Гонка за луной

Добро или зло, добродетель и порочность, правда и ложь — они так похожи. Так похожи, что, на самом деле, их тяжело различить. Асано Ацуко

      Приятный шум океана, забивающийся в уши всё сильнее с каждым пройденным километром, завывания ветра от быстрой скорости, глухой рык спорткара, привычно сопровождающий его — всё это отдаёт слабым эхо, нарастающим с каждой секундой всё сильнее. В лицо сквозь упрямо приоткрытое окно хлещут потоки ветра, что лишь усиливаются с приближением к воде, кожа рук покрывается мурашками от наступающего на пятки холода, а пальцы крепко держат руль, не желая отпускать.       Перед глазами только бескрайнее вечернее небо, переливающееся в лучах закатного солнца спектром ярких красок, облака, лёгкими вихрями закручивающиеся в забавные фигуры, и оранжевое солнце, что слепит в глаза, лаская кожу теплом. Всё ближе и ближе кажется океан с его бескрайними просторами, с голубизной воды, с отражением неба в нём, с солнечной дорожкой, уходящей к горизонту, и приятным шумом небольших волн, разбивающихся о берег.       В такие моменты в душе разгорается что-то похожее на вдохновение и одновременно на желание парить, лететь с потоками воздуха ввысь, кувыркаться в облаках и ловить руками лучи солнца, пока сердце заходится каким-то своим, особенным, ритмом, а глаза загораются искрами огня, блестят приятными чувствами и вызывают тепло где-то на уровне живота.       На периферии показывается чужой тёмный спорткар, что смазанным пятном проносится мимо, начиная ускоряться и поднимая после себя пыль с земли. Пару песчинок попадают на него, невесомо царапаются, служа этаким сигналом, заставляющим возвращаться в реальность, хмуриться и вжимать педаль газа в пол.       Такие гонки с лёгким соперничеством и захватывающим дух волнением Юнги и Чимину знакомы уже будто всю жизнь. Они привыкли к ним, привыкли к азарту, что лишь разгорается сильнее после гонки с близким человеком, привыкли к адреналину, разгоняющему кровь по венам, привыкли к тому самому ощущению безопасности, когда каждое движение, каждый шаг выучен наизусть, а оттого нечто новое и ещё неизведанное от противника воспринимается как никогда остро, поднимая желание узнать, понять, разгадать. Ускориться, обогнать, посмотреть в глаза и усмехнуться собственному превосходству.       Чимин прокручивает руль и, оставляя полосы от шин на асфальте, разворачивается следом за кёнигсеггом Юнги, что успел отъехать на приличное расстояние. Педаль газа вжимается в пол, пока пальцы крепко, почти до боли, сжимают руль. Он заставляет спорткар рычать, выпуская внутренних демонов своего хозяина в воздух, отправляя их гнаться следом за Юнги, преследовать по пятам, шептать на ухо и впитываться в кожу, заставляя сдаться.       Привычное ощущение какой-то возвышенности и нереальности захватывает разум, пока тело автоматически заставляет спорткар ускоряться, пока он не нагоняет Юнги, встречаясь с ним взглядами. У обоих там демоны мелькают темнотой и запретностью в глазах. Знакомые друг с другом, они восстают из пепла, сильные как никогда, жаждущие скорости и завываний ветра, стрелки спидометра, достигающей своего максимума и оглушающего рыка автомобиля, перекрывающего все чувства и мысли.       Всё, что есть в мыслях это сплошной белый туман, непроглядный и непроходимый, такой нужный сейчас и желанный. Сейчас всё, чего желает Чимин — гнать, гнать и гнать лишь вперёд. Разгоняться, ловить потоки воздуха свободной рукой до онемения пальцев, возвышаться и падать на самое дно, вдыхать этот солёный воздух, щипающий глотку.       Но только так, чтобы видеть Юнги на периферии, так, чтобы слышать рык, знакомый не хуже своего, так, чтобы знать, что рядом с ним всегда есть кто-то близкий.       Без этого гонки кажутся неполноценными.       Когда Юнги неожиданно останавливается на небольшой поляне у склона, ведущего к океану, поднимая пыль с дороги и будто оглушая отсутствием привычного рыка, Чимин от неожиданности тоже замедляется, паркуясь совсем поблизости. В голове появляются вполне логичные вопросы, так как обычно во время их заездов не происходит ничего из ряда вон выходящего, но он решает попридержать их, ведь ответы зависели только от настроения самого Юнги.       Он спокойно наблюдает за тем, как поднимается вверх дверца спорткара, напоминая крыло огромной сказочной птицы, внимательно прослеживает, как мужчина выходит из автомобиля и, не оглядываясь, медленным шагом подходит к краю склона, садясь прямо на траву.       Сам Чимин мгновением позже нажимает на кнопку панели, открывая выход и себе с твёрдым намерением узнать что происходит, а затем, разминая шею и кисти рук, подходит ближе к Юнги и присаживается рядом, оставляя лишь крохи расстояния между ними.       Молчание затягивается на долгое время, но оно такое комфортное и привычное, что прерывать его не хочется. Его не тянет начать говорить, чтобы заполнить тишину, потому что даже молчать с Юнги приятно. Какое-то тепло растекается между ними, заглушая лишние звуки человеческой цивилизации. Остаётся лишь природа: чудесная трель птиц, закатное солнце, разноцветное небо с белыми облаками причудливых форм, шум океана и его голубизна, невероятная отдалённость и одновременно близость, шелест листьев на ветру.       Дневная суета, что тонкими щупальцами упорно пробиралась в сердце целый день, кажется, отступает, вымываемая волнами океана и порывами ветра; какая-то лёгкая усталость стирается полностью, оставляя место для приятного вдохновения и тепла, что ощущаются намного лучше, ближе. Мысли текут спокойным потоком, есть ощущение, будто он может ухватить каждую из них, развернуть, рассмотреть и отправить в полёт дальше. Вспоминаются редкие случаи, похожие на этот, когда есть лишь тишина природы и приятная компания, и во всех из них, как ни странно, всегда фигурировал Юнги.       Это заставляет его усмехнуться и даже промычать удивлённо.       Каждый такой момент слишком прочно отпечатывается в памяти, чтобы забыть хотя бы малейшую деталь. — Чему смеёшься? — лаконично и спокойно доносится справа. Юнги всё также не двигается, не отводит взгляда от далёкого горизонта, но Чимин и так чувствует его интерес и готовность слушать, рядом с ним не пропадающую никогда. — Воспоминаниям, — возможно, слишком короткий ответ для такого человека, как Чимин, но сейчас, почему-то, много говорить не хочется вовсе.       Юнги молчит и прекрасно понимает.       И тишина вновь окутывает их своим пушистым одеялом, оставляя наедине с природой, разумом и близким человеком.       Машины не проезжают в этой части дороги, слишком удалённой, чтобы до неё было так уж просто добраться, люди не ходят по этой забытой земле, не наслаждаются красотами творений природы, предпочитая лес из небоскрёбов, громкие разговоры исчезают так и не появившись, радуя своим отсутствием. Кажется, будто жизнь здесь стоит на месте, замерев в каком-то идеальном моменте, будто она течёт слишком медленно, чтобы это кто-то замечал, будто она остаётся той же, меняясь крупицами. — Знаешь… — как-то совсем тихо вздыхает Юнги.       Чимин не знает, сколько прошло времени с их последних слов, он не хочет смотреть на часы, не хочет, чтобы этот день вообще заканчивался. Не хочет, чтобы волшебство заканчивалось так быстро, не хочет, чтобы солнце садилось, а волны усиливались, разбиваясь о берег, не хочет, чтобы смолкали птицы и ветер успокаивался, не хочет отрываться от внеземной красоты неба, что не передаст ни одна фотография, как ты ни старайся. — Сегодня чудесный день, чтобы, наконец, сделать то, на что я давно не решался, — продолжает он как раз в тот момент, когда Пак вырывается из круговорота своих мыслей.       Странное предчувствие захватывает всё его существо, волнение, появившееся из-за непривычного поведения Юнги, теперь закручивается в клубок где-то в животе, вызывая тупую ноющую боль, что-то на периферии нашёптывает о чём-то важном, но таком непонятном сейчас. Сердце ускоряется без его ведома, повинуясь велению души, бабочки порхают в животе, чувствуя какие-то перемены. — Юнги, ты пугаешь меня, — усмехается Чимин, качая головой из стороны в сторону. Они оба упрямо не смотрят друг другу в глаза, потому что знают, что если заглянут, то поймут всё сразу же, что в глазах лишь правда и ни капли лжи, а по взглядам читать друг друга для них слишком легко. — Не знаю даже, каким будет твоё состояние спустя пару минут. Могу лишь попросить тебя дослушать меня до конца и не перебивать, — звучит это слишком неуверенно для обычно твёрдого мужчины, что уже заставляет Пака прикусить губу, но кивнуть, будто Юнги может его увидеть. Но ему, видимо, словесное подтверждение и не требуется.       Ребята бы сказали, что они чёртовы соулмейты. — Очень не хочу быть банальным, поэтому слушай и запоминай, Чимин-и. Когда-то давно я познакомился с прекрасным человеком, в ком сразу почувствовал близкую душу. Он понимал меня как никто другой, с самого начала тонко прослеживал грань моего настроения и предела терпения, всегда выручал и приходил на помощь в нужный момент, всегда улыбался и болтал без умолку, позволяя слушать и внимать, всегда интересовался моим состоянием, интересами и жизнью настолько искренне, что сомневаться не приходилось, всегда старался сделать всё возможное, чтобы мне было комфортно, всегда поднимал мне настроение одним своим присутствием, вызывая бурю положительных чувств. Я чувствовал себя как дома рядом с этим человеком, чувствовал, что нашёл своего близкого, что это именно тот, кто мне нужен, именно тот, кого мне всегда не хватало. Для меня тогда будто пазл сложился, как бы банально это ни было. Будто последняя деталька наконец встала на своё законное место и так быстро прижилась, будто всегда там и была. Настолько мы сошлись. Я чувствовал, что неимоверно благодарен за всё, что этот человек для меня делает, чувствовал, что он единственный, кого я рад видеть всегда, кого я хочу видеть постоянно. А потом всё вдруг поменялось. Без моего ведома, без моего на то согласия. Чувства — ироничная штука. — Юнги останавливается, чтобы усмехнуться, и продолжает. — Я вдруг понял, что засматриваюсь на своего близкого человека. Отмечаю детали в чужом поведении, чаще вглядываюсь во внешность, лицо, телосложение, чаще пропускаю мысли об этом человеке, чаще волнуюсь за него, чаще желаю о встрече и разговоре, чаще желаю услышать чужой голос и увидеть чужие эмоции, чаще чувствую. И потом, как ни странно, чувство это стало постоянным. Это было огромнейшим потрясением для меня, это заставило меня задуматься, разобраться. Это заставило волноваться, отрицать и задвигать на окраины сознания, намеренно заглушать, скрывать, подавлять. Так и продолжалось, пока не наступило принятие и понимание, ведь это чувство было повсюду. Оно преследовало меня, куда бы я ни шёл. До сих пор преследует. Оно было со мной рядом всегда, согревая своим теплом. До сих пор рядом. Оно возносило до небес и кидало обратно на землю. До сих пор возносит. Оно заставляет меня чувствовать потрясение, благодарность, счастье, радость, неверие, шок, страсть и желание, с какой-то стороны даже неловкость. И этих чувств столько, что так просто не разберёшь.       