***
Морозный день, покрытый корочкой детского смеха, ведь сегодня… — «День ничего неделания!» — прокричал возбуждённым от восторга голосом малыш, спрыгивая самым первым по ступенькам дома. Казалось, вот ещё немного и он упадёт, но нет — мальчику везло, и он спустя каждый второй шаг спотыкался, застревая ногами в снегу, но не падал, так как успевал удержать равновесие за счёт расставленных рук. За ним выбежали две девчушки, держащиеся за руки. Они размахивали своими длинными косичками, торчавшими из-под шапок. Последним прибежал ещё один мальчик. Дети казались больше, чем они были на самом деле, раза в два из-за тёплых пуховиков и толстых слоёв одежды под ними. Лица были ещё привычного цвета, причёски под шапками — аккуратными, а тела — сухими. Подождите пять минут, и на месте этих приятно выглядящих детей останутся лишь мокрые, раскрасневшиеся снегири, которые каждые две минуты встряхивают свои пёрышки, становясь ещё растрёпаннее. Внезапно со стороны прилетел наскоро слепленный снежок, угодивший прямо в скулу одной из девочек. — Ай! Малышка поглядела в сторону Тевкра, который сейчас смеялся, завалившись в снег. — Это ты сделал?! Сейчас я тебе покажу! — И Тоня резко рванула с места, насколько это позволял добрый слой белого покрова под ногами. Девочка прыгнула с разбега на брата, вовсю хохочущего, и через секунду уже сидела на нём, победоносно глядя в глаза мальчика. Тоня схватила горсть снега, всё ещё наблюдая за лицом Тевкра, и смачно размазала холодную субстанцию по ярким веснушкам, рассыпавшимся по всему лицу мальчика, как звёзды — по небу. В ответ брат ничего не сказал, а лишь продолжил смеяться и отбиваться от сестры руками, двигать которыми мог с трудом: конечности были перетянуты слоями одежды, которые сковывали движения, делая их похожими на попытки деревянной куклы станцевать сцену из балета. Другой мальчик сидел в подкопе, сделанном из снега несколько дней назад, и наблюдал за всем из бинокля, затыкая рот рукавицей, лишь бы не засмеяться и не выдать себя (хотя все знают, что он тут). Вторая же девочка стояла на месте всё то время, что разыгрывалась сценка между братом и сестрой, наблюдая. Иногда она поглядывала на входную дверь их дома, которая была приоткрыта. В её неловких движениях читалось желание присоединиться, но в то же время боязнь, что кто-то застанет её за столь детским занятием. Как-никак ей было уже одиннадцать, а значит и время для веселья, которым забавлялись обычно её братья и сестра, прошло. Внезапно дверь дома с громким стуком распахнулась. Зоя, стоявшая в нервном напряжении, вздрогнула, устремив взгляд на жертву очередного удара с ноги. Дверь её дома изнутри выглядела как участница войны, пережившая многое за свою долгую жизнь. Обычно, когда приходили гости, мама Зои завешивала дверь изнутри простынёй, ссылаясь на то, что недавно постирала тонкую ткань, а на улице в любую минуту мог пойти снег. Зоя умела распознавать, кто на этот раз мучит входную дверь, по одному толчку. Если это глухой звук с последующим ударом о деревянную стену дома, то это может быть лишь её старший брат. Хотя… который из них? Все мужчины в доме, которые были старше Тевкра и Антона — самых младших мужчин, — являли собой эталон мужества, спокойствия и храбрости. Но только не Аякс, который был старше Зои на три года, а по развитию и поведению будто недалеко отставший от Тевкра и Антона. Именно он в очередной раз чуть не выбил дверь — благо недостаток мышц и силы ему этого сделать до сих пор не позволили. Он, в распахнутой куртке из овечьей шерсти, в шапке, покрывавшей лишь часть его рыжей головы, встал на крыльце, широко расставив ноги. Аякс высоко задрал голову, смотря сверху вниз на своих младших родственников, и совершенно забыв о жертве его беспощадного пинка. Антон перевёл бинокль с битвы Тевкра и Тони на Аякса, ощущая себя либо партизаном в укрытии, либо учёным, наблюдающим за животными в их естественной среде обитания. В следующую секунду всю напыщенность Аякса как ветром сдуло, точнее, как дверью схлопнуло. Ведь почти сразу после оглушающего удара о стену дверь с такой же силой полетела на хилых петлях обратно, смачно впечатываясь во всегда румяное и как будто бы рыжеватое, как и его волосы, лицо среднего брата. Антон слишком долго держал в себе смешинку, которая превратилась в громкий и звонкий детский смех, раскатившийся первым после столкновения двух титанов: невозмутимого лица и побитой жизнью двери. Тевкр и Тоня резко повернули зарумянившиеся личики: мальчик — на Антона, а девочка — на Аякса. И оба остались лишь в недоумении, слыша тихий смех Зои, стоявшей неподалёку, и перебиваемый