Жизнь жестока. Цели всей жизни обрушиваются из-за одного лишь слова. Люди часто бывают далеко не теми, кеми мы ожидаем или хотим их видеть. А то, чего мы всю жизнь ждем от одного человека, мы можем найти в мгновение с кем-то другим.
Прямая дорога единой линией сливается с темнеющим горизонтом где-то вдали, там, где солнце с каждой секундой всё пропадает, отдавая последние лучи света земле; дикий и даже жуткий рык мчащихся по трассе спорткаров раздаётся по округе, эхом возвращаясь обратно и забираясь прямо в уши; каждый камень и ямка, что встречаются на дороге, отдаются дрожью в теле. Дыхание остаётся прерывистым и каким-то поверхностным, пока лёгкие выжигает от привычного запаха бензина, заставляя его раздражённо морщиться. Из-за огромной скорости, непонятного волнения, скручивающегося в животе клубком тупой боли, и жара внутри него перед глазами остаётся лишь смазанная картинка, где единственный ориентир — маячащее вдали солнце. Оно становится почти незаметным с каждой пролетающей минутой, наливается кроваво-красным оттенком и слепит точно в глаза, окрашивая дорогу в яркие кроваво-красные оттенки. Всё тело ощущается будто не своим, слишком тяжёлым и неподъёмным и одновременно невесомым, способным сделать что угодно. Его обвивают ледяные потоки безжалостного ветра, залетающие сквозь открытое окно только лишь для того, чтобы нагло и бесцеремонно сорвать с лица короля дорог его маску, что так привыкли на нём видеть все те, кто его знают. Они будто специально выходят из-под контроля именно сегодня, особенно яростно препятствуя чужим попыткам прорваться сквозь них. Не подчиняются даже тому, с кем невозможно близко знакомы много лет. Ему же в насмешку лишь ускоряются, стремясь обогнать, стать первыми и присвоить себе все лавры и поздравления. Играют в догонялки со стритрейсерами — лучшими из лучших в этом деле. С теми, кто играть не привык. Кто не знает, что такое проигрыш. Взгляд устремляется вперёд, к горизонту, туда, где чернеет асфальт уходящей вдаль дороги, туда, где облака становятся тёмными, сливаясь с угасающим небом, туда, где зажигаются уличные фонари, рассеивая лёгкую дымку жаркого летнего вечера. Мимо словно небрежные мазки акварели пролетают деревья, молчаливо шелестящие листьями, мелькают быстрыми и неожиданными вспышками цветов баннеры с рекламой и остаются позади редкие машины, начинающие возмущённо сигналить вслед пролетающим на полной скорости спорткарам. Так всё равно. И одновременно смешно: за столько лет можно было и привыкнуть. Руки сжимаются на руле, грозясь разломать его от напряжения, сковавшего, казалось, всё тело. Пульс сосредотачивается на кончиках пальцев, отстукивая странный и пугающий ритм, а на лице проступает испарина. В ушах лишь ускоряющийся стук сердца, что стремится догнать, успеть за бешеной скоростью спорткара, и фоновый шум привычной людской жизни: мерный треск шин по асфальту, что давным-давно превратился в оглушающий звук работы двигателя и лязг. Бесполезные попытки водителей сигналить нарушителям их собственного спокойствия, превратившиеся в постоянный и непрекращающийся фальцет, лишь сильнее действующий на и так расшатанные нервы. Столько ощущений, поступающих одновременно со всех сторон, и в то же время их всё ещё ничтожно мало. Недостаточно. Потому что в голове пульсирует лишь одна мысль, заглушающая весь остальной мир, толкающая на сумасшедшие поступки. Единственный его выбор — победа. И она будто придаёт ему сил из ниоткуда, заставляет подниматься раз за разом. Сжимать руль руками, вжимать педаль газа в пол и гнать-гнать-гнать не переставая. Теряться в ощущениях и чувствах, пропадать в глубинах души, там, где правят демоны, выпускаемые на свет в те моменты, когда напряжение слишком сильно, когда злость переливается через край, не сдерживаемая ничем и никем, когда адреналин отравляет кровь и затуманивает разум. Там, где адские пожары сжигают своей мощью всё, что встаёт на их пути, оставляя лишь жалкий пепел в напоминание о могучей их силе. Растворяться в ощущении свободы от каждого дуновения ветра и тихого шелеста листвы, от каждого, даже малейшего, поворота руля и отклика его бугатти на это, от каждого соперника, оставленного позади в осознании собственного проигрыша. Их было столько, что ему уже не счесть, но эти лица и эмоции на них плотно впечатались ему в память: злость, раздражение, ярость и даже ненависть к нему и его успеху. Они не знали его, но всё равно ненавидели, они могли даже ни разу не разговаривать с ним, но всё равно приходили в ярость от его выигрыша, они не смотрели ему в глаза, но за спиной всё равно шептались и прожигали недовольными взглядами. Именно поэтому восхищение и уважение к нему и его труду, которые его соперники изредка выражали в его сторону, вызывали лишь огромное уважение в ответ и приятное тепло в груди. С каждым новым поворотом он будто оживает, стремится лишь вперёд, пока сердце скачет в груди как сумасшедшее. С каждым новым поворотом он всё сильнее погружается в ощущение скорости и адреналина, вдыхая резкий запах гари и замораживающего конечности холода. С каждым новым поворотом он будто взлетает ввысь к наливающейся силой луне вместе с птицами и погружается вглубь шумного океана вместе с потоками воды, ощущая такое, что передать словами у него никогда не получится. С каждым новым поворотом он продолжает жить. Потому что гонки — это его зависимость. И он не устаёт об этом повторять. Тайная, опасная и запрещённая настолько, что полиция не первый год гонится за его стритрейсерами в попытке поймать хоть одного; настолько, что никто на всём этом свете и не свяжет эти две стороны одного человека вместе. Он давным-давно перестал задумываться о том, что зависимость — это плохо и психологически неверно. Да, тому самому человеку, что перечитал сотни книг, пересмотрел десятки вебинаров, сайтов, лекций и подкастов — стало просто всё равно. Тому, кто в молодости был зациклен на изучении психологии и стратегий успеха, тому, кто проделал множество техник и упражнений, провёл часы за исследованиями каждой возможности, за работой над своим подсознанием и внутренним «я». И всё это ради того, чтобы не жить ужасным прошлым или несбывшимся будущим, чтобы не задумываться сотни раз за день о бесполезных вещах, лишь отнимающих ценную энергию и время и не остаться там, где оставались всю жизнь многие люди, встречающиеся в его жизни. Тому, кто задавал себе вопросы, учился искать на них ответы и действовать настолько эффективно, насколько это только было возможно. Тому, кто от человека, который не знал в чём его предназначение и что ему делать в этой жизни, пришёл к тому человеку, который знает, чего хочет от жизни и как этого достичь. Тому человеку, который каждый день получает наслаждение и счастье лишь от работы над его главной и единственной целью. И ещё раз — да, тому самому человеку, что с пеной у рта будет доказывать важность психологии любому, кто хоть раз в этом усомнится и тому самому человеку, что готов с горящими глазами разговаривать часами напролёт о прочитанных книгах и общих интересах, углубляясь всё сильнее в подобные тематики. Эта зависимость оказалась выше. Потому что это и есть его жизнь. Жизнь острая и жаркая, занимающая огромную часть его мыслей и успокаивающая его своей неожиданностью. Непредсказуемая и от того особенно сильно желаемая им, неповторимая и давно ставшая выше, чем простое хобби или увлечение. Но в то же время такая… родная, привычная, стабильная и близкая душе. Ведь гонки помогли и продолжают помогать ему вытаскивать наружу много особенных и прекрасных черт его характера, которые порой в высшем консервативном обществе он показать просто не может. Они продолжают занимать огромную часть его жизни: ту, что приносит больше всего острых ощущений, интересных знакомств, опыта и эмоций, заполняющих его тело энергией. Ту, что никогда не надоест, ту, что заставляет его чувствовать собой сильнее всего. Но его жизнь всё же состоит не только из гонок, стоит это признать. Он не помешан и не зациклен на них, он умеет балансировать и правильно расставлять приоритеты, получая удовольствие по-разному. Она всё ещё пронизана работой, в которой он уверен как ни в чём другом, и обычными буднями, приносящими множество приятных открытий и ощущение твёрдой почвы под ногами. Она всё ещё остаётся такой разной и непредсказуемой, такой… цветной, пёстрой, насыщенной на эмоции настолько, что губы и скулы порой болят от количества улыбок. Такой разнообразной и захватывающей, дающей возможность каждый день достигать своих целей, вкладывая в это минимум своих усилий, и получать от этого истинное удовольствие, видя невообразимую отдачу от всего мира вокруг него. Такой размеренной и спокойной. Ясной и полной любимых дел и забот, наслаждения от самого себя и своего успеха, удовольствия и гордости. И он ни за что не смог бы променять её на что-то другое. Потому что он гордился тем, каким человеком он был, несмотря на всё то, через что он прошёл, тем, что он делал для достижения своих целей сейчас и продолжит делать до конца своей жизни, тем, какую огромную работу он уже проделал и насколько сильно изменился. Тем, как именно он жил, даже если порой скрытно ото всех, тем, что, когда и как он говорил, потому что его слова всегда производили нужное впечатление. Тем, что люди всегда были готовы его слушать, что имели к нему достаточно много уважения и ничтожно мало презрения и зависти, потому что такое отношение к себе он заработал собственным трудом. Потому что он гордился тем, что имел прекрасных друзей и семью, которую был способен самостоятельно обеспечивать, тем, что имел огромную и всемирно известную компанию, и даже тем, что имел чересчур много денег на его счету. Он гордился собой, даже если у него были какие-то минусы и недостатки. Он превратил их в свои достоинства. И именно поэтому он больше ни на минуту в себе не сомневался. У него был он сам, его знания, сила, умения и власть, которую он заработал сам. И сейчас был тот самый момент, в который именно от него зависело то, победит он или нет. Не от его влияния, знаменитости, силы в обществе или количества денег на счету. Вообще-то, отчасти именно поэтому он и носил маску. Он хотел, чтобы его воспринимали не как известную и богатую личность, из-за гнева которой был огромный, по их мнению, шанс получить сильный пинок под зад от своих работодателей или от кого-то такого же влиятельного, просто потому, что кто-то вызвал его раздражение или гнев, сказав в его сторону что-то не то или обогнав один раз в гонке (не то чтобы это когда-то случалось). Он хотел, чтобы его воспринимали как эфемерную личность, полную тайн и загадок. Он хотел, чтобы его воспринимали не через призму его популярности, власти и всей той чепухи, которую в интернете продолжают плести о нём и его «реальной» жизни, в которой он мог оказаться буквально кем угодно. Наоборот, он хотел, чтобы в этом мире его воспринимали тем, кем он был в обществе всех стритрейсеров, тем, кто умел многое и не раз доказывал это, имел свои принципы и цели, которых всегда добивался. Ведь так было проще и легче всем им: да, люди всё ещё уважали его, его успехи и навыки, они всё ещё любили его и в какой-то мере являлись его фанатами. Но они не боялись его в том самом смысле, как они бы боялись Ким Тэхёна. Они опасались его, да, но знали, что если они нарушили правила, установленные в логове, то за ними придёт именно Ви — король дорог и пусть порой строгий, но понимающий и открытый людям лидер. Они знали, что если они разгневали его во время гонки тем, что обогнали его — он не будет преследовать их за это. Потому что он уважал достойных противников и помнил каждого из них, о чём ясно давал понять всем желающим. И также потому что это были не те методы, которыми пользовался Ви. Они знали, что если сказали ему что-то, что по его мнению было недостойным или грубым — он не натравит на них своих лучших адвокатов и никакие газеты не будут обмусоливать каждый кусочек их скандала, в который превратился простой разговор. Потому что это всё ещё был не тот Ви, которого они все знали на протяжении нескольких лет. Потому что они не знали Ким Тэхёна. Потому что они не знали, что эти две личности — один и тот же человек с одинаковыми методами, но разными жизнями, которые он проживал. И ему это нравилось. Потому что оба этих человека были частями его самого. Он не играл на публику совершенно иную личность, что изматывало бы его как никогда сильно, и ничего особенного не выдумывал, редко врал и лишь был собой, просто скрывая какие-то части своей личности, которые могли «не подойти» к его образу. Ведь Ким Тэхёна никогда не спрашивали о том, как он относится к стритрейсерам и ночной жизни, просто принимали за веру то, что его взгляды были точно такими же, как и у всех остальных. Так же как и у Ви никогда не спрашивали о том, чем он занимается днём, когда не присутствует на гонках, просто опасаясь последствий или попросту осознавая, что правды они никогда не получат. Но ты никогда не сможешь узнать правду, пока не спросишь напрямую. Именно ночная жизнь стритрейсеров в таком крупном городе, как Лос-Анджелес, во многом показала ему ценность самого себя как человека и личности. Ведь часто твой статус и деньги здесь могли ничего не значить для других, зато со знаниями и умениями считаться приходилось всем. Поэтому он всегда улучшал свои навыки, хватался за возможности их улучшить, стремился к новым знаниям и достижениям, отметая соперников, стоявших прямо перед ним, со своего пути. И сейчас перед ним нахально развалился чёртов Чон Чонгук, который всё никак не желал уходить с его пути. Как в прямом, так и в переносном смысле. Он всё преследовал его с присущим ему ослиным упрямством, петлял совсем рядом в туманных сумерках заката, с каждым разом подходя всё ближе. Стоял за его спиной, буквально дышал в затылок и улыбался ему этой своей нахальной ухмылкой, глядя прямо в глаза и зарабатывая всё большую популярность в определённых кругах своей запоминающейся внешностью и запредельными навыками. И не то чтобы он этого не заслуживал, нет. Тэхён уважал его, очень, и вполне себе заслуженно считал одним из самых способных людей, которых он когда-либо встречал, но у него было не отнять то, что он оставался таким… нахалом и безумцем. Да, просто безумцем. Мысль о том, что последние пару недель его жизнь поразительно сильно начала крутиться вокруг Чон Чонгука, несколько интересовала и привлекала к себе внимание как нечто нетипичное. Он был первым за многие годы, кто волей простого случая был довольно близко знаком с двумя его личностями одновременно, и это добавляло нотку волнения и некоего азарта в наблюдения за ним. С обоих сторон его личности. Ведь сопоставить внешности, даже голос, который был лишь немного ниже и глубже обычного, было очень уж просто. Особенно с теми намёками, которые Тэхён уже дал Чону. Он даже удивлялся тому, что тот до сих пор не пришёл к нему ни с какими вопросами, но с другой стороны понимал, что мозг — это очень интересная вещь, в чём убеждался не первый раз. Ведь образ Ким Тэхёна вообще не вязался с гонками даже после всего, что уже было между ними. Никоим образом. Это была простая установка в голове, некий образ, составленный чужим сознанием, на котором строилось всё остальное представление о нём: что являлось правдой или нет, что было важным и стоящим внимания, а что наоборот отбрасывалось в дальний ящик как что-то из рамок вон выходящее. Да и само поведение, аура и атмосфера во время его присутствия были совершенно различны. Ви был дерзким, смелым и азартным, но одновременно властным и скрытным, будто змей. От него буквально несло скрытой опасностью, тайнами и огромной внутренней силой, с которой хочешь-не хочешь, но приходилось равняться. Ким Тэхён же был открытым и казался простоватым, но мудрым человеком с огромной популярностью и ответственностью на плечах. У него тоже чувствовалась внутренняя сила, огромная и вызывающая уважение, но более… мягкая и не такая удушающая. Сопоставить их было бы очень сложно, даже если все подсказки и лежали бы у самого носа. Не то чтобы Тэхёна особо волновало раскрытие его личности Чонгуком. Да, это было бы нежелательно, и он мог только предполагать что будет ощущать, если так получится, и с чем ему придётся столкнуться. Но он знал Чона достаточно хорошо, чтобы понимать, что тот ничего про него не расскажет. Выяснить возможно и выяснит, будет подкалывать и шутить свои шуточки, определённо точно будет раздражать этим своим гордым видом всезнающего человека, да выкинет что-нибудь экстраординарное в своём стиле, что определённо точно поразит даже Тэхёна, но никому не расскажет. Эта уверенность была скорее подсознательным ощущением, чем-то недосягаемым и необъяснимым. Когда он задумывался о причинах, особенно ярких и достойных найти так и не мог, кроме нескольких исключений. Но их всё равно не должно было хватать. Не тогда, когда время от их первой встречи отсчитывалось днями, не тогда, когда они были самыми главными соперниками друг для друга и не тогда, когда от этой тайны зависело слишком многое в обоих жизнях Кима. Но это была своего рода игра, в которой Ким Тэхён был тем, кто лишь наблюдал за людьми, что даже не подозревали ни о чём странном. И эта игра становилась лишь интереснее с появлением Чон Чонгука. Хоть и несколько сложнее. Но сложно всегда в какой-то мере значит интересно, просто нужно знать с какой стороны и как на это смотреть, верно? И всё же иногда это продолжало вызывать его недовольство. Не раздражение, нет, это чувство не было столь сильно. Это было нечто более лёгкое, будто зуд глубоко внутри, что никак не проходил и не желал отступать с пути, всё принося новые трудности и испытания и выскакивая в самых неожиданных местах. Именно им сейчас Чон Чонгук был для него. Ещё и эта идея с полностью неизвестным заранее маршрутом, которую он не так давно поддержал с огромным энтузиазмом как нечто новое и интересное, что добавило бы интереса игре, в которой он так легко выигрывал. И заодно показало бы всем зрителям и фанатам, что у них всё проходит совершенно честно и непредвзято. Сейчас это лишь добавляло напряжения ситуации, заставляя хмуриться, сжимать пальцы на руле всё сильнее и постоянно оглядываться в зеркала сбоку и наверху, потому что чёртов Чон Чонгук никак не хотел отставать. Ещё на старте, за несколько минут до начала гонки, когда он краем глаза увидел его, выходящим из собственного хеннессея, полным энергии, энтузиазма и какого-то чересчур уж дикого огня азарта и решимости в глазах, он пусть и подсознательно, но понял, что сегодня Чон Чонгук выкинет что-то необычное. Видимо, это было именно оно. Его хеннессей мчался в паре десятков километров позади от него, в точности повторяя каждое движение разъярённой бугатти, и с каждой секундой лишь уменьшал расстояние между ними. А дорога всё тянулась и тянулась вперёд, будто не имея конца. Она слегка извивалась вдоль небольшого ущелья, полностью заросшего жухлой травой, а он просто не мог увеличить скорость достаточно для того, чтобы оторваться от хвоста. Машины, изредка появляющиеся то тут, то там, не позволяли, ведь слишком большая скорость означала бы слишком большие риски для такой незначительной ситуации. И Чон, видимо, знал это. — Мерзавец, — шипит он, повторяя свои мысли вслух. Это не ненависть или ярость, обращать которые в сторону человека, пытающегося достичь одной и той же цели, что и он, было бы попросту грубо и бесчестно. Это скорее какое-то тёмное осознание собственной беспомощности, что жаркой волной проходится внутри, и всё тот же знакомый азарт, даже если ситуация оказывается не лучшей из лучших. Потому что Ким Тэхён не позволит забрать победу кому-то другому, а борьба перед этим лишь увеличит для него сладость победы. Незнание пути, если подумать, в этой ситуации не особо на него влияло. Да, обычно у него была определённая и заранее продуманная им стратегия: где стоит ускориться и задействовать больше усилий, где можно покрасоваться для публики, наблюдающей за ним, а где можно не торопиться и основательно затеряться в своих мыслях. Но это всё ещё был его Лос-Анджелес — город, в котором он жил долгие годы, дороги, по которым он гонял не первый год, и местность, которую знал как свои пять пальцев. Так что особой сложности это всё же не добавляло. Он помнил каждый небольшой изгиб трассы на их сегодняшнем пути, помнил обычную загруженность на каждой задействованной части дороги, помнил все сколы и даже особенно большие