***
Этим утром. Я был совершенно уверен, что маман заблагорассудиться меня не то, что не брать в свою повозку, но и отсадить куда подальше. Благо, это, безусловно, шло мне только на руку. Всё необходимое по воле случая я уже собрал и прихватил с собой. Все складывалось гладко и пленительно сладко. Но какое уж дело, да без трудностей! Наличие слуг встало предо мной главной проблемой. Вот чего-чего, а такого я не ожидал. Не помощники, а сплошная засада! Мне аж трудно сдержать смех от собственных рассуждений. Всё из-за них! — Гаврила. — Вроде его так зовут. — Да, ваше высочество, — он уважительно склонил голову. — Передай вот этот мешочек… Слуге из четвертой повозки. — Рассчитываю поехать в третьей. Ведь мало вероятно, что маман настолько зла, что пожелает своему сыну сгинуть в разбойничьих объятиях. Утрирую, ну да и пусть. — Не могли бы вы сказать четче… Ну, то есть выражаться конкретнее, — Потупив глаза, быстро добавил: — Пожалуйста. Я недовольно скривился. Позвольте ему еще и конкретнее. На кой черт мне знать, еще кто где из ваших, дескать, расселится. Но это правильный вопрос с твоей стороны, ожидаемый. Паниковать не с чего, сейчас всё развертим. Гавриила маман явно прихватит с собой. И ещё двух-четырех наиболее крепеньких мужчин. Ах, как же это мало чего дает! Попробую иначе. Можно ли разделить их на несколько групп по каким-то признакам? Может челка? Да не, она только у Гавриила и ещё двух мужиков. Голубые глаза? Почти все являются их обладателями. Но ведь можно всего-то добавить один эпитет… — Ну тому, отзывчивому, с яркими голубыми глазами. Предоставляю тебе право выбора, Гавриил. — Я вас понял, — неловко почесав затылок, он схватил мешочек. Вот и отличненько. Соответствуешь всем моим ожиданиям. Осталось разобраться лишь с собственными попутчиками. Всего то, ха-ха. Хотел бы я решить в процессе, но будет ли такая схема достаточно надежной? Конечно же нет. Должны быть хоть какие-то идеи. По любому надо их как-то отвлечь… Незаметно сбежать не выйдет. Вначале мы замедлимся. Я скажу, что мне плохо, поэтому нужно сменить темп. Исходя из утреннего инцидента, мне поверят без лишних вопросов. Четвертая телега к тому времени должна сильно отстать, а то и уйти в другую сторону. Тут у меня выпадет наземь какая-то особо важная вещица. Предположим… Блокнот матушки. Его у меня в арсенале, конечно, не имеется, но им откуда знать. Повозка окончательно затормозит и слуги выйдут осматривать территорию, обшаривать каждую ямку и гнездышко по приказу истеричного сынка императрицы, которому трудно двигаться из-за плохого самочувствия. На поиски он погонит всех, ведь это «такая важная для императрицы штуковина»! А под шумок можно будет и слинять. Надежнейший план. Как мирный договор с победителями сражения.***
Темень. Жеребцы прорывались сквозь окрепший туман, откидывая назад крупные клочья земли. Они мчались во всю прыть, а благодаря невзрачным лужам, закрепившимся на листьях прозрачным капелькам их шерсть плавно переливалась в отблесках рано взошедшей луны. За мощными корпусами ретивых коней скрывался небольшой, но изысканный дормез. Экипаж довольно сильно и опасно шатало, когда колёса криво проходились по многочисленным черным, залитым колеям. Видимо, владелец этой кареты не боялся наткнуться на разбойников, раз предпочёл именно это средство передвижения. Для подобного выбора можно отыскать лишь пару достойных обоснований: вероятно, путешествие предстояло долгое и обойтись без определённых удобств не предстояло возможным, либо дормез именно и выставлялся приманкой. Карета принадлежала одному прекрасному молодому господину, который в данный момент пытался уснуть, несмотря на тряску. Подголовник больно барабанил по его затылку, заставляя периодически передвигать и мять подушку. Порой попадались и кочки, отчего дормез невысоко подкидывало. Владельцу