гоготом Антона, окончательно провалившегося в снег. Аякс резко взвизгнул, хватаясь за лицо обеими руками, и покатился кубарем с крыльца, падая на белую перину. — П-подумают, что у нашего дома кого-то убили! — сквозь слёзы кричал Антон, наблюдая за поднимающимся из снега братом. На месте, где секунду назад было лицо Аякса, образовалось красное пятно. Он, только увидев кровь, сразу принялся снегом тереть лицо, чтобы никто из старших не подумал, что он оказался повержен дверью. Хотя у Аякса была куча маленьких свидетелей, которые всё с радостью доложат каждому члену семьи, не видевшему сию комедию. Зоя, всё ещё посмеиваясь, подбежала к старшему брату, помогая ему подняться, пока тот отталкивал её, скрывая своё лицо. — Дурачок, у тебя кровь из носа идёт, а ты её только по лицу размазываешь, — она попыталась убедить Аякса в том, что лучше уж она сама осмотрит его рану, чем её увидит отец или кто-то из старших братьев. — Дай посмотреть. Зое удалось притянуть Аякса к себе; она достала платок из внешнего кармана тёплой куртки. Кусок ткани был не просто куском, а целым маленьким полотном — столь искусно вышитый платочек должен висеть на самом видном месте в доме, но никак не предназначаться для бытовых вещей. Квадратик белой ткани окантовывал вьющийся узор голубого цвета, имитирующий ветки дерева. В центре — букет розовых цветов, каждый из которых был тончайше проработан истинным мастером. И как такое сокровище оказалось у деревенской девчушки из семьи с не самым большим достатком? Зоя поднесла платок к лицу брата и стала бережно промакивать кровь, струящуюся из носа Аякса. — Только… — начал было Аякс, как сестра его сразу же перебила: — Эта тайна умрёт вместе со мной, только если маленькие тоже будут молчать, — пролепетала Зоя, улыбнувшись. В ответ Аякс выдавил улыбку. Ему было стыдно. Не первый раз Зоя заметает следы его мальчишеских, необдуманных поступков, весть о которых в конце концов доходит до старших и за которые вся семья не воспринимает Аякса всерьёз. Порой от этого ему бывало грустно: Аякс не мог управлять своим сумбурным поведением. Отец вечно ругал его за то, что в свои четырнадцать сын до сих пор не взялся за ум и не научился управлять лошадью или не обладал большой физической силой, пока его старшие братья вовсю разъезжали с отцом в командировки, вызываясь в качестве помощников. Даже когда Аякс проявлял желание помочь, его прогоняли, ссылаясь на его «безрукость» или «беспомощность». Но Аякс искренне желал быть полезным. Его любили, как и всех детей в семье, но не считали мужчиной, что сильно ударяло по его самооценке. Возможно, судьбой мальчика было шитьё, как и у его матери?.. Но нет. Аякс не раз пытался заняться «женской» работой: научиться варить, или вязать, или плести венки из снежных роз и подснежников. У него не получалось ничего, но он искренне хотел помочь матери, видя, как ей тяжело в отсутствие отца и двух старших сыновей ухаживать за маленькими братьями и сёстрами. Лишь мама ценила его заботу и помощь, даже если у сына ничего не выходило и он делал только хуже — превращала всё в шутку. Иногда по ночам Аякс лежал в кровати и думал, что бы он делал, не будь на этом свете его матери? Наверное, и его бы не было. А если бы и был, то убежал из дома, ведь его потенциальная мать, насколько хорошей она бы ни была, никогда, никогда не сравнится с его матерью. Маленького платочка Зои не хватило, чтобы убрать и половину крови с лица брата, поэтому она повела его в дом.***
Перед глазами стояла кромешная тьма. Дышать было невозможно. В голове не было ни одной мысли. Лишь тёплое, уютное покрывало, обволакивающее всё тело. В воде всегда так уютно и просторно, что не хочется даже выбираться на сушу. Но для него происходящее могло быть последними минутами жизни. Внезапно кто-то прервал сладкую негу, беспощадно выдернув его из воды. По коже побежали мурашки. Момент не из приятных, и если бы он был в сознании, то недовольно поморщил бы лицо, просясь обратно. Кто-то шёпотом произносил ругательства, что звучали громко в окружающей тишине, нарушаемой лишь успокаивающими звуками моря. Вокруг не было никого, лишь вдалеке виднелись рыбаки, которые сейчас почёсывали затылки и разглядывали обломки лодок. Всё закончилось, все ушли, все снова оставили его одного. Это стало привычным для Итэра: он уже не ждал какой-то помощи или внимания со стороны окружающих и «друзей». Он может справиться сам. И даже сейчас, кряхтя и чуть ли не стеная, он вытаскивал массивное тело из воды. Возможно, он был уже мёртв, но как же этот парень мог просто оставить человека на медленную, мучительную смерть, когда вода