ямки, которых следовало опасаться. Это было даже больше, чем мышечная память. Глаза сами искали все эти детали, а руки крутили руль, избегая не нужных опасностей. И это было его преимущество. То, чего не было у Чон Чонгука, даже если он тоже примерно знал маршрут и успел объездить достаточное количество дорог в округе. И никто не мог запретить ему этим пользоваться. Дикий визг шин по асфальту лишь становится сильнее, пыль вперемешку с землёй взлетает с дороги, поднимаемая вихрями холодного вечернего ветра. Красный свет задних фар уже настолько приелся взору, что вызывает лишь яркие блики и чёрные пятна в глазах, которые только наслаиваются друг на друга. А приглушённый свет уличных фонарей и всё угасающее солнце, что погружает город Ангелов во тьму изо дня в день, добавляют какой-то загадочности и лёгкости в сегодняшний вечер. Всё это уже привычно и знакомо, но уши каждый раз закладывает от скорости, тело становится слишком чувствительным и напряжённым, а сердце скачет как бешеное. Глаза не устают бегать из стороны в сторону, стараясь уловить всё и сразу, а всё внутри вновь взрывается от того количества удовольствия и наслаждения, которое он получает от любимого дела. Всем телом он может чувствовать эту бешеную скорость, на которой он мчится по трассе, он может услышать дикое рычание откуда-то сзади, от которого закладывает уши. Он увеличивает скорость до того максимума, который может себе позволить в данной ситуации, чтобы успевать вовремя избегать столкновений с редкими машинами, вырастающими будто из-под земли и также не давать наглому Чону приблизиться к нему. И ему следовало бы быть очень внимательным, учитывая то, что уже совсем скоро будет особенно крутой разворот на другую полосу и встречное движение, что априори являлось одним из самых сложных испытаний в любой гонке. Он видит, как всё приближается просторный перекрёсток, охватывающий огромную сеть трасс, видит, как на светофоре неизбежно загорается красный и как постепенно начинают замедляться вдали машины. У него остаются считанные минуты до нужной ему точки, и времени для принятия решения остаётся всего ничего. И у него есть всего одна мысль в голове. Он не знает, последует ли Чонгук за ним или же это будет его шанс оторваться и получить огромное преимущество для дальнейшей победы. Он просто принимает решение. Тэхён резко разворачивает руль, съезжая на крайнюю полосу, самую близкую к небольшому обрыву, что никак не заканчивался и шёл вдоль трассы уже долгие несколько минут. Поросший низкими кустарниками, с пологими песчаными склонами, он не внушал особого доверия, но всё же находился на достаточном расстоянии для необходимого ему манёвра. С каждым мгновением он продолжает приближаться к перекрёстку на той же бешеной скорости, упорно вдавливая педаль газа в пол и метаясь взглядом от лобового стекла до боковых зеркал, проверяя насколько далеко от него находится Чонгук и пытаясь расчитать верное время для трюка. В ушах остаётся бешеный отстук сердца, пока он закрывает на миг глаза, пропитываясь всем этим азартом и внутренним жаром, прислушиваясь к своей бугатти и делая первый за долгое время глубокий вдох. Ночной воздух отрезвляет и морозит горло, заполняя лёгкие; ветер жалит холодом пальцы, залетая сквозь открытое настежь окно, а приближающаяся ночь опускает лёгкую дымку тумана на дорогу. Он слышит верещание сирен полицейских машин откуда-то со стороны, и он уверен, что они пришли по его душу. Одновременно с этим Тэхён съезжает с трассы на голую землю, которая взлетает в воздух столь стремительно, что его бугатти оставляет после себя огромное облако пыли. Его слегка заносит набок и кидает из стороны в сторону на всех этих ямках так, что он может прочувствовать каждую неровность этой земли, но он упрямо продолжает приближаться к машинам, стоящим в ожидании зелёного света. Чтож, он не будет одним из них. Тэхён резко и со всей имеющейся силой выкручивает руль налево, как раз в тот момент, когда проезжает достаточно вперёд, чтобы машины не мешали ему сделать резкий разворот в сторону, от которого визг стёртых шин по асфальту становится столь оглушительным, что он даже морщится, признавая этот звук просто отвратительным, но уже даже привычным, и извиняется про себя перед своей бугатти, обещая почаще беречь её. И совсем неважно, что это обещание далеко не первое, и что нарушает он его тоже далеко не в первый раз. Он просто не может гонять без этих рисков, без этого ощущения, когда ты ставишь на то, что всё получится, но не можешь быть уверенным до конца, хотя подсознательно всё и так знаешь. Он не может жить без этих приливов адреналина к скачущему сердцу и голове, начинающей кружиться от диких эмоций, когда его бугатти в очередной раз справляется, оставляя после себя лишь черный след от шин на асфальте и возводя его на самую вершину пьедестала. Он не может не потакать своим демонам глубоко в душе и сумасшедшим идеям в своей голове, которые кажутся невыполнимыми и даже немыслимыми на первый взгляд, но уже такими желанными его внутренними демонами. Приносящими массу эмоций, даже рядом не стоящими с алкоголем, сигаретами, сексом или наркотиками. Хотя всё это люди в Ангельском городе очень ценят. Они упиваются алкоголем, получая расслабление и наслаждение, они курят, вдыхая терпкий и уже привычный дым, они спят с первыми встречными, получая возбуждение и освобождение. Они становятся зависимыми от наркотиков, приносящих дикий кайф, стремительно растекающийся по венам и захватывающий разум в свою сеть выдуманных воспоминаний и образов, что никак не совмещаются с реальностью, но заставляют глупую улыбку сверкать на губах, а ноги будто отрываться от земли, оставляя прекрасное ощущение свободного полёта. Фальшивое ощущение. Алкоголь, наркотики — всё это своего рода избегание или, наоборот, желание испытать что-то огромное и затмевающее своей коварной тенью все остальные мысли и чувства. Погружение в невесомость, туда, где чувства не имеют значения и какого-либо влияния или, наоборот, настолько сильны, что заглушают собой всё остальное — это всё избавление, избегание. Люди пробуют это, они становятся зависимыми и добровольно падают в пучину, надевая самый тяжёлый камень себе на шею перед важнейшим прыжком в воду. Но они не пробуют гонки, они не знают, насколько это запредельно быстро и прекрасно, они не знают этого ощущения, когда всё зависит только от тебя, они не знают ощущения победы, растекающегося патокой внутри, они не знают какого это: заключать сделки с самим собой, когда ты идёшь на риск, зная последствия. Они не знают, что это тоже зависимость. Тэхён знает. Тэхён знает, насколько прекрасное это чувство, цепляющее тебя на крючок так ловко и незаметно, что ты сам попадаешься и остаёшься зависимым навсегда. Тэхён знает, насколько прекрасно это — отдавать всё своё внимание гонкам и получать от этого огромную отдачу и прилив энергии, заряжающий его как ничто иное. Тэхён знает, насколько запредельно прекрасно ощущение скорости, которое вжимает тебя в спинку кресла со всей своей силой и вдавливает в пол непредсказуемостью, проверяя, испытывая на прочность. Тэхён знает, насколько волшебно гонять ночью, когда весь мир ощущается сказочным, доверять себе и своим действиям, знать каждый поворот и каждую дорогу в городе. Тэхён знает, какое наслаждение приносят ночные выезды за город со включённой на полную громкость музыкой, ветром, треплющим мягкие волосы, и прекрасными видами на природу, под лунным светом становящимися ещё более завораживающими. Эти фантомные ощущения проходятся волной мурашек по телу, а воспоминания всплывают перед глазами, приятными картинками мелькая в мыслях. Затем он вновь концентрируется на гонке, внимательно метаясь взглядом от одной полосы к другой, отмечая каждое мелкое движение. Он перебегает глазами от одного светофора к другому, готовясь среагировать в любой момент, и так по кругу, чтобы избежать любых столкновений. На повороте его вновь слегка заносит, но он легко исправляет это, и проносится сквозь самый центр огромного перекрёстка, наконец заворачивая на другую трассу. Сразу же следом за ним машины приходят в движение, следуя яркому сигналу светофора и возмущённо сигналя ему вслед. На мгновение он оглядывается в зеркало заднего вида, улавливая намётанным взглядом копов, как обычно оставшихся на противоположной стороне в ожидании зелёного света, а также Чонгука, который, чёрт возьми, повторил точь-в-точь за ним, успев лишь за миг до столкновения. Невозможное везение. Раздражающее. Этот чёртов Чон будто липучка, что приклеилась к нему и никак не отстаёт. Он так стремится к этой победе, он так целеустремлён, упрям и быстр, что почти походит в этом на Тэхёна, и это заставляет испытывать что-то вроде симпатии и понимания. Он так непредсказуем и хаотичен, но в то же время расчётлив и хитёр, что это вызывает у мужчины лишь удивление. Эта дикая смесь всех нужных качеств в правильных пропорциях, которая совмещается ещё и с неземной сексуальностью, просто оставляет Кима где-то запредельно далеко от его привычного состояния контроля. Каждая их встреча приносит с собой нечто непредсказуемое, каждая встреча меняет Тэхёна в какой-то мере, заставляет его чувствовать себя другим человеком. Он будто остаётся собой с его безупречным контролем, мыслями, границами, принципами и чувствами, но при этом открывает в себе то, чего ранее не видел и даже не знал о том, что это существовало. Он не меняет, но открывает себя. И то, что Чонгук за это ответственен — взрывает мозг. Потому что они всё ещё не ладят полноценно и до самого конца, они всё ещё почти что незнакомцы, которые почти не понимают и не знают друг друга, и они всё ещё имеют кучу секретов, которые раскрывать не хотят. Особенно Тэхён. Он слишком сосредоточен на своей собственной жизни: работе, друзьях и семье, гонках и эмоциях, которые получает. Поэтому ему кажется сумасшествием то, что сейчас происходит в его жизни. Ему нравится это, он не отрицает. Но это не отменяет того, что всё это просто безумно. Порой он даже понять себя не может, особенно когда начинает задумываться о принятых им решениях. Он не хочет их оспаривать, потому что считает, что если поступил именно так — значит это было необходимо и верно. Но он всё равно порой задумывается о том, к чему его приведёт вся эта ситуация с Чонами, которые будто приклеились к нему и никуда не хотят деваться. Не одна — так другой. И так по кругу. Видимо, высказывание о том, что на каждого оставленного в прошлом человека найдётся новый — было абсолютной правдой. И Тэхёну ещё предстоит выяснить, стало ли всё лучше, чем было раньше. Сейчас же Ким ловко избегает столкновения с автомобилями, движущимися ему навстречу, он выворачивает руль чуть ли не на все триста шестьдесят, выкручивая кисти и заставляя их оглушительно громко хрустеть. Петляет из стороны в сторону, с одной полосы на другую, потом на две и обратно в самое начало, лишь бы избежать любых оплошностей. Он слышит, как шины его бугатти стираются об асфальт с каждым новым резким поворотом, чувствует как нагревается спорткар и видит, как дрожит стрелка спидометра. От яркого света передних фар пролетающих мимо него автомобилей всё размывается перед глазами и ухудшает зрение, понижая его маневренность и ловкость на доли процента. Но это всё равно ощутимо, это раздражает и выводит из себя. В глазах гуляют тёмные точки, а яркий свет фар с каждым разом всё сильнее раздражает глаза, заставляя их слезиться. Тело всё продолжает накаляться, будто охваченное неизвестным огнём, который не тушит даже этот жуткий завывающий ветер, а руки охватывает лёгкая судорога от столь сильного напряжения. Машины всё появляются и появляются откуда-то из-за горизонта, пролетая совершенно незаметно. А потом остаются позади, порой даже не замечая два быстрых вихря, пролетающих мимо столь стремительно. Два быстрых вихря, демонические глаза которых внушают священный ужас, а дикие ухмылки на губах заставляют трястись в страхе. Два быстрых вихря, в душе у которых пляшут демоны и горят адские костры. Два быстрых вихря, которые так и норовят отобрать победу у противника, не имея даже мысли о том, чтобы сдаться или помочь. Столкнуть, сбить с пути, заставить отступить. Два быстрых вихря, которые настолько похожи между собой, насколько и различны. Вот уже приближается заветный поворот на трассу, уходящую в сторону от главной дороги. Такую безлюдную и необходимую Тэхёну сейчас, привычную и знакомую до каждого маленького деревца у дороги. Он заворачивает в сторону, слегка проносясь дальше необходимого по инерции, но быстро выравнивает руль и продолжает упрямо прибавлять скорость, достигая трёхсот в час. Руки чешутся прибавить ещё больше, но он не может позволить себе слишком много сейчас. Краем глаза Тэхён рефлекторно замечает Чона, что продолжает упрямо нагонять его километр за километром. Передние фары его хеннессея поблёскивают в заходящих лучах солнца, а кошачий рык эхом доносится до его ушей. Теперь это кажется чем-то неизбежным. И, кажется, Ким позволит этому случиться. Ведь почему бы не дать ему мнимое чувство выигрыша? Это новый стиль для Ви, необычный и далеко не такой изведанный, как любые другие. И это может стать его преимуществом. Потому что Чонгук наверняка изучал его, пытался выяснить его технику и секретные тактики. Чтобы думать, что может обыграть его. Но этот метод не тот, что он обычно использует, это простая мысль, случайным, но судьбоносным образом пришедшая ему в голову. Но она стоит того, чтобы быть опробованной. Она неожиданна и хитра, что очень в стиле Ви. А мужчина доверяет своей интуиции и хочет прислушаться к ней в очередной раз, позволить какому-то подсознательному чувству править собой и решать. Он не знает на сто процентов, сработает ли это так, как он этого хочет. Получится ли у него усыпить бдительность Чона, получится ли обхитрить и выиграть и навыками, и умом одновременно, а не простой силой. Ведь это тоже считается, верно? Но единственное, что он знает наверняка, так это то, что он всей душой желает увидеть проигрыш Чонгука сегодня. Жаждет увидеть, как он приходит к финишу вторым, как изо всех сил старается не наброситься на него в очередной раз за выигрыш в их личной борьбе. Поэтому он вновь идёт на риск, заключая сделку с самим собой. И она ещё хуже дьявольской. Тэхён прибавляет скорость ещё на пару десятков километров в час, замечая, что дорога теперь начинает уходить далеко вперёд, прячась где-то за горизонтом. Она тянется и тянется, объятая коконом из невысоких деревьев, покачивающихся на ветру, ярко сверкает белой полосой посередине, служа прекрасным ориентиром. Небо продолжает темнеть и затягиваться лёгкими облаками, пока солнце отдаёт свои последние лучи тепла, уступая место луне. Светлой, но таинственной, коварной и справедливой. Той, с кем стритрейсеры знакомы слишком близко. Тэхён постоянно поглядывает в зеркало за Чоном, и ухмыляется, когда видит, что тот ведётся на его уловку: ускоряется, готовясь обогнать Кима в этот раз. Да, возможно у него есть какие-то сомнения по поводу такой лёгкой победы, и он не до конца клюнул на его удочку, но они лишь сильнее спутают карты Чону, заставляя ставить под сомнение не только его поступки, но и свои тоже, обдумывать их по нескольку раз и забывать про на самом деле важные вещи. Он в любом случае выходит победителем. Спустя лишь пару мгновений, когда до следующего поворота ещё остаётся несколько долгих десятков километров, Чон наконец равняется с Кимом, достигая своей цели. Сквозь приоткрытое окно он может разглядеть своего сегодняшнего противника как никогда близко: растрёпанные тёмные волосы из-за оставленного открытым окна, лёгкая ухмылка на губах и горящий диким огнём взгляд. Тот, к которому Тэхён уже привык. Он наблюдает, как Чонгук проводит языком по нижней губе, на секунду оборачиваясь в его сторону только лишь чтобы ухмыльнуться ещё злораднее. Наблюдает, как его руки сжимаются на руле, показывая накаченные мышцы, как вены выступают на запястьях и сильно пульсируют от напряжения. Он на автомате продолжает вдавливать педаль газа в пол, гипнотизируя Чонгука странным даже для самого себя взглядом. Эмоции и какие-то подсознательные и пока что неясные ощущения метаются в нём по углам и не хотят выходить из тени. Он сам не понимает точно, что сейчас чувствует, глядя на мужчину, но продолжает буквально зацикливаться всеми своими мыслями на нём. Он прокручивает их встречи и свои эмоции, позволяет образам его наглых ухмылок и сверкающих глаз вставать перед глазами вместо такой необходимой дороги. Такое происходит почти каждый раз, и он позволяет этому случаться. Позволяет контролю упасть и осыпаться пылинками, отпуская эмоции восвояси, туда, где они не сковываются ничем и не заключаются в кокон на неопределённое время. Каждый раз их встречи заканчиваются огромными искрами напряжения и азарта. Каждый раз они пытаются обыграть другого в их собственной игре без правил. И каждый раз самостоятельно натыкаются на свои стены, выстроенные совсем рядом. Иронично? Определённо. Перестанут ли они так делать? Ни за что. Тэхён же резко делает небольшой выдох, приходя в себя и вновь стараясь перевести своё пристальное внимание на гонку, сконцентрироваться на единственной действительно важной сейчас вещи. Километры пролетают совершенно незаметно, трасса всё летит и летит вперёд, пока поля и леса сменяют друг друга, утопая в ночной тишине. Он не знает, где Юнги, Чимин и Хосок сейчас, насколько они далеко и как справляются со всеми этапами гонки. Он впервые улучает возможность банально задуматься о них. Они просто выпали из его мыслей, растворились бесследно. Их все занял Чонгук и его безумные выходки, которые сподвигли Тэхёна пойти на рискованные поступки, и теперь расплачиваться с последствиями его выбора. Потому что иррациональное чувство неправильности так просто не заткнёшь, его не отключишь по первому же желанию и не заглушишь ничем. Оно упорно вопит о том, что нельзя позволить какому-то безумцу вырваться вперёд настолько сильно, нельзя позволить ему наслаждаться триумфом и чувством превосходства; оно кричит во всё горло о важности победы и возмущается его новыми и совершенно непонятными методами. Злость и раздражение тоже появляются, медленно, но постепенно заставляя его вариться в этом огненном котле, потому что он знает, что с лёгкостью мог бы выиграть засчёт одной скорости, лишь прибавив чуть-чуть сейчас и быстро обогнув хеннессей с любой из сторон. Это убивает его, вводит в ярость его внутренних демонов, желающих видеть лишь подтверждение собственного превосходства. Они тоже пытаются вырваться наружу и захватить контроль, выжигают своим пламенем ярости всё внутри. Пытаются убедить ядовитыми, но чем-то всё же цепляющими словами, которые звучат всё убедительнее с каждой пролетающей секундой. А они лишь продолжают, умоляя о пощаде. И Тэхён не знает, хватит ли его надолго. Он, как рейсер и король дорог, слишком сильно жаждет видеть постоянное превосходство в своих руках. Он слишком нетерпелив, когда разговор заходит о гонках. Он слишком быстр и скоротечен, как и его мысли, которые меняются с каждой новой секундой. Он слишком алчен и привык к победе, чтобы теперь так просто отказываться от неё. И этого всего у него не отнять. Даже заглушить надолго не получается. Поэтому он также быстро бросает идею о хитрой уловке как нечто устаревшее, скучное и поразительно быстро надоевшее. Он попробовал — и это самое главное. Теперь он будет действовать так, как привык. Да, нечто новое — это интересно и иногда полезно. Порой это действительно что-то стоящее пристального внимания и времени, что-то, что оправдывает возложенные на него надежды и с лихвой возвращает всё утраченное. Но сейчас испытывать свою силу воли не хочется вовсе. Он и так исчерпал свои резервы почти до нуля. А мучить себя ещё сильнее тупым ожиданием и тратить свои же силы, в итоге получив тот же результат, — не его вариант. Поэтому Тэхён прибавляет скорости, наконец отпуская себя целиком и полностью. Позволяет его разъярённой бугатти ускоряться и с каждым мгновением лишь приближаться к чужому хеннессею, владелец которого наверняка уже успел позлорадствовать и получить огромное удовольствие от собственного преимущества. Наблюдает за тем, как сокращается расстояние между двумя чёрными спорткарами и ловит, наконец, этот истинный кайф от осознания чужой беспомощности. Он не жалеет о прерванной сделке, не жалеет о том, что сделал всё не так, как планировалось. Его мнение и