стоило бы задуматься о переделке спального отсека или целой конструкции. Молодой господин прекрасно осознавал это, и поэтому, в очередной раз больно стукнувшись затылком, он уселся на край матраца и принялся за думу. Чёрные, слипшиеся в широкие пряди из-за высокой влажности, волосинки спадали ему прямо на померкшие глаза, при свете отливающие пурпуром. Бледное лицо лишь изредка показывало недовольство, в особенности в моменты сильной тряски. Потерявшие свою упругость рессоры не справлялись. Вероятно, по приезде в город нужно их сменить. — Господин, туман сгущается! — через приоткрытое окошко сообщил камердинер. Господин лишь усмехнулся в ответ, отодвинув занавеску и начав всматриваться в стройные стволы сосен, обвязанные туманом. — Мы вынуждены замедлиться. — Главное, не съезжайте с дороги. — Разумеется. Токмо впереди вас ожидает трудный участок пути, где дорога сомкнётся до размеров тропинки и будет иметь резкие извороты. Нам не стоит переждать? — Ежели вы сумели запрятать где-то здесь ещё с десяток слуг, которые способны в случае чего защитить нас. — Господин! Только не говорите, что вы специально приказали выезжать именно сегодня. Из-за тумана. Не услышав ответа от господина, камердинер недовольно высказал извозчику: «Молчит!» Неожиданно карета сильно накренилась, господин завалился на бок, слуги запричитали, а кони истерично заржали, путаясь в собственных копытах. Извозчик ударил кнутом по спине главного жеребца, и тот, ведя за собой товарищей, вернул карету в прежнее русло. Господин приподнялся на локтях, непонимающе хмурясь. — С вами всё в порядке, господин? Прошу прошения, был особо резкий… — Договорить слуге не удалось. Кони поднялись на дыбы, предупредительно встопорщились вожжи, гужи прорыли землю, оставляя широкую, глубокую борозду, и дуга чуть ли не упёрлась в дормез, норовивший сбить возвышающихся скакунов. Заметно, брусья — основа связки лошадей с экипажем, рассохлись. Стоило сетовать либо на лак, либо на некачественную древесину. А вместе с самим экипажем и внутренние, и наружные его элементы съехали вперед. Даже господин упал на просевшие от влаги тюфяки, болезненно ахая. Все дорожные принадлежности, сдвинулись, перетряслись. Жеребцы по инерции от толчка прошли несколько шагов вперёд и, громко фырча, стукнули передними копытами оземь. Камердинер, чудом не выпавший из кареты лицом в грязь, ошалело уставился на извозчика. Тот же в свое время, успевший закрепить ноги под облучок и принявший мимолётное решение столь небезопасно затормозить, сам выглядел не менее удивлённо и испуганно. Он настойчиво вглядывался вдаль, подняв веки настолько, что, казалось, будто глазные яблоки приклеены к лицу. Тут его озарило: — Мальчишка! Повозка чуть не сбила непонятно откуда появившегося, растрёпанного, но одетого с иголочки, паренька. Раннее тот беспечно, неторопливо брел по краю тропинки, стараясь не угодить сапогом в многочисленные, переполненные жидкой грязью ямки. Парень явно заплутал в тумане, потерял путеводитель. Его походка выглядела бесцельной, а руки, голова устало упали на сгорбившееся туловище.***
Этим утром — Хэй, хобяка! Хватай! — бессовестно насмехаясь, Гавриил бросил небольшой мешочек в затылок товарищу. Стукнувшись о преграду, мешочек упал наземь, около колёс телеги. Ткань запросто могла прорваться от удара, но, к счастью нового обладателя, она осталась целой. «Хобяка» потянулся к посылке, но случайно стукнувшись об острый край повозки, упал на колени. Нервно потирая затылок, он умудрился сильно ударится локтем. Тем самым он сдвинул телегу чуть дальше, на бугорок. Там она долго не продержалась и начала медленно, поскрипывая, съезжать. Владелец схватил мешочек и резко дернул на себя. Вот только он не успел вовремя, и колесо прищемило свободный(находящийся выше завязанной веревки) кусок ткани. — Илья, недотёпа ты