Я искала вас

— Какузу… Сквозь непонятную дымку мужчина видел, как светлый силуэт дефилирует около стены. Быстро и неуловимо движется где-то в периферии, а затем настигает его приятной прохладой спокойного шёпота. — Какузу, ты сможешь меня найти?.. — лилось прямо в уши, будто со всех сторон, — Пожалуйста, найди меня… Какузу почувствовал, как холодный воздух забирается под штанину. Он расплывчато наблюдал за тем, как призрак Хидана ведёт невесомой рукой по его ноге, поднимаясь сначала выше к колену, а потом спускаясь по внутренней части бедра. Охлаждающее движение отрезвляло затуманенный взгляд наёмника с каждым моментом всё больше, это наваждение не хотелось развеять, хотелось продолжения, и силуэт приобретал всё более чёткие очертания, пока Какузу тонул в ощущениях. Бледная рука в свете содрогающегося костра задержалась в опасной близости от паха и загадочно потёрла пальцами прилежащую к бедру штанину. При этом неуловимом движении суставы пальцев плотно обтянулись полупрозрачной кожей, осветляя и без того белую ладонь. Разве руки Хидана были такими холодными и светлыми? Уголь стрельнул искрой, и Какузу внезапно очнулся. Со стороны входа в пещеру лился жёлтый солнечный свет, щебетание различных птиц сливалось в какофонию и неприятно резало слух такой громкостью. Мужчина непонятливо огляделся по сторонам. Похоже, спал он достаточно долго, хотя показалось, что прошли считанные секунды. Только что его окружали темнота и холод ночи, а уже сейчас было даже не утро, скорее полдень или что-то близкое к вечеру. Так нехарактерно для него — проспать до обеда. Какузу разочарованно пригладил торчащие волосы. Чёрт, похоже это был всего лишь сон… Сон, что так некстати оборвался на самом интересном! Наёмник шокировано уставился себе между ног. Естественно, там сквозь плотные штаны проступала соответствующая реакция. Вслед за удручённым выдохом Какузу со стуком приземлился затылком на стену пещеры, по-видимому, надеясь заработать сотрясение мозга и со спокойной душой забыть обо всех недоразумениях. Возбудился на образ Хидана… Боги, каким же он был жалким. Это тоже было для него нехарактерно — быть жалким. Как у него мог встать на кого-то вроде Хидана? Впрочем, его рука ощущалась довольно приятно… Какузу чертыхнулся, пытаясь взять под узды свои мысли. Сейчас не время было предаваться пошлым снам, к тому же так получилось исключительно из-за его общего перенапряжения, но не из-за того, что бывший напарник вызывал какие-то определённые чувства, которые наёмник боялся озвучивать даже у себя в голове. Благо хотя бы Ясу не присутствовала при всём этом вопиющем кошмаре. Она снова сидела там, где-то глубоко под землёй, и до мужчины долетали обрывки её тихих фраз. Он окликнул её, не сильно громко, чтобы не пугать, и девочка стихла на мгновение, вслушиваясь в отдалённый голос. Ясу ступала неслышно, ни один камень под её маленькими подошвами не скрежетал, поэтому, когда она всё же возникла перед Какузу, тот немного пошатнулся от неожиданности. Он терял бдительность, но, слава богам, наёмник успел скоординировать свои чувства. — Доброе утро, Какузу-сан. Вы что-то хотели? — чопорно поприветствовала девочка. — Добрый… — наёмник обернулся на улицу, — День. Сколько я спал? Какузу рассеянно покачнулся, как бы ища положение, в котором ему будет не так неудобно под пронзающим взглядом, полным живого интереса. Девчонка повторила движение, игриво убирая руки за спину, и улыбнулась так широко, что от её глазок остались только две хитро прищуренные полосочки. — Шестнадцать часов, — лучезарно хихикнула Ясу, — Выспались? — Более чем. О, боги, он превращался в какого-то старого деда. Спать шестнадцать часов?! Это не то, что непозволительная роскошь, но и пустая трата драгоценного