Конфеты и краски

— Милая, а ты не хочешь меня познакомить со своей подругой? — раздался медленный, заикающийся и скомканный женский голос с первого этажа. Обри вздрогнула и от испуга и выронила плеер, вырвав наушник из уха. Этот голос она слышит нечасто, но была бы рада не слышать его никогда. Одно-единственное слово, сказанное этим человеком, как по рефлексу вызывало волну ненависти, гнева и неконтролируемой агрессии у девочки. — Нет! — рявкнула Обри, подскочив к выходу из своей спальни. — Отстань! Ким, сидящая тут, на полу, попятилась назад и задержала дыхание в ожидании, пока ее теперь уже девушка успокоится. Начав встречаться, они получили бонус — могли чаще и больше гостить друг и друга. Но посещала дом Обри Ким с большой неохотой. Неприятная у него… Атмосфера. Конечно, она улетучивается, когда девочки залезают в спальню Обри и погружаются в свои увлечения: читают комиксы, интимно прижимаясь плечом к плечу, слушают музыку или рисуют. Обри знала, что ее лучшая подруга увлекается рисованием, покупает карандаши и краски, но никогда не видела ее рисунков. А они очень похожи на бурный выплеск эмоций. Гротескные портреты в черно-красных тонах, случайно намешанная и набросанная на лист краска, или орнаменты, пугающие своими мелкими повторяющимися деталями. Первую страницу альбома Кимберли занимала стена катакомбы, сделанная из десятков и сотен черепов. Обри молча восхищалась талантом подруги и особенно тем, что это является ее способом выплеснуть энергию, когда нет какой-нибудь жертвы поблизости. Увы, как бы не была зла или растроена Обри, ей никогда не удавалось выплеснуть палитру своих эмоций на холст. Стоило ей приблизить карандаш к листу, как ее сознание превращалось в сухое и уныло грохочущее ничего. Просто хотелось сломать этот карандаш и засунуть его в горло первому неприятному человеку, что ей попадется. Или избить стену, искусать свою руку… Увы, выходить на улицу Ким решалась только через основную дверь, что располагалась в гостиной, где сидела она… Мать Обри. Иногда спящая или безэмоционально смотрящая в пустоту. Обри призналась, что это последствия антидепрессантов. Если эта женщина не спит, то пьет и достает дочь вроде банальными родительскими вопросами: как учеба, как друзья, кушала ли она сегодня. Ким заставала ее в таком состоянии всего два раза. Но Обри взрывается гневом, как только слышит мамин голос. Прогоняет и требует отстать. Женщина ругается, говорит, какая у нее неблагодарная и злая дочь. Во всех этих ситуациях Ким просто молча сидела в уголке и отвлеченно думала. Видимо, сегодня мать Обри заметила чужую куртку на вешалке у входа — куртку Ким, которую она надела из-за холода и дождя. Девочка глубоко вздохнула, готовясь к неизбежному. — Отстать?! Мне нельзя поинтересоваться своими ребенком? — воскликнула женщина. — Да! Не лезь, просто не лезь! — Обри топнула ногой по полу и посмотрела вниз, в коридор на первом этаже. Ее лицо было искривлено злобой. — Я делаю что хочу в своем доме! Что там у тебя за подруга? — Ну какая, блин?! Девочка! Из моей школы! — Обри всплеснула руками в сторону подруги. Очевидно, ее мама не видела Ким. — Просто подруга! — Чего ты на меня орешь?! Угомонись! Они и правда будто соревновались в том, кто кого перекричит. Ким и Обри договорились, что пока никому не будут говорить о своих отношениях. Видимо, вопрос о «подруге» так и взбесил Обри. — А она… — Отстань!!! — уже срывая голос прокричала Обри. — Что тебе надо?! Ее небольшие, но заметные мышцы напряглись, на шее вздулась вена, и все лицо девочки покраснела. Ким больше не могла видеть подругу в таком ужасном состоянии, в котором она может причинить боль себе или ей, и резко встала, привлекая внимание. Мать Обри все-таки ушла, что-то ворча. Обри сжала оба кулака, не уходя с места и пялясь в дырку в полу. Она походила на разъяренного быка с ее громким и частым дыханием сквозь зубы. — Обри! Что случилось? — негромко, чтобы мать Обри