придурковатый, это от императорского сына! Илья беспомощно уставился на Гавриила. Додумавшись, отпустил мешочек и вцепился в колесо телеги, стараясь отодвинуть то. — Ой, дура-а-ак… — в сторону, — Мужики, помогайте. Двое рослых мужчин чуть приподняли повозку. В первые секунды Илья сомневался, но, когда ему прилетел нешуточный толчок, прижал мешочек к груди и медленно поднялся с колен. — Спасибо, — неловко прошептал он. — Да не за что. Ты ток тупи по-меньше, Илюх. По-дружески советуем. Все разбрелись по своим местам. А уже потом, во время поездки, случилось то, что должно было. — Илюх, ну что эдак там у тебя? Эка влип то в мешочек. А ну покажь! Илья крепче вцепился в ткань, не доверительно поглядывая на товарищей. — А можно ли? — А че запрещали? — Нет. — Ну почем тогда баешь без толку, аки баба. А ну-тка форсить прекрати и айда на показ. Авось брашно? — Обождём может маленько? — Илья неуклюже сгорбился, стараясь прикрыть мешочек. — Да что заладил то! А ну дай! Илья слишком сильно нажал нестриженными грязными ногтями на стенки мешочка и тот, прорвавшись, выпустил из себя горстку сушенных, скрученных в трубочки, листиков. — Чай, — охнув, вбросил кто-то. — Заграничный? Китайский? — А ты давно русский видывал? — Ну эдак то… Ну как… Этак с ромашкой. — Это добавка, придурок. В воздухе стал витать еле ощутимый мускусный аромат. Внимание слуг вновь переключилось на мешочек. — И почем тебе его подкинули? — А мне откудова знать? Дайте трубку, — неожиданно сообразил он. Ему протянули глиняную трубку с необычайно длинным тонким мундштуком. — Ого экая! Под азямом прятал, небось? — Идеже еще. Батька подогнал за то, что я беглым подсобил. — У, Васютк, да ты прикуси язык то. Ежели душой кривишь, то стыдно эдакое слушать, а коли правду треплешь… Так заткни трепалку по добру по здорову. Мужики притихли. Илья тщательно обтёр стаммель внутренней стороной рукава и, подув в табачную чашечку, засыпал туда небольшую часть содержимого мешочка. Утрамбовал. Медленно достал спичечный коробок. Вынул палочку и с томительным предвкушением зажег ту. Увлекшись наблюдением за крохотным танцующим огоньком, Илья упустил момент, когда тот ужалил его за грубую кожу. — Дурень. Дай я, — у нерасторопного слуги попытались вырвать трубку. Но Илья отклонился в сторону и с недовольным видом поспешил зажечь ещё одну спичку. Теперь он немедля уронил её кончик в чашечку и усердно отсчитав пару секунд, обтерев об стенки, достал. — Ну, что-ж, братцы… — Пробуй уже! Сделав небольшую затяжку, Илья словил дымок ртом и языком погнал его по небам. Отодвинув трубку в сторону, Илья закашлялся. — Ну позор, — хмыкнул Василий. — Он такой густой… — Аккуратнее затягивай… И чашечку лучше рукой поддерживай. Дым вдыхать в легкие не советую. — Васьк, а норм что у меня башка вверх дном катится? — У такого обалдуя она всегда в таком состоянии. Но хорошо хоть имеется. Покажу сейчас как надобно, — Василий забрал трубку и сам сделал затяжку, прикрыв глаза. Вскоре он, запрокинув голову, оповестил товарищей: — Хм, интересно... Вкус мне этот знаком. — Дай сюда, — попросил еще кто-то. Схожим образом загубник трубки побывал у каждого во рту. Даже включая любопытного возничего. Через некоторое время каждый осел на пол и с непониманием уставился на товарищей. — Мутно, — описал общее состояние Илья. — Вспомнить бы, — шипел Василий, схватившись за голову. Повозка опасно тряслась. — Какой черт возничему то трубку протянул? — Ну на пробу ж только… — Ох… Кажется, у нас горячка. Я сейчас сознание потеряю, ребят. — Да какая горячка. Не тупи-и-и… Раздался чей-то неконтролируемый хохот. Ему внимали подсмеивания снаружи повозки, изредка переходившие на заложенный хрип. — Извозчик, с чего ржёшь, эка конь твой? — с трудом Василию удавалось концентрироваться на своей речи. — Эдак не я то, — опровергли снаружи. А самого извозчика