обстоятельства вокруг меняются каждое мгновение, и изменение его методов, подходов к ситуации и стратегий — закономерное явление, сдерживать которое было бы полным и безответственным кощунством. Это загоняло бы его в рамки, к которым он давно не привык. Поэтому он позволяет себе, наконец, дикую злорадную ухмылку полную удовольствия, что давно просится наружу из самых глубин его души, когда он, наконец, нагоняет Чонгука вновь. На спидометре триста пятьдесят, а они всё повышают ставку. В этот раз Тэхён не оборачивается, чтобы взглянуть в глаза мужчине. Не хочет тратить время и утонуть в чужих бездонных глазах в очередной раз, хотя знает, что Чон тоже зависнет, ведь никто и никогда не может устоять перед его разъярённым взглядом, но всё равно откидывает лишние мысли. Впереди появляется крутой поворот, на котором шансы Кима обойти сегодняшнего соперника лишь увеличиваются. Он мчится вперёд на немыслимой скорости, оставив всех в очередной раз позади себя и понимая, что вся власть и сила сейчас вновь в его руках. Что сегодня лишь очередная привычная ему гонка, которую он выиграет в очередной для него раз. К нему вновь возвращается чувство стабильности и устойчивости, которые будто отстраивают все его мысли и позиции обратно, проясняя взор. К нему возвращается удовлетворение и удовольствие от происходящего, даже если он знает, что Чонгук так просто победу ему не отдаст. К нему возвращается приятное ощущение азарта в полной своей силе, поджигая его внутренности огнём нетерпения и желания гнать лишь быстрее. Он замечает, как Чон начинает замедляться, чтобы хорошо войти в резкий поворот, но сам отказывается повторять за мужчиной. Это привычная для многих рейсеров техника, которая срабатывает всегда и везде, не оставляя никаких рисков, да и он частенько ей пользуется, но сейчас его шанс вырвать эту победу из чужих цепких рук лишь увеличивается, и он не собирается его упускать. Хочешь выдающиеся результаты — совершай выдающиеся действия. И сегодня для него всё случается как никогда удачно. Он вдавливает педаль газа в пол, наблюдая, как цифры на панели сменяют одна другую, чётким отстуком пульсируя в глазах где-то на периферии, пока впереди рассеивается свет его фар, а всё остальное смешивается в одну единую палитру цветов, где различить что-то становится слишком трудным. Поля и леса покрываются серой дымкой, размываются из-за огромной скорости и пропадают где-то позади, оставаясь незамеченными. А луна время от времени выглядывает из-за небольших туч, затянувших небо в этот вечер. Наблюдает и следит, не оставляя в одиночестве. В любой другой день он бы замедлился и позволил бы себе осмотреться вокруг, насладиться забытыми видами и вдохнуть лесной воздух, но не сегодня. Сегодня его решимость и уверенность поднимаются стремительно и быстро, принося с собой успокоение и тут же замедляя сердце. Его стук затухает, заглушаемый диким воем ветра и рыком родной бугатти, что будто даёт ему глоток свежего ночного воздуха. Лунный свет следует за рейсерами по пятам, потворствуя сегодня королю дорог как никогда сильно. А упрямый и непокорный ветер продолжает дуть прямо ему в лицо, из-за чего глаза слезятся, будто в них песка насыпали и вдобавок ещё хорошенько потоптались, но он упорно смаргивает пелену слёз и продолжает стремиться вперёд, туда, где конца дороги не видно вовсе, а ночное небо сливается с горизонтом, сверкая звёздами. До поворота остаются считанные километры, а Тэхён даже не думает сбавлять скорость. Он видит в боковые зеркала, как Чон готовится зайти в поворот, и злорадство из-за чужого промаха как никогда сильно приносит огромнейшее удовлетворение. Этот промах ещё не случился, но он уже отбрасывает тень, так что Ким почти что чувствует триумф, который будет ощущать минутой позже. Удовольствие, которое будет течь по венам. Визг шин по асфальту в очередной раз оглушает его, оставляя неприятный звон в ушах, он заваливается в сторону, когда его бугатти делает разворот на сто восемьдесят, прочерчивая чёткий полукруг на асфальте стёртой резиной, но продолжает цепляться за руль, стремительно сбавляя скорость и избегая потери времени на выравнивании спорткара. Плавно выезжает из небольшого дрифта и не может сдержать хитрой ухмылки от мысли о том, что оказался совершенно прав во всех своих догадках, когда видит, что выиграл себе преимущество в десятки километров, забрать которое теперь Чону будет довольно сложно. Не пойдёшь на риск однажды — будут последствия. У всего они есть. И Тэхён убеждается в этом далеко не впервые. Теперь он вновь набирает скорость, чувствуя себя как никогда прекрасно, когда перед глазами находится лишь длинная трасса, уходящая за горизонт. Леса обрастают вокруг них, облепляя наступающей на пятки тишиной, а ночное небо сегодня кажется особенно прекрасным со всеми этими яркими звёздами-точечками на нём. Жизнь в этой части Лос-Анджелеса тиха как никогда, вокруг них нет ни единой души, что лишь облегчает задачу. Тэхён плавно и с лёгкостью входит в каждый поворот на узкой дороге, уделяя особенное внимание Чонгуку и его хеннессею, и видит, как тот вновь приближается к нему, видимо окончательно выходя из себя. Он уже давно понял, что сегодня ему не суждено вырваться вперёд слишком уж сильно. Чонгук приложит к этому все усилия и пойдёт на многие риски, чтобы не дать ему выиграть и в очередной раз вытянуть победу из чужих рук. Но Лос Анджелес всё ещё его город, а он всё ещё король дорог. И этот титул достался ему далеко не просто так: он прикладывал много усилий, учавствовал во всех гонках, даже если сначала приезжал далеко не первым, пробивался сквозь толпы людей к вершинам и однажды добился своего. И именно поэтому он не то что бы не позволит Чону стать новым королём — он не даст ему и шанса выиграть даже одну единственную гонку. Но Чонгук всё же неизбежно нагоняет его. В собственную защиту он может сказать, что это не далось ему слишком уж просто: перед этим пришлось применить немалые усилия, что не может не приносить капельку удовлетворения собой и своими стараниями. Ким может уловить боковым зрением момент, когда мужчина равняется с ним, и как никогда сильно может прочувствовать, услышать этот непривычный, но уже знакомый рык спорткара совсем рядом с ним. Кошачий и загадочный, но резкий и оглушающий, прямо как и сам Чонгук. Он смешивается с диким и яростным рыком бугатти, приятным консонансом ложась на слух. И он был бы вовсе не против услышать это прекрасное звучание ещё раз. Тэхён переключает скорость и всё же вырывается вперёд на несколько километров, понимая, что преимущество это слишком мало и ничтожно. И он не чувствует ни капли радости по этому поводу. Его выбивает из состояния равновесия и спокойствия вновь, пробуждая ярость и раздражение из-за невозможности отцепить от себя надоедливую пиявку раз и навсегда. Ведь Чон всё ещё у него на хвосте, и он определённо планирует это менять не в лучшую для него самого сторону, чего позволить ему нельзя. Дай лишь шанс — и он прибавит сразу несколько десятков километров, оставляя его позади в облаке пыли. Он знает, что Чонгук с лёгкостью может такое сделать и лишь узкая дорога, их скорость и огромные риски из-за непредсказуемости Тэхёна на трассе не позволяют ему совершить задуманное сразу же. Поэтому он продолжает упрямо давить на педаль, вновь достигая трёхсот в час, но Чону, видимо, этого всё еще мало. Ким лишь успевает уловить, как тёмный вихрь проносится слева от него, начиная лидировать вновь. И это его совершенно не устраивает. Поэтому он тоже давит сильнее, выжимая из своего спорткара максимум. Он чувствует, как его бугатти пульсирует под ним, ловко проскальзывая сквозь яростные потоки ветра, как она пролетает по трассе, оставляя дестяки километров позади себя. Чувствует пульс на кончиках своих ледяных пальцев, который будто подстраивается под вибрации его спорткара. Чувствует, как кровь начинает течь из закушенной губы прямо на язык, заставляя морщиться из-за металлического привкуса. Чон всё продолжает уходить вперёд, петляя по дороге и желая наконец оторваться, но Тэхён тоже не собирается сдаваться. Они оба понимают, что гонка не будет лёгкой. И они оба не желают сдаваться. В этом они похожи друг на друга как две капли воды, и именно это и стало их погибелью. Азарт захватывает душу Тэхёна и демоны внутри поддерживают этот зов, подпитывая его собственной энергией. Он течёт по венам, поджигая всю его душу и будто пробуждая, заставляя чувствовать в сто раз сильнее и ярче. Его тело напряжено до предела, а мышцы ощущаются неподъёмными и стянутыми. Визг шин по асфальту вибрациями разносится где-то глубоко внутри его тела, лишь продолжая резонировать, отскакивая от внутренностей. В голове сплошная пустота, все связные мысли покинули его голову, оставив место голым ощущениям и его телу, которое за долгие годы стало самым лучшим гарантом его победы. Оно помнило многое и знало, как действовать даже без помощи его собственного сознания. Это были рефлексы, выработанные временем, немалый опыт и долгие годы всевозможных видов гонок, которые взрастили в нём это чувство собственного тела и спорткара, будто они являлись одним целым. Сейчас же он с видимым усилием концентрируется на панели в салоне, цифры на которой сменяют друг друга с поразительной и невообразимой скоростью. Он наблюдает, как они всё растут и растут. Появляется ощущение, будто у Тэхёна сейчас нет никаких границ, и эта цифра никогда не остановится, продолжая нарастать и, в конце концов, заставляя его бугатти нестись со скоростью света. Чёрным вихрем поднимать пыль с дорог и оставлять за собой её облако, проноситься по дорогам и никогда не останавливаться. По мере увеличения скорости вид за окнами окончательно размывается, превращаясь в единое и непонятное нечто. Луна выходит из-за облаков, освещая дорогу своему королю, а лёгкое свечение уличных фонарей, пролетающих мимо слишком уж быстро, рассеивает сумерки. Свет задних фар хеннессея служит ему отличным ориентиром и как никогда приятно оказывается видеть, что расстояние между ними сокращается, оставляя минимальный отрыв. По подсчётам Тэхёна до разворота на небольшой перекрёсток остаётся пару минут, и оттуда до логова на их скорости буквально десять минут по почти прямой и полностью пустой трассе, расчищенной специально для сегодняшней гонки. До решающего момента остаётся всего ничего, а лидер до сих пор не определён. И это давит определённым грузом на его плечи. Придавливает к земле неизвестностью. Он знает, что выиграет, в этом нет сомнений. Но пока он не поймёт это, не проживёт этот момент — этот груз не уйдёт. Поэтому он не может позволить Чону одержать победу, не может позволить забрать у него его триумф и лидерство. Это не то, что он хочет получить сегодня. Он жаждет видеть Чона позади, смотреть на него через боковые зеркала, когда он пересечёт черту финиша и трибуны взорвутся криками и аплодисментами своему королю. Когда будут скандировать его имя, когда будут передавать выигранные на ставках деньги, когда окружат его спорткар и будут поздравлять с очередной победой, отстукивая «пять» и пожимая руку в уважении. Он уже молчит о том, что в случае его проигрыша Чимин и Хосок уж точно не упустят шанса поглумиться над ним. Он не хочет думать о том, что одним лишь проигрышем возможно пошатнуть уверенность рейсеров в нём. Да, он не боится собственных ошибок и готов принять их. Но люди, окружающие его? Они определённо не готовы. Поэтому он вновь стискивает пальцами руль со всей силы и начинает приближаться к Чону. Расчитывает идеальный момент и проскальзывает мимо него точно так же, как это сделал мужчина до этого, резко увеличивая скорость, чтобы сделать отрыв между ними ещё больше. В душе опять расцветает удовлетворение и появляется ощущение, что эти американские горки на его эмоциях из-за их соперничества скоро сведут его с ума. Он не отрицает, что ему нравится ощущать весь этот азарт, что ему нравится видеть достойного соперника, из-за которого победа ощущается лишь слаще и желаннее, но это всё равно начинает довольно сильно раздражать. Ему нравится иметь сильных противников, но не тогда, когда от этих заездов и этих же противников зависит слишком многое. Вскоре совсем рядом появляется поворот на нужный им перекрёсток, и Тэхён спокойно заворачивает туда, заходя в идеальный дрифт, оттачиваемый годами и достойный долгих аплодисментов. Вот только Чон неожиданно вырывается вперёд вновь, воспользовавшись его собственным методом. — Вот же умный мерзавец, — шипит Ким, сжимая руль до побеления костяшек и онемения рук. Он приходит в дикий шок и ярость после поступка Чона, который наглым образом скопировал его стиль. — И такой безумец, если думает, что этим меня можно обойти, и что никто ему ничего за это не припомнит. Его челюсть сейчас напряжена от злости, а желваки играют на лице; брови сведены к переносице так сильно, что голова начинает болеть от этого напряжения, отстреливая тянущей болью в затылок. По виску стекает капля пота, хотя ему вовсе не жарко. Он видит, как отрывается хеннессей от него, как ловко уходит в поворот, скрываясь за деревьями вдали и чувствует такое… раздражение. Оно скребётся о грудную клетку своими длинными когтями и будто желает разорвать её, чтобы ещё сильнее показать, заявить о себе. Оно будто надоедливое жужжание пчёл, будто зуд, что никак не хочет проходить. Оно заставляет желать избавиться от него, и именно поэтому Тэхён прикладывает все свои силы, чтобы откинуть его в сторону. Он старается сконцентрироваться на дороге и упорно прибавляет скорость, наконец выезжая на прямую трассу, где всё видно как на ладони, включая и чужой хеннессей, что будто в насмешку особенно ярко освещает своими фарами всё вокруг. Тэхён всё сокращает расстояние между ними и больше не желает бороться с Чоном за победу. Он желает вырвать её раз и навсегда, показать, что значит быть королём дорог самого лучшего города для ночных гонок и что значит заработать этот титул с честью и своими собственными усилиями. Что значит сохранять его год за годом и доказывать правдивыми словами, поступками и своими качествами, что именно он достоин его. На спидометре четыреста в час, и они наконец остаются друг напротив друга, похожие и одновременно разные до невозможности. Два чёрных вихря, пролетающих с невероятной скоростью по трассе, в напоминание о себе оставляя лишь терпкий запах бензина, разбушевавшийся ветер и поднятую грязь с дорог. Два диких вихря, постоянно враждующих между собой и находящихся в постоянном напряжении, ожидании следующего хода от соперника. И Тэхён, вдоволь насладившись этим небольшим моментом, вновь вдавливает педаль в пол, уносясь вперёд настолько быстро, насколько только позволяет его бугатти. Цифра на спидометре резко подскакивает вверх, почти достигая своего максимума, его вдавливает в спинку кресла со всей возможной силой, а ветер будто лишь продолжает взвывать сильнее, сегодня вовсе не потворствуя своему королю. Он продолжает мчаться на этой невообразимой скорости, игнорируя это дикое ощущение невозможности, чтобы не дать себе утонуть в нём полностью и навсегда, а глазами внимательно следит за Чоном. Он замечает, как тот тоже начинает набирать скорость в попытке нагнать, но не использует её на максимум. И эти секунды в их случае имеют огромное значение: между ними всё ещё остаются многие десятки километров, и эта цифра растёт с каждой секундой, а до логова остаются ничтожные минуты. Вот уже будто из-под земли вырастают огромные трибуны, яркий свет кажется чем-то непривычным после долгой кромешной темноты на трассе, а неоновый свет от прожекторов отражается высоко в тёмном небе. Тэхён слышит крики людей, что наконец замечают два диких вихря, и наконец начинает сбавлять скорость, понимая, что очередная победа оказывается в его руках. Как только он пересекает черту финиша, трибуны взрываются самыми сильными аплодисментами в его жизни. Или ему так только кажется? В любом случае, они оглушают его своей громкостью, люди кричат его имя и свистят во всю, соскакивают со своих мест и сбегают вниз, прямо в гущу событий, пока Тэхён окончательно останавливается в стороне от главной дороги, чтобы дать шанс остальным рейсерам спокойно затормозить. Как только он глушит двигатель бугатти, черту финиша наконец пересекает и Чон, которого тоже встречают достаточно громкими аплодисментами и криками, ведь в последние дни его популярность росла с каждой новой гонкой, и он довольно быстро стал новым любимчиком публики. Но эти овации всё равно далеко не такие сильные, как это было с Тэхёном, и это невероятно сильно льстит, даже если это не так уж и важно. Совсем скоро мужчина паркуется рядом с ним, резко затормаживая перед его лобовым стеклом, и Ким не знает, специально ли он так сделал, или же это простая случайность. Хочет ли он что-то сделать или сказать? Но сейчас его машину в очередной раз обступают сотни людей с дикими улыбками на губах, занимая этим все его мысли и не оставляя в них места для размышлений о скрытых подтекстах в чужих действиях. Они почтительно оставляют пару метров для него, давая ему шанс спокойно вылезти из спорткара. Перед тем как выйти, он проверяет, насколько хорошо закреплена его венецианская маска, поправляет волосы, небрежно проходясь по ним рукой, и наконец нажимает на кнопку открытия двери. Она с тихим гулом отъезжает вверх, давая ему шанс полностью ощутить всю эту атмосферу восхищения и радости прямо рядом с ним, пока он покидает салон бугатти. А после дверца также плавно закрывается, и бугатти, мигнув напоследок фарами, замолкает, будто сказав что-то наподобие ехидного «Удачи со всей этой толпой». Он чувствует полное спокойствие, пока люди обступают его со всех сторон, кричат ему слова поддержки и восхищения, пожимают руки и дружески стучат по плечу. В груди у него наконец растекается полноценное удовлетворение собой и своим результатом, а напряжённость, что преследовала его почти всю гонку, полностью сходит на нет. Тепло и счастье от чужих слов согревают как никогда сильно после сегодняшнего заезда, оказавшегося далеко не самым простым, а гордость выпячивает свою грудь. Ведь сегодня ему и правда есть за что гордиться. Он постепенно и неспеша продвигается вперёд сквозь огромную толпу, стараясь уделить внимание всем желающим: даёт «пять» буквально всем подряд, улыбается и говорит слова благодарности, старается отвечать на редкие вопросы, расписывается на теле, футболках и любых других поверхностях, которые только подставят ему рейсеры. Когда он уже начинает чувствовать, что вся эта духота начинает немного давить на него и громкость, с которой эта незаканчивающаяся толпа всё обрушивается на него, просто надоедает, Тэхён резко останавливается и произносит так громко, чтобы услышали все вокруг него: — Почему бы нам не отметить сегодня победу вашего короля? — и в ответ он слышит дикий крик согласных с этим людей, поднимает в небо свои руки и указывает на вход в логово, продолжая, — тогда почему бы вам поскорее не опустошить весь наш бар? Потому что сегодняшняя вечеринка будет долгой! И это срабатывает как никогда прекрасно, что вызывает лишь привычную ухмылку на губах: люди начинают рассасываться, либо понимая, что это был тактичный способ отослать их куда подальше на время, либо и правда вознамерившись опустошить бар в логове. Любой из вариантов в любом случае подходит Киму, так что он лишь усмехается как-то счастливо и окрылённо, всё ещё находясь под влиянием сегодняшней победы и небольшого злорадства над чужим проигрышем. Ведь второе место для гонщиков — самый страшный проигрыш. После того, как толпа наконец уменьшается, и на воздухе остаются лишь те, кто желают дождаться остальных рейсеров или просто занимаются своими делами, бросая вызовы и желая погонять один на один, заключая сделки или делая ставки на будущие заезды, он думает пойти на поиски снежных драконов, которые не учавствовали в сегодняшней гонке, но потом решает всё же остановиться сбоку от трибун, чтобы дождаться, пока толпа окончательно рассосётся, и все остальные рейсеры доедут до финиша. В этой части трассы не так светло, как в других, но Тэхёну это даже нравится: отсюда люди не видят его, но он может спокойно наблюдать за всем происходящим вокруг; здесь тише и спокойнее, чем внутри логова, и после напряжённой гонки это именно то, что ему так необходимо. Он расслабляется, прикрывая глаза и наслаждаясь ветром, что легко касается его кожи и приятно охлаждает. Вдыхает запах гари и какой-то приятной свежести, заполняя ей