Конечно Чимин понимает, про кого говорит Юнги. Конечно он обо всём догадывается почти с самого начала и теперь не может сделать даже одно движение. Конечно все звуки заглушаются, погружая его в пустоту, где эхом раздаётся каждый чужой вздох, каждое слово. Конечно он понятия не имел, что такое может случиться. Конечно он не может догадаться, что будет дальше, потому что тупой ступор и неверие от подобных слов заставляют мысли останавливаться на месте, не желая исправно работать. Конечно он ещё не до конца понимает, какую бурю чувств у него самого это вызывает внутри. Конечно он не видит этого взгляда, полного чувств, что сейчас отражаются в глазах Юнги. Может, это даже к лучшему. — Мне понадобились месяцы, чтобы устаканить всё в голове и дойти до определённых умозаключений. Мне понадобились месяцы, чтобы прочувствовать все эмоции, которые только можно, чтобы разобраться, чтобы решить, что делать дальше. И сейчас я, наконец, готов это сказать, — он делает глубокий вдох, будто перед прыжком в воду, хотя ощущения, на самом деле, много хуже.       Волнение закручивается огромным клубком, непонимание и нерешительность застывают в горле, перекрывая дыхание, простой страх и неуверенность приносят с собой лишь боль в животе и дрожь в руках. Однако он иначе не может. Из него рвутся эти слова, скрываемые слишком долго. Чувства просятся наружу, желая найти нужный им выход, сердце и душа в голос молят об этом, даже если позже будет больно. Хочется сказать, чтобы не было сожалений о глупом бездействии. — Я люблю тебя, Чимин-и.       Он слабо произносит это на выдохе, будто все силы из него выкачали за секунду, оставив лишь оболочку, но вкладывает в них все свои чувства, все яркие эмоции, мысли, бывшие в голове слишком долго, воспоминания и желания о будущем. Одновременно с этим с его плеч будто слетает какой-то камень, лежавший там слишком уж долго и давящий на плечи своим грузом, так что теперь эта лёгкость ощущается как никогда странно; тупая боль в животе тоже проходит, однако мысли в голове лишь усиливаются. Сомнения текут с огромной скоростью, панические мысли не забываются ни на миг, а спокойные доводы разума воспринимаются как нечто чужеродное, позволяя панике разрастаться.       Желание увидеть чужую реакцию есть, но оно слабое, оно тонет под огромным желанием оставить всё как есть и услышать хотя бы что-то от Чимина в ответ. Он не хочет смотреть ему в глаза, знает ведь, что тот сразу всё поймёт, как и он сам увидит все ответы в глазах, прочтёт как открытую книгу, потому что знает куда смотреть, не может этого не делать. — Юнги… — и голос такой слабый, такой растерянный.       Мужчине приносит облегчение то, что в нём нет ненависти или отвращения, что в нём нет презрения к нему. Облегчение от того, что Чимин всё ещё здесь, что всё ещё сидит на месте и вроде как слушает, накрывает огромной волной, но он не хочет ему поддаваться. Боится, что потом станет хуже, если он позволит надежде вести его за собой. — Прошу, не руби с горяча. Посиди и подумай, можешь не давать ответа сейчас, — старается взять себя в руки, не показывать, как трудно ему сохранять спокойствие в голосе. Да, ему неимоверно сильно хочется услышать всё здесь и сейчас, чтобы не дать сомнениям сгрызть себя заживо за время ожидания, да, ему не хочется получать отказ, ведь это больно, это неприятно. Но он не может так поступать с Чимином. Он хочет дать ему время. — Ты серьёзен? — голос становится спокойнее, значит буря проходит, и теперь мужчина будет мыслить более трезво.       Мысли приходят в строй после первого потрясения, разум активизируется, однако идей, что с этим всем делать, просто нет. Одна пустота и растерянность, один туман и неизвестность. Это заставляет лёгкий стыд сжигать внутренности пожаром волнения, ведь он должен дать ответ, но просто не может. В душе нет отвращения или злости, нет огромного шока и неверия, нет отрицания или каких-то сомнений, как будто где-то глубоко внутри он уже знает верный ответ, что хранился там не первый день, он будто слышит тихий шёпот, что говорит ему о чём-то сокровенном.       И кажется он слышит эхо, кажется слышит, как что-то глубоко внутри зовёт его с собой, затягивает за собой в неизведанную темноту воспоминаний, вызванную им самим совершенно неосознанно.       Прежде чем подчиниться ей, он слышит ответ на свой вопрос: — Да.       И после этого его затягивает.       Он падает и падает, пока не попадает в цепь лабиринтов, проходы которого путаются между собой, петляют и меняются. Голоса, доносящиеся одновременно отовсюду и из ниоткуда, создают эхо, неожиданно гармонично перемешиваясь между собой, яркие вспышки света загораются на стенах лабиринта, окрашиваясь красками его воспоминаний, а лёгкий ветерок, будто тоже умеющий говорить с ним, лижет пятки и прекрасно отрезвляет.       На всех стенах так или иначе появляется Юнги, неожиданными вспышками врываясь в сознание, Чимин всё движется и движется, прокручивая воспоминания раз за разом, рассматривая их ближе.       Он замечает и их знакомство, когда оба были дерзкими и самоуверенными, но всё равно не удержались, сдавшись одновременно, совместные гонки один на один, когда в крови протекал лишь азарт, зажигающий всё тело, время, проведённое вместе с друзьями, и вечерние прогулки под солнечными лучами, ночёвки, встречи в кафе в центре, когда время летело совершенно незаметно, частенько будто специально ускоряясь, звонки после работы, когда раздражение хлестало потоком, и в мыслях был лишь один нужный человек, способный успокоить, их переписки и язвительные шутки, без которых они уже жить не могут. Он вспоминает это ощущение счастья и полноценности, что окрыляет и возносит до небес своей лёгкостью, чувство вдохновения и радости от каждой новой встречи. Волнение и нетерпение в ожидании новых разговоров часами на пролёт, в ожидании понимающего собеседника, которому не доверять свою жизнь уже не получается, в ожидании эмоций, что каждый раз новые, каждый раз отливают разными оттенками, смешиваются между собой и воскрешают бабочек в животе.       Воспоминания всё крутятся и крутятся, каждый раз появляются новые, но такие же ценные и запоминающиеся, каждое из них вызывает бурю в душе, которая ощущается слишком остро и до мельчайших деталей, каждое заставляет думать, вспоминать и решать.       И он погружается в этот омут с головой.       Повторяет воспоминания раз за разом, пока не насмотрится, пока не насытится этими чувствами, что, кажется, были с ним всю жизнь. Бродит и бродит, позволяя вспышкам ярких захватывать себя, каждый раз совершенно по-разному, но всегда так желанно. Касается кончиками пальцев каждого воспоминания, будто погружается в них заново, будто проживает всё, как в первый раз. Запутывается и запутывается, окончательно отпуская себя, оставляя контроль сердцу и душе, позволяет им сделать выбор, повести Чимина за собой. И они ведут.       Тянут его будто нитями в сторону нужного выхода, того, где воспоминания лишь усиливаются. Тянут его туда, где глаза Юнги, такие родные и близкие, такие знакомые и давно изученные, тянут туда, где голос Юнги, хриплый и такой до мурашек приятный, успокаивающий его всегда и повсюду, тянут туда, где объятия Юнги, такие тёплые и необходимые, редкие, но всегда подходящие и желанные, тянут туда, где поддержка и молчаливое присутствие Юнги, который в сложных ситуациях всегда рядом, который может и молчать, и успокаивать, молча угадывая чужое настроение.       Юнги оказывается просто повсюду. Он будто уже вжился под кожу, и ощущение есть, будто только сейчас Чимин наконец открыл глаза, увидев всё это, почувствовав, распознав. Будто только сейчас он рассмотрел все эти мимолётные неосознанные жесты со своей стороны, все эти прикосновения в моменты, когда он был погружен в свои мысли, все улыбки и взгляды, разделённые на двоих и такие дорогие сердцу, все мимолётные выражения лица, будто неразличимые даже самим Чимином.       Он всё прокручивает и прокручивает эти воспоминания будто на пластинке, пока непоколебимость, спокойствие и твёрдая уверенность в следующих своих действиях не приходят на смену шоку и страху, занимая долгожданные места. Есть ощущение, будто бы он заново родился, будто бы у него выросли крылья за спиной, будто сейчас, в своём, сознании, он может сделать всё, что только вздумается. Но настойчивая нить тянет его в реальность, просит пойти за собой, вернуться. И он возвращается.       Потому что теперь, оказывается, есть ради кого.       Глоток свежего воздуха ощущается, как нечто нереальное, а тишина, бывшая до этого с ним в мыслях, разбавляется непривычно громким шумом океана откуда-то снизу, шелестом листвы на деревьях под завывания ветра и почти неслышным дыханием Юнги. Ему не хочется поворачиваться, но и так ощущается, что мужчина очень спокоен. Он вовсе не двигается, лишь вглядывается в горизонт, ожидая ответа, что в очередной раз поражает Чимина. — Знаешь… — наконец подаёт голос Пак, усмехаясь от того, что Юнги даже не дёргается от неожиданности. — Ты чёртов робот! — все разумные мысли, бывшие у него в голове, перебиваются чем-то несерьёзным и вообще не подходящим их ситуации, но в этом и есть весь Чимин — смешной, иногда несерьёзный, со скачущими мыслями и неумением их сдержать. Но Юнги принимает его таким, какой он есть, любит даже, что до сих пор ощущается непривычным, но таким приятным словом. — Из всего, что ты мог бы сказать, ты решил начать именно с этого. Узнаю своего Чимин-и, — качает головой мужчина, посмеиваясь от чужой нелепости. Ни капли осуждения или неодобрения в голосе у него нет, он давно привык и именно за это полюбил Чимина. Со всеми его приколами, шутками и «выкрутасами», как любит выражаться сам Пак. — Я много чего, между прочим, хотел сказать, но ты своей реакцией меня сбил! Ты ведь даже не вздрогнул, когда я говорить начал, — дует губы Чимин, откидываясь дальше на свои руки, чтобы часть спины Юнги всё же попадала в поле его зрения. — Говори давай, никто тебе не мешает, — кивает головой тот, слегка разворачиваясь корпусом в его сторону и награждая нетерпеливым и слегка волнительным взглядом. Как бы он ни старался скрыть свои чувства, сделать это полностью у него всё равно бы не получилось. Слишком уж волнительно это ожидание ответа, чужого вердикта, что сейчас будто смертный приговор для него самого. — Премного благодарен, — не упускает шанса съязвить тот, закатывает глаза, но всё же успокаивается, понимая всю серьёзность ситуации. — Прости. Хм, как бы поточнее выразиться… Я определённо точно не ожидал этого услышать. Особенно от тебя. Это правда, которую у меня нет желания скрывать. Но, покопавшись в себе, я с неожиданностью понял, что тоже испытываю к тебе много чего. Не знаю, точно ли это то, что люди называют любовью, но каждое воспоминание, связанное с тобой, прочно отпечатывается у меня в памяти, оставляет после себя лишь приятные эмоции. Я всегда жду наших встреч с огромным нетерпением и всегда первым делом бросаю взгляд именно на тебя, я всегда рад тебя видеть, я часто думаю о тебе, когда тебя рядом нет, я хочу и делюсь с тобой своими мыслями и чувствами, не боясь осуждения, я ощущаю лишь огромное доверие к тебе, ведь я уверен в тебе, как ни в ком другом, я люблю касаться тебя, я люблю смотреть в твои глаза, люблю разглядывать тебя издалека, люблю, как ты гоняешь, как ворчишь смешно, люблю твою серьёзность, резко контрастирующую с моим весельем, люблю твоё понимание и ответственность, люблю твоё внимание ко мне, люблю все твои привычки, даже если иногда они меня выбешивают. И если это любовь, то да, Мин Юнги, это, чёрт возьми, взаимно. И я не хочу этого скрывать, бояться, сомневаться. Сейчас, когда я думаю обо всём этом, о тебе, о нас, о моих и твоих словах, мне неимоверно сильно импонируешь ты, мои эмоции, которые просто не разобрать, но это так приятно, до щемящего чувства в груди. И я просто не хочу это забывать, стыдиться этого. Я хочу попробовать. — Попробовать что? — как-то глухо доносится от Юнги.       