времени, учитывая их миссию. Мужчина нахмурился, прикинув сколько они могли пройти, если бы не его слабость, и выпустил наружу недовольное шипение. Какая разница, сколько они могли пройти, если идти было некуда? Какузу так и не разобрался в словах Миямото, а они, на данный момент, были единственной его зацепкой. — Итак… У тебя есть идеи, куда пойти? — выдавил из себя наёмник, стараясь полностью восстановить фразу Атами в голове. — Хм, мама сказала, что Хидан-сама может быть в месте своего перерождения, — почти дословно процитировала свою мать Ясу. До Какузу кажется начинало доходить значение их слов. Перерождение означало смерть, в свою очередь, смерть означала… — Где вы нашли Хидана? — В стране Огня. Туда не просто попасть, но я проведу вас, — ответила перекатывающаяся с пятки на носок девочка. И она повела, причём в довольно быстром темпе, так что уже ближе к вечеру они почти добрались до места. С изменяющимся ландшафтом память Какузу вспыхивала всё новыми и новыми картинами, точнее они были забытыми старыми. Здесь была его последняя битва. В самом месте его смерти всё ещё находился огромный кратер, но уже слегка поросший редкой травой и присыпанный обвалившейся с краёв почвой. Давно же это было… Далее были такие же знакомые местности: пустынная земля, сухие деревья и резко сменяющий всё это безобразие густой зелёный лес. Неужели, она вела его именно в этот лес? Опасно заходить туда. Это было абсолютно дико и нелогично, какой кретин додумается прятаться в месте, о котором все знали? Конечно же Хидан. Таким он был, лишённым смысла и, видимо, мозга в целом, так что могло сработать. На самом деле, однажды Какузу уже пытался найти здесь Хидана, помнил, словно это было вчера, как сразу после воскрешения чудом освободился из-под Эдо Тенсей и первым делом предпринял попытку спасти напарника. Ослабленный, даже почти мёртвый из-за большого количества потраченной чакры он входил в лес Нара, ощущая на себе тяжёлое наблюдение множества местных оленей. Мужчина понимал всю рискованность и опрометчивость своих действий, но всё равно упёрто тащился в гущу, спотыкаясь о торчащие корни деревьев. Прошлое и настоящее вновь смешались, когда под ногами очутилось до боли знакомое очертание ямы. Когда-то Какузу также стоял над еле притоптанной землёй, понимая, что тут заживо похоронили его жреца. Но он не чувствовал присутствия чакры под землёй, как её не было и сейчас. Тогда горькая обида подступила вязким комом к горлу, сковала Какузу по рукам и ногам, и он без желанной цели покинул лес, думая, что Хидан не выжил. Чёрт, почему он тогда просто не додумался раскопать эту могилу, чтобы хотя бы убедиться в абсолютной безжизненности останков? Какузу болезненно нахмурился. Только сейчас, складывая весь паззл из воспоминаний, он осознал, что никогда не чувствовал потока чакры Хидана. Ни когда наёмник пришивал тому конечности, ни когда они вместе бедро к бедру сидели у костра, ни когда бывший напарник во сне прижимался плотнее в поисках тепла. Видимо, жрец просто обладал такой слабой кондицией, а это значило, что Какузу ещё давно совершил непростительно грубую ошибку, по привычки определяя смерть по потоку чакры, которая в принципе не ощущалась у Хидана. Не сдержав потока злости, наёмник выругался, привлекая тем самым обеспокоенный взгляд попутчицы. Ясу чувствовала нарастающее напряжение, как внутри мужчины, так и вокруг него, а учитывая, что тот особо его и не скрывал, девочка пугалась ещё больше. Гнев Какузу покрывал пеленой всё окружающее его пространство. Казалось, будто он вот-вот взорвётся, словно бочка с порохом. — Какузу-сан, всё будет хорошо. Мы попробуем поискать его в другом месте, — примирительно заговорила Ясу и потянула ручку к рукаву кофты, но наёмник грубо