лёгкие. Прислушивается к окружающим его звукам: вот вдали начинает нарастать рык гиперкара Юнги, а следом за ним слышится и Чиминова агера, вот где-то рядом с ним смеётся компания подвыпивших людей, а слева раздаётся шелест листвы. А потом он неожиданно слышит лёгкие шаги, что приближаются точно к нему. Они тихие и почти незаметные для обычного слуха, будто тот, кто идёт, специально не желает быть услышанным. Но Тэхён живёт под одной крышей с ирбис — и именно поэтому он далеко не самый обычный человек в каком-то смысле. У него уже появляется несколько догадок насчёт того, кто бы это мог быть, но он не хочет поворачиваться раньше времени и показывать, что уже знает о присутствии другой личности рядом с ним. Тэхён продолжает слушать, как человек всё приближается к нему, шаг за шагом лишь подтверждая его догадки. Кто-то решил составить ему компанию. И этот кто-то с очень высокой вероятностью — Чон Чонгук. Потому что Тэхён ожидает от него каких-то слов, он знает, что тот не уйдёт после сегодняшней гонки, так и не сказав ничего в ответ. Он знает, что Чон зол и раздражён из-за проигрыша, потому что именно так он сам бы себя чувствовал на его месте. И он знает, что именно на нём мужчина эту злость желает выместить. — Ну здравствуй, — раздаётся довольно неожиданно совсем рядом с ним. Он мог бы вздрогнуть для приличия или сказать что-нибудь, но не хочет даже показывать, что Чон сумел его напугать и застать врасплох — потому что это вовсе не так. Тэхён в ответ лишь ухмыляется, показывая, что слушает, но отвечать не собирается. — Будешь молчать? — более раздражённо доносится от мужчины. А для Кима это начинает походить на какую-то забавную игру. Он чувствует власть в своих руках и нагло пользуется ей на полную катушку. Ему нравится слышать нотки бешенства в чужом тоне, в том, как предупреждающе он звучит, и какая опасная атмосфера распространяется вокруг них. Ему нравится понимать, что несмотря на чужую ярость, сейчас ведёт игру именно он. Что власть в его руках. Поэтому он в ответ просто пожимает плечами, продолжая ухмыляться. — Не думал, что король дорог настолько невоспитан, что даже не может в глаза заглянуть другим людям, — в этот раз в чужой голос добавляются ещё и шипящие нотки. Чонгук невероятно сильно хочет поговорить, это понятно и тупому, и его раздражает подобное поведение с его стороны. Раздражает то, что тот не может помочь ему начать нужную тему. Возможно, Тэхён как Ви просто в целом Чонгука раздражает. Просто потому что существует. Кто его знает. Он встречал многих людей на своём пути, и каждый испытывал что-то к нему. Людские чувства и мысли о нём меняются с каждым годом и всё ещё удивляют его. Будь то ненависть, зависть, раздражение или даже страсть — он слышал, чувствовал от других и видел всё из этого. Не всегда это были вещи положительные, но они никогда не задевали его. Не заходили куда-то глубоко. — Что ещё интересного ты думаешь о своём короле дорог? — ленивым тоном отвечает наконец Тэхён, делая акцент на нужном слове слишком ясным, чтобы проигнорировать его или не заметить. Это определённо не то, что желает слышать Чонгук, потому что даже с закрытыми глазами он может ощущать чужое раздражение, слышать поверхностное дыхание из-за эмоций, сковавших тело. Проходит несколько мгновений, прежде чем Чон находится с ответом: — Многое. — Например? — чётко прилетает тут же. — Например то, что сегодня я почти обошёл короля дорог, — и кажется это именно то, о чём хотел поговорить Чонгук, потому что его голос становится несколько увереннее от уступки, на которую пошёл Тэхён в его сторону. — Почти обошёл? — вновь усмехается Ким. Он улавливает, как только недавно приехавшие Юнги и Чимин о чём-то разговаривают у главной трассы, как рядом с ними посмеивается Хосок, и искренне желает, чтобы они задержались на подольше. Ему хочется закончить этот разговор. — Скажу тебе вот что. Ты хорош, это видно всем. Ты получил долю славы за свои успехи, и я уважаю это. Не могу не. Но чтобы обойти меня нужно приложить чуть больше усилий, чем ты вложил сегодня. Потому что в этих кругах победа не даётся лёгким путём. Её не заработать красивым лицом или популярностью. За неё нужно бороться. — Ну, тогда посмотрим, как я буду бороться в финале. Ведь я прошёл в него. — Тэхён слышит, как мужчина рядом усмехается после этих слов, и мысленно закатывает глаза. Чон снова сел на любимую «лошадку». — Ага, безусловно, — и сарказм так и слышен в его словах, его буквально можно пощупать. — Встретимся через десять дней и все вместе посмотрим, как ты повторишь сегодняшний день. И советую поберечь своё эго и надежды. Они ведь такие хрупкие, но несоразмерно большие, правда? — невинным голосом продолжает буквально петь Тэхён. На это Чон достойных слов не находит, либо задыхаясь от возмущения из-за задетого эго, или просто задумываясь о чём-то своём, пытаясь найти слова побольнее. — И как же ты это выяснил? — наконец выплёвывает он в раздражении. Тэхён в своих мыслях лишь усмехается, ведь мужчину, оказывается, бывает так легко вывести из себя. — Видно невооружённым глазом, — мужчина пожимает плечом, будто это нечто обыденное. — Все твои мысли будто стоят перед моими глазами. Я могу прочесть их, перевернуть и выпотрошить до самого конца. Все твои тайны лежат на моих ладонях и танцуют будто послушные марионетки, зависят от каждой моей мысли и каждого желания, — потусторонним и назидательным голосом продолжает Тэхён, запрокинув голову куда-то вверх, будто разговаривая вовсе не с Чонгуком. С кем-то, кто находится далеко, но может слышать этот приглушённый и глубокий голос. С кем-то, кто может понять всё то, что он говорит. После этого между ними виснет напряжённая тишина, и Ким чувствует, что Чонгук не хочет заканчивать их разговор, видимо, не выплеснув достаточно злости, а лишь получив больше взамен. Он недоволен этим, и в воздухе начинает тяжелеть чужое негодование. — Знаешь, что ещё я о тебе подумал? — спустя время наконец говорит Чонгук. Его голос вновь приобретает уже знакомые загадочные нотки, и в Тэхёне даже просыпается интерес к беседе, чего он, конечно же, никак не показывает. — Ты правда думаешь, что мне это интересно? — лениво и будто надменно тянет Ким в противовес своим мыслям. — Вас, людей, со своими мыслями и мнениями обо мне слишком много, и слушать вас всех было бы убийством для меня. Особенно когда мне это не нужно. И ему даже начинает нравиться эта разница между разговорами с Чонгуком как Тэхён, парень его сестры, и как Ви, король дорог, высший в их иерархии. Он не знает в чём причина этих перемен: маска на его лице? Другие черты характера, находящиеся на поверхности? — Ты бы не стоял здесь, если бы не был хоть каплю заинтересован. — делает ответный выпад Чон. В чём-то даже правдивый. — Ты близок к правильному ответу. Говори, — наконец усмехается Тэхён, подбадривающе кивая головой. — Та причина, по которой ты носишь маску, должна быть слишком весомой. Ты, как и вся твоя банда, слишком сильно боитесь показывать свои лица, но я пока что не знаю почему, — и последние слова звучат задумчиво и приглушённо, будто эти мысли не первый раз приходят к нему в голову. — Слишком типично, — в ответ кидает мужчина. Потому что так думают многие люди вокруг него. Это самая главная тайна, которая висит над нынешним королём дорог, и она никогда не будет раскрыта, как бы кто ни пытался выяснить о Ви хоть что-то. Все попытки слежки за ним были прерваны на корню, все слухи не находили своих ответов, как и прямые вопросы. Это была запретная и закрытая на сотни замков тема в обществе рейсеров. Никто, кроме самих снежных драконов не знал эту тайну. Но многие всё равно пытались что-то выяснить. — И во многом неверно. — М-м-м? — мычит Чон в ответ, видимо желая получить более развёрнутый ответ. Понять, в чём его ошибка. — Ты же наверняка осознаёшь, что далеко не первый, кто пытается заговорить со мной на эту интереснующую всех тему. Ты не особенный, поэтому получишь то же самое, что получают остальные. Ты не прав в одной главной вещи: я не боюсь раскрыть своё лицо. Я боюсь вашей на то реакции, — он откидывает голову назад и прислоняется к стене позади, продолжая говорить, чем раздражает Чона ещё сильнее, — Никому и никогда не удавалось узнать, что скрывается за маской. Это тайна, покрытая мраком и сотнями замков. Тайна, дорога к которой усыпана кровью и скелетами, неудачами и вопросами. Тайна, которую охраняю не только я. Я думал, что это давным-давно всем понятно. Но ты неприятно удивил меня. — Да ладно? — видимо, Чонгук почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы вновь начать язвить. Тэхён буквально может почувствовать, как тот вскидывает брови наверх и закатывает глаза, будто пытается показать, что выше всех этих слов. — А что, если я стану первым, кто всё же разгадает эту тайну? Что же тогда будет с тобой? — И правда, как же это я не додумался до того, что наш дорогой Чон Чонгук захочет погеройствовать и всё разузнать об этой страшной тайне, хотя его только что довольно недвусмысленно предупредили о куче рисков, — преувеличенно заинтересованным и натянутым голосом пропевает мужчина, будто и правда решает неожиданно дать ему шанс, ужасно сглупив ранее, когда подумал, что он, как и сотни других, потерпит неудачу. А потом всё его выражение лица, что до этого было наигранно-наивным, буквально выражающим полное понимание и вовлечённость, вдруг меняется на совершенно безразличное и даже суровое. Атмосфера начинает тяжелеть, будто воздух неожиданно заменяют на что-то другое. Она давит на плечи каменной глыбой, и с каждой секундой дышать становится всё тяжелее, а окружающий мир будто замолкает под неведомой силой короля дорог. — Ты настолько же наивен, насколько и безумен. Я не знаю, зачем ты завёл этот разговор, но не говори пустых слов, если знаешь, что не сможешь воплотить их в жизнь. Потому что в этом мире ни одно слово не останется позади, — тихим и опасным голосом говорит Тэхён. — Ты можешь думать, что знаешь обо мне всё, но на самом деле ты можешь не знать ничего вовсе. Ты можешь думать, что пришёл к каким-то ответам, но в итоге ты придёшь лишь в тёмный тупик на очередной развилке. Так работает мой мир. Он делает небольшую паузу, прислушиваясь к окружающему миру: Юнги и Чимин всё также заняты беседой, а вот Хосок уже исчез куда-то, наверное, решив навестить новых «знакомых"(если ещё точнее — то одного «знакомого») о которых никто не должен был узнать… Никто, кроме Тэхёна. Хосок будет неприятно ошарашен, если узнает, что мужчине уже обо всём известно. Именно поэтому он предпочитает молчать, дожидаясь момента, пока Чон сам ему всё расскажет. — Помни, что даже если ты выяснишь правду, она может быть далеко не такой, какой ты хочешь, чтобы она была, — наконец заканчивает свою речь Ким, взъерошивая волосы ладонью. Он чувствует, что Чонгук пристально наблюдает за ним, буквально прожигая его своим тёмным и глубоким взглядом, в котором ему так легко утонуть и не выбраться, но сегодня, здесь и сейчас, делать ничего не собирается. — Зачем же ты тогда говоришь мне всё это, если прежде так убеждал в том, что у меня ничего не выйдет? — хитрым голосом тянет Чон, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы вывести Тэхёна из себя. Он в ответ на очевидную подколку лишь усмехается, неуклюже покачивая головой из стороны в сторону, и отвечает неспеша, будто объясняет что-то непутёвому ребёнку: — Как бы я ни пытался это игнорировать, ты — не обычный рейсер, Чон. Как по характеру, так и по навыкам. Ты отличаешься, и в этом ты очень похож на меня и мою банду. В большей части на меня, если быть честным, — на этом месте он делает паузу, усмехаясь чему-то своему, а потом продолжает вновь, — и именно поэтому я говорю это всё тебе. Я надеюсь отговорить тебя от твоей затеи. Потому что знаю, что тебе не понравится ни один из двух вариантов, которые могут быть в итоге. Ты не любишь проигрывать, а с большой вероятностью ты не сможешь ничего сделать или выяснить, что выведет тебя из тонкого состояния душевного равновесия, и ты наверняка полетишь срывать свою злость на мне или на ком-либо ещё. Хотя, возможно, ты не делаешь так, как ты сделал это сегодня, на постоянной основе. Этого я ещё не знаю, увы. И также ты не сможешь легко принять то, что узнаешь, если ты это всё же сделаешь. Ты будешь отрицать и будешь шокирован. Очень сильно шокирован. И, наверное, это самая длинная речь, которую когда-либо произносил Тэхён в облике короля дорог. Он не знает, осознаёт ли это Чон и если да, то что чувствует по этому поводу, но для него всё это выглядит очень иронично, но в то же время интересно. Интересно со стороны наблюдателя, конечно же. Ничего же, что двуликого, правда? Он замолкает на некоторое время, ожидая ответа от Чона, но не получает его в итоге. Видимо, мужчина решил вытянуть из него своим необычайно долгим молчанием всё, что только можно, действительно считая, что король дорог не сможет распознать такую очевидную уловку. Даже с закрытыми глазами Тэхён всё ещё может полагаться на слух, свою интуицию и ощущение мира вокруг, которые выработались в нём спустя несколько лет усердной работы. И эти чувства его никогда не подводят. Спустя несколько мгновений той же упрямой тишины он вновь усмехается, решив всё же сказать ещё пару слов, и спокойным голосом продолжает разговаривать будто с самим собой: — Видимо, придётся продолжить. Я не боюсь разоблачения, будь это ты или кто-либо другой. Да, я берегу эту тайну уже долгие несколько лет, но не из-за собственных страхов. Из-за вашего и своего удобства. Потому что узнай вы правду — всё бы изменилось. И в какую сторону неизвестно даже мне.***
Проходит всего неделя с окончания предпоследнего этапа гонки, но для Тэхёна она кажется вечностью — долгой и непрекращающейся. Полной мыслей, что забивают голову слишком уж сильно, никак не желая замолкать, полной непрекращающихся попыток, огромным количеством слов и разбивающихся надежд. И в основном именно из-за Сары. Он пытается дать ей шанс, пытается проявить понимание в очередной раз, считать которые он просто устал, пытается сделать всё, что в его силах, чтобы в итоге её собственные чувства были задеты по минимуму. Он раз за разом пытается заговорить с девушкой об их отношениях, о своих чувствах к ней, о её поступках и их причинах. Тэхён пытается поговорить утром, когда успевает застать её в постели или в их комнате, пытается за завтраком, который ни один из них никогда не пропускает, пытается позвонить в обеденный перерыв, пересиливая своё нежелание разговаривать на расстоянии о таких важных вещах. Пытается вечером, когда они занимаются своими делами или просто отдыхают во дворе (или делают вид, что отдыхают), пытается перед сном, когда ложится в кровать, находя девушку уже спящей (или притворяющейся таковой) или же не заставая её в постели вовсе. Все его мысли зацикливаются только на этом, когда он находится рядом с Сарой. Всё, что он делает в её присутствии — ищет новые и более подходящие слова взамен старым, чтобы сказать ей всё и сразу. Но всё, на что он натыкается в ответ — сплошная стена отрицания, игнорирования и вежливого избегания, полного любви и понимания к Тэхёну и к их отношениям, конечно же. И это вводит его в ступор. Ведь Сара кажется той же, что и год назад — улыбка на губах, блеск в глазах, вежливый и добрый тон и её приятный голос, которым она говорит о том, как любит его. Всё это звучит… так правдоподобно. И одновременно всё это так не вяжется со всем этим длинным списком её проступков, что просто выворачивает наизнанку мозг мужчины к концу недели. С каждой неудачной попыткой он всё сильнее раздражается и выходит из себя из-за чужого поведения. Он становится всё настойчивее и прямолинейнее, раз за разом лишь убеждаясь, что это именно то, чего он так сильно хочет, но не может достичь. С каждым разом он становится всё изобретательнее в своих попытках поговорить. Он по нескольку раз за день заново придумывает и совершенствует свою речь, которую желает сказать Саре, но так и не получает шанса это сделать. Ему начинает казаться, что и сама девушка начинает утомляться от её же собственного игнорирования, и это лишь подтверждается, когда днём седьмого дня она в переписке мимолётно сообщает ему, что уезжает в командировку в другой город на пять дней. После пишет, как будет скучать и как жаждет, чтобы этот срок поскорее закончился, но Тэхён чувствует эту фальшь между строк. Чувствует и понимает истинные причины этого поступка. И в какой-то мере эта передышка, на самом деле, необходима и ему. Потому что помимо Сары, этих волнений и мыслей, связанных лишь с ней одной, попыток (как бы смешно это ни звучало) расстаться и провалов в них же, в его жизни теперь есть и чёртов Чон Чонгук. Чон Чонгук, который ни на минуту не спускает с него какого-то странного тёмного взгляда, пока они находятся в одном помещении. Чон Чонгук, который продолжает хитро улыбаться, сверкать своими глазами и грубо язвить, когда они разговаривают. Чон Чонгук, с которым он продолжает играть в их излюбленные гляделки, заставляя того тонуть в его собственных глазах и утопая заодно с ним. Чон Чонгук, который постоянно намекает на что-то в конце каждого их разговора (лишь когда это позволяет атмосфера) и с каждой новой попыткой он становится всё изобретательнее в этом, придумывая всё более оригинальные и заковыристые способы, так что Тэхёну даже не надоедает такая настойчивость. Чон Чонгук, безумный характер которого составлял серьёзную конкуренцию даже самому Сатане. Чон Чонгук, который остался тем же наглецом, а вроде бы и изменился, но так, что Ким даже понять не может, что с ним произошло. Будто в один момент он вдруг понял что-то определённо важное внутри себя или пришёл к новому и нетипичному убеждению о себе, которое в результате заставило его подстроиться, незаметно измениться как внешне, так и внутренне. Это как приобретение определённых знаний о человеке, которых раскрывать в итоге не хочется: ты не хочешь показывать ничего из того, что знаешь, не хочешь делать даже намёка, но твоё тело и поведение всё равно выдают тебя, даже если никто кроме тебя самого этого почти не замечает. И пока Тэхён неудачно пытался вырваться из отношений с Сарой, с Чонгуком они с каждым днём становились неумолимо ближе. Разговоры начинались совершенно непринуждённо и буквально из воздуха, и у них всегда находились темы для приятной беседы. Их взгляды на мир и людей в нём, жизненные позиции и мысли насчёт основополагающих разделов психологии и других важных тем были схожи, во многом они интересовались одними и теми же вещами, про которые готовы были незамолкая говорить до утра, и от этого вести разговор было ещё приятнее и проще. Ведь так всегда и бывает: если в какие-либо взаимоотношения между двумя людьми вкладываются оба и сразу, да ещё и производя между собой равноценный обмен знаниями, усилиями и энергией, то такие взаимоотношения всегда в итоге приносят лишь удовольствие и радость. Они могли непринуждённо болтать несколько часов подряд, перескакивая с одной темы на другую и не замечая, как быстро цифры на часах сменяют друг друга. Могли шутливо подтрунивать друг над другом или вести бессмысленные споры, которые так полюбились ими ещё с первых дней знакомства. И одновременно с этим они могли обсуждать прочитанные недавно книги, которые особенно сильно привлекли их внимание, последние новости в мире бизнеса, провалившиеся сделки на работе у Тэхёна и грубых клиентов с заоблачными запросами у Чонгука. Могли раздумывать над серьёзными темами и делиться своим мнением, подолгу размышлять о неожиданных, но глубоких вопросах, всплывающих в голове. Они понимали друг друга с полуслова, порой им было достаточно лишь заглянуть в глаза сбоку от себя, чтобы понять все невысказанные слова и мысли, вырывающиеся прямо из души. Они правда старались понимать друг друга в любых ситуациях, прикладывая к этому свои усилия, не заходили дальше поставленных границ и уважали чужое мнение как своё собственное. Никогда не принимали на свой счёт споры, которые возникали из-за какой-нибудь захватывающей темы, когда они оба воспринимали одну и ту же ситуацию по-разному и приводили аргументы в свою пользу, наслаждаясь приятным и лёгким спором, будоражащим кровь. Они были максимально честны друг с другом, а если и не могли сказать что-то правдиво — просто признавались в этом. И в частности поэтому, день за днём, они неосознанно создавали нечто особенное между ними. Нечто комфортное и родное, близкое настолько, что