У него самого сейчас полная каша в груди, пожары вспыхивают и тут же потухают, поливаемые дождями, следом сразу же выходит солнце, озаряя водную гладь души, и ветерок треплет волосы приятно. Он не ожидал услышать столько от Чимина, он не смел даже надеяться на столь открытый ответ, не смел даже думать о подобном, но теперь, когда это произошло, а эмоции просто захлёстывают его своими волнами, оставляя в растерянности, он просто не может выдавить из себя больше двух слов. Счастье от признанных, да и к тому же взаимных, чувств, настолько огромно, что, кажется, улыбка на губах скоро достигнет ушей или просто разорвёт всё лицо. Но перестать улыбаться он не может, потому что радости в груди такое количество, которого, кажется, там никогда до этого и не было, неверия и облегчения там не меньше, они ощущаются так легко после этой гнетущей тишины и молчания, что отпускать эти чувства не хочется вовсе. — Попробовать отношения, — закусывает губу Чимин, а Юнги готов от радости кричать-кричать-кричать пока не охрипнет, потеряв голос. Потому что счастья ещё больше, оно взрывается в груди фейерверками, обдаёт теплом внутренности, разгоняя мурашки по коже.       Чтобы что-то ответить, мужчине требуется сделать глубокий вздох, а потом он не выдерживает, поворачиваясь лицом к Чимину и вглядываясь в его лицо, на котором сейчас красуется лёгкая улыбка: — Что ж, давай попробуем, — как можно беззаботнее произносит Мин, но глаза и его выражение лица выдаёт его с головой: взгляд светится любовью и счастьем, смотрит прямо в чужие глаза, разглядывает лицо, а губы растягиваются в непривычной широкой улыбке, пока глаза щурятся от этого.       Это согласие, видимо, тоже что-то пробуждает в Чимине, потому что в его взгляде вспыхивают уже такие любимые искорки, а сам Пак по-лисьи улыбается и произносит: — Раз мы теперь встречаемся, может… — специально тянет Чимин, а Юнги так жадно прослеживает это движение, будто насытиться не может. Теперь каждый жест, каждое прикосновение и выражение лица воспринимается ещё острее, ещё жарче и ближе, будто всё в первый раз, — поцелуешь меня? Всё. Юнги больше не выдерживает. Вызывайте скорую и вывозите.       Потому что такими фразами и взглядами Чимин точно его скоро в могилу сведёт. — Может быть, — вопреки своим чувствам, хитро ухмыляется Юнги, не думая показывать их так открыто.       В конце концов его ведь попросили кое о чём.       И кто же он такой, чтобы отказывать в небольшой просьбе?       Поэтому он ещё приближается к мужчине, останавливаясь лишь тогда, когда между их губами остаются считанные сантиметры. Сохраняет зрительный контакт, играется с Чимином и заводит, потому что иначе теперь не может. Чувства рвутся наружу, разум шепчет наконец поддаться, сдаться наконец в плен этих желанных губ, но лишь чудовищное желание увидеть первый шаг от мужчины напротив его останавливает. Он видит, как Пак переводит взгляд на его губы и обратно, задумывается о чём-то определённо далеко не невинном, а потом не выдерживает и впивается в его губы жарким поцелуем. А, нет. Вот теперь Юнги точно мёртв.

***

— Давно мы так все вместе не выбирались, — звучит приглушённо, но всё равно достаточно чётко.       Тэхён согласно мычит на это, не рассчитывая на то, чтобы быть услышанным, пока в динамике раздаются поддакивающие голоса.       В ушах стоит мерный треск шин по асфальту, завывания ветра раздаются снаружи, складываясь в причудливые голоса, а мурчание двигателя отдаётся приятным теплом, привычно успокаивая. На город опускаются сумерки, дымкой тумана поддевая землю, совсем иссохшуюся на жарком солнце. Небо окрашивается в яркие тона оранжевого, пока солнце лишь сильнее затемняет облака, проплывающие мимо. Линия фонарей на широкой дороге уходит далеко вдаль, ярко выделяясь на фоне синеватых облаков, пока лучи предзакатного солнца расстилаются по небу красным цветом. — И жаль, что не нашли раньше времени на это, — отвечает Намджун.       Из динамика слышится рык спорткаров, пока снежные драконы кружат по трассе, то вырываясь вперёд и пытаясь догнать один другого, то не спеша продвигаясь навстречу закату и отдавая предпочтение лёгким разговорам, которых у них не было слишком долго. Спорткары самых разных мастей купаются в лучах солнца, отдаваясь ему на всю катушку, пока рейсеры сильно жмурятся от подступающих лучей и тепла, остающегося на лице. Жаркий воздух, остывший к вечеру достаточно, чтобы наслаждаться им, бьёт потоками в лицо, забиваясь в лёгкие океанской свежестью.       Тэхён и правда скучал по такому времяпрепровождению.       Скучал по компании друзей, что знают его долгие годы от макушки до кончиков пальцев, скучал по этому ощущению единства с другими людьми, близкими настолько, что больше некуда. Скучал по приятным разговорам, потому что иногда молчать не хочется, скучал по шуткам и подколкам, хоть и порой делает вид, что они его раздражают. Скучал по духу соперничества, когда целью является не победа, а участие, когда приятно просто гнать по трассе, поднимая пыль с дорог.       Он знает, что и остальные скучали. Но они не скажут этого вслух. Не привыкли.       Им достаточно лишь понимания того факта, что друг без друга жизнь станет намного скучнее и однообразнее.       Без ворчливого, серьёзного и порой сонного Юнги, умеющего усмирять любые ссоры одним лишь своим взглядом. Без весёлого, безбашенного и порой слишком несерьёзного Чимина, всегда лёгкого на подъём, всегда готового прийти на помощь и выслушать. Без спокойного и рассудительного Намджуна, который так хорошо умеет поддерживать и вести беседы, оказывает молчаливую поддержку, предпочитая словам действия. Без заботливого и сердитого Сокджина, что заменил им всем родителя, всегда беспокоящегося обо всём и старающегося сделать как можно лучше для всех. Без энергичного и громкого Хосока, имеющего сотни идей для приятных посиделок, готового сделать что угодно ради веселья и подговаривающего остальных на разные авантюры, выбираться из которых всегда было трудно, но до ужаса весело. Даже без мудрого, ленивого и саркастичного Тэхёна, что поразительно быстро умел разнимать ссоры и успокаивать Чимина и Хосока, в очередной раз устроивших какой-то переполох. А ещё отменно читал нотации по поведению и выкручивался из любой ситуации, делая виноватыми всех, кроме себя и ещё и смеялся потом с недоумённых лиц ребят, которых просто обвели вокруг пальца.       Они все были невероятно разными, но одновременно слишком похожими, и именно это и собирало их вместе раз за разом. — Ах ты ж… — а дальше трёхэтажный мат, которым Сокджин кроет обогнавшего его Намджуна, тонет в дружном смехе мужчин, с иронией наблюдающих за этой парочкой. — Никакие семейные узы тебе не помогут, — почти любовно тянет Намджун, пока его не перебивает яростный рёв Джина. — Предатель! И как я только с тобой в одном доме живу! Теперь ты спишь на диване!       И он ускоряется, пока Тэхён наблюдает за ними в боковое зеркало. Усмехается, покачивая головой, и переводит взгляд на небо, купаясь в лучах солнца. — Какие же вы безбашенные женатики, — смеётся нахально Хосок. — Чья бы корова мычала, — хмыкает следом Юнги, включаясь в разговор. — Ага-ага, Хосок-и, — почти поёт Чимин, — кто из нас тут ещё без головы на плечах. — И вот снова наша извечная парочка, — не теряется Хосок, тоже начиная издеваться, пока на заднем фоне Намджун и Сокджин продолжают свою перепалку и петляют сразу по всем полосам. —… друзей.       И этот акцент на последнем слове настолько сильный, что намёк понимают и улавливают все, даже ругающаяся парочка. Звучит так, будто Хосок насмехается над ними, но они все понимают, что дружба их слишком крепка, чтобы опускаться до такого.       Тэхён опять усмехается, так и не вмешиваясь. Хосок, Чимин и Юнги — взрывное трио. Их перепалки и ссоры самые громкие, ведь когда ссорятся только первые двое — это ещё можно сдержать и перенести морально и физически без особых потерь. Но когда кто-то из них выкинет что-то в адрес Юнги, то тогда начнётся ад. Маты, крики, издёвки и насмешки — в ход идёт всё, что только можно. Единственное, что радует, так это тот факт, что долго ссориться никто из них не может, да и чаще они делают это просто ради собственного веселья. — Хос, ну про тебя же мы молчим, — тянет Чимин слишком уж сладко, и Тэхён замечает, как его кёнигсегг ускоряется, пролетая мимо макларена. — А вам есть что сказать? — как-то даже удивлённо говорит Чон, тоже улавливая намёк, и начинает ускоряться, проезжая следом за Чимином.       Тэхёна эта ситуация и правда забавляет, вызывая улыбку на губах. Он не вмешивается в жизни своих друзей, давая им шанс рассказывать всё своевременно и только по собственному желанию, однако частенько кое-что узнать у него всё же получается. В ситуации с Юнги и Чимином у него предположений нет — есть ощущение, что что-то между ними изменилось, но ведут они себя как обычно, да и если захотели бы скрыть что-то — с лёгкостью бы это провернули. Они являются вполне себе приличными актёрами.       С Хосоком и проще, и сложнее. Тэхён видел в один из вечеров в логове необычайно повышенное внимание мужчины к одному человеку из толпы, однако точно он тоже сказать не может. Не хочет выяснять и что-то придумывать. Надо будет — выпытает у первоисточника. — Ну вы как обычно, группа ясельки, — тянет Сокджин в один голос с Тэхёном, когда в тишине всё ещё достаточно громко звенит последний вопрос. — Родственные души, — и опять одна и та же фраза на двоих спустя всего лишь пару секунд. — Намджун, не ревнуй, я не специально, — посмеивается Ким вместе с остальными, переключая скорость и ускоряясь следом за Юнги. — Чего уж там, — он даже может представить, как Намджун отмахивается, закатывая глаза. — И это мы-то ясельки?! — с опозданием, но всё равно звучит ото всех троих одновременно. — Ну догоняйте тогда! — буквально кричит Чимин, и Тэхён улавливает, как тот ускоряется, оставляя после себя лишь следы от шин на асфальте и эхо от их скрипа. — Принято, — в один голос произносят остальные, и тоже прибавляют скорости.       Такие «вызовы» — прекрасный и давно изученный способ веселья для них. Они все только рады отдаться потокам ветра, ловить солнечные лучи и купаться в их тепле, слушать рёв мотора и ощущать приятную лёгкость в теле и пустоту в мыслях.       Спорткары смешиваются в одну сплошную линию, настолько быстрой становится скорость. Они мчат и мчат, пока стрелка спидометра дрожит, всё склоняясь вправо. У всех сейчас есть ощущение, будто они делали это уже сотни раз, но им никогда не надоест, у всех сейчас азарт и адреналин зажигают кровь лучше бензина, у всех в голове лишь туман и ни единой мысли. Они ловят взглядом пролетающий мимо пейзаж, похожий на смазанное пятно, давно перестав страшиться такой скорости, и лишь хотят больше. Петляют по полосам, обгоняя друг друга в самый неожиданный момент, показывают новые трюки, вызывая уважительное «воууу» у всех остальных.       