в тот момент окружили волки. Белошерстные. Злющие пасти их то и дело клацали неподалёку от макушки, слюна стекала по щеке, а пальцы погрязли между выпирающих желтых заточенных колов. И покатились ребята. По кочкам, по грязи, по лишайникам, траве-Мураве, да по папоротникам. — Господи-и, — приоткрыв налитые очи, Илья обнаружил себя растянувшимся на поле ржи, без устали иль остановки взирающим на палящий огненный шар. Послышался клич на чистых высотах: «киу-киу». Соколиный широкий размах загородил дневную звезду. Птица сложила крылья и, преобразовавшись в лихую тонкую стрелу, устремилась вниз — прямо на него. И вот когда та чуть ли не касалась лба Ильи и когда за ней уж и солнца лучи потерялись, стрела сделала резкий крюк и вонзилась где-то неподалеку. Илья приподнял голову и, аккуратно раздвинув задумчиво склонившиеся колоски, мимолётно глянул на развернувшуюся картину. Отвел взгляд, но после — не выдержав, с томленьем уставился на сей шедевр красок и образов. Стрела пронзила белую полевку, теряя собственные перья, что поспешили спрятать жертву под куполом своим. А купол тот постепенно стал форму необычную принимать. Форму ни то зайца, ни то месяца… Но медленно, от земли краситься начала та: волнами красные полосы по нею потекли, да полностью заполонили. И распался образ. На сотни маленьких, поле застилающих. — Камелии, — прошептал Илья, до того, как глаза его неестественно закатились. — Да это ж Шалфей предсказателей! Так климат же иной… — Первым вырвавшись из транса, сумел молвить Василий.***
Я во все глаза уставился на величественного коня, скребущего копытом и недовольно выдыхающего пар мне в лоб. Сглотнул и хотел уж было дать деру, но смог лишь сделать несколько узких шагов назад. Ноги подкашивались, а тело дрожало. Я был явно не способен на побег. Вместе с осознанием физической беспомощности почувствовался стальной зажим на левой руке. Болезненно охнув, я постарался прикрыть свободной ладонью лицо. Мне трудно было осознавать и анализировать происходящее из-за непобедимой усталости, но страх все же заставлял минимально действовать. Бородатый мужчина перехватился за воротник моей рубахи и чуть приподнял тот, брызжа низкими, сливающимися в одну неразборчивую кашу, ругательствами. Пришлось приподняться на носки и ухватиться за толстокожие ладони. И тут же мою щеку обдало жаром. Скривившись, я впился ногтями в чужие руки и стал судорожно ловить перестающий быть достаточно насыщенным воздух. Я жмурился, кусал губы и даже не пытался вслушиваться в речь мужчины. Видимо, его смутила моя отстраненность. После того, как последовала еще одна пощечина, я все же постарался прийти в себя. Со всей силой ударив по носку мужчины пяткой, я заметался в разные стороны. Но хватка не ослабла, а даже наоборот — укрепилась. К тому же, теперь губы бородача еще сильнее скривились, и веки сложились в тонкие складочки. — Возничий, — на нашу сцену перетек спокойный, низкий голос с легкой хрипотцой. — Господин! Здесь дрянь несведущая! Мальчишка бесбашенный! Сорванец себя чуть не угробил, да и вас поди покалечил! Шабашник чертов! Ух да я его сейчас!... — пока тот без умолку раскидывался бранью, я, уже не имея надежд вырваться, наклонил голову вбок и попытался найти взглядом «господина». Задача оказалась довольно затруднительной, так как облик сего сливался с формами кареты. Да и стелящийся туман, что успел мне жутко опостылеть, мешал осмотру. Но изящность движений нечеткого силуэта удалось заприметить. А поблескивающий взгляд, призрачные взмахи тонких рук и развивающиеся подолы плаща навеивали легкий шарм загадки. Меня сильно тряхнули, тем самым выведя из мыслей и чуть не выкинув из сознания. — Фёдор Михайлович, пропадёт ведь.. Балагур эдот. Не со зла же он всё это… Не со зла ведь? — бородач подтянул меня ближе и строго, безотрывно уставился. Сжавшись всем телом и задержав дыхание, я удивительно звонко заявил: — Не со зла. И чуть погодя добавил: — Не ожидал в туман такой чертову колесницу встретить. За грибочками небось? А что, говорят полянок с белыми — считать не пересчитать. Ой….