они оба чувствовали себя совершенно свободно в компании друг друга, когда у них не было цели поязвить так, чтобы задеть друг друга побольнее. Тэхёну правда нравилось сидеть вечерами в небольшом саду с кружкой его любимого травяного чая и ноутбуком на бёдрах, обсуждая с Чоном как прошёл их день или просто беседуя на какие-то посторонние темы, которые первым делом приходили одному из них в голову. Он чувствовал себя спокойно и надёжно, так, как давно не чувстовал себя в компании Сары, и ему это нравилось. Он наслаждался ощущением дома и понимания с другой стороны, ощущением теплоты, которое витало в воздухе каждый вечер, когда они с Чонгуком разговаривали на улице, провожая взглядом закаты и облака причудливых форм. Спустя несколько дней это на самом деле стало их традицией. Каким-то приятным времяпрепровождением в конце каждого дня, вне зависимости от того, насколько тяжёлым он был, и которого ты ожидаешь с самого утра. Они никогда не договаривались о времени следующей встречи, никогда не говорили о том, получится ли у них вообще встретиться завтра. Потому что хотелось, чтобы получалось всегда. Безоговорочно. Один из них просто мог выйти на улицу в любое время, а другой присоединиться лишь спустя несколько часов или не присоединиться вовсе. Они никогда не жаловались, если приходилось ожидать друг друга несколько часов, потому что это всегда того стоило, и, несмотря на это понимание, оба всё же старались обращать внимание на то, пустует ли задний двор или же нет. Они знали, что в любом случае встретятся, чтобы поговорить. И это было тем, что грело сердце, заставляя его приятно и громко биться в груди. Тэхён на самом деле не знал, к чему приведёт его сближение с Чоном. Он не знал наверняка, получится ли у них что-то серьёзное, он даже не задумывался о слишком далёком и серьёзном итоге их «передружбы», хотя в их разговорах и присутствовала огромная доля флирта и странных намёков. Ким Тэхён, который обычно знал всё на десять шагов вперёд, вплоть до нужного направления и точного расстояния, которое ему нужно было пройти, сейчас не задумывался ни о чём слишком далёком. Он не знал, где окажется, и в этом была своя красота жизни, которую он ценил и уважал. И порой забывал, насколько прекрасным было это ощущение, поэтому когда вспоминал — всегда напоминал себе об этом, стараясь делать это по-разному каждый раз. На дворе всё ещё стоял вечер того же дня, в который Сара уехала в командировку, прихватив с собой из дома нужные вещи и скомканно попрощавшись с Тэхёном у выхода. Она потратила на все эти бессмысленные прощания около двадцати минут, но так и не сказала ничего особенного и важного, кроме пустых слов, проговорённых между ними не первый раз, безликих улыбок, не наполненных ничем, кроме приторной фальши, и холодных поцелуев, которые каждый из них старался свести к минимуму. Страсть между ними пропала давно, особенно со стороны Кима, но сейчас это особенно ярко бросалось в глаза обоим, неуютно ворочаясь в груди клубком растерянности. Раздумывая над тем, как ещё их прислуга не разнесла никуда никакие слухи об их разваливающихся отношениях, потому что им оставалось только начать спать в разных комнатах для полноты картины, Тэхён снова оказывается предоставлен самому себе в их огромном особняке. В итоге он понимает, что не хочет оставаться почти что в одиночестве пылиться в огромном доме, и решает проехаться перед сном по городу на ламборгини, которая так и осталась стоять в гараже после его последней поездки в свой настоящий дом пару дней назад, потому что у мужчины попросту не нашлось шанса вернуть её обратно к Виоле. Сейчас он этому даже рад. Конечно, это не его родная и любимая бугатти, привычная и знакомая до каждого изгиба, но итальянские спорткары он любит почти так же сильно, как и французские. Перед тем, как окончательно покинуть свой дом и закрыть за собой ворота, кивнув при этом охране, он вспоминает о Чоне и их вечерних встречах за чашечкой чая и открытым ноутбуком, которые сегодня ему придётся пропустить, но понимает, что тот увидит отсутствие его автомобиля в гараже и всё поймёт. Небольшое волнение отпускает тут же, и он, усмехнувшись самому себе, выезжает на трассу, в ту же минуту открывая все окна в салоне. Сегодня ему необходимо проветриться и остыть, обновить свои мысли, привлечь новые и закончить обдумывать старые, отпустить их и забыть навсегда. Сегодня хочется расслабиться и насладиться временем наедине с самим собой, хочется… просто не думать ни о чём существенном и любоваться природой. И одновременно хочется обдумать множество вещей, прийти к правильному их решению и почувствовать эту твёрдую почву под ногами, потому что он знает, что мысли не отпустят его так просто. Хочется зарядиться энергией и силой от этой скорости, забирающей с собой все звуки, хочется обновить в памяти все те прекрасные виды родного города, когда даже на огромной скорости всё видно до мельчайших деталей. Хочется ловить потоки ветра пальцами, еле удерживая ладонь в ровном положении, когда упрямый ветер мчится совсем уж быстро и яростно борется с мужчиной, желая откинуть его в сторону, даже если это будет лишь кисть руки. Он покидает пределы тихой и безлюдной трассы, выезжая на четырёхполосную дорогу и продолжая направляться к самому океану. Сегодня ему не хочется выжимать из спорткара его максимум и заканчивать небольшую прогулку слишком уж быстро. Впервые за несколько месяцев он не превышает разрешённую скорость, но мчится где-то совсем рядом, наслаждаясь вечерней прохладой и залетающим внутрь морозным ветром. Машины, такие редкие сейчас, молча пролетают мимо него, оставаясь где-то позади и окутывая тишиной привыкшего к громким возмущениям вслед его спорткару Тэхёна. Луна, уже вышедшая на чистое и безоблачное небо, следует за ним по пятам, попадая своим редким светом в лицо и обдавая приятной прохладой. Сердце приятным и тихим отстуком бьётся в груди, а спокойствие и приятное ощущение чего-то родного и близкого захватывает его в свои объятия, погружая в невесомую тишину и позволяя игнорировать все окружающие его звуки, воспринимающиеся как белый шум. Полностью пустой и не имеющий смысла. Он опять размышляет над ситуацией с Сарой, опять возвращается к своим чувствам и убеждается, что они так и не изменились за последнюю неделю. Что это не мимолётное помутнение. Что это точно конец их совместного пути. Что он больше не видит их совместного будущего, что свет в конце дороги потух, а сам путь начал стираться, покрываться туманом и не пропускать вперёд. Что он сам начал тормозить, пока другая дорога, теперь предназначенная для него, всё ожидает его появления. Тэхён уверен, что когда-нибудь его терпение всё же лопнет, и он просто напишет глупое, короткое и лаконичное сообщение Саре, если всё так и продолжится. И тогда ему станет совершенно всё равно на её попытки очернить его имя (если таковые будут, чего он, конечно же, хотел бы избежать), станет всё равно на любые слова, которые она попытается сказать себе в оправдание или, наоборот, лишь чтобы задеть его как можно сильнее. Но пока его терпения хватает — он будет пытаться до самого конца. Чтобы знать, что сделал всё, что было в его силах и всё, что было нужно ему в этот самый момент. Он уже даже не пытается искать причины и смысл в поступках Сары, потому что знает, что это сплошной тупик, который не приведёт его ни к какому ответу. Он играл в эту игру целую неделю и, проявив огромное количество усилий, так и не получил ничего в ответ. Ни единой мысли, ни единого объяснения. Он не сможет понять девушку, не сможет её оправдать в своих глазах, видимо, больше никогда, потому что это оказывается просто выше его понимания здравого смысла. Он не знает даже, каким будет их расставание. Кто из них съедет, кто останется здесь, или же они оба покинут этот дом, полный общих воспоминаний? Будет ли между ними грандиозная ссора или Сара в ответственный момент вдруг обретёт ясность ума, и они смогут всё обсудить? Смогут ли они лишь боком упомянуть их расставание в интернете, или же им придётся давать интервью всем этим жадным до скандалов журналистам и репортёрам, объяснять причины с приклеенными на губы улыбками? Он не знает ответа ни на один из этих вопросов. Это оказывается вне его контроля. И поэтому единственное, что ему остаётся — быть благодарным за то, что хоть и не сразу, но он пришёл к нужному ответу. Что это всё же случилось, что он выбрался из цепкого болота, которое всё тянуло его вниз, на самую глубину. Что он хоть и не физически, но морально вернул себе, наконец, возможность ощущать свободу, которую у него будто отняли на долгие годы, хотя в реальности это было совсем не так. Он чувствует благодарность даже за то, что он встретил этого чёртового Чон Чонгука. Да, в какой-то мере именно из-за него вся его жизнь пошла вверх дном, но как раз-таки его появление и повлекло за собой все эти необходимые изменения в его жизни. И, говоря о Чонгуке, его поведение, на самом деле, тоже вызывает у Тэхёна вопросы, но совершенно иного смысла. Он не знает, что тот задумал и какой смысл имели те слова, сказанные им в машине несколько дней назад. Не знает, какие у него планы, не знает, что случится, когда Чон уедет, потому что он всё ещё пытается понять и определить свои чувства по отношению к нему, но это оказывается чем-то действительно трудным, учитывая то, как много вещей на него свалилось за последнее время. Расставание с Сарой, резкое осознание того, что последние месяцы были чем-то пустым и не имеющим эмоций. Хотя он и старается не думать о них как о трате своего времени и как о чём-то бесполезном, потому что всё ещё верит, что ничего в этом мире не может быть бессмысленным, и что эти месяцы были нужны ему для того, чтобы оказаться там, где он был сейчас. Но это всё равно оказывается трудно. На то, чтобы принять свой новый взгляд на многие вещи в его жизни, требовалось и продолжает требоваться время. На то, чтобы разобраться в остальных своих чувствах, в которых не было полной уверенности и определённости — и подавно. Поэтому он не собирался осуждать себя за небольшое бездействие в отношении Чона и за то, что сейчас отдаёт время более важным вещам и ставит их в приоритет. После нескольких вечеров, проведённых в его компании, он уверен, что и сам Чонгук его поймёт. Совсем скоро Тэхён подъезжает к берегу необычайно тихого в эту ночь океана, продолжая путь по уже знакомой ему дороге, пролегающей прямо вдоль скалистого берега. Он любит петлять по этой трассе, особенно в ночное время, когда ему хочется просто подумать, любит ощущение единения с природой, которое чувствует в этом месте. Любит солёный запах океана, покалывающий нос и приятно охлаждающий лёгкие и горло. Любит виды, которыми наслаждается необычайно сильно, и от которых не раз получал вдохновение и энергию в те моменты, когда она была на исходе. Луна этой ночью не отражается на водной глади, она находится с другой стороны неба, и поэтому океан кажется сегодня по-волшебному тёмным и загадочным. Он сливается на горизонте с ночным небосводом, а в воде отражаются самые яркие и большие звёзды, так похожие на небольших морских жителей, светящихся в темноте. Сама ночь сегодня необычайно темна и от этого очертания скалистых берегов размываются вдалеке, поддёрнутые дымкой недавно наступившей ночи. Они кажутся этакими монстрами, тенями, что складываются в причудливые формы и любые устрашающие фигуры, которые только пожелает увидеть наше подсознание. Рык ламборгини совсем тих, когда Ким не старается превысить разрешённую скорость, поэтому шум разбивающихся о скалы волн слышно как никогда прекрасно. Он забивается в уши и эхом разносится по округе, отскакивая от безоблачного неба и возвращаясь обратно к своему истоку. Он резонирует и накладывается друг на друга, то затихая, то нарастая вновь с каждой разбившейся о берег волной. Мелкие брызги этих волн долетают до мужчины сквозь приоткрытое окно, заставляя глаза слезиться от влажного воздуха. Но сквозь пелену он всё же может видеть, как препятствующая скала, вставшая на пути этой огромной некогда волны, разделяет её на мельчайшие частички, забираемые порывами ветра. Десятки минут пролетают совершенно незаметно, а Тэхён всё едет и едет вдоль нескончаемого берега океана. Луна преданно следует за ним по пятам, не отступая ни на минуту, наблюдая за ним и понимая всё, о чём думает сейчас мужчина. Ветер затихает, уступая место шуму океанских волн, белой пеной раскрашивающих тёмную водную гладь. В теле ощущается лёгкая невесомость, а приятное и глубокое биение сердца в ушах успокаивает. Постепенно мысли заканчиваются, доведённые мужчиной до логического конца, вопросы исчерпывают себя, а чувства устаканиваются и вновь приходят в норму. В голове воцаряется штиль и приятная тишина, когда лишь скорые мысли и небольшие обрывки незначительных воспоминаний протекают не спеша в мыслях, затухая почти сразу же после появления. И он наконец чувствует, что ему пора возвращаться домой. Сейчас, когда Сары там нет, ему оказывается намного легче принять решение о возвращении в дом, где никто не будет указывать тебе как жить или осуждать тебя. Хотя все эти комнаты и несут в себе не очень приятные воспоминания, накладывающиеся на десятки других, более ярких, и от этого ему всё ещё довольно тяжело, приезжать туда и проводить там дни, осознавая, что он в полном одиночестве, давно оказалось чем-то намного более предподчтительным и успокаивающим. Дорога домой проходит быстро и почти незаметно — чёрная ламборгини прекрасно справляется со своей задачей, почти не привлекая к себе никакого внимания. Её рык необычайно тих, будто она может уловить чужое настроение и желания, а может быть Тэхёну, погружённому недолгое время назад во все эти глубокие мысли, просто кажется, и всё остаётся одним и тем же. Кто знает. Он мчится на скорости, лишь немного превышающей разрешённую правилами, и наслаждается ночным воздухом и необычным ощущением лёгкости от скорости, а не чувством вжимающей в спинку ярости и азарта, текущего по венам. Это непривычно, но приятно, и иногда это именно то, в чём так нуждается Тэхён. Он по привычке прислушивается к отдаляющемуся на время шуму волн, когда дорога уходит в сторону, начиная сужаться. За время его совместного проживания с Сарой океан стал ему приятным будильником и убаюкивающей колыбельной одновременно. И вот уже на ближайшем холме показываются знакомые очертания особняка. Свет в окнах приглушён, в некоторых его и вовсе нет — наверное, об этом позаботилась прислуга в его отсутствие. В темноте особняк выглядит будто сказочный дворец на недосягаемой горе, он необычайно красив и завораживающ, и Тэхён такими моментами на самом деле наслаждается. Когда его воспоминания и мысли не омрачены ничем, когда она просто живёт и чувствует. Ворота особняка открываются перед ним, стоит лишь ему к ним приблизиться, и он быстро паркуется в гараже, закрывая ламборгини и обещая себе завтра после работы отвезти её к Виоле домой и поменять на что-нибудь новенькое. Пока проходит к дому невольно бросает взгляд на задний двор, но света там почти нет, а значит и Чонгука тоже. Дверь открывает легко и спокойно, не церемонясь и ничего не боясь. Спокойно разувается, чувствуя приятную и лёгкую усталость во всём теле. Мысли сейчас кажутся совершенно незначительными и лёгкими, и это то, что он так любит в своих прогулках — пустую голову, готовую к появлению новых идей, свободное ото всех мыслей и переживаний сознание. Тэхён проходит мимо большого зала в центре первого этажа, почти не обращая на него внимания, потому что мысленно уже находится в освежающем душе и тёплой кровати одновременно. Но краем глаза он неожиданно улавливает что-то непривычное. Кого-то непривычного. И этот кто-то никто иной, как Чон Чонгук. Его размытый в темноте силуэт выглядит устрашающе и одновременно завораживающе, когда мужчина стоит вот так, облокотившись об стену у прохода в коридор. Лунный свет заливает комнату сквозь приоткрытые окна, а приглушённый свет от лампы на кофейном столике рассеивается по помещению, но его фигура всё ещё размыта тенями ночи, её не видно столь чётко, как хотелось бы. Тэхён медленно затормаживает, потому что находит чужое пребывание на первом этаже в такое время довольно странным. У него нет каких-то особенных идей насчёт того, почему же Чон стоит здесь сейчас, но он собирается это выяснить. — Что ты здесь делаешь? — повернувшись лицом к мужчине, прямо, но тихо спрашивает Тэхён. — Опять караулишь меня после моих ночных прогулок? Он не может чётко видеть чужое лицо, потому что света всё равно оказывается недостаточно, но, прежде чем мужчина начинает отвечать, он успевает заметить, что в его глазах горит дикий огонь, совершенно непохожий на всё, что он видел раньше в этих тёмных глазах. — Жду, — лаконично доносится до него глубоким и хриплым голосом, от которого по телу начинают бежать проклятые мурашки. Он не хочет спрашивать чего мужчина ждёт, или, вернее сказать, кого. Но атмосфера продолжает накаляться, а воздух тяжелеть, и Ким всё ещё не до конца понимает, что происходит. — Чего? Или мне лучше сказать — кого? — подозрительным, но всё ещё спокойным тоном продолжает расспрашивать Тэхён, сохраняя совершенно нейтральное выражение лица. Он шаг за шагом приближается к мужчине, чтобы лучше его видеть и понимать, что тот задумал, считывать все эмоции. Усталость сходит на нет, потому что он чувствует, что то, что произойдёт сейчас — важно, как никогда. — Задаёшь вопросы, на которые и так знаешь все необходимые ответы, — усмехается Чонгук всё тем же хриплым голосом, вызывая лишь больше мурашек, бегущих током по коже. — Задавай нужные и верные вопросы, месяц мой. Тэхён в ответ на эту догадливость и упрямость лишь усмехается, покачивая головой и в очередной раз отмечая прозвище, которым наградил его мужчина. Спустя время ему даже понравилась необычная лакончиность и загадочность, и он свыкся с ним. — Зачем ты здесь? — медленно склоняет голову к плечу, пытается прочитать ответ в чужих глазах, но лишь начинает догадываться, не желая принимать правильный ответ. Он чувствует приближение неизбежного, того, чему он сам позволит случиться. Впервые за всё это время Чонгук так не вовремя наконец приходит в движение. Отрывается медленно от стены, будто дикая пантера, нашедшая спустя долгие часы долгого ожидания свою добычу, и делает небольшой шаг навстречу мужчине. Медлит с ответом. А атмосфера всё прожолжает накаляться, и теперь Тэхён тоже чувствует весь этот спектр напряжения и смешивающихся эмоций в воздухе. Она приятно душит своей тяжестью и азартом, забивается внутрь, проникает глубже сквозь кожу и заставляет её гореть, разносится по венам с кровью и заражает собой, пока они вновь утопают в глазах напротив, замирая на долгие мгновения в одном положении. — Узнать, как прошёл твой заезд, — наконец отвечает на грани шёпота Чон, в этот раз моргая первым. Тэхён усмехается, потому что они оба осознают, что этот ответ — лишь отсрочка оглашения настоящей причины. И он принимает вызов. — Неплохо, хотя заездом это и не назовёшь, — тянет Ким, небрежно проводя рукой по волосам. — Так, небольшая прогулка. Ламборгини не созданы для слишком резвых заездов во время спокойных вечеров. — Спокойные вечера и небольшие прогулки… — задумчиво повторяет он, будто пробует эти незнакомые слова на вкус, — они таковые лишь потому что там не было меня, — приподнимает бровь Чон, будто вопрос задаёт, но тон его всё также твёрд и тих, так что сомнений у него в собственных словах нет. Впрочем, как это и бывает всегда. Тэхён уже привык. — Какой ты самоуверенный, безумец, — нагло тянет мужчина в ответ. — И нет, с причиной ты не угадал, что довольно странно. Но в одном ты прав — будь ты там — всё бы закончилось далеко не так, как это было сегодня. А в голове всплывают все их встречи за последние пару недель. Та самая гонка и её окончание, приз, разделённый на двоих, мероприятие в первые дни приезда Чона и чужие попытки догнать его в толпе, очередное скучное светское мероприятие, скрашенное присутствием этого наглого человека, та поездка и долгий разговор у берега океана вместе с заходящим солнцем, неожиданная встреча в машине в центре Лос-Анджелеса, их разговор неделю назад после префинала гонки. Он знает, чем заканчивались многие из них. И Чон это тоже знает. От его дикого огня, зажигающегося внутри тёмных глаз после сказанных им слов, жар проносится внутри Тэхёна одной сплошной волной. Адреналин резким фейрверком рассыпается по телу, а