Для них это не соревнование, лишь очередной проверенный временем способ приятно провести время. Так, чтобы запомнилось всем и надолго. — Вернёмся к делам насущным, — хмурится Тэхён, продолжая бороться с Юнги, что никак не хотел пропускать его вперёд. — Ну ты как обычно, — ноет Чимин, поравнявшись с Хосоком. — Зануда! В самый весёлый момент надо было такое сказать! — Спасибо огромное, — фыркает Ким в ответ, никак не реагируя: знает Чимина как облупленного. — Мне надо выяснить сейчас, а то я потом с вами забуду это сделать. Всё к гонке готово? Она уже завтра вечером, а там префинал. — Готово-готово, наш король, — как самый главный, отвечает Мин. — Прекрасно, — вздыхает Тэхён, невольно задумываясь о гонке.       Он уверен в своих силах как никогда сильно и не собирается позволять себе сомневаться или давать мыслям шанс поглотить его в неуверенности. Он собран, натренирован и рассчитывает на проход в финал, а потом и на выигрыш. Признаёт, что соперники достойные и достаточно интересные, но без этого никак. Все стараются совершенствоваться, чтобы быть на вершине, а он не собирается позволять забрать у себя корону. — Как думаете, кто пройдёт в финал? — невольно вырывается у него, пока он витает в своих мыслях, однако его слышат все.       Виснет тишина, во время которой они все догоняют друг друга, вновь замедляясь до приемлемой скорости. — Ты, — хмыкают они одновременно. — Без сомнений, — подтверждает Хосок. — Но кто будет вторым? — да, у него есть свои догадки, но почему бы ему не позволить самим драконам высказать свои мысли самостоятельно и попытаться вывести их на беседу? — Если это будет кто-то из нас — это будет одновременно и катастрофа, и ситуация, устраивающая всех нас, — первым говорит Сокджин. — Мы давно не гоняем друг против друга, особенно когда это финал, потому что знаем трюки друг друга. И так неинтересно. Но в то же время посоревноваться с тобой я бы был не против, хоть и здраво оцениваю свои шансы. — Или есть вариант с нашим владельцем хеннессея, — продолжает Хосок.       И да, Тэхён об этом думал. Это самый что ни на есть близкий вариант к реальности, он, почему-то, уверен в нём как ни в чём другом. Его ставки на Чонгука велики, ведь тот очень упёрт и профессионален — он будет хвататься за победу всем своим телом и душой, и это именно то, что в итоге приведёт его в финал. — Вашим? — хмыкает Тэхён, не показывая собственных знаний о личности этого человека. Ещё рано давать знать об этом. — Ой, ещё бы ты здесь к словам цеплялся, — отмахивается в ответ Хосок. — Да и вообще, ты же давно всё разложил в своей голове, мы тебя знаем, — вмешивается Чимин, почти перебивая Хосока, обиженно бормочущего «эй», — потом скажешь, Хосок. А ты, Тэхён, просто хитрец. Хотел, чтобы мы вслух признали твои собственные мысли.       Он в ответ на это покачивает головой, хоть и знает, что остальным этого не видно. — Надо же с вами хоть о чём-то поболтать, — ухмыляется Тэхён, позволяя этой насмешке проскользнуть в его голосе. — А то вы всё о своих баранах. — Ну Тэхён!       Раздаётся слишком уж громко, заставляя того даже поморщиться. И опять наблюдать, как один из драконов ускоряется, пропадая в вечерней дымке, сливаясь с небом и тёмными облаками, мчась навстречу солнцу.

***

      В этот раз утро начинается со смятения.       Солнце мягкими лучами заглядывает в комнату, крадётся по полу, подбираясь всё ближе и своим теплом вызывая ощущение детского счастья, свежий воздух ощущается чем-то божественным, охлаждая несколько разгорячённую после сна кожу и создавая желание вдыхать его полной грудью всё чаще и чаще, а лёгкий шум листвы с улицы разбавляет приятную тишину.       Однако мысли, преследовавшие его весь вечер перед сном, и появившиеся сегодня с первым же осознанным вздохом, не желают отпускать его. В них и страх, и неуверенность, и сомнения в своих действиях. Они отравляют душу, заставляют чувствовать фальшивую правильность и свободу, заговаривают язык и не желают отказываться от былого комфорта. Они убедительны, решительны и в то же время отчаянны в своём желании не создавать изменений, они не хотят уходить, крепко и безнадёжно цепляются за любой шанс остаться и лишь растут в геометрической прогрессии. Ему хочется заткнуть их.       Ведь его собственный голос, намного более твёрдый, в то же время говорит будто с ним же самим, бесцеремонно перебивает и настаивает на изменениях, приносит с собой уверенность и стойкость, спокойствие. Он заглушает эхо нестройных голосов одним своим, звучным и внушительным, разгоняет туман неуверенности и страха, одним своим словом, лишь наблюдает за несчастными попытками вернуть контроль, больше не собираясь поддаваться.       Спустя несколько минут борьбы Тэхён выплывает из своих мыслей и медленно открывает глаза, выравнивая дыхание и промаргиваясь с непривычки пару раз. Всё ещё пялясь в потолок, на чистую голову составляет план своих действий на сегодняшний день, отсеивает необязательные дела и включает в список разговор с Сарой, тут же честно признаваясь самому себе в лёгком страхе и огромной неуверенности насчёт этого самого пункта. Да, иного выбора у него не было, да, самая правильная техника — это решать самые сложные дела в начале дня, чтобы волнение не ело его чайной ложкой целый день, да, следовало бы закончить с этим как можно раньше и как можно менее болезненно для них обоих, однако чувствам ведь не прикажешь остановиться и прекратить, их не проигнорируешь и не забудешь, а сомнения так просто не заткнёшь.       Поэтому, не в первый раз продумывая свои слова и поведение, Тэхён отправляется в ванную, чтобы принять лёгкий освежающий душ. Он расслабляется под струями прохладной воды, разглядывает вид из окна на виднеющийся вдали океан и летающих над ним птиц и хочет попытаться отпустить напряжение, просто позволив ему быть и в конце концов пропасть. Он не хочет позволять сомнениям терзать его всё утро и портить настроение, ведь ему уже в любом случае ничего не изменить. Он не сможет повлиять на свои собственные эмоции настолько, чтобы заглушить их напрочь.       И именно эта неизбежность его отрезвляет и приводит в чувства. Осознание того, что выбора у него, как такового, нет, того, что он не властен над ситуацией полностью, что её нельзя контролировать — приносит облегчение. Ведь если у него нет выбора, значит единственное, что он может сделать — это принять эмоции, обозначить их и оставить в прошлом.       Окончательно всё решив и от этого почувствовав себя намного спокойнее, он одевается в коричневые джинсы мом, чёрную шёлковую рубашку с незаметными серебристыми росписями у зоны плеч, выбирает пару браслетов и колец, одну цепь из белого золота и пшикается любимыми духами. Критично осматривает себя в зеркало, потом улыбается ослепительной улыбкой и, оставшись довольным собственным видом, выходит наконец из комнаты, спускаясь вниз по лестнице и сворачивая в сторону столовой.       Он знает, что Сара ещё дома, потому что вчера они обговаривали этот вопрос. Он знает, что она готова выслушать его.       Однако беспокойства за многие вещи в данной ситуации это не убавляет.       Потому что то, что он собирается сказать, что собирается сделать — верх сумасшествия.       Потому что ещё три недели назад ему в голову бы даже не взбрела сама возможность существования подобных мыслей.       Потому что это безумие, на которое он подписывается добровольно, ради новой жизни, нового опыта.       Потому что всё что угодно может пойти не так.       Потому что это всё ещё его Сара. И он знает, что отпустить её будет непросто.       Но он в очередной раз перешагивает через это, понимая предельно чётко, что это лишь малая цена за всё, что он получит, за всё, чего достигнет.       И именно поэтому он идёт на риски ради достижения своей цели.       Огромные риски, будем честны.       Нежелательные риски. Но необходимые. — Сара, доброе утро, — начинает Тэхён, слыша звон приборами в столовой ещё за несколько метров до самой комнаты.       Когда он сворачивает за угол, его взгляду предстаёт накрытый на двух персон стол и Сара, завтракающая в порядком раздражавшей его тишине с самым невозмутимым лицом на свете. Он наблюдает, как солнце заглядывает в комнату, легко проходясь по столу и скрываясь где-то за поворотом, солнечные зайчики яркими пятнами выделяются на мраморной поверхности столешницы, пока за окном зелёные ветви деревьев раскачиваются на ветру из стороны в сторону.       Она в ответ на его появление лишь кивает, взглядом предлагая присесть, а потом возвращается к равнодушному выражению лица.       Не имея иного выбора, Тэхён садится, придвигаясь ближе к столу, и начинает завтракать, в очередной раз стараясь принять нежелание Сары разговаривать за столом. Получается не очень, потому что отвращение к девушке вновь поднимается из глубины души, хватая за горло и перекрывая доступ к кислороду, перекрывая взор пеленой и затуманивая реальность.       Он старается быстро расправиться с едой, после окончания трапезы отставляет тарелку в сторону, делая несколько глотков вкусного цветочного чая из изящной кружки. Приятным теплом он разносится по телу, согревая изнутри.       Мужчина искренне рад тому, что его руки не трясутся, а живот от волнения не скручивает неприятным узлом. Даже несколько удивлён. Потому что каким бы сильным человеком он ни был, стрессовых ситуаций, как и любому другому, ему не избежать, и даже Тэхёну было бы сложно справляться с волнением. Сейчас его организм, как и мысли, спокоен, он не ощущает слабости во всём теле, а сердце не заходится в бешеном ритме волнения, возможно, уже порядком измученное его вчерашними терзаниями по тому же самому поводу. Кто знает.       Он, тем временем, продолжает внимательно смотреть, как Сара отпивает кофе, пристально наблюдает за тем, как жидкость в чашке уменьшается с каждым глотком, ощущая непривычную и только лишь раздражающую заторможенность, будто время замедлилось только для того, чтобы побесить его.       Это порядком выводит из себя, но он терпит.       Закончив завтрак, они также молча продолжают сидеть за столом, пока Сара невозмутимо сидит в телефоне, кажется, совершенно забыв про обговорённый ранее разговор. — Сара? — не выдерживает Тэхён, отставляя кружку с чаем в сторону. Разговор предстоит серьёзный. — Да? — удивлённо спрашивает та, кажется, и правда забыв про вчерашний утренний разговор, и последующую договорённость. Или просто умея искусно притворяться. — «Весело», — с долей ироничности и сарказма думает Ким, почему-то раздражаясь от этого лишь сильнее и еле успевая подавить в себе желание закатить на это глаза. — Мы хотели поговорить, — сохраняя спокойствие, продолжает пытаться мужчина.       Он старается раз за разом только из уважения к их общим воспоминаниям, давно, оказывается, растеряв всю симпатию по отношению к самому характеру Сары. Он старается только из сострадания и лёгкого сочувствия, имеет лишь добрые намерения, хочет лишь помочь. Он пытается, хочет достучаться до девушки, хотя бы надеется дать ей шанс узнать правду о его мыслях и желаниях.       Потому что по его мнению она этого заслуживает. Как никто другой. — Да? — хмурится та, неловко улыбаясь, всё ещё даже не переводит на него взгляд. Наоборот, пялясь в телефон, печатает что-то и создаёт неприятный отстук ногтей по экрану. Или уже не заслуживает.       Это непонимание и забывчивость неожиданно буквально рвут его на куски от негодования, потому что он за вчерашний день не раз услужливо напоминал про разговор, сделав акцент на его важности, но она всё равно умудрилась забыть про него и до сих пор не вспомнить.       