Чего это я? Сейчас же ночь! Белых грибов не найти. Только черные. Ну или темно-серые, как вам угодно будет. Я говорил неведанную чушь и все больше раскрепощался, не смотря на разрастающийся внутри страх. Язык уже не заплетался, а силы небывалым образом начали восстанавливаться. Одновременно с тем возникало разумное желание бежать прочь сломя голову. Особенно после того, как хватка возничего перелегла на мою хрупкую шею. — Веди его сюда, — благо, «господин» отвлек внимание бородача и поумерил пыл того. Бородач последний раз кинул на меня сердитый взгляд и, злобно улыбнувшись, резко дернул в бок, тем самым сбив с ног. Не давая оклематься, потащил к карете, порой безжалостно встряхивая. У меня не удавалось не вздохнуть, не тем более вскрикнуть. А хотелось сильно. Выходило только прикусывать язык из-за боли в районе голеней: именно их волочили по земле, пачкая грязью и царапая обо все острые камешки. Пальцы на моей шее расцепились, и я, сам того не ожидая, не сумел вовремя среагировать и осел в лужу. Наверное, в глазах «господина» я выглядел «беспородным» убожеством. Такой позор сковывал движения, но и подначивал подняться, выпрямить спину, приветливо улыбнуться и вести себя непринужденно. Воспрянув, я уставился на «господина». Тут же от бородача последовал подзатыльник. — Что-же даже смотреть нельзя? Вурдалаки что ли вы, скрывающиеся? — Язык прикуси, — бородач вцепился в мои волосы и начал тянуть вниз, заставляя меня склонить голову. — Ай! Уж и шею подставить заставляют! Какая бесцеремонность! Признаться честно, меня напугала собственная шуточная фантазия. Я реально начинал видеть в «господине» образ нежити. — Тише, юноша, — тону его голоса удавалось быть и успокаивающим, и командующим, не терпящим неподчинения. — Возничий, отпусти его. — Так убежит ведь, Федор Михайлович. — Нечего ему в эдакую темень по лесу бегать. Не правда ли? — Он был совершенно уверен в своих словах и моем ответе, а вопрос задал так, из вежливости. — Ваша правда, — поддерживать хамоватый образ мне не в первой. А может и не образ это вовсе… — Тогда, проходи. Только сапоги и штаны сними. Отдай извозчику. — Зачем? — Запачкаешь салон, — ему это казалась очевидным. Он предлагает остаться пред ним лишь с подштанниках, да кафтане? Стыдоба то экая! Пред незнакомым дворянином будущий правитель в таком виде предстать должен! — Ох, да вы что! Штаны мне как вторая кожа уже! Поди грязью да и приклеились к ногам моим. Извольте я стоять буду? Ни присяду ни разок, зуб даю! — и я торжественно ударил себя рукой в грудь. И подняв взгляд, обомлел. «Господин»… Ой, то есть Фёдор, хищно и внимательно смотрел на меня, ловя глазами все эмоции и недосказанности. Взор его выражал весь внутренний огонь, силу и уверенность. Но вот само лицо его разило невиданным, возвышенным спокойствием. Мирской отрешенностью. И правда, вурдалак во плоти. Нечисть. — Поверьте, у меня найдутся для вас чистые штаны. Несомненно даже лучше прежних. — Да мне и свои любы, — тихо отвечал я, оперившись взглядом на землю. Стало неловко ему сопротивляться. Но мысль о скором позоре ужасала меня. — Не испытывайте терпение господина! — со стороны бородача прилетела еще одна оплеуха: — Снимайте сами, или это сделаю я! Еще чего не хватало! Увлекшись возмущением, я сдернул штаны вниз. Холоднея и опасливо жмурясь, попытался снять те через сапоги. Получилось с трудом. Я жалостливо и желанно взглянул в лесную гущу, мечтая немедленно оказаться там. Какой срам! Щеки мои горели. Но в этот раз не от физической боли. Усевшись на какой-то выступ, я снял и сапоги. — Теперь можешь проходить. Онтипка, найди