сердце ускоряет свой ритм, срываясь на бешеный и будто предчувствуя что-то. Чужие губы растягиваются в дикой и зловещей ухмылке, и Чон делает очередной шаг навстречу мужчине. Теперь между ними остаются несущественные несколько метров, которые никто из них даже не замечает, ведь они вновь смотрят друг другу в глаза. И сегодня этот момент кажется ещё более волшебным, чем когда-либо. Потому что он наконец-то понимает, чем так сильно выделяется этот огонь ото всех остальных. Он наконец понимает, почему ему показалось всё это странным, зачем пришёл сюда сегодня Чон, почему он его ждал и так себя вёл. Мужчине нет нужды отвечать правду, ведь всё написано в его глазах, которые он давным-давно научился читать. Это осознание бьёт его прямо под дых целым ворохом эмоций, но это никак не отражается на его спокойном лице, натренированном за годы светской жизни. — Но я здесь сейчас, — вновь начинает Чонгук. Своим голосом он заманивает его в свои сети, будто прекрасная сирена, распевающая песни в туманном море рядом с пиратскими кораблями. Он гипнотизирует его взглядом, пожирает глазами и пробуждает совершенно новые чувства в груди. В нём тоже просыпается это желание большего, этот жаркий огонь распаляется и в его душе, застилает плотным туманом взор и захватывает все мысли. — И этот день ещё не окончен. И я хочу, чтобы он закончился намного лучше, чем все остальные дни до этого, месяц мой. На время между ними виснет напряжённое молчание, потому что Тэхён понимает, что это и есть их последний рубеж, которого они так ожидали. Последние слова, сказанные в здравом смысле, последнее ласковое прозвище, сказанное этим голосом, и последний завуалированный вопрос, решающий всё, на который Чон будет ждать ответа. Потому что если он согласится прямо в этот момент — им обоим снесёт крышу напрочь. Он понимает, что никто из них ждать больше не сможет. Ни единого дня. Что сейчас — тот самый момент, который зависит лишь от него. Что дальше они уже не смогут остановиться, если поддадутся хоть раз. Они оба сейчас на пределе, и даже если Ким этого не показывает, это не значит, что он не чувствует всего этого: дикого жара по всему телу, этого сжигающего желания и контрастирующего с ним лёгкого возбуждения, вызвающего мурашки на коже. Нетерпения, сжирающего все внутренности, покалывания на губах и приятного трепета в душе, так похожего на знаменитых «бабочек». Это не значит, что он не чувствует, как начинают трястись его руки, не значит, что он не пытается это скрыть, напрягая их из последних сил. Не значит, что не ощущает этого белёсого тумана в голове, что постепенно и медленно захватывает весь его разум, одерживает верх над редкими мыслями и отсылает их напрочь. Заменяет их на развратные фантазии, на воспроизводящиеся совместные дни, на все эти звуки, ощущения наслаждения и истинного кайфа. Это не значит, что он не следит пристально за чужими эмоциями и не впитывает их в себя, не значит, что не рассматривает чужую фигуру чересчур уж внимательно. Но также это всё не значит, что он не старается изо всех сил держать себя в руках, почувствовать самого себя и свои желания. Определить, что говорит он сам себе из глубины своего тела, распознать всевозможные последствия и исходы, прокрутить их все до самого конца и выбрать наилучший из них. Посмотреть на себя со стороны, осознать, какое сильное влияние на него оказывает такая простая ситуация, зависящая лишь от человека, находящегося по другую сторону. Он понимает, что хочет дать шанс Чонгуку. Хочет дать шанс себе. Понимает, что глубоко внутри будет сожалеть, если прямо сейчас скажет «нет», потому что его душа и сердце уже давно приняли нужное решение. Понимает, что он не сможет отказаться. Не захочет. Понимает, что будет сожалеть, если отступит сейчас, и не уверен, что когда-нибудь сможет шагнуть навстречу Чону ещё раз. Что он когда-нибудь тоже сделает шаг навстречу. — И каким же образом ты это сделаешь, безумец? — наконец отвечает Ким, прикусывая нижнюю губу и глядя прямо в глаза напротив. Чонгук усмехается, потому что они оба знают, что значит этот простой вопрос. В его глазах огонь теперь разгорается ещё сильнее, поджигаемый чужим согласием, он полыхает и сжигает всё на своём пути, подчиняя своей воле. Сегодняшняя ночь будет долгой. — Думаю, мы оба знаем ответ на этот вопрос, — и он делает ещё один непринуждённый шаг вперёд, оставляя жалкие сантиметры между ними. И теперь они кажутся чертовски длинными. Осознание того, что он сделал сейчас, на что согласился и с кем, того, что будет происходить дальше, накрывает медленно и плавно, приятно наплывает этакой тенью, оно не ошарашивает и не вводит в ступор. Он знает, на что согласился и с каким именно человеком, и эти мысли уже отзываются приятным томлением внизу живота, а его разум начинает сходить с ума и заворачивать в совершенно неправильном и одновременно желанном направлении. Мысли, посылаемые в компании здравого смысла, улетают куда-то высоко, заглядывают в будущее и рисуют прекрасные картины, наделяют их эмоциями и звуками, движением. Они проигрываются у него в голове раз за разом и лишь возбуждают сильнее. Хочется, чтобы Чон сделал ещё один шаг вперёд, навстречу ему. Хочется стоять и смотреть, наблюдать и лишь догадываться, что же будет дальше, подстёгивать всё сильнее своими словами и действиями, видеть, как мужчина напротив выходит из себя, хоть и старается этого не показывать. — Не думаю, что я знаю, — с притворным сожалением произносит Ким, хитро склоняя голову к плечу и слегка прищуриваясь. — Возможно, ты мог бы рассказать мне. Или показать. — Ах вот как, — приподнимает брови в ответ. — Ну, раз ты так желаешь этого, думаю, я мог бы. Наконец Чонгук делает такой желанный и заветный шаг вперёд, и резко обхватывает своими широкими ладонями чужую шею, заглядывая прямо в самую глубину его глаз, в самую душу. Сердце от этого действия резко подскакивает и слишком быстро начинает нестись куда-то вперёд, желая прорвать грудную клетку. Дыхание становится поверхностным и прерывистым, потому что воздух будто исчезает по одному лишь щелчку чужих татуированных пальцев. Остальная комната покрывается пеленой тумана, всё вокруг них размывается и перестаёт иметь даже малейшее значение. Все звуки затихают, и он перестаёт слышать шум разбивающихся о берег океанских волн откуда-то издалека, шелест листвы за окном из-за лёгкого ветерка, жужжание из-за работы светильника и даже своё собственное дыхание. Тело кажется невесомым и неожиданно лёгким, будто усталости вовсе и не было никогда. Оно ощущается слишком чувствительным, потому что кожа на месте соприкосновения с руками Чонгука пылает огнём, и Тэхён может ощутить каждую маленькую царапинку на чужих ладонях. — Знаешь, ждать тебя здесь сегодняшним вечером было жутчайшей ошибкой, — покачивает головой Чон, будто и правда сожалеет. А у самого глаза горят как у хищника, который наконец-то поймал в свои лапы самую желанную добычу. Именно таким и ощущает себя Тэхён сейчас. Желанным. — Несомненно, — шепчет слишком уж возбуждённо, полностью проваливаясь в попытке скрыть свои эмоции. Впервые за долгое время его маски с треском рушатся и осыпаются мелкими осколками к его ногам, он самостоятельно откидывает всю фальшь и наконец позволяет мужчине напротив увидеть свои горящие желанием глаза. Они поблёскивают в лунном свете и окрашиваются в более тёмный оттенок коричневого, пока зрачки почти полностью заполняют радужку беспроглядной темнотой. — Целовать тебя, видимо, будет ещё более ужасной идеей, — продолжает Чонгук, с каждым словом лишь приближаясь к нему и звуча совершенно не так, как должен бы: его тон текуч и плавен, будто патока, он предвкушает то, что произойдёт дальше, и вовсе не сожалеет. Между их телами летают электрические разряды, и они оба перестают замечать всё происходящее вокруг. Сейчас для них есть лишь их сердцебиение, скачущее в такт другому, их глаза, в которых они беспробудно тонут будто в последний раз, и этот тихий шёпот, заводящий сильнее. Ни один из них не знает, как это вышло. Как они вдруг оказались так близко друг к другу, желая лишь сократить это растояние до возможного минимума. Как они вдруг оказались готовы переспать друг с другом и разделить одну кровать на двоих, утопая в простынях и наслаждаясь страстью, растекающейся по комнате. Как неожиданно неприязнь превратилась во флитр, гонки и бессмысленные витиеватые фразы, как разговоры по вечерам превратились в намного более развратное ночное времяпрепровождение. — Самой ужасной, — медленно кивает головой Тэхён, выдыхая это почти что в чужие губы напротив. Они оба противоречат самим себе, но им нравится. — Мы оба пожалеем об этом на утро, — он будто пытается убедить себя или Кима в том, чтобы остановиться. Но они уже давно нажали на педаль газа, вдавив её в пол со всей имеющейся силой. И затормозить теперь нет и шанса. — Определённо. — Ну и к чёрту, — тут же отвечает Чонгук, и наконец подаётся вперёд, накрывая чужие губы своими. Безусловно, это уже не первый раз, когда они вдвоём оказываются в таком положении, ощущая вкус чужих губ на своих, но этот, кажется, станет самым запоминающимся и ярким из всех. Потому что Тэхён наконец-то тоже чувствует. Потому что в этот обыкновенный летний вечер он наконец-то отпускает себя и срывает все замки, что сдерживали его и его эмоции долгое время. Впервые даёт себе шанс полностью сосредоточиться на настоящем, почувствовать, как Чонгук нежно, но одновременно так страстно сминает его губы, как они оба стараются глубоко дышать, чтобы сохранять хоть какую-то, но ясность ума, но громкое биение их сердец всё равно в итоге с треском выдаёт их. Как Чон неосознанно всё сильнее сминает его шею пальцами, как прижимает к себе всё яростнее, как он сам, желая схватиться хоть за что-нибудь, в итоге начинает перебирать чужие волосы меж пальцев. Как внутри него каждую секунду взрывается новый каскад фейерверков, искрами звёзд замирающий где-то в животе и посылающий волны удовольствия по всему телу. Как в голове остаётся буквальное ничего, как все мысли, которые ещё каким-то образом задержались в его разуме, просто растворяются по щелчку пальцев и как всё его внимание концентрируется на каждой пульсирующей жаром точке соприкосновения их тел. Как пошло и мокро, но одновременно так непривычно и желанно звучит в его ушах их поцелуй, как приятно холодит ему губу от чужого пирсинга и как чертовски идеально оказывается ощущать чужое накаченное и рельефное тело рядом с собой. Они углубляют поцелуй, и Тэхён начинает тянуть Чона за собой к стене, потому что его ноги начинают отказывать и неметь. Он оказывается не в состоянии попросту ровно стоять, пока всё его внимание сосредоточено на его собственных ощущениях, на приятном томлении внизу живота, на чужих губах, так идеально сминающих его губы, и на этом языке, ласкающем нёбо и его собственный кончик языка. Чонгук в ответ на это тихо мычит, сначала удивлённо, но затем понимающе, и в итоге всё же помогает дойти до ближайшей стены коридора, и они резко ударяются о неё, немного не расчитав силы. Тэхён усмехается в чужие губы, но мужчина напротив что-то протестующе рычит, будто ругает за то, что тот отвлекается на что-то столь незначительное, и вновь впивается в его губы, обводя их своим кончиком языка. Его руки зарываются в волосы, а потом резко спускаются вниз, к талии, и сжимают уже её. Тэхён же ногтями впивается в чужие волосы и просто растворяется во всех этих эмоциях, страсти и желании, которые так и исходят от Чона в его сторону, проникая куда-то глубоко под кожу. Ему приятно и в какой-то мере так непривычно ощущать себя желанным кем-то настолько сильно. Да, он знает, что в него влюблены тысячи людей, что все они считают его эталоном красоты, своим идеалом. Что многие мечтают о встрече с ним, о чём-то большем. Но это иной уровень. То, как Чонгук выражает все эти чувства, как он целует его, как громко и тяжело стучит его сердце и как он мычит от удовольствия. Как позволяет Тэхёну заряжаться от этой страсти, вновь вспоминать утерянное, чувствовать весь этот ворох эмоций и утопать в нём. Как позволяет пробуждать в себе своих спящих и голодных демонов, жаждущих большего. Он переносит свои руки Чону на шею и, прикладывая небольшое количество усилий, резко разворачивает не ожидавшего подвоха мужчину. Теперь уже он вжимает Чонгука в стену, оперевшись о неё же локтями, и перенимает всю инициативу, получая шанс изучить чужие мягкие губы. Чон слабо сопротивляется первые несколько секунд, но потом всё же сдаётся и расслабляется под волнами жаркого желания, растекавшегося по телу. Осознаёт, что в некоторые моменты Тэхён бывает столь же настойчив, как и он сам. Тэхён понимает, что если они не остановятся в эту же секунду, то всё случится прямо здесь и сейчас и закончится слишком уж быстро. Но он не хочет этого. — В спальню, — отрываясь от чужих губ буквально на сантиметр, выдыхает Ким и указывает пальцем на лестницу, буквально бегом улетая в её сторону, чтобы не поддаться искушению, и первым начинает подниматься по ней в сторону комнаты Чонгука. Мужчина же, оставшись позади, запрокидывает голову на стену, больновато об неё ударяясь, чтобы хоть так привести себя в чувства и разогнать этот туман в голове из медлительных обрывков мыслей и желаний, усмехается такой наглости и одновременно не верит своей удаче. Краем взгляда провожает Тэхёна, пока тот поднимается всё выше, а потом отталкивается ногой от стены и взбегает вверх по лестнице, стараясь нагнать мужчину. В комнату они влетают вместе, уже привычно натыкаясь на первую попавшуюся стену и продолжая пожирать друг друга губами. Они будто пьянеют с каждой секундой всё сильнее, будто находятся под кайфом и не осознают почти ничего, но им так это нравится. Нравится углублять поцелуй, а потом резко делать его лёгким, оставляя небольшие влажные следы в уголках чужих губ. Они чувствуют, что оба возбуждены до предела, знают это и лишь подстёгивают друг друга. Тэхён играется со всеми этими многочисленными серьгами в ушах Чона, пока тот сминает его талию и вновь вжимает в стену позади. Как только он хочет оторваться, чтобы кое-что сказать, Чонгук протестующе мычит и приближается к нему, не давая разорвать поцелуй. На мгновение его захватывает водоворот страсти и возбуждения, но потом он вновь приходит в себя и перемещает ладони на чужую грудь, пару раз похлопывая по ней, чтобы привести мужчину в чувства. Им необходимо поговорить, прежде чем они сделают то, что изменить будет нельзя. — Погоди, прошу, — тихо вздыхает, сумев оторваться на пару секунд. В темноте Чоновой комнаты ему не видно чужого лица, и поэтому он лишь может догадываться туда ли сейчас смотрит. Чонгук замирает, а потом как-то странно вздыхает, но расслабляет хватку на его талии и отстраняется дальше, щёлкая крайним выключателем на стене так, чтобы в комнате плавно загорелась лишь приглушённая синяя подсветка над большой двуспальной кроватью. — Так гораздо лучше, верно? — усмехается Чон, возвращаясь на своё место и обхватывая чужую шею ладонями вновь. Тэхён медленно моргает, привыкая к приглушённому свету и позволяя себе насладиться всеми этими чувствами, что переполняют его тело, а потом вновь смотрит на мужчину и усмехается уголком губ, хитро прищуриваясь. — Ты уверен в том, что мы собираемся сделать? — склоняет голову к плечу и продолжает, — потому что я не хочу решений с горяча, даже если сейчас и не совсем подходящее время для подобного разговора. Я хочу убедиться, что мы оба знаем, на что идём, и что мы обсудим, что будет утром, когда мы проснёмся. Потому что я не хочу видеть тебя, сбегающим из города завтра же утром в осознании того, какую непоправимую ошибку ты совершил в порыве возбуждения и желания. — Да, уж поверь, я как никогда уверен в том, что делаю прямо сейчас. Я не равнодушен к тебе, Тэхён, — и то, как он произносит его имя… Этот тон дрожью проносится по всё ещё чувствительному телу, а воспоминания о прошедших мгновениях проносятся в мыслях, но Ким всё же сосредатачивается на чужих словах. — Я говорил об этом ещё неделю назад, и ничего не изменилось. Я никогда не совершаю такие вещи в порыве возбуждения, и я не сбегу из города, да уж и тем более из страны завтра утром. Наоборот, хочу остаться здесь как можно дольше и не планирую вылезать завтра из постели как минимум до одиннадцати. Особенно если в ней будешь ещё и ты собственной персоной. — Как похоже на меня, — бормочет в паузе между чужими словами Тэхён, лукаво усмехаясь. Он специально пропускает самые последние слова, всё ещё точно не зная как на них реагировать. — В этом мы одинаковы. — Как и во многих других вещах, — подмигивает ему Чонгук и возвращается к речи, — особенно сейчас, когда моей сестрицы в городе ещё несколько дней не будет. — О нет, даже не вспоминай про неё в такой момент, а то сегодня мы так и не перейдём ни к чему большему, — бормочет Тэхён, поначалу передёргивая плечами от отвращения, а потом виновато улыбаясь и пожимая теми же плечами на чужой осуждающий и сердитый взгляд в его сторону. — Ты когда-нибудь заткнёшься? — почти что любовно вздыхает Чонгук, качая головой. — Возможно, что нет и тебе придётся заставить меня замолчать, — хитро облизывает губы Ким, заставляя мужчину жадно проследить за этим движением. — Ты же понимаешь, что я могу сделать именно это? И мы так и не поговорим, потому что я просто не выдержу. — А ты думаешь мне легко? — тянет Тэхён так, будто это должно быть очевидно всем и каждому, но потом прикусывает губу и заканчивает, — всё, больше не буду. Прошу, продолжай. Чон в очередной раз покачивает головой, оставляет лёгкий поцелуй на его губах, будто убедиться хочет в том, что он точно закончил с пустыми разговорами и ненужной болтовнёй. И потом вдруг резко становится серьёзным и сосредоточенным, а в комнате ненадолго виснет молчание. Тэхён в очередной раз поражается тому, насколько Чонгук понимающий и ответственный, когда дело доходит до его просьб и эмоций. Как он воспринимает всерьёз каждое его слово и уважает его желания. — Я не первый день понимаю и осознаю, на что хочу пойти и с кем. Поверь, у меня было время на то, чтобы обдумать всё, и я так и не поменял своего решения. Я готов ко всем последствиям, и готов выслушать тебя уже после, готов обсудить всё, что только пожелаешь. Я даю тебе своё слово, — медленно кивает головой в подтверждение и заглядывает в глаза Тэхёна. — А ты уверен? — Ты тоже мне определённо не равнодушен, — пожимает плечом Ким, — хотя я и не смогу сейчас сказать что-то более точное, моя интуиция и подсознание говорят мне, что я совершаю нечто правильное, да и с тобой я не ощущаю себя как-то неправильно, очень даже наоборот. Поэтому да, я уверен, и очень ценю то, что ты будешь готов обсудить всё это. — Для меня это тоже важно, — убеждает его Чон и вновь приближается к чужому лицу, выглядя очень уж нетерпеливым. — Надеюсь, мы закончили с серьёзной частью? — Думаю, что да, — усмехается Тэхён, кивая головой в подтверждение. — Отлично, значит мы можем перейти к моей любимой части этой долгой ночи, — Чонгук облизывается так, будто перед ним сейчас самое прекрасное лакомство на всём белом свете и выдыхает последнюю часть фразы прямо в приоткрытые распухшие губы напротив. — И что же это за любимая часть? — Часть, где я наконец могу опрокинуть тебя на эту прекрасную кровать и заставить стонать подо мной, — подхватывая мужчину под бёдра, произносит Чон, параллельно начиная целовать чужие губы и продвигаться в сторону кровати. И всё остальное, кажется, перестаёт быть таким уж важным. Волнения больше нет, потому что Чонгук выслушал его, понял важность момента и сделал всё именно так, как этого хотел Тэхён. Он стёр все сомнения и заставил забыть о них. Поэтому теперь всё, о чём может думать Тэхён, всё, на чём он может концентрироваться, и всё, что может ощущать — это чужие губы, так прекрасно ощущающиеся на его собственных, чужие руки, сжимающие его задницу так, будто это самое ценное, что когда-либо видел этот мир, и чужое возбуждение, удушающим потоком перетекающее прямо к нему под кожу. То, как нежно и одновременно развратно они отдают всех себя в этот единственный поцелуй, от которого у них всё равно неизбежно срывает крышу. То, как духота и огненный жар, распространяющиеся по комнате, заставляют их дышать через раз, а сердца биться в три раза быстрее обычного, так что это начинает походить на особенно запущенный случай тахикардии. То, как приятно оказывается ощущать себя в этом моменте, прямо здесь и сейчас. Как приятно