И да, возможно он ведёт себя как глубоко беременная женщина с играющими гормонами, ревностью и недоверием в придачу, однако это не первый такой случай за недолгое время, и его просто-напросто достало такое к себе отношение. Он устал это терпеть, как и любой нормальный человек. — Мы поговорить хотели, — кладёт голову на сцепленные ладони Тэхён, отвечая. — Ой, правда? — вот вроде живёт он вместе с девушкой не первый год, а понять, притворяется та или нет, всё ещё бывает сложновато.       В любом случае оба варианта отвратительны до дрожи, и Тэхён уже даже выбирать не хочет. — А, вспомнила, — отвлекается на секунду от телефона Сара, сверкнув лёгкой улыбкой. Фальшивой. — Превосходно, — даже не пытается улыбнуться в ответ, зная, что выглядеть будет просто отвратительно. Он перекладывает сцепленные в замок руки на стол, а сам выпрямляется в спине, желая, наконец, продолжить. — Сара, прошу тебя, удели мне несколько минут своего внимания. Полноценного, — специально делает акцент на последнем слове, наконец получая отклик от девушки. — Хорошо, я слушаю, — она быстро кивает прислуге, чтобы та забрала посуду, просит не беспокоить ближайшие пятнадцать минут и следит за тем, как они уходят всё дальше, скрываясь за углом. — И так… — вздыхает Тэхён, зажмуриваясь на мгновение. Ему нельзя показывать лишнее волнение, чтобы девушка раньше времени ничего не заподозрила, однако маленькую паузу он всё же делает, собираясь с силами. — Намёки на предстоящий нам сегодня разговор ты могла замечать и до этого, как невербальные, так и словесные. Сначала разговор должен был быть о более лёгкой теме, которую я в любом случае хочу затронуть, однако потом, почувствовав и прожив несколько, безусловно, важных событий, я пришёл к иным выводам. И вот мы там, где есть сейчас.       Он делает паузу вновь, желая увидеть полное понимание по отношению к своим словам, и когда считает, что достаточно хорошо распознал эмоции Сары, продолжает: — В последние несколько месяцев наши взаимоотношения значительно ухудшились. Мы перестали проводить достаточно времени вместе, хотя мы, вроде как, находимся в отношениях, перестали ходить на свидания, разговаривать, да просто проводить время вместе. Остались просто соседями по дому, которые даже видеться не всегда успевают. Все мои попытки заговорить с тобой о чём-то ты отклоняла, сама ничего не предлагала, однако, почему-то, ещё и возмущалась по этому поводу, — он замечает, как Сара хочет что-то сказать, однако поднимает руку, призывая к молчанию. Впервые за долгое время она и правда замолкает, не возражая. — Такое продолжалось не один месяц, однако я, почему-то, осознал это совершенно недавно. И это меня не порадовало. Я делал попытки заговорить с тобой о том, что меня не устраивает, однако натыкался лишь на твоё отрицание и неверие, и даже порой манипуляции. — и вот заветные слова, готовые вырваться из него в тот же самый миг. Слова, решающие всё, самые важные и ответственные, после произнесения которых дальнейшее будущее будет лежать в тумане и кромешной тьме из-за непредсказуемости девушки. — Поэтому я принял решение…расстаться с тобой.       И последние его слова тонут в громком телефонном звонке. — «Как иронично», — думается Тэхёну, пока разочарование от неудачи затапливает его с головой.       Он наблюдает, как радостно Сара поднимает трубку, отвечая что-то, и понимает, что разговора ему сегодня больше не видать. Он понимает, что это заведомо неудачная идея — продолжить разговор сейчас. Понимает, что девушка не была готова его выслушать, ведь уцепилась за шанс уйти от разговора так сильно, как только могла. Понимает, что она всё ещё недостаточно серьёзна, недостаточно настроена и подготовлена.       Хотя к такому нереально подготовиться.       Однако это не умаляет его глубокого разочарования из-за такой раздражающей случайности, не избавляет от детской обиды на всю ситуацию и ощущения выбитой из-под ног почвы. Потому что Сара услышала слишком много, потому что она не оставит это без внимания, потому что обдумает это и придёт к каким-то выводам. А в последнее время Тэхён настолько запутался в девушке, что даже предсказать её поведение рядом с ним он просто не сможет. Будет ли она избегать его? Наоборот накричит? Заявит ли в прессу о чём-то? — Тэхён, дорогой, звонок срочный, не требует отлагательств. Мне необходимо срочно уехать, — не теряет времени Сара, забирая сумку с рядом стоящего стула, поднимается на ноги, поддерживая телефон ухом, машет рукой на прощание и делает самое сострадающее лицо, как бы показывая, что сожалеет о прерванном разговоре.       Он может лишь улыбнуться на это, притворно покачивая головой, будто бы соглашается с ней. Будто всё в порядке. Хотя всё далеко не так.       В душе его разрывает от негодования и злости, и они настолько всепоглощающи, что становится даже страшно. Есть желание что-нибудь разбить, поцарапать, смять в руках или разорвать. Сделать что угодно, лишь бы выпустить эти эмоции наружу, лишь бы не ощущать этот пожар в груди, сжигающий всё на своём пути. Потому что его буквально рвёт от безысходности и незнания, ото всех этих чувств, что прорываются наружу после такого поступка. После пренебрежения, после буквального сравнения с грязью, которую ни во что не ставят. — Продолжим позже, — последнее, что он слышит.       А потом входная дверь хлопает, а он сам откидывается на спинку кресла, сжимая столешницу пальцами до побеления подушечек пальцев. Он не хочет позволять злости захватить его, но даёт ей быть, проживает её.       Сейчас ему решать ничего не хочется. Не хочется думать, строить догадки, делать предположения и лучшие предложения, которые он только может придумать, стараться подстроиться и помочь, сделать как лучше и как правильнее, учесть чувства человека и постараться их не задеть.       Потому что он давал человеку шанс. И не один. Даже не два.       И все они были провалены, а эта попытка стала решающей. Теперь Ким Тэхён бегать не станет.       От последней мысли он окончательно успокаивается, хотя это и может показаться странным.       Да, точной точки он сам в их отношениях не поставил, однако чужой поступок в дребезги разбил последние надежды.       Сара сама её поставила. Сама всё решила, хотя, возможно, пока ещё об этом не знает.       Однако легче ему всё же становится. Ведь он понял, что способен произнести те слова в слух без сожалений, даже если их не услышали, ведь он понял, что они не ошибочны и не поспешны, так как когда он складывал буквы и звуки в эти три слова, ничего внутри не всколыхнулось, отрицая подобное решение. Ни малейшая часть его разума.       С каким-то приятным спокойствием и лёгким штилем на душе он доезжает до работы, по дороге отвлекаясь на доносившиеся голоса, на музыку из его плейлиста и приятные мысли о предстоящем рабочем дне. На удивление не встречает особых пробок в центре, будто сама Вселенная не желает препятствовать сегодня Тэхёну, легко добирается до нужного здания и заходит внутрь. Поднимается на лифте в свой кабинет, по пути встречая нескольких сотрудников, забирает у своего заместителя бумаги на подпись и вторичное изучение, здоровается с Мией у входа в кабинет, что уже занята работой и лишь кивает на его приветствие, поднимая уголок губ в улыбке.       Рабочий день тоже проходит без особых происшествий и проблем: Тэхён изучает немногочисленные бумаги, которые ему передал его заместитель, помечает те места, которые вызвали у него сомнения и откладывает на потом, чтобы проконсультироваться со своими людьми, отвечает на звонки, договаривается об индивидуальных проектах и встречах, просматривает приглашения на благотворительные вечера, мероприятия от разных компаний, вечеринки. Успевает даже примерно распланировать предстоящий месяц, так как июли в его компании обычно выдаются насыщенными заказами и встречами, особенно в конце, когда необходимо сдавать всю отчётность и бумаги. Тогда в главном филиале начинается почти что хаос: все носятся по всем этажам, лишь бы выбить нужные подписи и распечатать что-то, что до этого не успели, очередь к Тэхёну буквально не заканчивается, места в которой выбиваются чуть ли не шантажом и манипуляциями, а советы и встречи с его сотрудниками в последние дни месяца случаются каждый день раз по сто, не меньше. В общем и целом — хаос.       Но сейчас, в самом начале, все отдыхают и более менее расслаблены, всё ещё отходя от выходных, поэтому Тэхён тоже не особо напрягается, выполняя работу в спокойном темпе и наслаждаясь ей в полной мере.       Он мимолётно выглядывает в окно, откуда люди и машины кажутся лишь лилипутами, которых можно раздавить, лишь надавив разочек. Переводит взгляд на небо, откуда солнце сквозь лёгкие облака прогревает воздух и землю, отсвечивая лучами от зеркальных небоскрёбов, возвышавшихся совсем рядом. Замечает и ветер, что не может в полной мере пробраться ко всем улочкам плотно застроенного центра, и лишь немного продувает, поднимая бумажки и обёртки с земли.       Какая-то естественная яркость города, которая сегодня почему-то особенно сильно бросается ему в глаза, заряжает невероятной энергией, отвлекает и привлекает к себе, и поэтому Тэхён даже решает выйти прогуляться. Когда время переваливает за два часа дня, и многие сотрудники тоже расходятся на обеденный перерыв, он откладывает бумаги, встаёт с удобного кресла, разминая шею и поясницу, а потом подхватывает телефон и выходит из кабинета, махнув секретарше. Она смотрит на него непонимающим взглядом, потому что такое поведение несвойственно её начальнику к слову совсем, и ему даже льстит её удивление.       Быть непредсказуемым — полезное умение.       Поэтому он лишь делает резкое движение головой, будто отказывая во всевозможных вопросах, а сам спускается на первый этаж, выходя из здания через чёрный ход. Мало ли кто в это время может ждать у главного входа, а передвигаться на машине или ходить повсюду с охраной даже во время своего отдыха нет ни малейшего желания.       Центр города в самый разгар дня кажется очень оживлённым и многолюдным. Толпы людей стоят у пешеходных переходов, ожидая зелёного сигнала, собираются у подземных переходов, останавливаясь в самом начале. Машины встают в пробки, а их владельцы сигналят друг другу, пытаясь докричаться до впереди стоящих водителей, вдоль улиц протягиваются очереди в знаменитые бутики, рестораны и кафе, пока немногочисленные палаточники пытаются достать что-то из еды.       Однако Тэхёну всё равно нравится. Ему нравится город, в котором он живёт уже долгие годы, хотя кто-то может и не согласиться с ним, предпочитая спокойную и тихую жизнь оживлённой и многолюдной. Нравятся найденные им самим плюсы такой жизни, нравится спокойствие, которым веет от Лос-Анджелеса несмотря на все предрассудки и сомнения, нравится свобода и тот образ жизни, которым здесь живут люди, нравятся улыбки, возможно и фальшивые порой, но по большей части, наоборот, доброжелательные, нравится разнообразие жизни и её яркость, доступная всем желающим. Ему нравится даже сама мысль о жизни в этом городе.       Мысль о жизни в Городе Ангелов, что расцветает с каждым днём всё больше на его глазах.       И он клянётся сделать всё возможное, чтобы сохранить это ощущение свободы и покоя, передать его и другим людям.       Передать это ощущение окрылённости, которое не покидает его уже долгие годы пребывания здесь, пока он каждый день находится в самом центре города, где жизнь буквально кипит энергией, где люди вершат свою судьбу и ежедневно принимают решения. Пока имеет возможность прогуливаться вот так спокойно по центру, оставаясь неузнанным и нетронутым, пока может наслаждаться спокойствием и фоновым шумом, что даже не раздражает уже, вызывая лишь ощущение рутинных будней, что всегда протекали так незаметно.       