***
Итэр лежал на мягкой кровати, стоявшей в любезно одолженном номере одной из гостиниц Ли Юэ. У путешественника вообще появилось много плюшек с тех пор, как он оказался невиновным в смерти Властелина Камня, но все привилегии были материальными. А потом люди снова отворачивались, думая, что какой-то вещицы или услуги достаточно, чтобы отблагодарить Итэра. Ночами Итэр лишь молился о скоротечности времени, о том, чтобы это всё закончилось как можно быстрее. И даже если не закончилось, он обрёл кого-то, кто был бы всегда рядом (кроме пищащей и летающей рядом игрушки). Кто-то столь же сильный, способный поддержать морально и физически. Поначалу Паймон на самом деле скрашивала тихие моменты, когда была возможность передохнуть, но сейчас её историй было недостаточно. Итэр ценил маленькое существо, но оно не могло дать всего того, что он хотел бы иметь (как-то, что он имел со стороны своей сестры, например). Те люди, те минутные знакомства давали долгожданное ощущение ценности лишь на время, а потом люди уходили, и Итэр вновь оставался наедине со своими мыслями. Казалось бы, когда ему думать? Путешественник, как и положено путешественнику, постоянно бегает туда и обратно, делает что-то, и времени на размышления не должно быть вообще. Деятельность Итэра и правда была неким спасением: если бы он проводил больше времени наедине с пожирающими его мыслями, никакого путешественника давно уже и не было бы. Но теми одинокими, тихими ночами, как сегодняшняя, Итэру оставалось лишь ворочаться, смотреть в окно на звезды и полумесяц (сегодня почему-то по цвету напоминавший сыр), думая обо всём. Обо всём плохом. Он лишь надеялся, что его сестра не так страдает, как он: была ли она в плену или под чарами. Что бы с ней сейчас ни случалось, Итэру лишь оставалось убеждать себя, что её пугающие, чёрные мысли не настигают, как его.***
Он стоял перед дверью в родной дом. Совсем не тот мальчик, каким он являлся всего пару дней назад. Лицо было покрыто рваными полосками шрамов (их было немного, но зато какие); ноги в когда-то целых и теплых, а теперь порванных штанах были по колено в снегу. Он не мог шагнуть на крыльцо. Что скажут родные? Его это не особо заботило, но перед глазами стояло взволнованное лицо матери, исполосованное дорожками слёз. Он всё же собрался с силами. Встал на первую ступеньку. Скрип. На вторую. Скрип. Эти три дня, что он отсутствовал, был сильный снегопад, поэтому бесконечные людские следы полностью замело. Он и не думал, что его искали, как пропавшую семейную ценность. Стук в дверь. Ему сразу открыли. Будто кто-то стоял на пороге и только и ждал этого стука. Он поднял глаза на стоящего напротив мужчину. Они смотрели друг на друга. В глазах мальчика не осталось и блика прежней беззаботности; мужчина увидел перед собой воина, и не важно, что размером тот был с малька. — Аякс! — вскрикнул он, не веря своим глазам. Мальчик думал, что отец тотчас же начнёт его отчитывать за долгое отсутствие, но тот лишь схватил сына, повалив его себе на плечо, быстро забежал в дом и закрыл за собой дверь на щеколду. Обеспокоенная мать подбежала к Аяксу, принимаясь осматривать его. Она сразу заметила шрамы на лице сына, но решила, что на теле могут оказаться ещё более опасные травмы. — Мама. — Мальчик следил глазами за нервными и резкими движениями женщины. — Мама, только не плачь. В голосе сына мать не услышала ни капли эмоций, будто бы Аякс был строгим учителем, который объясняет новую тему ученикам. Зато движения его были прежними и говорили всё сами за себя: Аякс поднял правую руку, вытирая слёзы на щеках матери и пытаясь остановить наливавшиеся на нижнем веке новые капли… росы? Обычно роса ассоциируется с чем-то лёгким и нежным, как его мама, например. Но не в эту секунду. Аякс никогда не видел родную женщину такой напуганной, как сейчас. — Мама, всё хорошо. — Он обвёл комнату взглядом. — А где старшие братья? — Ох, милый, они уже третью ночь ходят по лесу и ищут тебя. — Женщина уже успела скинуть порванные лоскуты одежды с сына. — Где ты был?! Знаешь, как ты всех напугал?! Мальчик не ответил, продолжая рассматривать комнату, иногда цепляясь за испуганные лица младших братьев и сестёр, которые вскочили со своих кроватей от криков. Они были сами не свои, будто побывали в том месте вместо Аякса. — Иди и ищи теперь их! — рявкнула женщина своему мужу, а тот и рад был смыться, понимая, что не выдержит очередной истерики жены. Мужчина мгновенно скрылся за дверью, прихватив с собой на всякий случай пару тёплых пуховиков. После этого дня от безмятежной жизни семьи Аякса не осталось и следа. Сына было не узнать: его сила за эти три дня увеличилась в несколько раз, способная соревноваться с силой старших братьев и даже отца. Но Аякса всё равно не подпускали к работе, ссылаясь на то, что мальчик болен. Все следующие дни средний сын лежал в кровати и «лечился». И лишь иногда мать замечала, как он играется ножиками, орудуя ими словно опытный воин.***
Небо покрылось чёрным мраком, но никакая чернота не могла затмить вечно сверкающие всеми оттенками моры стены Золотой Палаты. Стояла оглушительная тишина, отчего размеренные шаги эхом отражались от пустых стен. Временами Тарталья пинал ногой валявшиеся на полу монетки, а затем переводил взгляд на всё своё богатство, оценивая его. Таким образом он дошёл до недавно образовавшейся дыры в полу, и на губах Предвестника появилась удовлетворённая улыбка. Он молчал, хотя мысли роились в его голове. Был бы тут хоть кто-то, этот «кто-то» был бы вынужден выслушивать тирады Тартальи на самые разные темы. Особенно о том, как у него чесались руки подраться. От приятной неги, разливавшейся по всему телу во время мыслей о предстоящих битвах (с Итэром), Чайльд временами прикрывал глаза, чтобы хоть как-то утолить нарастающее внутри желание. Тарталье было очень досадно, что он не может украсть путешественника и заковать его в цепи, пользуясь им ради битвы в любой свободный момент. Был ли вообще кто-то, кроме Итэра, с кем он столь же сильно хотел подраться?.. По крайней мере, сам Тарталья не мог вспомнить никого. Хотя…