оказывается ощущать себя желанным, буквальным центром чужой бесконечной вселенной в этот самый миг. На какие-то жалкие мгновения всё это начинает казаться нереальным и прекрасным сном, но потом Чонгук резко наступает коленом на кровать, слегка подбрасывая Тэхёна на своих руках, а потом укладывает на постель, наклоняясь следом. Он продолжает покрывать поцелуями его губы, играться с его языком и щекотать нёбо. И приходит понимание того, что это не может быть сном. Что не может быть сон столь реалистичным, ярким и пробирающим до самых дальних струн души. Всё разом начинает играть ещё более яркими красками, а тело вздрагивает от неожиданности этого прекрасного осознания, сгорает в огне чувств в очередной раз, пеплом уносясь куда-то запредельно далеко. Он чувствует, как чужие руки проминают постель рядом с его головой, как губы плавно перемещаются на его шею и лицо, как зубы слегка царапают кожу, отчего он шипит, и Чонгук тут же перестаёт, возвращаясь к долгим поцелуям прямо в губы. В ушах звенит чужое тяжёлое дыхание, сердце стучит набатом ещё быстрее, чем на самой важной гонке, а томление в животе бабочками бьётся о внутренности, начиная приносить острый дискомфорт. Он может ощущать, как чужой член задевает его собственный, и это отзывается ещё более сильными фейерверками желания и приятного томления где-то внутри. Он, чёрт возьми, так сильно возбуждён, что это даже абсурдно для взрослого и серьёзного человека вроде него, но ему нравится. Тэхён продолжает с упоением целовать чужие губы и ласкать языком чувствительное местечко с пирсингом, продолжает сжимать чужую шею и прогибаться в талии, давая место для одной руки, быстро пристроившейся именно там. Момент настолько волшебен и идеален, что это даже смешно, но Тэхён уверен, что уже давно не чувствовал себя настолько прекрасно, как сейчас. И он почти на сто процентов уверен, что дело далеко не в сексе (хотя свою долю волшебства это и добавляет, надо признать). Дело в самом Чонгуке. Какая-то часть его всё ещё хранит воспоминания о том Чоне, что повстречался ему несколько недель назад: замкнутом, грубом и полнейшем идиоте, как тогда окрестил его сам мужчина. Он всё ещё помнит все перепалки и острые слова, помнит взгляды и подколки, потому что время хоть и летит, но в памяти воспоминаниями остаётся прочно. И именно поэтому ему порой бывает сложно осознать, насколько раскрылся ему Чонгук и насколько сильно он отличается от того, кем был какие-то жалкие три недели назад. Ведь сейчас это Чонгук, который так идеально целует его, отдаёт всего себя и прожигает такими взглядами, что даже сквозь закрытые глаза он легко может их ощутить. Эти чувства, которые он вызывает у Тэхёна в груди не поддаются объяснению, но они прекрасны, и это то, что делает момент таким особенным. Наконец, Чон отрывается от него, останавливаясь ненадолго, чтобы перевести дыхание. Тэхён открывает глаза и слегка оглаживает ладонями чужие плечи, наблюдая за тем, как очертания мышц виднеются из-за большой футболки, как выступают вены на чужих предплечьях, и насколько сорванным кажется чужой самоконтроль. Вглядывается в ставшие ещё более тёмными глаза, в эти горящие пожаром желания и интереса зрачки, так и манящие заглянуть глубже и дальше, остаться там навсегда. — Так чертовски идеально смотришься подо мной, — хрипло выдыхает Чонгук. Его голос настолько сорван и тих, что Тэхён прикладывает огромные усилия, чтобы просто услышать его сквозь весь этот звон в его собственных ушах. Он не может оставить чужую фразу без ответа, его наглые демоны так и просятся наружу, и он позволяет им отыгрываться по полной, отвечая также хрипло и тихо: — Ещё лучше я буду смотреться внутри тебя, — и на последних словах он приближается к его губам, приподнимаясь на локтях. Чонгук на мгновение удивляется такой дерзости, а потом, ухмыляясь, резко переносит вес тела на правую руку, направляя вторую, ставшую свободной, вниз, прямо к чужому члену, и оглаживает его сквозь штаны. Тэхён на это выдыхает сквозь судорожно сжатые зубы и вздрагивает, потому что чужое прикосновение проносится жаром по чувствительному телу. — У тебя стоит на меня, — звучит, как совершенно невинное замечание, пока пальцами он продолжает надавливать на его член, играться и наблюдать за чужой реакцией. Он говорил когда-нибудь, насколько сильно его бесит этот наглый Чон Чонгук и насколько сильно он хочет ударить его пару раз прямо в лицо? Да? Тогда он не прочь повториться. Но как бы сильно его это ни раздражало, его тело сейчас всё равно отзывается на ласку чужих умелых рук, надавливающих так приятно в самых идеальных местах. Его реакция выдавала его с головой, и держать внутри себя недовольство и напоминать себе о нём становилось с каждой секундой всё сложнее. С этим нужно было что-то делать. — О да, ещё как стоит, впрочем, как и у тебя на меня, — провокационно шепчет в чужие губы Тэхён, на мгновение задевая их и ничем не показывая, что внутри просто сгорает от желания. Он знает, что Чон возбуждён не меньше него, чувствует это, и именно это и придаёт ему сил для всех этих уловок. — Только не думай, что я сдамся столь просто. Что упаду на кровать, раскинув руки под тобой и буду умолять. Я не такой. И знаешь ли ты, чего я хочу? — он склоняет голову к плечу, а потом резко разворачивает не ожидавшего подвоха Чонгука, хватая его за плечи. Трюк настолько прост и невинен, насколько это вообще возможно, но срабатывает уже второй раз подряд, и это не может не вызывать усмешку на его губах. Теперь он находится сверху, нависает над чужим лицом и гипнотизирует взглядом. Мужчина снизу усмехается чужой дерзости, но лишь раскидывает руки в сторону, расслабляясь, и остаётся в таком положении, продолжая слушать. — Я хочу втрахивать тебя в кровать, заставлять стонать и изнывать от желания, которое будет просто стыдно показать. Хочу заставить тебя потеряться в этом удовольствии. И после этого он прекращает пустые разговоры, впиваясь в чужие губы очередным поцелуем, потому что кажется, что он больше без этих губ на своих существовать не может. Чонгук обхватывает его шею, сжимает её и скребётся ногтями, пока чужие волосы щекочут им лица. Они утопают в этой страсти, не замечая, как постепенно пропадают их футболки, отброшенные в сторону. Не замечают, как одеяло остаётся где-то на полу, смятое в один комок, как они прижимаются друг к другу всё ближе, наслаждаясь этим новым ощущением чужой кожи рядом со своей, на своей. Они не замечают, как летит время, как комната становится удушающе горячей, как в их головах появляется одна единственная мысль на двоих, одно единственное желание — утонуть в этой постели, поддаться страсти и возбуждению, получить желанное освобождение своего напряжения, болезненно давящего в глубине тела, повторять всё это раз за разом до самого утра и не останавливаться, потому что это так чертовски приятно — ощущать всё это. Ощущать приятное покалывание от каждого лёгкого прикосновения, ощущать чужие губы на своих и потную кожу рядом со своей, совсем близко. Ощущать, как в унисон начинают биться сердца, проносясь вибрацией по всему телу. Тэхён продолжает возвышаться над Чоном, он гуляет музыкальными пальцами по чужой груди, спускается к прессу и обводит рельефные кубики один за другим, царапает чувствительную кожу ногтями, зная, какие чувства вызовет в чужом теле. На мгновение он задерживается взглядом на татуированной руке, что в приглушённых тенях комнаты смотрится так, что у внутри него закручивается ещё одна спираль дикого возбуждения. Он обещает себе изучить её позже, обвести каждую татуировку пальцем и рассмотреть поближе, возможно даже спросить об их смысле. Затем мужчина вновь сосредатачивает всё своё внимание на чужих губах, продолжая покрывать их глубокими, но частыми поцелуями. Он слишком давно не занимался таким диким и страстным сексом, когда за мгновение происходит сразу десятки движений, но вспомнить всё это оказывается более чем легко. Его тело помнит все ощущения, помнит удовольствие и уже жаждет его, поэтому он не ощущает неловкости или ступора, он знает, что делать, и это осознание приятным ошеломлением проносится внутри него. Чонгук же утопает ладонями в его волосах, он сжимает их, оглаживает шею и переходит на острые плечи и накаченные руки. Спускается к талии, поддевая резинку спортивных штанов, и уже окончательно срывающимся голосом говорит: — Дай мне снять это с тебя. — Только если ты позволишь мне сделать то же самое с тобой, — заглядывая в приоткрытые глаза, шепчет Тэхён. Он окидывает мутным взглядом чужие разметавшиеся по постели волосы, видит, насколько поплывшими кажутся чужие глаза, насколько расширенные зрачки сейчас, в этом приглушённом свете комнаты. Верхняя половина тела поблёскивает от небольшого слоя пота, а мышцы напрягаются от каждого поверхностного выдоха. Сердце бьётся на кончиках чужих пальцев, и он может почувствовать эту пульсацию и на себе даже при лёгком соприкосновении, настолько она сильна. Приняв чужой ответ за положительный, Чон начинает стягивать его штаны, и Тэхён помогает ему, небрежно откидывая их в сторону и совершенно не заботясь об их дальнейшей судьбе. — Произведение искусства, — благоговейный шёпот истинного восхищения разносится по комнате, пока Чонгук ещё более поплывшим взглядом разглядывает почти полностью нагого Тэхёна в кромешной тьме ночи, разделённой сегодня на двоих. В этом взгляде такое восхищение и желание, что у мужчины напротив от этого перехватывает дыхание. Он не привык слышать такие искренние слова от других людей, не привык видеть подтверждение во взгляде, в действиях. И это таким теплом ложится на его сердце, что тянет лишь зацеловать чужое лицо сильнее, рассказать ему прямо в губы о том, насколько он сам прекрасен и насколько Тэхён, чёрт возьми, благодарен ему за эти слова. Насколько они прекрасны и идеальны, насколько искренни, так что Ким может видеть их до самого корня. — Ты… — и слов, подходящих и способных описать то, что он чувствует, найти так и не получается. Потому что это оказывается слишком для него. Всё его красноречие разлетается по ветру, когда перед ним лежит Чон Чонгук с дикими блеском в глазах, когда он знает, что последует совсем скоро. Он теряет дар речи, потому что простых два слова так идеально ложатся на душу, что он не хочет портить это внеземное ощущение. Чонгук понимает, он уверен в этом. Давно научился. Мужчина наконец справляется со своими штанами, отправляя их в далёкий полёт на другой конец комнаты, и даёт Киму полностью разглядеть себя, в ответ следя за ним потемневшим взглядом огненных глаз. И, чёрт возьми, чужое тело выглядит столь же идеально, как он себе и представлял. Это первый раз, когда они видят друг друга хотя бы наполовину обнажёнными, и у обоих уже перехватывает дыхание, потому что теперь кажется, что их встреча — чёртова судьба, предназаначение и знак, поданный на блюдечке с голубой каёмочкой. Они так чертовски идеально подходят под все желания и небольшие, но важные требования друг друга, что от этого даже щемит в груди. Все эти детали, черты лица, характер — всё это так похоже и желанно. Всё это именно то, в чём они нуждались и чего желали в самых потаённых и сокровенных мыслях, которые редко кому раскрывали. И сейчас они понимают, что этот человек напротив — их идеал. Они ничего не говорят друг другу, просто заглядывают в глаза и резко сближаются, утопая в очередном порыве. Они зацеловывают чужие губы, оставляют влажные следы по всему телу, изучают друг друга и просто… наслаждаются. Не переходят к самому главному, хотя это то, чего они оба желают больше всего на свете. Первым отстраняется Чонгук, заставляя себя приоткрыть глаза. Одна мысль царапает его разум и не даёт покоя, потому что они всё ещё не решили самую главную вещь сегодняшней ночи, хотя и сказали ранее, что с серьёзной частью вечера было покончено. — Тэхён, кто из нас будет снизу? — он медленно проговаривает свой вопрос, замечая, как чужой взгляд постепенно проясняется. — Мы оба привыкли заниматься сексом в верхней позиции. На время между ними виснет пауза, потому что да, это правда сложный вопрос. — Желаешь ли ты вообще зайти сегодня столь далеко? — мягко спрашивает Чон, разворачивая за подбородок чужое лицо так, чтобы их глаза столкнулись друг с другом. — Мы можем получить удовольствие и другими способами. — Я знаю это и в какой-то мере хочу и «других способов тоже», — заговаривает Ким, проводя пальцем по чужой нижней губе и усмехаясь, когда Чонгук прикусывает его своими передними зубами, мило прищуриваясь. — Но я хочу зайти так далеко. Хочешь ли этого ты? — Это то, за чем я пришёл сегодняшней ночью, Тэхён, — на выдохе звучит от мужчины снизу. Он уверен в своих словах, и Тэхён тоже это видит. — Это то, чего я хочу. Ты точно уверен, что ты хочешь? Потому что я не хочу заставлять тебя. — Да, Чон, это именно оно, — усмехается Ким почти что любовно, прикусывая губу. Много мыслей крутится сейчас в его голове. Вопрос, который задал Чонгук, действительно важен. Он был в позиции нижнего при сексе с мужчиной лишь пару раз в далёком прошлом, и воспоминания об этом сейчас слишком размыты, чтобы помнить чёткие картинки и многие подробности. Но сейчас… он видит всё, что скрывается в чужих глазах под слоем волнения за него самого и затихшего на время возбуждения. Он видит эту неуверенность и даже страх, потому что Чон уже определился с желанным ответом для себя, просто скрывает его. Его определённо поражает чужое бескорыстие и искреннее беспокойство, готовность пойти против себя и рискнуть. Это те качества, которые в их время редко встречаются по отношению к новоприобретённым знакомствам. Это те качества, которые вызывают у него в груди умиление и трепет, уважение и восхищение. Он не осуждает и не судит его за это, так как не считает это правильным, справедливым и человечным, но сейчас действительно важный момент, особенно если они оба хотят получить удовольствие сегодняшней ночью. И он верит в то, что если то, что произойдёт сегодня, сможет перерасти с их помощью в нечто большее, Чонгук раскроется шире во многих аспектах. И Тэхён сможет помочь, если тот захочет. У него нет таких проблем со сменой позиций, какие, кажется, имеются у Чона. Он относится к этому спокойнее, во многом потому что у него уже был подобный опыт, потому что он знает теорию, необходимые правила и пожелания, и также потому что, по сути, сейчас ему безразлично, кто будет снизу, а кто сверху. Он знает, что они оба смогут получить удовольствие вне зависимости от их позиций — и это оказывается самым важным. — Я вижу, что ты уже принял решение внутри себя, и прекрасно осознаёшь, чего хочешь, — мягко начинает Тэхён, что так сильно контрастирует со всем, что происходило в последние пару минут. — Я ценю то, что ты делаешь для меня, правда, но секс ведь об удовольствии обоих, верно? Не о чувстве страха и неуверенности, не о неудобстве. Я не хочу, чтобы ты так себя чувствовал. Чонгук как-то лукаво усмехается, будто знал, что именно так и произойдёт, покачивает головой, хотя в его положении это и выглядит странно, а потом прикусывает губу, задевая языком колечко пирсинга, и начинает говорить: — Да, стоит признать, что я не хочу быть снизу сегодняшней ночью. У меня не было должного опыта в этой плоскости и позиции, — глаза Чонгука бегают по комнате, будто для него произносить всё это в слух оказывается слишком сложно, но голос остаётся твёрдым и решительным. — Я не хотел давить на тебя, — и вот наконец его глаза находят Тэхёновы, и они вновь соединяются вместе не только взглядами, но и душами. — Не знал, каково твоё мнение по этому поводу, не хотел ничего испортить, и в порыве закинул свои желания на второй план. Тэхён покачивает головой на это, пока глаза его начинают гореть от незнакомых чувств. В груди скапливается тепло по отношению к этому человеку напротив, и этот день по непонятным причинам начинает казаться самым волшебным за всю его жизнь. — Спасибо, что напомнил мне не забывать о себе, — благодарно улыбается Чон, и эта улыбка как никогда ценна, потому что этот человек редко кому позволяет увидеть свою искреннюю и настоящую улыбку, это Тэхёну стало понятно уже давно. — Пожалуйста, — шепчет Ким, склоняя голову к плечу. — Так мы определились? — прищуривается Чон, касаясь ладонью чужой талии. Кажется, что игривое настроение вновь начинает возвращаться к нему. — Да, — пожимает плечами Тэхён, — мне всё равно на позицию, потому что я верю, что мы оба сможем получить сегодня нужное нам удовольствие, и потому что у меня был опыт секса и в той, и в другой позиции. — М-м-м, — прикрывая глаза, Чонгук свободной рукой тянет его ближе к себе, укладывая сверху, — с каждым мгновением ты начинаешь привлекать меня всё сильнее. Они оба усмехаются, почти соприкасаясь губами, а прежняя атмосфера вновь возвращается к ним. Прежде чем слиться в очередном поцелуе, после которого пути назад уже точно не будет, Чонгук шепчет ему прямо в губы: — Я буду запредельно аккуратен, — а потом следует рывок, и Чон вновь оказывается сверху. В этот раз Ким не собирается сопротивляться этому, наоборот, он полностью настраивается на получение максимального удовольствия, параллельно закидывая руки на чужую мускулистую шею, чтобы притянуть мужчину ещё ближе. Постепенно поцелуи спускаются всё ниже, заставляя Тэхёна прикусывать губы и хмурить брови в немом наслаждении, громко вздыхать на особенно приятных моментах и ненавязчиво отсраняться в тех, которые не имели на него особого влияния. Методично, шаг за шагом, Чонгук изучает чужое тело взглядом и своими губами, покрывает поцелуями шею и губы, постоянно возвращаясь к ним, невесомо скользит пальцами по внутренней поверхности бедра, но так и не заходит дальше. Они оба в очередной раз теряются во времени, пока Чон продолжает возбуждаться от вида чужого наслаждения, а Тэхён утопает в приятном удовольствии, подстёгивающем дикое возбуждение, концентрирующееся внизу живота. Постепенно их терпение сходит к нулю, и Чонгук, замечая, что и Тэхёну начинает надоедать его бездействие, наконец прикасается пальцами к резинке боксёров, щекоча чувствительную кожу в ожидании чужого согласия. Получив резкий кивок вместо слов, Чон медленно цепляется пальцами за резинку трусов, начиная стягивать их с чужих бёдер. Он не торопится, специально тянет время, но когда мужчина уже начинает шипеть от нетерпения, всё же ускоряется, освобождая чужой член, что сразу же со звонким шлепком ударяется о живот. Тэхён шумно выдыхает наступившему облегчению, когда Чонгук наконец-то начинает кружить пальцами по головке его члена, стараясь не давить слишком много и сильно, но одновременно посылая приятные и сильные искры удовольствия по всему его телу. Он откидывает голову назад, на подушки, зажмуривая глаза и полностью сосредатачиваясь на своих ощущениях. На том, как прекрасно оказывается получить расслабление и наслаждение именно с помощью секса после чересчур долгого перерыва, особенно учитывая его возраст и совершенно нормальные потребности. Как слегка непривычно ощущаются чужие прикосновения к члену, но остаются такими же приятными и желанными. На том, как сердце скачет в груди, как постепенно начинает неметь тело, а голова становится невесомой и внутри него остаётся лишь желание, чтобы это продолжалось как можно дольше. Он концентрируется на чужих пальцах, ловко обхватывающих его член и играющихся с чувствительной головкой. Постепенно темп начинает нарастать, а дыхание мужчины становится всё более шумным и тяжёлым. Разряды возбуждения и удовольствия разносятся всё сильнее по всему его телу, а Чон всё не собирается останавливаться. Он наращивает темп, прокручивает руку, идеально двигаясь то вверх, то вниз по всей длине, и иногда переходит на внутреннюю сторону его чувствительных бедёр. Тэхён ощущает, как постепенно накапливается возбуждение внутри него, клубком сворачиваясь внизу живота. Как всё тело напрягается, как он откидывает голову ещё дальше назад, прикусывая губу, и лишь сильнее жмурит глаза. Он перестаёт осознавать, чего ему хочется — того, чтобы Чон ускорился и дал ему ощутить оргазм, или чтобы он наоборот остановился и потянул время. Он может думать только о чужих руках, ласкающих его член и о том, как чужие губы проходятся по его телу в перерывах между всем остальным. — Чёрт, — вырывается из него в тот момент, когда пальцем Чонгук задевает особенно чувствительное местечко на головке его члена. Разряд удовольствия проходится по всему его телу и заставляет содрогнуться. Он чувствует, что его оргазм уже