Он искренне наслаждается, пока прогуливается по менее многолюдным улочкам, что всё равно близки к самому центру, наслаждается, пока разглядывает людей, пока приглядывается к архитектуре окружающих его зданий, пока вдыхает глубоко воздух, пропахнувший бензином. Он ощущает, что неимоверно счастлив, ощущает, что благодарен, что в голове сейчас приятное ничего, где нет места даже плохим мыслям и сомнениям.       Взгляд бегает по проезжающим машинам, и Тэхён даже играется немного, с лёгкостью угадывая марки автомобилей по звучанию их двигателя. Когда становится скучно, начинает задумываться о следующем этапе гонки, совсем близком к финалу, о приготовлениях, которые все ещё нужно сделать для этого, о ещё одной встрече с ребятами, чтобы обсудить организационные моменты и просто провести время вместе, потому что он уже начинает скучать по ним всем, хоть и виделись они два дня назад. Задумывается о Виоле, которую он оставил вчера поздно ночью, позволив ей уснуть у него на коленях, о своём тихом и таком родном доме, что является его отдушиной. И всё отходит и отходит дальше, впрочем, совершенно не волнуясь: он знает этот город и все его улочки как свои пять пальцев. Петляет вдоль домов, наслаждаясь тишиной и спокойствием, радуется, что остаётся простым незнакомцем для всех окружающих людей, любуется проезжающими автомобилями дорогих или редких марок.       А потом взгляд почему-то цепляется за стоящую у обочины ламборгини. Она даже кажется незаметной и ничем не примечательной из-за своего чёрного цвета, но он всё равно засматривается, удивляясь самому себе, ведь ламборгини в центре Лос-Анджелеса — далеко не новость. Таких десятки, если не сотни, да и у него в коллекции есть парочку похожих. Тэхён хмурится слегка, но затем вновь переключается на другие мысли и просто проходит мимо, забывая о своих сомнениях. А зря, видимо. Ведь его, совершенно неожиданно, окликают. — Ким Тэхён! — и голос, такой самовлюблённый и до боли знакомый… Его личная Немезида. Чон Чонгука ему ни с кем не спутать. Поэтому да, ему даже разворачиваться не надо, чтобы убедиться, что это именно он.       Тэхён закатывает глаза, поражаясь собственной удачливости и такой «судьбоносной» встрече, когда до этого ничего, вроде бы, не предвещало беды.       Последнюю мысль он озвучивает: — Чон Чонгук… — оглядывается по сторонам и, не замечая никакой оживлённости из-за его громко произнесённого имени, продолжает, — вроде бы ничего не предвещало беды, а тут ты. Великая Мойра, так что привело тебя сюда? — Ну уж точно не ты, — уже привычно фыркает Чон, закатывая глаза. — И что за Мойра такая? — неожиданно задаёт вопрос, задумчиво прищуриваясь.       Тэхён усмехается, покачивая головой, а потом всё же отвечает, услужливо поясняя: — Мойра — это древнегреческая богиня судьбы, неподвластная даже высшим богам, — замечает как Чон кивает, а потом всё же пытается ещё раз, — так что привело тебя сюда? — Дела, — неожиданно спокойно отвечает мужчина, непринуждённо пожав плечами.       Тэхён на это кивает, не собираясь дальше задавать вопросы. Захотел бы — рассказал. А банальное уважение личных границ у него есть, поэтому вмешиваться он не станет.       Вместо этого он пристально осматривает мужчину, насколько это позволяет их положение. На нём сегодня чёрная рубашка с коротким рукавом, открывающая вид на его татуированную руку, сжимающую руль до проступающих на ладони и запястьях вен, синие классические джинсы, обхватывающие слишком уж привлекательные бёдра, пару цепей и колец на пальцах. А также волосы, уже привычно находящиеся в полном беспорядке. — Прекрасно, — саркастично тянет Ким, отвлекаясь от разглядывания чужой внешности. Это уже становится его ритуалом. — Неужели ты здесь просто прохлаждаешься средь бела дня? — очередная подколка со стороны мужчины, и их обоих будто возвращает в прошлое, в самое начало их знакомства. Эти воспоминания вызывают какую-то приятную дрожь ностальгии, настолько родную, что желание повторить те времени охватывает всё тело. — Конечно же нет. Высматриваю вот конкурентов по бизнесу, чтобы рассчитать стратегию убийства, — беспечно пожимает плечом Тэхён. Его тянет саркастично шутить, подкалывать и играть в словесные игры с противником, равным ему по силам. — Занятно, а я думал, на свидание решил сходить, — хмыкает Чон. — Попахивает банальщиной. Да и свидание в центре? Ты забыл кто я? — приподнимает одну бровь в ироничном вопросе. — Ну да, конечно. Совсем забыл, что общаюсь со всемогущим Ким Тэхёном. Мне вам в ноги кланяться, ваше величество? — и глазками так захлопал, будто только скажи — и исполнит любую просьбу. Такое поведение забавляло лишь сильнее, вызывая желание сорваться в безудержный смех. — Думаю не стоит. Но я запомню, на будущее, — улыбается уголком губ Ким. Ему с какой-то стороны даже нравится то, что Чон не признаёт в нём миллиардера. Нет этих заискивающих взглядов и всех прочих прелестей популярности, что позволяет ему чувствовать себя в чужой компании более спокойно и свободно. То, что так было с самого начала — льстит ещё больше. — И как успехи в твоей слежке? — возвращается к прошлой теме Чонгук. — Ты отвлёк. А так цели уже намечены, ночь настанет — начну, — с самым что ни на есть суровым лицом проговаривает Ким. — Месяц мой, не знал бы я тебя, и правда бы поверил. Моя признательность твоему актёрскому таланту, — усмехается Чонгук, хотя и говорит полную правду. На миг от этого холодного взгляда его охватил страх и какое-то беспамятство, будто время остановили. Руки и ноги сковало, а в мыслях осталась пустота.       Поэтому Тэхён и правда хорошо сыграл, Чонгук может это признать. — Что за тачка? — кивает головой в её сторону, решая наконец сменить тему. — Где мой любимый хеннессей? — спрашивает следом, заглядывая мужчине в глаза.       Кажется, это стало их привычкой. Общей.       И кажется, что никого из них обоих это не волнует.       Потому что Чонгук уже привычно отвечает на взгляд, ухмыляясь как-то хитро и понимающе. Заставляет думать, что он не так уж и прост, сомневаться в каждом его шаге, пока в его глазах плещется огненный азарт и заинтересованность, как-то быстро сменившие ненависть и злость, пока его глаза полыхают ярким огнём, даже если и кажется, что в них кромешная темнота, пока они затягивают с собой, погружая в вакуум, пока Тэхён может различить чужие эмоции, может разглядеть их как на ладони. Пока они оба не желают отрываться или моргать. Пока Тэхён испытывает привычный интерес и любопытство, а также фоновую настороженность, будто встретил хищника, равного ему по силам и выбивающего его из колеи. — Твой любимый хеннессей? — усмехается Чон, так и не отрывая пристального взгляда от него. — Мой хеннессей, — специально делает акцент на первом слове, выгибая бровь с иронией в глазах, — слишком уж заметен и привлекает многовато внимания, — пожимает плечом Чонгук, первым отводя взгляд и провожая им проехавший мимо автомобиль. — Копы, просто любопытные люди, восхищённо шепчущиеся везде, где я проезжаю. Поэтому решил взять у знакомых менее заметную, — на этих словах Чон даже морщится слегка, понимая, насколько комично звучит его это «менее заметную». Потому что ламборгини и менее заметная? Это как? — тачку. — Безусловно правильное решение, — насмешливо подтверждает Ким. — Особенно для гонщика. — с напором произносит следом, понижая тон до еле слышного.       И опять это смятение от непритязательности Тэхёна. Опять удивление от чужого равнодушия и какого-то странного огня понимания, опять вопросы в голове и ни единого ответа на них, потому что Ким Тэхён — чертова загадка с идеальной репутацией и без единого скелета в шкафу. Опять растерянность и ноль слов, готовых сорваться с языка, ведь он не знает, скажет ли Тэхён правду или будет вновь играться — в этом и состоит вся загадка. — И от кого я это слышу? — иронично приподнимает бровь с блеснувшим кольцом пирсинга Чонгук, откладывая свои мысли на потом.       Тэхён невольно подмечает, что мужчина сменил наконец-таки свой пирсинг в брови. А потом усмехается собственным мыслям и обострённой внимательности.       Привычного недовольства или раздражения из-за лёгких подколок нет — за всё то время, что им удалось провести вместе, они неплохо узнали друг друга, сами того не желая, и Тэхён мог признаться, что мнение об этом человеке он сменил в другую сторону. Только вот в какую — до конца до сих пор непонятно.       И особенно сложно определиться стало после их «близкого» знакомства.       Эта попытка хоть как-то охарактеризовать то, что происходит между ними, вызывает у него лишь смех, подавить который до конца так и не получается: небольшая ухмылка вырисовывается у него на губах, а сам он усмехается, покачивая головой.       Его жизнь — полный хаос. — Что смешного? — вполне логичный ответ на его спонтанный смех, если судить здраво.       Вопрос только в том, соврать ли ему, или же проигнорировать? Вариант с правдой даже не рассматривался. Человеком он был не то чтобы сильно доверчивым, да и ему казалось, что Чонгук вообще о таком не думал. — То, что Чон Чонгук пытается подобрать незаметный автомобиль для себя, — находится с ответом Тэхён. Он и правда считает это забавным, как и сам мужчина, это было понятно по ярким искоркам смеха в чужих глазах, однако причина его смеха всё же иная.       Чонгуку об этом знать необязательно. — А ещё то, что не знает, что сказать в ответ на мои слова, — всё же делает лёгкий упрёк в чужую сторону.       А сам себе удивляется. Они, вроде, продолжают подкалывать друг друга, продолжают разбрасываться саркастичными шутками, продолжают пытаться задеть друг друга и прожигают друг друга огненными взглядами, однако эффекта от этого ожидаемого нет. Нет злобы и раздражения, нет неприязни и отстранённости, желания закончить разговор. Будто бы атмосфера между ними неумолимо изменилась, будто изменились чувства, вкладываемые в каждую колкую реплику. Будто ненависть куда-то испарилась сама собой, забирая с собой и все негативные чувства. — О да, нашёл над чем посмеяться, — Чон закатывает глаза в ответ на явную подколку, игнорируя последние слова, однако голос его будто мягче становится, а злоба и отстранённость куда-то уходят. — Да и вообще, может я приехал сюда на хеннессее, только чтобы покрасоваться, а обычно езжу на чём-то более простом?       И это заявление вызывает у Тэхёна искренний смех, который проявляется снаружи лишь улыбкой в уголках губ. Потому что Чонгук и простота? Ни за что. Возможно, в повседневной жизни он и может выбирать квартиры подальше от центра с более низкой ценой, отдых дома, а не поездки к океану и солнцу, доставку еды на дом из какой-нибудь забегаловки поблизости вместо личного повара, однако когда это относится к автомобилям и гонкам… Нет, Тэхён не верит. Потому что Чонгук просто не выглядит человеком, выбирающим простоту вместо скорости и удовольствия. Да и он в этой среде плавает не первый год, знает повадки и желания гонщиков, знает их отличительные черты характера, которые намётанным глазом может заметить и в Чоне тоже: стойкость и лёгкое упрямство, подозрительность и безбашенность, присущие рейсерам, что под пологом ночи рассекают забитые днём дороги, не опасаясь погони. — Гонщик, да на простом? — озвучивает свою мысль мужчина. Чон слегка дёргается, и Тэхён понимает, что ему даже во второй раз за последние несколько минут непривычно слышать такое из уст человека, которого не заподозришь в причастности к нелегальщине. — Не вешай мне лапшу на уши, как будто я тебя не знаю. Как будто это не ты меня взглядами прожигал, да желания всякие загадывал, — вновь вставляет свою шпильку Тэхён. Ничего с собой поделать не может — тянет его, вот и всё.       