы тебя побрал! — восклицает Краузе, краснея и пыхтя. И жмется ближе.