не за горами, чувствует, как постепенно нарастает напряжение и как пульсирует в ожидании и предвкушении всё его тело от каждого нового движения чужой руки. Как все мысли сосредатачиваются на этом желанном освобождении, на внеземном удовольствии. Чон в очередной раз задевает эту чувствительную точку, отчего Тэхён непроизвольно дёргается из-за усиленного удовольствия, неспособный более разговаривать и даже шевелиться, и мужчина повторяет это действие, надавливая ладонью лишь сильнее. Тогда-то к нему и приходит долгожданное освобождение. Оно накатывает совершенно неожиданно, за мгновение достигая своего максимума. Оно взрывается внутри его тела диким фейерверком эмоций и сплошного удовольствия, от которого его передёргивает, заставляя тело напрячься на долгих несколько секунд. Оно разлетается сплошной дикой волной, заставляя конечности неметь от этого ощущения невесомости. Кажется, он даже издаёт тихий стон, но всё слышится будто из-за прочного стекла: размыто и тихо, совершенно неразборчиво и непонятно. Перед глазами гуляют разноцветные точки, а в голове появляется мимолётная боль из-за особенно сильно нахмуренных бровей. Постепенно он вновь приходит в себя, слегка шипя из-за чужих ласковых невесомых прикосновений к его чувствительному члену, что стирают остатки спермы с его живота и ног. Видимо, Чонгук успел захватить салфетки, пока он пребывал под действием полнейшего кайфа и удовлетворения. — Думаю, мне понадобится несколько минут, прежде чем мы сможем продолжить, — медленно проговаривает Тэхён, постепенно приходя в себя и открывая глаза, чтобы рассмотреть Чонгука. В какой-то момент чужого забвения мужчина тоже снял с себя боксёры, оставаясь совершенно нагим и показывая своё неприкрытое возбуждение. Его глаза продолжают гореть возбуждением, волосы растрёпаны, а на теле появляется несколько капель пота, стекающих вниз. Он аккуратно протирает его тело влажными салфетками, иногда заглядывая Тэхёну прямо в глаза своим диким взглядом. Потом он поднимается с постели и доходит до мусорного ведра, по пути захватывая с собой ещё какие-то вещи, которые после кидает на тумбочку рядом с кроватью. — Не нужно ли тебе сходить в ванную? — оставляя без ответа предыдущие слова, спрашивает в ответ Чон, задумчиво приподнимая бровь. Из-за слабости в теле и пустоты в голове Тэхён не сразу находится с ответом, но потом всё же говорит: — Нет, не нужно, думаю. Я принимал душ сегодня вечером, и если ты имел в виду процесс дефекации, то да, всё это имело место быть буквально час назад, прямо перед душем, — в конце Тэхён усмехается, наблюдая за тем, как Чонгук постепенно поднимается наверх, останавливаясь прямо напротив его лица. — Когда ты так это говоришь, звучит вовсе не отвратительно, — глумливо шепчет Чонгук, — я даже ни на йоту не перестал тебя хотеть. Необыденное явление, однако, — и он подмигивает ему, оставляя поцелуй на чужих губах. — Премного благодарен за такой прекрасный комплимент, — фырчит Ким, но на поцелуй всё же отвечает. — Что насчёт заболеваний? Инфекций? — всё же уточняет Чонгук, что заставляет мужчину напротив лишь сильнее проникнуться к нему уважением. — Нет на оба вопроса. У тебя? — И тоже нет. Отлично, — кивает Чон. — Думаю, сейчас, когда ты ещё расслаблен после оргазма, я могу идти дальше, — он переводит тему, вновь заглядывая ему в глаза и немного хмурясь, — и я хочу знать, что если тебе что-то не понравится, то ты немедленно мне скажешь. Хорошо? — Хорошо, — усмехается Тэхён, — я определённо не собираюсь молчать и дам тебе знать, если что-то будет не так. — Прекрасно, — быстро отзывается Чон, потому что видно, насколько сильно он желает уже перейти к самому главному, но сдерживает себя из соображений беспокойства за Тэхёна. Поэтому после этого они больше не говорят. Мужчина дарит ему очередной глубокий поцелуй, после чего отрывается от чужих губ и достаёт с тумбочки тюбик со смазкой, выдавливая немного себе на пальцы и в спокойном темпе растирая её, чтобы разогреть. И Тэхёну сейчас действительно, чертовски сильно хочется проклясть Чона. Потому что даже сейчас, после довольно сильного и оглушающего оргазма, который настиг его всего две минуты назад, всё, о чём он может думать — это то, как сексуально перекатываются мышцы на чужих предплечьях под кожей, как возбуждающе эти татуированные пальцы делают самые обыденные вещи в полумраке спальни. За какие-то жалкие полчаса Тэхён неожиданно стал озабоченным извращенцем рядом с этим человеком. И в итоге всё, что он может ощущать — это то, как возбуждение вновь начинает бурлить внутри него, посылая приятные и невесомые разряды по телу, пока потемневшими глазами он внимательно следит за чужими действиями, неспособный оторваться даже на секунду. Он смотрит, как Чонгук невесомо и до боли в груди нежно касается его ног, прося развести их в стороны, на что он подчиняется, делая то, о чём его молчаливо попросили. Следом Чон опирается на одну ладонь рядом с его лицом, втягивая в жаркий поцелуй, чтобы отвлечь и подстегнуть его возбуждение, затуманивающее разум лучше любых других вещей. Тэхён помнит, что первое время может быть неприятно, и приятно оказывается осознавать, что он правда старается ради него и его удовольствия. Поэтому он позволяет своему разуму вновь уплыть на волнах возбуждения в далёкие дали, полностью отдаваясь этому поцелую и получая от него наслаждение. Плавно введённый палец с непривычки ощущается лишь лёгким и мимолётным дискомфортом, который затухает после того, как Чонгук целует его особенно напористо, прикусывая нижнюю губу, так что всё лишнее действительно наичудеснейшим образом напрочь вылетает из его головы в этот самый момент. Он может чувствовать, как Чон водит пальцем внутри него, одновременно растягивая и пытаясь нащупать простату, но отгоняет это непривычное ощущение на задний план, стараясь максимально расслабиться и с небольшим усилием возвращаясь своими ощущениями к чужому языку, плавно ведущему по его собственным губам. Он легко закидывает руки на чужую шею, стараясь не надавливать ими особенно сильно, чтобы не принести дискомфорта и лишней тяжести и делает ощущение своих губ на чужих самым ярким и важным сейчас из всего остального окружающего мира. Следом за первым пальцем уже легче следует второй, когда Тэхён наконец приходит к этому забытому ощущению расслабленности в нижней части своего тела. Они продолжают самозабвенно целоваться, и постепенно возбуждение начинает нарастать вновь лишь из-за их страстного поцелуя, накапливаясь внутри приятным теплом. Тэхён чувствует, как его член вновь наливается кровью, прислоняясь к нижней части живота, и любое малейшее прикосновение к нему отзывается диким удовольствием и заставляет сердце подскакивать вверх, тут же ускоряясь. Он не сдерживается и тихо шипит, запрокидывая голову назад и жмуря глаза изо всех сил, когда Чон намеренно задевает его член своим. У него просто больше нет сил сдерживаться. В этот раз всё оказывается слишком ярким. Слишком сильным и пресыщенным. Тело оказывается слишком чувствительным к любым прикосновениям, отвечая лёгкими мурашками, проходящимися по его коже. В нём горит огонь, дикий пожар, в который Чонгук лишь подливает бензина, пока он всё продолжает терять связь с реальностью из-за сильного удовольствия, уносящего все связные мысли и затуманивая любые неприятные ощущения. Сильный туман всё же сходит на нет под действием чужих ладоней и губ, и Ким наконец привыкает к ощущению наполненности чужими пальцами, медленно оглаживающими стенки ануса. Он знает, что Чонгук пытается найти. И совсем скоро его тело прошибает небольшим током удовольствия, как только чужие пальцы наконец невесомо проскальзывают по нужной точке внутри него. Это ощущение кажется давно забытым и таким разнящимся с привычной стимуляцией члена, что на несколько долгих секунд Тэхён даже вновь выпадает из реальности, видя перед закрытыми глазами лишь пульсирующую темноту и ощущая лишь биение своего сердца прямо в горле и ушах. — Оно? — напряжённо бормочет Чонгук, приоткрывая глаза чтобы взглянуть на мужчину снизу. Его дыхание сбито, а рука медленно затекает, но он почти не обращает на это внимание, потому что целовать Кима оказывается так чертовски волшебно, что кровь шумит в его ушах непрерывным потоком, разнося по всему телу возбуждение. — Да, — на выдохе произносит Тэхён, лишь на мгновение приоткрывая глаза, а потом прогибается в спине, откидывая голову назад, когда Чон ещё раз, но уже более настойчиво проводит пальцем по этой точке внутри. Он даже непроизвольно сжимается вокруг его пальцев, не сумев сдержаться, но после чужого шипения тут же покорно расслабляется вновь, вместо этого зарываясь пальцами в чужие волосы и вновь притягивая мужчину в глубокий поцелуй. Вздрагивает от неожиданного ощущения холода на губах, совпавшего с очередной стимуляцией простаты. Теперь расслабиться оказывается ещё проще, когда с поражающей методичностью Чонгук начинает надавливать пальцами на нужную точку, вызывая приятное томление в животе и огромные волны удовольствия. Так что за всеми этими ощущениями, навалившимися на него разом, он даже не замечает третьего пальца, легко и непринуждённо добавившегося к предыдущим двум. Он должен был признать, что Чонгук действительно знал своё дело и был запредельно аккуратным, как и обещал. Все его действия были пропитаны желанием по отношению к Киму, давая ему почувстовать это в полной мере в том, как настойчиво и возбуждённо он сминал чужие губы, какие взгляды он бросал время от времени и насколько сильно был возбуждён в этот самый момент. Они оба были сплошь пропитаны дикой страстью, которую еле сдерживали в узде, находясь на грани. Но в то же время сам Чонгук проявлял невероятную осторожность, следя за любыми отрицательными реакциями на его действия и будучи готовым отступить в любой момент. В конце концов Чон переносит вес своего тела на локоть, прижимаясь своим телом к его, но Тэхён почти не реагирует на это ощущение чужого потного тела на своём, погребённый волной удовольствия, затуманивающей разум. Он также начинает невпопад отвечать на поцелуй, потому что больше не может заставить себя сосредоточиться на нём, пока его член оказывается зажатым между их мокрыми телами, создавая приятное трение, а мужчина сверху так прекрасно стимулирует простату своими пальцами. — Блять, всё, — находит в себе силы сказать хоть что-то Тэхён, приоткрывая глаза и продолжая вздрагивать. Он хочет дать понять Чонгуку, что больше терпеть не получается, что он готов к продолжению, и у него это в итоге получается. Мужчина отрывается от его губ, а потом кивает, оставляя последний лёгкий поцелуй. Под его вздох истинного облегчения он плавно поднимается, разрывая контакт между их телами и доставая пальцы из него. Быстро раскатывает по собственному члену презерватив и вновь возвращается на своё место напротив его глаз, одной рукой раскрывая чужие колени ещё шире и затем придвигаясь ещё ближе. Затем он резко хмурится, задумываясь о чём-то, а потом молча достаёт одну из многочисленных подушек из-под головы Тэхёна и подкладывает ему под поясницу, удовлетворённо улыбаясь после. — Ты готов? — он заглядывает ему в затуманенные возбуждением глаза, надеясь уловить среди тумана удовольствия верный ответ на свой вопрос. — Да, — опять доносится на выдохе от Тэхёна, пока он открыто встречает чужой взгляд. Он не уверен, что полностью пришёл в себя, но ответ исходит прямо из сердца, первым приходит в голову, а врать или скрывать у него сил больше нет. И Чонгук тоже понимает это, так как вскоре кивает, слегка хмурясь, а потом, не разрывая зрительного контакта ни на секунду, возвращает одну ладонь на постель, оставаясь напротив его лица, чтобы отследить любую реакцию на свои действия. Тэхён позволяет себе потонуть в чужих глазах и окунуться в своё собственное возбуждение, бурлящее где-то внутри и смешивающееся с чужим, которое он может ощущить в воздухе, искрящем напряжением. Он чувствует, как Чонгук начинает двигаться вперёд, как сильно он старается быть аккуратным и нежным. Но от неприятных ощущений при первом проникновении избавиться полностью всё равно не получается, и сперва его простреливает вспышкой лёгкой отрезвляющей боли, на миг разгоняющей его дикое возбуждение. Он изо всех сил старается не сжиматься слишком сильно вокруг чужого члена, глубоко дышит, оставаясь оглушённым из-за биения своего сердца в горле, и продолжает смотреть в чужие глаза, молчаливо приказывая продолжать. — Поцелуй меня уже, чёрт возьми, — сдаётся Тэхён спустя несколько секунд, яростно сжимая чужую шею пальцами, чтобы притянуть ближе к себе. Он знает, что скоро его боль закончится и настанет момент удовольствия, но ему всё ещё хочется заглушить её чем-то другим. Ощущать всё это неудобство, жжение и растяжение в довольно непривычном месте так остро и не иметь возможности даже переключиться на что-то более приятное оказывается для него ужасным испытанием. Поэтому его боль превращается в злость, которую ему необходимо выплеснуть наружу, и он с диким рвением начинает сминать чужие губы, создавая контраст с нежным проникновением и находя в этом идеальное отвлечение от неприятных ощущений. Он чувствует чужой смешок в свои губы на явную дерзость, но ему позволяют её и даже отвечают, и это оказывается самым важным. Тэхён переключается на этот поцелуй, концентрируется на нём, и боль под его пристальным вниманием действительно начинает затухать. И возбуждение возвращается к нему в полной мере, когда чужой член медленно проезжается по простате внутри, заставляя дёрнуться от неожиданной вспышки удовольствия, волной окатившей всё тело. — О да-а-а-а, — отрываясь на секунду, тянет Ким, растягивая губы в безумной улыбке и откидывая голову назад в диком ощущении чужого желания и собственного удовольствия. Потому что он наконец начинает ощущать это давно позабытое чувство. Чувство наполненности, странное, но даже приятное сейчас, когда у него получается полностью избавиться от боли. Чувство истинного удовольствия, разительно отличающегося от привычной стимуляции, когда чужой член с каждым новым толчком проезжается по чувствительному местечку внутри. Это вызывает совершенно новые чувства, давно забытые, и именно поэтому совершенно оглушающие и непривычные. Это не похоже на простую дрочку, это иной уровень удовольствия. Он чувствуется по-другому, он воспринимается иначе. И именно его новизна — то, что вызывает в нём сейчас такое сильное возбуждение и желание. Толчки внутри остаются медленными, но сильными и чёткими, задевающими нужную точку внутри, пока Чон покрывает поцелуями чужие ключицы, а Тэхён может лишь жмурить глаза до синих бликов и цепляться за тёмные волосы в немом удовольствии. Он разводит ноги шире и скользит пятками по кровати, неспособный никак иначе выразить нарастающее внутри него удовольствие, готовое взорваться. Он откидывает голову, вжимаясь ей в подушки позади себя и прикусывает губу, ощущая внутри себя лавину долгожданного наслаждения, проходящуюся по его телу и несравнимую ни с чем другим. Тэхён чувствует приближение оргазма, чувствует, как становится всё более чувствительным и как всё сильнее напрягается его тело в ожидании этой дикой вспышки. Сам Чонгук тоже начинает дышать чаще и тяжелее, и сквозь приоткрытые веки Ким может видеть его напряжённое лицо в ожидании оргазма, руку с проступившими венами, пульсирующими в такт биения чужого сердца, и подрагивающими от усталости мышцами. Член внутри него продолжает двигаться более рваными толчками, заходя лишь наполовину, но этого всё ещё достаточно, чтобы задеть его простату и вызвать вспышку удовольствия. И всё ещё недостаточно для него, чтобы получить желаемое освобождение. Спустя ещё несколько толчков Ким ощущает, как удовольствие резко начинает нарастать, и напрягается ещё сильнее, чтобы приблизить долгожданный конец, но этого мало. Ему необходимо, чтобы его разум смог пересечь точку невозврата, взорваться от удовольствия и пропасть в лабиринтах ощущений. Но чего-то всё ещё не хватает. — Ещё немного, — шепчет он будто в бреду, но Чон его понимает. Потный и напряжённый до предела, он шипит сквозь зубы, тоже готовясь кончить, но направляет одну руку вниз, хватая член Тэхёна в плотный захват. И это оказывается именно тем, чего так не хватало Киму, чтобы сорваться в пучину удовольствия и освобождения. Пары движений внутри него, совпадающих с рукой на его члене, хватает для того, чтобы его наконец окончательно накрыло. Он выгибается дугой и издаёт единственный тихий стон, эхом отскакивающий в его ушах. Он утопает под лавиной удовольствия, взорвавшегося внизу его живота, он тонет и тонет долгие мгновения, ощущая дикую пульсацию по всему телу. Он желает продлить это чувство истинного наслаждения на долгие часы, желает испытывать его вечно и хочет приходить к нему снова и снова. Сквозь пелену своего разума он чувствует, как Чонгук покидает его тело, тоже кончая, слышит, как тот шипит и издаёт глубокий стон. А потом вновь остаётся в кромешной темноте удовольствия. Он не знает, сколько проходит времени, прежде чем он вновь начинает ощущать себя, лежащим на смятых простынях. Возбуждение сходит на нет и вся эйфория и волшебство момента тоже. Приходит отвращение из-за собственного потного тела, мокрых волос и запачканных простыней, лёгкая усталость, слабость в конечностях и туманный разум, который так и не хочет начать здраво мыслить и функционировать. Он лениво свешивает ладонь с кровати, ловя ей прохладный воздух и пытаясь найти в себе силы не то что бы встать — хотя бы шевельнуть языком и сказать хоть что-нибудь. Думать и рассуждать он будет точно не сегодня. Сегодня есть желание лишь уснуть прямо на этом же самом месте. Хотя, нет. Помыться, поменять бельё, и потом уж точно уснуть беспробудным, долгим сном. Постепенно силы всё же заполняют его тело, и он поворачивает голову в сторону Чонгука, лежащего справа от него с закрытыми глазами. Его блестящая от пота грудная клетка медленно вздымается, опухшие и покрасневшие губы соблазнительно приоткрыты, а волосы находятся в полном беспорядке. — Как ты умудряешься быть таким привлекательным даже после этого дикого секса? — бормочет возмущённо Ким, произнося свои мысли вслух. Чонгук усмехается, продолжая лежать в той же позе, а потом также лениво и слабо отвечает: — Я ещё не видел тебя, но уверен, что пришёл бы к тем же мыслям, взглянув на тебя. Но… — Но? — Мне слишком лень даже глаз открыть. Тэхён в ответ на это усмехается, делает глубокий вдох, а потом продолжает: — Нам надо сходить в душ и найти в себе силы хотя бы стянуть одеяло с постели, потому что это просто отвратительное ощущение пота, спермы и ещё невесть чего меня сейчас просто убьёт, и я не шучу. Теперь настаёт очередь Чонгука обессиленно смеяться, а потом он отвечает: — Как ты можешь произносить такие длинные речи после того, как недавно кончил? М? Ты задеваешь моё эго, месяц мой, — Ким видит, как тот дует губы и делает очередной глубокий вздох, шевеля пальцами руки на пробу. — Кто-то из нас просто более разумен, Чон, вот и всё, — фырчит Тэхён, — и я всё ещё лежу здесь спустя пять минут после оргазма, неспособный пошевелиться, не забывай об этом. Потому что это полностью твоя заслуга. Надеюсь, тебе стало легче после моего признания? — участливо спрашивает его Ким, стараясь добавить нотки сарказма в голос. — Нет, определённо хуже, — подводит итог Чонгук, а потом шумно вздыхает и говорит, — ладно, нам и правда лучше встать. — Рад слышать от тебя рациональные вещи, — бормочет Ким, тоже пытаясь заставить себя встать. — Учти, второго раунда не будет, я слишком устал, — шутит Чон и скатывается с кровати, лениво перебирая ногами. — Пффф, я даже подумать о нём не успел, — Тэхён садится в кровати, щурясь и наблюдая за мужчиной рядом. — Извращенец. — О, и ещё какой, — кладя руку на сердце, признаётся Чонгук, делает доверительные глаза, а потом тут же сдувается под чужим недоверительным взглядом. — Ладно, всё. Пошли в душ, а? Вдвоём быстрее, да и приставать я не буду, обещаю, — он игриво шевелит бровями, на что Ким показательно закатывает глаза, но выдаёт себя улыбкой на своих губах. — Уж этому-то я верю. — А потом мы ляжем спать, и я тебя никуда не отпущу, — уверенно заявляет Чонгук, приближаясь к Тэхёну и подавая ему руку, чтобы помочь подняться. С недовольным стоном Ким всё же поддаётся, позволяя поцеловать себя в губы, а потом отстраняется и вырывается из чужих цепких рук, бросая хитрый взгляд из-за плеча: — Догоняй. И кто Чонгук такой, чтобы не подчиниться?