не услышала, воскликнула Ким. Немного сократила расстояние между ними, но Обри сорвалась и со всей силы ударила дверь, что вела в небольшую чердачную кладовку. Та с треском согнулась, но выдержала. — Ненавижу… Когда она пытается подружиться… — процедила Обри, не убирая кулак. — Просто ее ненавижу!.. Но пусть лучше молчит и не лезет. Это так… Так… Ким пересилила себя и подошла к девушке. Она знала, что надо что-то сделать. И искренне хотела это сделать! Частично она почувствовала эту злость и обиду, что переполняли Обри, и Ким хотелось потушить эти плохие эмоции. Ну… Взаимная поддержка — это то, что люди в парах делают, да? Ладонь Ким легла на плечо Обри. Она сначала вздрогнула и потянулась, чтобы стряхнуть, но остановилась. Глубоко вздохнув, она потерла переносицу и без сил налегла на дверь. В голове взрывался вулкан из мыслей о матери. Самых разных. Но очень мало позитивных. Все хорошие воспоминания закончились, когда Обри было пять-шесть лет, и когда отец еще был с ними. — Только не обнимай… — проговорила Обри, не подымая глаз на Ким. — Я подумаю! — Она улыбнулась. Но в ответ — унылое молчание и мрачное выражение лица. Через время Обри присела, опершись на стену, а Ким не отходила и не отворачивалась ни на секунду, терпеливо молча и сжимая ладонь девушки в своей. Но неловкая тишина, нарушаемая лишь мерным стуком дождя в окно, уже действовала на нервы Ким, и она решилась ее прервать: — Почему ты так на нее злишься? — А тебя это волнует?! — крикнула Обри и с силой толкнула Ким. — Эй! За что?! — Та упала на спину. — Потому что глупые вопросы задаешь! Обри злилась не на шутку. И, кажется, хотела ударить Ким. Она сама с трудом сохраняла спокойствие и приторное доброе выражение лица. — Но я хочу тебя поддержать! Ну, Обри, знаешь про… Искренность там, доверие? Ты мне не доверяешь? — Я просто очень злюсь на маму, вот! Ты тут не причем, хорошо?! — С этими словами Обри расслабила кисти рук и опустила их. — Ну?.. — Я ненавижу, когда она пытается со мной подружиться! Ей шесть лет на меня было плевать, но после того, как… — Обри сглотнула и ненадолго замолчала. — Даже до нее эта новость дошла. Жалеет, нянчится, все эти муси-пуси. А в остальное время спит и даже… Черт, почему я это рассказываю?! Она встрепенулась и резко посмотрела на Ким. Даже она немного испугалась неожиданного движения Обри. — Эм… Потому что тебе это надо?.. Да! — уверенно воскликнула девочка, поправляя очки. — Бред… — Ты злишься на нее, когда она еле открывает рот! Ты никого так не ненавидишь. Остальным приходится хоть чуть-чуть стараться, чтобы тебя разозлить! — Вот ты очень сильно стараешься! С этими словами Обри вскочила на ноги, и теперь угрожающе возвышалась над Ким, стиснув челюсть и кулаки. Снова злая и готовая убивать. — Ты психотерапевт?! Хватит меня бесить твоим тупым копанием в моей голове! — негромко и вроде незлобно говорила Обри, но звучало это слишком угрожающе спокойно, словно кричать и проявлять эмоции девочка уже не могла, и оставалось лишь дать кому-то в лицо. Но тут Ким тоже встала, еще более уверенно и агрессивно: выпрямилась во весь рост, подогнула локти, выпятила грудь. У нее в голове будто за секунду взорвался вулкан, и она уже не была в силах себя контролировать. — Дура! Я с тобой пытаюсь подобрее, потому что ты мне не… — Ненадолго остановилась, чтобы вспомнить слово. — Ты мне не безразлична, а ты так себя ведешь! К ее удивлению, Обри совсем ничего не ответила. Ким сделала глубокий вздох, еще один, но ее ладони все еще были безумно напряжены и чесались, а зубы в бешенном ритме жевали губы изнутри и снаружи. Тогда она с тихим вскриком ударила стену. — Давай драться! — неожиданно воскликнула Ким, обернувшись к Обри. — Кто первый упадет, тот и извиняется! — Я не хочу с тобой драться, Ким. — Тогда почему ты так злишься?! Очкастая почти проигнорировала слова подруги и, схватив ее за обе руки, начала попытку повалить ее с ног. Конечно, это нельзя