увернулся от жеста. — Не пытайся меня утешить. Я в этом не нуждаюсь, — прошипел Какузу. Его тёмный силуэт злостно пронёсся мимо девочки, почти сбивая её с ног, и она расстроенно посмотрела вслед удаляющейся тени. Хидана в лесу не было. Из-за постоянных дождей и грозных туч на небе день теперь быстро сменялся сумерками. Если дождь лил, не прекращаясь сутками подряд, то время вообще становилось еле различимым, оставляя на смену себе постоянную серость воздуха вокруг. Так и сейчас, копившие силы весь день тучи наконец выплеснули напряжение да так, что за стеной ливня не было видно и вытянутой руки. Какузу чертыхнулся. Он промок насквозь в буквально смысле. Студёная вода забиралась даже под швы, неприятно охлаждая внутренности, и вытекала наружу, унося за собой тепло тела. Впрочем, им несказанно повезло: такого мощного ливня хватило всего минут на пятнадцать, после чего водная стихия начала угасать, а затем вовсе ушла из этих земель, оставляя после себя огромные лужи и блестящие от влаги поверхности. Как же было погано, и погода только усугубляла это поганое состояние, будто нарочно проверяя на сколько ещё хватит Какузу. И, если честно, наёмника уже не хватало. Какузу злился на себя, так резко и открыто, что подходящая со спины девочка оцепенела в десяти шагах от него, не решаясь ступить ещё хоть шаг. Она боялась снова встретить в обычно спокойном взгляде те боль и гнев, которые никогда и ни в ком не видела в такой концентрации. Но пугали не только перемены в эмоциях, Ясу всё больше была убеждена, и не безосновательно, что в таком состоянии этот мужчина вполне мог её убить, и это не отняло бы у него много сил. И наёмник чувствовал изменившееся к нему отношение, слышал, как замирает сердце маленькой спутницы, при каждом тягуче напряжённом движении его широких плеч. Да, она всё правильно понимала — не стоит подходить к нему, не стоит пытаться коснуться или успокоить, потому что сейчас это было для него слишком. Какузу не заслуживал сочувствия к себе, ведь, по сути, он сам выбрал этот путь. Сам сделал всё, чтобы попасть в такую ситуацию, сам не спас тогда Хидана, сам позволил ему заварить всю эту кашу и нахлебаться ею до тошнотворного чувства одиночества. Было бы гораздо проще, если бы кто-то из них и правда оказался мёртвым. А так они оба остались обиженными и брошенными, и всё из-за того, что Какузу когда-то, хрен пойми сколько лет назад, не решился откопать холодную расчленённую плоть, просто побоялся посмотреть правде в глаза. Теперь он понимал, почему ему каждый раз становилось так плохо при одном только воспоминании о бывшем напарнике, но какой сейчас это имело смысл? Абсолютно никакой. Всё это было так глупо, и от осознания этой глупости Какузу становилось только хуже. Все их поиски были бесполезными. — Какузу. Произнесённое без привычной приставки имя заставило наёмника немного отвлечься от самоистязания. Сваливать все грехи на себя сейчас тоже было бессмысленно, но разум было не так просто перенаправить в русло иных размышлений. Наёмник задержал взгляд на девочке. Он смотрел с явным раздражением, однако Ясу игнорировала это, расслабленно подходя ближе в попытке завязать диалог. — Давайте попытаемся обсудить всё, что знаем на данный момент, — она попыталась улыбнуться, — Может, придёт что-нибудь на ум? Какузу держался до последнего, глубоко дышал, стараясь подавить в себе растущее негодование, сильно сжимал кулаки, пытаясь отвлечься на боль в усталых суставах, но лёгкое прикосновение к перенапряжённым мышцам предплечья будто пробило в нём дыру. И через эту дыру заструилась, даже не заструилась, а хлынула потоком незаслуженная девочкой агрессия. Он отшатнулся от ребёнка и резко отдёрнул руку, чтобы его эмоции не зашли дальше обидных