ему какие-либо штаны по размеру. — Сглотнув, не поднимая взгляда, я прошёл в салон и плюхнулся на матрац. Фёдор не спешил за мной. Уткнув лицо в ладони я попытался вслушаться в тихую беседу бородача и Фёдора, но гул в ушах заглушал их речь. Вскоре матрац рядом прогнулся, а из двери перестало сквозить. Он молчал. Некоторое время я лихо держался, но, не сумев преодолеть интерес, вскоре раздвинул пальцы и взглянул сквозь них в сторону. Фёдор увлечённо перебирал что-то, не смущая меня своим взглядом. За работой этот человек выглядел довольно завораживающе. Точёными пальцами он перекладывал скляночки, растирал травинки, аккуратно обматывал в ткань сушенные цветки. Порой бывало Фёдор подносил какой-то крошечный лепесток с тонкому ключу губ своих и нежно обдувал его, чуть морща острый нос. Пряди его, тёмному небу подобные, спадали стремительными потоками вниз, загораживая мне некоторые черты лица нового знакомого. — Тебя заинтересовала моя работа? Он заметил мои наглые разглядывания. Не найдя сил ответить, я кивнул, видимо, рассчитывая на наличие у него всевидящего ока. — Проверяю целостность растворов и ингредиентов. — Вот как… А что за растворы? Вы решили именно их хранить в подголовнике? Они столь важны для вас. — Они являются главной составляющей моей жизни, — он усмехнулся. — Вы алхимик? — не нечисть, но близко! — Нет, ну что ты, — его насмешило мое предположение. — Я найду применение и свинцу. — Не уж то лекарь? — Он самый. — Ой! У меня есть знакомый — тоже лекарь! Ну… почти то есть. Так вот, он недавно такое интересное сочетание компонентов подобрал… Что любая гематома за пару дней испаряется! И кровоподтеков ни-ни. На себе проверял — реально вещь! — Хм, втирать смесь сока алоэ и принимать спазмолитический сбор, небось? — Э… — Мне хотелось бы показаться смышлёным в глазах Фёдора, но в этой стезе я мало чего понимал. И не исключал подставы, поэтому сразу признался: — Понятия не имею, если честно. Из памяти так же быстро вылетело, как влетело. А что там… Ну в растворе от спазмов? — Кровь девственников. Надо же! Эта мраморная глыба умеет шутить. Даже продлили тему вурдалаков. Правда, не особо удачно. Лишь с крестьянами позволительно. Из уважения я опустил несколько смешков. — Вас смешит это? — Фёдор обращался серьезно, без доли юмора. Меня примяла к стенке эта его мрачная загадочность, выразительность и колкость. Я вцепился пальцами в простыню и напрягся. Не было сомнений, что Фёдор разыгрывает меня. Но всё же… Временами он является обладателем слишком гнетущего вида, образа. — Нет, что вы. Фёдор, — новое имя приятно легло на язык и мягко проскользило по нижней губе. — Нет ничего страшного, в том что вы периодически пускаете себе кровь. Это объясняет вашу нездоровую бледность. Типун бы мне на этот самый язык! Не лучшая обстановка для ядовитых фраз. — В таком темпе нашего диалога моя кожа скоро приобретёт розовый оттенок. Угрожает? — Извольте просто вспомнить, что я без штанов сижу с вами на одном матраце. Не смущает ни разу? Мне пришлось пожалеть о своих словах, после того как на меня пал изучающий взгляд. Фёдор бесстыдно оглядывал меня с головы до пят, не говоря не слова. Закончив осмотр, хитро улыбнулся и отвернулся к прежней работе. Молча. Вот гад аристократичный. Хотелось прервать тишину, но теперь слов категорически не хватало. Откинув опасения, я подвинулся к мужчине ближе и заглянул в подголовник. — Ого, — вырвалось у меня на увиденное буйство красок внутри небольшого сундучка: — Фёдор, это-это… Восхитительно! — А чудотворное действо от всего этого какое… — он мечтательно прикрыл глаза. — А какое самое удивительное на практике? — Все поражают неокрепший человеческий разум. Но из последнего боле запомнилось: эка заговорённое успокоительное подействовало. Девушка ко мне пришла. Всю жизнь один и тот же кошмар снился. Спать не