было назвать дракой, это напоминало скорее детские толкания в песочнице, но злилась Кимберли не по-детски, и со всех сил напрягала руки. Обри, конечно, превосходила ее в росте и в силе, поэтому вовремя сориентировалась и не дала себе упасть, а стала давать уверенный отпор. — Если я злюсь, это не значит, что я хочу тебя ударить! — Обри сурово смотрела исподлобья. — Но ты же всех в школе бьешь, кто тебя злит. Черт, да даже Микаэля! — От сильного напряжения Ким стиснула зубы и говорила сквозь них. Злобно прищурилась, и на виске выступила пульсирующая жилка. — Но тебя я бить не хочу, дура! — В этот момент Обри очевидно шла к победе, и Ким еле стояла в полусогнутом назад состоянии. — Потому что я особенная?! — Без тени иронии выкрикнула Ким. — Да! И тут Кимберли, от удивления расслабив за мгновение конечности, упала на лопатки на скрипучий деревянный пол. Очки сползли на лоб, и брови вслед за ними. Впервые за долгое время Обри увидела на щеках Ким легкий румянец, а на искусанных губах — игривую, но застенчивую улыбку. Можно даже сказать, милую. Обри и милота — два несовместимых понятия. Ким и милота — тем более. Обри же оказалась в сидячем положении на полусогнутых ногах подруги, все еще держа ладони Ким. Ее руки были согнуты в очень дискомфортной позиции, но она терпела. Они обе переводили дыхание после этой «драки». — Хах… Наконец-то ты это сказала… — отведя глаза и тяжело дыша, прошептала Ким. — Буэ!.. Оно само как-то. — Обри отпустила руки и положила их себе на живот. — Обри! — вдруг бодро воскликнула Ким, повернувшись к подружке. — Ты милая! Тебе так идут эти розовые волосы! Обри тем временем прятала красное от злости и смущения лицо за волосами и старательно отводила взгляд. Как бы ей не хотелось это признавать, но настроение от слов Ким поднялось, и улыбка сама появлялась, заставляя улыбаться и глаза. — Если тебе купить бирюзовые линзы, то будет вообще шикарно! Что скажешь? И после сказанного, не дожидаясь ответа, она махнула руку к шевелюре Обри и стала ее игриво трепать, наматывать волос на мизинец и перебирать локоны между пальцами. Но Обри грубовато откинула ее руку. — Как-нибудь… Потом, — поднимаясь на ноги, проговорила Обри. — Сейчас я на телефон коплю. — А… На какие деньги? Мерзко скрипнул пол: Ким рывком поднялась и села по-турецки, держа в одной руке правую ступню. Случайно посмотрела в окно и обнаружила, что дождь почти закончился. — Ну, эм… Отец деньги каждый месяц отправляет. И бабушка иногда… На еду и воду почти все уходит. — У тебя есть бабушка?! — в искреннем удивлении воскликнула Ким. Кивнув с ухмылкой, Обри мягко села рядом. — Тогда почему ты не с ней живешь? — Мы пытались… Но ей не нравится мой характер. Она вообще супер-строгая. — Показывая суровость родственницы, Обри сжала кулак и погрозила им у носа девушки. — А сейчас у меня еще есть причина не уезжать отсюда. — Ах! — воскликнула Ким, ее карие глаза заблестели. Она внезапно взяла руку Обри, слишком нежно и аккуратно, по сравнению с ее обычными хватаниями. — Это я?! — Дура. Но Обри сказала это с улыбкой, и не убирая руку. Они так держались и молчали очень долго, у Обри даже застучало сердце слегка быстрее и засосало под ложечкой от такого длительного контакта. Обниматься и сидеть рядом — одно. Но держаться за руки… Вроде и ванильно, вроде они обе брезгуют, когда по улице или по школе какая-то парочка идет за ручку, но, на самом деле, так приятно ощущать тепло в своей руке, которое будто проносится по кровотоку и до сердца. Ким летала в мечтах, где они уже вдвоем целуются в губы и лежат в обнимку, а Обри же просто наслаждалась настоящим, желая, чтобы это никогда не кончалось. Совсем скоро Ким уйдет: строгая мама ждет ее ровно в шесть, завтра школа, скучные уроки, их, может быть, опять вызовут к директору, и тот прочитает лекцию о том, что не надо ходить по проезжей части и воровать обеды. Но она была уверена: им будет весело вдвоем. На долгое время.