слов. — Почему я вообще должен искать вашего придурковатого священника, или кто он там? Разве это не долг верующих? — стараясь не сильно повышать голос, огрызался Какузу, — Я теряю слишком много времени на это, а время в моей профессии ценится куда больше, чем ты могла подумать. Я не собираюсь больше заниматься этой бесполезной чушнёй. Он развернулся, чтобы уйти, но Ясу всё-таки поймала его руку, сдавливая уже весьма ощутимо. — Просто попытайтесь вспомнить что-то, что было значимо для вас обоих! — из последних надежд выкрикнула девочка. — Я ещё раз повторяю, не пытайся… Голос предательски заглох, оставляя после себя неприятно саднящее ощущение в глотке. Ясу по-прежнему крепко прижималась к его руке, почти полностью висела на ней, и ощущение тепла чужого тельца будто хоть чуть-чуть возвращало контроль над разумом. Почему-то в голове, только-только заполненной гневом, поплыли воспоминания, и почему-то вспоминался тот странный день, а точнее ночь. Двое бессмертных только начали работать вместе. Лидер, не смотря на откровенное недовольство Какузу, снова поставил ему в напарники очередное пушечное мясо. Возможно, тогда он отнёсся к Хидану предвзято, одарив укоризненным молчанием и звонким подзатыльником при первом знакомстве, но вскоре жрец оправдал всё его раздражение с лихвой. Их сразу же послали на долгую, нудную и энергозатратную миссию, собственно такие обычно и выполнял Какузу, сейчас даже не помнил каковой была цель всего этого скитания. И вот, они плелись по какой-то забытой богами пустынной местности, хотя, по сути, это стоило просто называть пустыней, ведь вокруг за долгие часы пешего хода не было обнаружено ни единого намёка на воду. Хидан вёл себя неописуемо досаждающе: так ныл, что самому хотелось начать плакать, и так матерился, что уши сворачивались в трубочку. Но старший напарник терпел это неприкрытое издевательство над своей и без того поезженной психикой и продолжал стоически молчать. Уже наступили сумерки, когда они наконец набрели на какой-то грот, спрятанный в песчаных утёсах. Долгожданная вода была найдена. Обосновавшись внутри уютной пещеры, Акацки моментально расслабились. Есть было нечего, спать после изощрённых ругательств Хидана не хотелось, хотелось только помереть, но даже мысль о суициде была настолько скучна Какузу, что он молил всех несуществующих богов, чтобы его напарник, как всегда, начал болтать о каком-нибудь бреде. Однако Хидан лишь загадочно рассматривал звёзды в небе, сидя где-то поодаль грота. На его бесцветное из-за темноты лицо падал лунный свет, делая его вид ещё белее непонятно завораживающим. Жрец неспешно вдыхал туманный промозглый воздух пустынь, развалившись прямо на песке, и Какузу уже предвкушал, как тот будет ругаться и орать, пытаясь вытряхнуть песчинки изо всех щелей, но пока что он только молчал. Наёмник пристально наблюдал за ним. Наверное, слишком пристально, потому что, когда Какузу слишком громко вздохнул, Хидан уставился на него. Глаза на мгновение показались мужчине холодными и пустыми, но жрец быстро спрятал эту странную эмоцию куда-то глубоко внутрь и натянул на себя привычную маску клоуна. — Что, понравился я тебе, старик? — съязвил Хидан, перевернувшись на бок и вальяжно подперев рукой голову. По его лицу полз клыкастый оскал, и это ожидаемо злило Какузу. Однажды, он выбьет эти острые зубы. Представляя это, наёмник непроизвольно хмурился. — Да ла-а-а-дно тебе, Кузу-чан! Я же просто шучу. У меня всё равно на тебя никогда бы не встал, хи-хи-хи, — Хидан провоцировал, так явно провоцировал, что у казначея до тошноты скручивало внутренности от кипящей ярости. Но он же сам этого хотел всего минуты назад, верно? Сам хотел хоть чем-то утолить смертную скуку, и Хидану, по-видимому, тоже было