давал, настроение портил и мол, будто силы жизненные высасывал. Ни сонники, ни гадалки бедную не спасали. А курс пропила — так не то что, как обычно бывает, сны пропали, а этот кошмар жуткий в сладкую мечту обратился и отпустил девчушку. — Это как так? — я с блаженством вслушивался в столь умиротворенный, тихий голос. — А этого пока разглашать тебе права не имею, — меня остудил отказ от ответа. — Пока? — Пока… — задумчиво вторил он. Тут мой взгляд наткнулся на алые цветы невероятной красоты. — Ох! А что это? Откуда они у вас? Фёдор аккуратно подцепил один цветочек за стебель и поднял его ближе к свече. Листочки затрепетали от жара и как бы засияли сами, пропуская более тусклый свет через жилки, а через бархатный навес яркий. — А ты откуда? — неожиданно вбросил Фёдор. — Из деревни. За ягодами, да грибами вышел. По краям не нашёл. Пришлось глубже зайти. Туман наплыл. Да и заплутал малёк — похлеще скороговорки оттарабанил я. — Приглянулись камелии? — он проигнорировал мою речь, будто та не стоила его внимания, по сути своей будучи пустой. Неправдоподобной… — Вот какое имя носит этот прелестный цветок… Вон розовые крапинки разрослись на самой глубине лепестков-чашечек, аки корни многовековые. А уголки листовые завились, пытаясь запрятать сердцевину цветка от любых невзгод. — Красиво пишешь, — он протянул мне цветок. Я непонимающе уставился в ответ. — Бери. Всё равно на чай бы его отправил. А тебе вон как в душу запал. Я с особой осторожностью перехватил стебелёк, вздрогнув от соприкосновения с ледяными пальцами. — Спасибо, — беззвучно прошептал я и уставился на цветок. — Куда дорогу держите? — вдруг опомнился. — К её величеству императрице Лидии Алексеевне. Мимоходом и в деревню заедем. Путь до дворца уточнить надо. Да и дело незаконченное имеется. При упоминании матушки на душе заскребло и очи тёмною мглой занесло. — Там вроде до граничного дуба и направо, потом парочку петель и лесенкой, — сам для себя бормотал Фёдор. Как? Да это ж путь на Малинновку. — Вы путаете. — Не уж то? — Если двигаться от деревни, то вам надобно объехать граничный дуб и следовать прямо, до одинокой избушки лесника. После — сделать небольшой крюк, дабы в болото не угодить… — мой голос потерялся от воспоминания о белых стенах. — И езжать направо. — Вам столь хороша дорога эта знакома? — Мужчины из деревни часто к императрице на общественные работы хаживают. — Вот как. — Но постойте… — хотелось помочь этому довольно благородному, судя по поступкам, человеку. — В деревне с недавних пор известно (ну, по слухам, конечно)… Что императрица покинула дворец. И, вероятно, отправилась в летнюю резиденцию. — Как многое вам известно, — он явно видел больше, чем показывал. — Новости по близким к дворцу деревням разносятся быстро. Как никак, у многих императорских слуг в них проживают семьи. — Допустим. — мое оправданье он как-бы принял. Я понюхал бутон прекрасной камелии. Сладковатый сливочно-кремовый аромат окутал крылья ноздрей и нагнал на меня лирическое настроение. — Держите, — Фёдор протянул мне пустую склянку. Пояснил: — Для цветка. А то вы столь ревностно в него внюхиваетесь, что сломав случайно, наверное, расплачетесь. — Не грех от созерцания не вечной жизни красоты пустить слезу, — вот и понесло на поэзию. Я принял склянку, благодарно кивая. Мой взгляд в это время пал на матрац, и я заметил… Чистые длинные штаны с серебренной вышивкой цветочного узора на месте пояса. Выглядели вполне удобными. Даже регулирующие обхват талии пуговицы имелись. — Это вам. Только закатайте их сразу. Мне не чем отплатить… Разве что каким-нибудь рецептом Огури. Но сейчас я не упомню ни одного. Может, при следующей встрече. А пока я только поклонился и надел подаренную вещь, согласно велению закатав края. — Благодарю сердечно, — несомненно эти штаны сидели лучше прежних. Вычурных, коротких. Жутко