И да, возможно он многого о нём не знает, возможно он совершенно не знает любимые блюда Чонгука, его любимые места для заездов и прогулок и место его работы, но это другое. Это то, что он видит вне масок, то, что он разглядел за те мгновения, что они проводили вместе. То, что он может видеть, даже когда Чон метает в него стрелы своими взглядами, то, что проявляется лишь чётче с каждым произнесённым словом.       Чонгук тем временем усмехается как-то поражённо и отвечает, видимо, решив больше не играться: — Ладно-ладно, — сжимает пальцами руль, улыбаясь уголками губ. — Но и я тебя тоже знаю. — неожиданно заявляет Чон, будто и правда знает что-то особенное.       Эта спонтанность в нём Тэхёна одновременно пугает и привлекает. Потому что шанса предугадать его поведение у мужчины нет, и это не то, к чему он привык, это выбивает из колеи, выталкивает из зоны комфорта. В то же время некая загадочность и нотка интереса в нём самом перекрывают все эти минусы, умудряясь найти что-то полезное и хорошее даже в шансе покинуть зону комфорта. — Да ладно? — приподнимает бровь Ким, потому что эти заявления — лишь их собственная игра в песочнице, где на кону стоит лишь разрушенный замок из песка. Его настоящие тайны остаются при нём, сокрытые в сердце и никем не узнанные. И заподозрить его хоть в одной из них никому в голову за много лет так и не пришлось. — Докажи. — Поэтому он принимает вызов, продолжая игру. — Залезай в машину и покажу, — и опять новая ветвь их разговора, которую создаёт Чонгук совершенно неожиданно.       Такие просьбы наверняка вызывали бы намного больше негодования и возмущения, если бы он не знал Чона до этого, не знал бы его интересный и одновременно непредсказуемый характер, не знал бы что это за человек такой и что от него ожидать. Однако у них иная ситуация: он знает этого мужчину, поэтому такой ответ вызывает у него непривычные интерес и предвкушение того, о чём он старательно не думает и старается забыть, разбиваясь в своих попытках раз за разом.       Тэхён, на фоне всех испытываемых эмоций, даже не даёт окончательного и твёрдого отказа, позволяя Чонгуку и дальше уговаривать себя непонятно на что и непонятно каким образом. Да, он понимает, что мужчина делает это не просто так, да, понимает, что глупо ведётся.       Но ему даже хочется, чтобы он его уговорил.       Чертовски слабо с одной стороны, но ему так всё равно. — М-м-м, и зачем мне садиться в машину? Знаешь, меня одновременно интересуют и отталкивают эти твои методы убеждения, которыми ты собираешься воспользоваться, видимо. Ещё более меня сражает твоё выражение лица, с которым ты всё это говоришь, — продолжает сопротивляться Ким, не позволяя Чону заметить, насколько велико его превосходство над ним. — Может, ты так мне покажешь? — О, ну так точно не получится, — таинственно заявляет тот, игнорируя все остальные его слова, чем снова раздражает Тэхёна, когда тот правда не представляет, что мужчина собирается делать.       Чонгук смотрит на него, щуря глаза и выглядывая из-под ресниц, пристально и как-то по-особенному магнетизирует. Так, что это подкупает лучше любых средств. Так, что это вызывает огромное любопытство и желание сдаться. Так, что это будоражит кровь таинственностью и хитростью, промелькнувшей во взгляде. Так, что это заставляет его молчаливо кивнуть и демонстративно моргнуть в согласии, обходя автомобиль и старательно игнорируя вспыхнувшее торжество в чужих глазах, которое мужчина быстро тушит ещё до того, как дверца ламборгини открывается с другой стороны.       В той же тишине мужчина садится в салон и, даже не осматриваясь, поворачивается к Чонгуку с каким-то странным азартом в глазах, давая понять, что не испытывает ни малейших сожалений по поводу своих решений. — Надеюсь, что ты вдруг резко не повезёшь меня куда-нибудь, — усмехается Ким как-то иронично. — Куда, например? — приподнимает бровь, также поворачиваясь в сторону собеседника. — Даже не знаю, — торжественно и наигранно-фальшиво заявляет Тэхён. — В лес, например. — А что, неплохая идея, — задумчиво тянет тот, делая вид, что и правда задумывается над возможностью такого исхода, хотя у самого в глазах лишь смех. — Хотя план изначально был другим, но ничего не случится, если я его поменяю…       Тэхён даже допускает вероятность такого в своей голове. Чонгук непредсказуем, хотя со стороны может показаться и иначе. Но для мужчины это именно так, потому что обычно он с лёгкостью может предсказывать эмоции, реакции и действия других людей во многих ситуациях, кроме стрессовых, когда вся логика человеческого поведения просто выходит за рамки. Он привык многое понимать и знать о людях, а тут даже в повседневной жизни догадки строить попросту бесполезно — ошибёшься на первых же шагах. Именно невозможность применять тот же подход, что и к другим людям, привлекает Тэхёна не на шутку. Интересует. — Похоже, я ошибся в тебе, и ты маньяк под прикрытием, которому заказали моё убийство, а сейчас я клюнул на такую лёгкую приманку, — качает головой в разочаровании и страхе Ким, продолжая развлекаться. Наперекор словам спокойствие растекается приятными волнами по телу, даже если находиться в незнакомом автомобиле слегка странно. Особенно на месте пассажира. — А что, я бы сошёл? — чуть наклоняется к нему Чон, приподнимая одну бровь. Заглядывает в глаза, будто пытаясь найти ответ на свой вопрос. — О, — Тэхён окидывает его взглядом, будто правда задумывается, а потом сам подаётся ближе, сокращая расстояние между ними ещё сильнее, что воспринимается уже по-странному привычно, и отвечает, глядя в чужие тёмные и бездонные глаза. — Твои татуировки определённо добавляют тебе очков в этом образе. Главарь какой-нибудь мафиозной группировки и все эти дела. Так что я бы сказал, что очень даже да. — Превосходно, увезу тебя в лес и закопаю где-нибудь, а никто так и не узнает, — понижает голос до угрожающего, одновременно будто бросая вызов одними лишь сощуренными глазами.       Невидимая струна натягивается между ними, а сам воздух будто неожиданно густеет, превращаясь в желе. Кажется, что они оказываются в непроглядной темноте, под пологом ночи, когда за ними наблюдает лишь луна, когда привычное соперничество и азарт оплетают тело. Когда каждое мелкое движение ощущается как никогда остро. Когда они оба теряют рассудок, когда оба сходят с ума.       Тэхён смотрит в чужие глаза и теряется, так и зависая на месте, пока какое-то нетерпение медленно растекается по телу, будто оно живёт отдельно от разума. Он бегает глазами по чужому лицу, непонятно зачем и непонятно почему, заинтригованный хитрым взглядом и непонятным вызовом, ярко горящим в темнеющих зрачках. Чужое настроение будто проворно перетекает и в него, заставляя гореть будто только что зажжённую спичку, тонуть в пожаре чувств, азарта и адреналина и восставать из пепла, повторяя всё по кругу.       Он вновь ловит себя на мысли, что невероятно сильно хочет впиться яростным поцелуем в эти губы и стереть с них эту ухмылку, в очередной раз почувствовать манящий холодок пирсинга на своих губах.       Эта мысль не отталкивает его.       Разум наоборот шепчет поддаться, сдаться своим желаниям. Убеждает нагло, что ничего не случится, что всё будет нормально.       Он не уверен, правда ли это. Потому что нормально ничего не будет, пока он сгорает под чужим лишь острым взглядом, потому что прежним точно ничего не будет, для него особенно, потому что это не то, чем он обычно занимается, всё ещё не разобравшись в своих отношениях, потому что это опасно настолько же, насколько и возбуждающе, ведь теперь он может в этом признаться. — Только попробуй, — с таким шёпотом на грани слуха он впивается в чужие губы яростным поцелуем, сдаётся наконец, поднимая руки вверх, принимая поражение, и тут же получая такой же жёсткий ответ.       Напряжение со звоном рвётся между ними, долгим эхом отстукивая в ушах. Время закручивается в одну спираль, когда ощущений оказывается столь много, что разобрать и прочувствовать все сразу кажется нереальным: вот Чонгук также резко отвечает ему, пытаясь перехватить инициативу, однако холодок его пирсинга, дрожью прошедшийся по всему телу Тэхёна, приводит его в чувства. Вот он прикусывает чужую губу, продолжая напирать и не думая более ни о чём, кроме мягкости чужих губ, наслаждаться которыми он готов всегда, кроме трепетной нежности рук, бегающих по его собственным, переходящих на шею и растрёпывающих волосы.       Вокруг продолжают ходить люди, разговаривая между собой, продолжают ездить машины, сигналя друг другу, продолжается сама жизнь, время идёт своим чередом. Но Тэхёну на это так всё равно. У него в ушах будто вата, из-за которой он слышит лишь отстук собственного сердца, что мечется сумасшедше быстро. Дыхание остаётся прерывистым и трудным, каждый вдох это новое испытание, изощрённая пытка, потому что отвлекаться ещё и на это не хочется. Хочется лишь сминать чужие губы раз за разом всё сильнее, сжимать чужую шею в руках, проходиться слегка по волосам и вновь концентрироваться лишь на холоде от колечка в нижней губе.       Тэхён будто умирает и воскресает сотни раз за прошедшие мгновения. Он тонет под той лавиной чувств, которую испытывает, он просто расправляет руки навстречу им, впитывая всё до последней капли. Наслаждение дурманит ему голову, счастье бурлит в душе, посылая мурашки по коже, возбуждение горячит внутренности, затрудняя дыхание, а трепет где-то в животе обостряет все ощущения настолько, что он может почувствовать чужое прерывистое дыхание на его лице.       Постепенно зажмуренные глаза расслабляются, оставаясь лишь слегка прикрытыми, нахмуренные брови расправляются, а темп замедляется, позволяя растянуть удовольствие на двоих. Какой-то штиль выстилается на душе, хотя объяснить словами его так и не получается, чувство лёгкости поднимает ввысь, пока перед глазами бегают разноцветные круги, проворно сменяющиеся образом Чонгука, любезно подкинутым сознанием. Его силуэт становится всё чётче, и Тэхён буквально видит мужчину перед закрытыми глазами.       Они отрываются друг от друга, кажется, лишь спустя вечность. Одновременно открывают глаза, вновь замирая на месте, и Тэхён просто не может не восхищаться Чонгуком. Он выглядит спокойным и безупречно идеальным, собранным и в то же время каким-то растерянным. Даже возбуждённым, признаётся себе Тэхён, хотя он далеко не объективен и прекрасно это осознаёт.       Осознание собственного поступка приходит не сразу, как-то медленно и спокойно затопляя разум, однако не оставляя выбора и заставляя задуматься. Волнения это не вызывает, ни малейшего беспокойства не появляется у него на душе, да и сожалений тоже нет. Какие вообще сожаления, когда он сам проявил вполне осознанную инициативу, когда эти поцелуи, без зазрения совести, лучшие в его жизни?       Ведь он не может не признаться, что Чонгук давно перестал быть просто вынужденным знакомым в его жизни.       