смертельно скучно, так что он был согласен и на мордобой. Странно, но старший напарник так и не смог взрастить в себе должного гнева, и момент их тупых переглядываний тянулся, заворачиваясь в бесконечную петлю времени. — Расслабься, это я по привычке. Ну… бешу тебя, — внезапно спокойно продолжил жрец, устремив свой взор обратно на небо, — Типа, знаешь, как во время моих ритуалов, но я делаю это не специально. Какузу не сразу нашёлся, чтобы что-то ответить. Монолог Хидана странным образом клонился к чему-то смутно напоминающему извинения, но наёмнику не хотелось верить в то, что это были именно они. — Зачем ты тогда их проводишь? Не лучше ли было, чтоб ты перестал трепать мне нервы ненужными убийствами, — попытался сыграть на чужой совести Какузу. — Блять, ты опять не догнал! Жизнь и смерть — одно и то же, смекаешь? — пояснил жрец и с неподдельной надеждой уставился на напарника. — Нет. В твоих мыслях сам чёрт ногу сломит. — Как же нет?! — расстроенно воскликнул Хидан, подрываясь на ноги, — Пойми, разницы между ними нет, потому что и жизнь, и смерть, в сравнении с великим бытием Джашина, просто ничтожны! Наблюдая полный скептицизма взгляд казначея, Хидан поубавил пыл. Он в неуверенности покачнулся, отблёскивая своей наполовину оголённой грудью в свете луны, и по-свойски присел у костра рядом с напарником, прижимаясь бедром как-то слишком близко. — Жизнь нужна, чтобы приносить жертвы, либо самому стать жертвой. Такая форма служения является единственным оправданием человеческого бытия. За жизнью всегда следует смерть, а за смертью — всегда жизнь, так какая в жопу разница в какой последовательности они идут? Разница только в том, что если жизнь и смерть проходят не во служение Джашину, то они одинаково ничтожны. Если же ты живёшь и приносишь жертвы для Джашина, то жизнь и смерть — одинаково велики, ибо под началом Бога любое, даже самое мерзотное чувство, обретает истинный смысл самого себя. В заключение своей просвещенческой речи жрец лениво потянулся и издал громкий зевок, выводя Какузу из наведённого ровным голосом транса. — Теперь понял? Наёмнику не хотелось этого признавать, но что-то в словах Хидана он определённо разделял. Например, цикличность жизни и смерти. Она и правда делала эти понятия практически идентичными. Из этого следовала абсолютная бесцельность всего сущего, ведь в конце концов всех ждёт одно и то же — смерть. Кто-то находил в таком порядке вещей покой, но Какузу он всегда был не по душе. В этом они с Хиданом были чем-то похожи, может быть носили одинаковую пустоту внутри. Однако жрец нашёл свою цель в слепой Джашинистской вере, а Какузу по-прежнему не мог зацепиться хоть за что-то в этой жизни, и продолжал своё, по сути, бесполезное существование. Это злило Какузу со времён осознания своей беспомощности. С тех самых времён, когда он усвоил один очень важный урок — никому нельзя доверять, даже самому себе. Когда, вернувшись в родную деревню, его не постеснялись огласить предателем и кинули в тюрьму, надеясь потом его казнить. К счастью, жгучая обида Какузу не дала их надеждам сбыться. Мысли текли непрерывной рекой событий, и с каждой новой подробностью из воспоминаний, наёмник вскипал всё очевиднее. Скрипнул зубами, сжал кулаки, весь напрягся, и Хидану даже не нужно было видеть взгляд напарника, чтобы понимать, что тот скоро сорвётся. А он очень хотел сорваться, даже не из-за нахлынувших болезненных воспоминаний, а из-за нелепого сравнения себя и этого придурка во взглядах на мир, причём это сравнение сделал сам Какузу. Нет, не сам — его вынудил так подумать этот нелепый Хидан с его нелепой религией. Какузу не верил в богов, тогда не признавал в себе этого, но свято верил в то, что бессмертия не существует. Потому мысль убить