неповоротливых. — Возьму на заметку. Какой вкус, напиток люб императрице, не ведаете ли случаем? — Он давал мне возможность чувствовать себя легче, расплачиваясь информацией. — Любит она вкус терпкий, пикантный, но лакомый... Жгучий и насыщенный. Проще говоря, перца для блюд не жалеет, а утку приказывает фаршировать яблоками. В напитки чуть ли не любого характера любит добавлять освежающие травы. Мяту, мелису. — Какие же у вас широкие познания об императорском дворце, — притворно восхищенно заметил Фёдор. — Вы сами спросили, — недовольно проговорил я. — Ну а теперь возьмите это, — он протянул мне открытую небольшую баночку с плотной болотно-желтоватой смесью. — Что это? — я аккуратно приподнял её на уровень глаз. — Мазь из раствора тигровой травы с какабухой. Глубоко вздохнув, дабы не дать волю смеху и тем самым не выставить себя олухом, я уточнил: — Чего-чего? — Центелла азиатская и терменалия арджуа. — Он бессовестно издевался. — Даже так. И зачем они? — Ноги намажь. — Фёдор теперь только по одному предложению за раз сказать в силах? — Зачем? — За лесом. Для остановки кровотечения, дезинфекции и скорого заживления, — как маленькому ребенку объяснял он. Вот змий! — И так зарастёт, — фыркнул я, протягивая баночку обратно. — Заражение крови хочешь? Али считаешь, что в лесной грязи то всякой гадости не сыскать? Посмотрев на мою реакцию, он продолжил: — Обмакни мизинец и разотри мазь по порезам. Я с шипением выполнил указ и вернул баночку, вымученно поблагодарив. Фёдор молчал, и я не слова. К тому же, усталость вновь дала о себе знать, и сон уже начал протягивать ко мне свои мощные лапищи. Фёдор же продолжал безотрывно разбираться со своими «богатствами» под равномерную тряску и лязг копыт.***
Фёдор принял рисковый выбор запустить незнакомого парнишку в дормез неспроста. Решение наведаться к императрице раньше запланированного срока пришло к нему из-за известия от тайного информатора о недавно произошедшей с императорским сыном и детективом истории. Повстречав в чаще лесной одинокого парня, Фёдор предположил, что тот может быть причастен к делу о не значащейся на картах деревне. И тотчас пожелал незаметно вынудить из мальчика информацию. Вот только при свете свечи, когда Фёдору удалось лучше рассмотреть паренька, он заприметил схожесть того с описанием образа его высочества. Оставалось лишь убедиться в своей теории посредством наблюдения за деталями. Наглость высказываний, яд слов, хорошо поставленная речь, проявляющаяся в основном при описании чего-то — качества дворянина, глазу не подвластные. Да и информация специфичная ему известна. Далее — парчовый кафтан с украшенными разными пуговицами обшлагами, подштанники, медальон. В конце концов выглядывающий из-за пазухи парня конверт с именем его высочества. — Забавно, что путь к сыну Лидии Алексеевны я нашёл быстрее, чем к ней самой, — прошептал Фёдор, осторожно перебирая пряди спящего. Усмехаясь, Фёдор не без удивления достал из спутанного комка волос птичье перышко. Когда парень восхитился камелией, Фёдор без сомнений отдал ту ему. Лояльное отношение императорского сына ему бы не помешало, да и сам паренек казался достаточно симпатичным: почему бы и не подарить такому цветочек. Но главной причиной щедрости Фёдора являлась банальная осторожность. Он собирался без спроса владельца прочесть письмо, ему не предназначенное. А это могло повлечь за собой наговоры, проклятья, которых лекарь всячески пытался избежать. Он воспользовался правилом: услуга за услугу. Фёдор тихонько подлез пальцами под шею паренька и медленно достал конверт. Он взглянул на умиротворенное лицо спящего. Приоткрыл конверт и вынул письмо. "Николаю ВасильевичуОт Эдгара Аллана По"
Сомнений не оставалось. — Ну что-ж, Николай Васильевич… Рад знакомству, — Фёдор еле ощутимо ударил подушечкой пальца по чужому лбу.