заполняет лёгкие, дышать уже невозможно и остаётся лишь корчиться от невозможности что-либо сделать? Маленькое существо, совершенно бесполезное, особенно в этой ситуации, имитировало помощь союзнику, но получалось ужасно. — Паймон, не мешай хотя бы сейчас! Ты делаешь только хуже! И только после крика Итэра Паймон резко отдалилась от происходящей сцены, отпустив за собой клочок одежды потенциального трупа. Она не знала, что он ещё жив, что Итэр буквально несколько минут назад видел даже сквозь происходящий хаос, как этот человек изо всех сил цеплялся за свою жизнь, утопая в пучине и не имея возможности хоть как-то спастись, ухватиться за малейшее брёвнышко. В глубине души теплилась надежда, что можно обойтись без трупов, ведь почти получилось! — Путешественник! — Итэр не услышал возгласа, донёсшегося сзади, продолжая попытки затащить вторую часть тела утопающего на деревянную поверхность. Слёзы бессилия и безнадёжности предательски текли по щекам — тут сыграло всё: одиночество, попытки найти родного человека, оканчивающиеся ничем, нехватка силы, полумертвый человек и никого, кто мог бы помочь. Итэр уже хотел было закончить свои потуги, ведь даже если он и вытащит его на сушу, то не сможет оказать должной помощи. Внезапно Итэра кто-то с силой оттолкнул. Хрупкая девушка даже не взглянула на заплаканное лицо Итэра, сконцентрировавшись на пострадавшем. Она разместила тело самостоятельно, как ей было удобно. Она лишь казалась хрупкой, но в ней было нескончаемое количество силы. Хотя девушка и способна была на исцеления даже людей, которые были на грани смерти, она обладала и немалой физической силой. Поэтому, не церемонясь, она приложила обе руки к груди пострадавшего. Итэр, пребывающий в шоке и наблюдавший за происходящим, заметил шевеление справа от себя. Повернув голову, увидел Паймон, которую он недавно прогнал. Маленькое существо не растерялось и моментально поспешило на помощь. Благо неподалёку находились некоторые адепты, оставшиеся на причале после случившегося. Паймон сообразила позвать Гань Юй, которой сказала лишь «Скорее!», и та моментально побежала за ней, оставив за собой группку недоумевающих друзей. И вот сейчас, спасая, возможно, совсем и ненужную жизнь, она без толики колебания смотрела в безмятежное лицо парня, молясь про себя всем архонтам, лишь бы он открыл глаза. Все силы Гань Юй ушли на человека, не имеющего даже причастия к её народу. Он был для неё никем, она лишь пару раз видела его, но за всю свою жизнь помогала даже отпетым злодеям. Конечно же, это было лишь в начале пути целительницы, когда Гань Юй можно было с лёгкостью обмануть. Благо рядом с Гань Юй всегда были те, кто помогал ей, подсказывал и учил. Она совершила множество ошибок в своей жизни, но зато сейчас эта милая и хрупкая девушка с рожками — одна из уважаемых адептов. Спустя долгие пять минут глаза её пациента резко открылись, а белки чуть не вывалились из орбит — так широко он раскрыл глаза. Парень в лежачем положении начал с усердием отхаркивать воду, которая текла и изо рта, и из носа. Гань Юй, понимая, что так он только сильнее задохнётся, взяла его за плечи и подтолкнула вверх, чтобы он сел. Парень не мог выговорить ни слова, хотя пытался, но бесконечный кашель и водопад, текущий чуть ли не из всех семи отверстий, не давал сделать и вдоха. Наконец, он смог отхаркать всю воду, застоявшуюся в лёгких, но ощущения после долгого нахождения жидкости внутри были не из лучших. Парень только и делал, что покашливал и морщился, ощущая мерзкое покалывание в носу и горле. Итэр сидел, уставившись на эту картину. Слёзы уже не текли, но мокрые солёные дорожки на щеках оставались на месте. Он лишь наблюдал, приоткрыв рот. Сегодня вечером он точно наконец-то отдохнёт. Но Итэр не знал места, где он мог бы спрятаться от всего мира: его достанут везде, всегда кто-то будет просить о помощи, а он даже не сможет отказать. Он верит, верит, что каждое доброе дело поможет ему найти сестру, что он делает это всё не просто так. Но вот он уже в который раз чуть не умер, помогая кому-то, спасая чью-то землю, не имеющую к нему никакого отношения. Парень, лежавший без сознания несколько минут назад, сейчас сидел и покашливал через каждые тридцать секунд, пытаясь избавиться от неприятного чувства внутри дыхательного тракта. Он переводил замутнённый взгляд с сидевшей напротив него девушки на Итэра, который был словно не при делах. Но если быть честными, то это ведь именно он спас выжившего. Однако вновь все букеты достанутся не ему: ему — лишь пара дней отдыха (в лучшем случае), а затем вновь изнемождающая вечная погоня за… за чем?..