Давно уже он стал кем-то большим, кем-то более значимым. Кем-то, кто вызывает бурю чувств в груди, и Тэхён знает, на что она похожа. Знает, на что похожи все эти мысли навязчивые, взгляды с его стороны, неосознанные действия, поцелуи, желанные встречи, смех, доверие и взгляды. Осознание это бьёт его под дых, заставляя делать глубокие вдохи через нос и прикусив губу с внутренней стороны, чтобы не выдать полностью своих чувств. Он лишь не знает, радоваться ли ему этому, плакать ли, бояться ли. Потому что прошлый опыт наступает на пятки, заставляя быть предвзятым и критически неуверенным, но здравый рассудок убеждает в обратном, убеждает спросить, поговорить хотя бы. Не сбегать, не расходиться в напряжённом молчании и завуалированно обсуждать проблему, не вариться в собственных мыслях следующие несколько дней, не сгорать в догадках и чувствах. — Ты понимаешь, что нам надо поговорить? — выплывает из своих мыслей Тэхён, тут же задавая важный вопрос. Он не хочет больше медлить. Все разногласия и противоречия отходят в тень перед необходимостью решить одну проблему на двоих, весь смех испаряется ещё даже не появившись. — Хватит нам обоим расходиться, убегать и потом даже не иметь шанса поговорить. Пора обсудить то, что между нами происходит, потому что хуже делается от молчания нам обоим, — он слегка отстраняется, увеличивая расстояние между ними, и всем своим видом показывает, что уходить никуда не собирается.       Чонгук в ответ прожигает его серьёзным взглядом, откидывается на спинку сидения, взлохмачивая волосы левой рукой. Прикрывает глаза, будто обдумывает что-то, что известно лишь ему самому, и вновь выпрямляется, отвечая: — Понимаю, конечно, — голос звучит хрипло и твёрдо, посылает мурашки по коже. Внутри всё останавливается, настраиваясь на сложный разговор. — Начинай. Я постараюсь ответить честно и как можно более подробно. — И он произносит это таким тоном, что сомневаться в чужой правдивости даже не получается. В глазах плещется уверенность и открытость, что лишь сильнее убеждает в сказанных прежде словах. — Что между нами происходит? Зачем ты это делаешь? — глубоко вздыхает Тэхён, прикусывая губу. Он понимает, что Чонгук тоже может задать свои вопросы, понимает, что хочется оставаться честным, но не знает, получится ли. От этого кошки на душе скребутся: он привык отвечать честностью на честность, но обстоятельства порой не оставляют ему широкого выбора.       Чон тем временем усмехается, покачивая головой, отводит взгляд, разглядывая здания вдалеке, а потом начинает говорить: — Когда я приехал, у меня были совершенно другие ожидания от тебя и моего визита в целом. Я не знал многого о жизни моей сестрицы, потому что не хотел знать и продолжаю придерживаться того же мнения. О тебе я тоже ничего не знал и не пытался узнать. Признаю, что был предвзят по отношению к тебе, когда только приехал, из-за того человека, с которым ты встречаешься, что был, возможно, заносчив. Однако потом ты, месяц мой, привлёк моё внимание, — и опять это прозвище, со временем совсем переставшее раздражать его. — Я заинтересовался твоим характером, тобой в целом. Начал углубляться, изучать, наблюдать. И делаю я всё «это», что бы ты под этим ни подразумевал, только исходя из собственных желаний и симпатии по отношению к тебе, — закончив говорить, Чонгук качает головой из стороны в сторону, делая паузу и будто собираясь с мыслями. — Что между нами происходит… Зависит от того, как ты это видишь.       И пока воцаряется тишина, Тэхён думает, что всё не так уж и загадочно оказывается между ними. Что ситуация у него во многом такая же, что он может согласиться со всем, что сказал Чонгук. — Я вижу это как попытку перейти к чему-то большему, — совершенно не привирая, отвечает Ким, не дожидаясь чужих вопросов. — Вопрос в том, прав ли я? — Да, прав. Самая чёткая формулировка из всех возможных, — просто кивает Чонгук. Будто это то, с чем он обычно сталкивается. Будто перед ним сейчас не Ким Тэхён, один из самых известных и богатых людей во всём мире. И будто это не он почти прямым текстом заявляет о своих намерениях. — И тебя не смущает то, что я в отношениях? — про то, насколько провальны и ошибочны эти отношения, он умалчивает. Это не то, чему он хочет придавать хоть какую-то огласку. Не хочет, чтобы об этом знал кто-то, кроме него самого и Сары.       После этих слов Чон усмехается как-то иронично, будто понимает и видит, о чём думает Тэхён. Хотя он и не может исключить этого варианта: Чонгук непредсказуем, а ещё Сара — его родная сестра, с которой он жил в одном доме достаточно долго, чтобы знать её хорошо даже спустя годы разлуки.       Уже готовую речь Чонгука прерывает монотонный звук телефона, оповещающего о звонке, и мужчина, хмурясь, тянется за ним, чтобы посмотреть, кто его побеспокоил.       И за эти мгновения в Тэхёне проносится тысяча чувств и эмоций. Он против воли вспоминает сегодняшнее утро и прерванный важный разговор, когда Сара просто ушла, не сказав ни слова, и усмехается собственной удачливости: уже два сорванных важных разговора за день по одной и той же причине. Разочарование затапливает его с головой, но оно оказывается даже более сильным, чем сегодня утром: оно ранит сильнее, распирает изнутри, сдавливая сердце. Волнение проносится дрожью по всему телу, перекрывая доступ к воздуху, создавая противный ком в горле. Какая-то тупая злость и ярость непонятно на кого не помогают вовсе, лишь сильнее затуманивают рассудок, заставляя думать-думать-думать.       Его мысли прерывает чёткий, слишком сухой голос мужчины: — Я перезвоню.       И эти два слова разбивают всё нутро Тэхёна в дребезги так, что какой-то неестественный звон ещё долго разносится в ушах, пока сердце всё стучит и стучит у него в груди.       Это убивает его напрочь, сметая все мысли, что были в его голове до этого.       Это оставляет такое облегчение, что стоял бы сейчас Тэхён на улице — точно на ногах бы не удержался. От этого у него кружится голова и пелена перед глазами появляется.       Это настолько радует и поражает, что он замирает, не находя подходящих слов, способных описать его эмоции сейчас.       Его приводит в шок собственное состояние от простого, казалось бы, действия. Но нутром он понимает: не простое это действие, если даже тут каждый человек поступает совершенно по-разному. Сара вот, что находилась с ним в отношениях уже более двух лет, выбрала между просьбой родного человека и звонком второе, а не первое. А Чонгук, что знаком с Тэхёном каких-то жалких три недели, половину из которых они то и делали, что злились друг на друга, выбрал первое, чего от него никто не ожидал.       От этого перед глазами начинают пролетать воспоминания, непроизвольно заставляя Тэхёна сравнивать. Наигранное сочувствие Сары и твёрдую решительность Чонгука, фальшивое сожаление в некогда любимом голосе и не требующий возражений тон мужчины. Желание сбежать в глазах, изученных вдоль и поперёк за столько лет, и спокойствие в темноте зрачков, горящих живым пламенем, напряжённость во всём теле из-за попытки сбежать и приятную открытость, ощущаемую на подсознательном уровне. — Кто звонил? — собственный голос доносится будто сквозь призму, приглушённый и какой-то безжизненный, безразличный, хотя на душе у Тэхёна полная неразбериха.       Одно лишь он знает точно: Чонгук такой… другой. Непохожий на остальных и совершенно непредсказуемый. Заставляющий испытывать то, что, казалось бы, он больше никогда не сможет испытать. Ведь такой вроде бы простой жест вызывает огромную благодарность в груди от того, что выбирают его, а не звонок по телефону, трепет и нежность, потому что это слепой удар точно в сердце. — Лучший друг, — удивлённо отвечает Чонгук, наблюдая за странным состоянием Тэхёна. — Он может подождать, наш разговор важнее. — И последние слова вновь добивают мужчину.       Признание их разговора важным именно на словах, а не только в действиях, ранит и лечит ещё сильнее. — Так вот по поводу того, что ты в отношениях, — возвращается к теме Чон, решая, видимо, не обращать внимание на странное поведение мужчины напротив. — Уж не знаю как там у вас было всё месяц назад, но сейчас я за вами особой привязанности не заметил, — и он выглядит таким уверенным в собственных словах, что Тэхён даже теряется слегка. А мужчина тем временем продолжает, — ты можешь ничего не подтверждать и не опровергать, я не прошу этого. Однако, не знаю уж насколько тонкие стены у вас в доме, а я ничего так и не услышал.       Чонгук будет не Чонгук, если не отпустит какую-нибудь пошлую шуточку, в этом Тэхён убеждается в очередной раз.       Раздражения это не вызывает, не сейчас, когда тёплые чувства от чужих слов и поступков продержатся ещё не один день. Тянет лишь ухмыльнуться и уже привычно продолжить разговор, тоже добавив от себя небольшую шутку. — А ты пытался? — хмыкает Ким. — Может и да? — хитро щурится Чонгук, а потом вновь становится серьёзным, добавляя, — возвращаясь к нашей теме. Месяц мой, я не прошу тебя объясняться передо мной и быть полностью честным, я всё понимаю. Я лишь прошу не отталкивать меня и мои попытки сблизиться с тобой, позволить времени всё решить.       И да, Тэхёна тянет согласиться. Такой Чонгук не на шутку цепляет: осознанный и серьёзный, знающий, чего хочет от жизни и умеющий изложить это на словах. Такой Чонгук подкупает так сильно, что сил сопротивляться даже не находится. Как и желания это делать. — Хорошо, ладно, — усмехается Тэхён, покачивая головой из стороны в сторону и поражаясь самому себе. Когда он успел докатиться до того, чтобы принимать предложения об… ухаживаниях?       В любом случае он не испытывает сожалений по этому поводу, не испытывает отвращения при мыслях о подобной перспективе или не чувствует, что согласился через силу. Он понимает, что согласился потому что сам этого хотел: хотел попробовать, хотел посмотреть что получится. Особенно когда он скоро вновь станет свободным человеком, о чём рассказывать пока что не планирует. — Месяц мой, я обязан спросить. — вырывает его из мыслей Чон. — Ты не против этого? Потому что поверь мне, я не хочу, чтобы ты соглашался через силу.       Такие вопросы пробуждают лишь умиление, которого он не испытывал уже слишком долго, и нежность вместе с благодарностью, что цветами распускаются в его душе. — Мне безусловно приятна такая забота, но не будь столь безумен. Я не согласился бы, если бы не хотел. Если я чётко выразил своё согласие, значит меня всё устраивает. Мы все здесь взрослые люди, по крайней мере я надеюсь на это, и поэтому можем принимать вполне осознанные решения, — Тэхён не упускает возможности пошутить, потому что настроение теперь стало каким-то лёгким и прекрасным, вызывая лишь желание прикрыть в удовольствии глаза и растянуть губы в широкую улыбку. — Прекрасно, месяц мой, — улыбается уголком губ Чонгук, вновь сверкая глазами, видимо, задумав какую-то хитрость.       И правда: она не заставляет себя долго ждать. — Поцелуешь на прощание? — и вопрос задан таким невинным тоном, будто Чонгук и правда серьёзен. — Я говорил тебе, насколько ты безумен и непредсказуем? — серьёзно и угрожающе задаёт вопрос Ким, портя всё своей улыбкой на губах, сдерживать которую уже просто не было сил. — Дай-ка вспомнить… — кажется, что к Чону вернулось его игривое настроение, потому что он прикладывает руку к подбородку и хмурится, делая вид, что и правда пытается что-то вспомнить. — Наверное, всё-таки да. — Тогда не заставляй меня повторяться, безумец, — закатывает глаза Тэхён. — Никаких поцелуев, Чон, я серьёзно. — и грозится пальцем, прежде чем выйти из автомобиля и пойти обратно к офису, так и не обернувшись ни разу.