очередного напарника весьма и весьма грела, резонируя с заявленной лидером его невозможностью умереть. Глупый белобрысый мальчишка имел удивительную возможность доводить Какузу до состояния полного отчаяния, и нельзя более было продолжать их сотрудничество, иначе оно могло перетечь во что-то поистине мучительное. Старшему наёмнику не нужно было долго думать, чтобы за шиворот плаща выволочь Хидана из-под стен пещеры. Он небрежно бросил того на песок, и жрец только и успел, что перевернуться на спину, прежде чем Какузу придавил его сверху всем своим весом и крепко сжал оба запястья в одной руке, пресекая все пути отступления. Хидана, впрочем, похоже не волновала его скорейшая смерть, может, он и вовсе не понимал, в каком сейчас положении находился, но на его лице читалось только ярое непонимание всего происходящего. — Какого хрена ты творишь, старик? Нормально же… Хидан получил увесистый удар в челюсть. Его взгляд опустел на секунду, затем он с некой обидой посмотрел на ударившего. — …общались, — закончил свою фразу жрец, сплёвывая на песок окровавленный зуб, — Больно же, ты заколебал меня мутузить! У тебя наклонности что ль какие-то особенные? Я же сразу сказал, что у меня на тебя не встанет. А ну, слезай с меня быстро!!! Вопреки желанию расквасить орущую голову, Какузу почему-то опустился взглядом на трепыхающееся под его коленями тело. Он видел движение неприкрытых плащом мускулов, что так красиво отражали холодный свет, ощущал тепло, что исходило из недр самых глубоких артерий, слышал ускоряющееся биение чужого сердца. Оно было одно, но едва-ли качало кровь слабее всех его пяти сердец вместе взятых. Хидан чем-то отличался от предыдущих напарников. Далеко не отсутствием интереса к деньгам, но чем-то ещё более неуловимым, потаённым и неизвестно почему страшным. Тогда… Ещё тогда Какузу осознал, что это за чувство. Боялся этого как огня, потому что в далёком прошлом это сделало его непозволительно мягкотелым. И Хидан точно чувствовал его страх. И тоже боялся. Значит, это началось ещё задолго до нынешней миссии Какузу. Как же удивительно долго он обманывал себя, стараясь отгородиться от всей острой правды, хорошо хоть сейчас всё понял. Какузу не будет больше сбегать от прошлого. О, нет-нет. Он найдёт седого ублюдка даже ценой нескольких веков, и хорошенько ему втащит за то, что тот крутил ему мозги столько десятилетий. — Есть у меня одна мысль. Пошли, — твёрдо скомандовал мужчина, выйдя наконец из ступора. Ясу только и успевала мелкими перебежками нагонять быстро движущуюся спину спереди. Почему всплыло именно это воспоминание, смущая и без того смущенный разум, наёмник понять так и не смог, но это натолкнуло на ещё одну идею о нахождении Хидана. Какузу был готов цепляться за любой отель, в котором они останавливались, за любую местность в лесу, где они отдыхали, лишь бы найти Хидана. Как можно быстрее, чтобы утолить сомнения, чтобы понять, правда ли жрец испытывал что-то похожее на его собственные чувства. Как можно дальше от прошлого, но, одновременно с этим, ближе к нему. Какузу обязан был понять, на сколько они были похожи друг на друга. Потому шёл быстро, почти бежал, выкладывая маршрут из забытого старого. По крупицам вспоминал, где располагалось то место в пустыне. А вспоминать было сложно, в тот раз он даже с картой еле нашел это место. Ориентироваться в горах из песка — смерти подобно, потому что песок имеет свойство быстро менять своё положение, и единственным проводником, в данном случае, могли быть только звёзды, которые благо уже выползали на небосвод, и которые Какузу так хорошо запомнил в ту ночь. Наконец на горизонте завиднелась знакомая холмистая местность. И Какузу ещё около самого входа в грот почувствовал густой запах крови.