Конфеты и краски

Уже на протяжении месяца день Обри начинался примерно в полдень, заканчивался через часов двенадцать. Каждый день она старалась есть и готовить нормальную еду не без помощи Ким и Маверика, который угощал своих друзей бесплатным печеньем и кексиками из пекарни его семьи. Каждый день она общалась с мамой один или два раза, слышала, что ей интересна ее жизнь, слышала ее спокойный голос, и Обри даже не злилась. Как будто бы этот человек на другой линии — не тот человек, который последние лет восемь запускал их дом и их здоровье, оставлял маленькую дочку без еды и теплой одежды, игнорировал и пренебрегал всем, что связано с ней. Теперь она добрая, внимательная и заботливая, и обязательно найдет работу в скором времени, будет жарить мясо на ужин и вкусную яичницу на завтрак, украшать дом и дарить подарки. Казалось, что жизнь сворачивает на ровную, красивую и цветущую тропку, где не было месту боли и печали. Но всё-таки… Обри каждый день открывала фотоальбом Базила, а перед сном погружалась в воспоминания и вспоминала голос Мари. Самый красивый голос в ее жизни. В одно воскресенье девочка проснулась с резкой мыслью, что давно не навещала могилу Мари. Купив ландыши в охровом горшочке, Обри пошла в церковь. Она даже попыталась одеться культурно, чтобы не вызывать ахи прихожан: в синюю юбку до колен и простую небесно-голубую футболку. Летнее послеполуденное время всегда радовало Обри: синее небо с редкими облаками возвращает в ее воспоминания из детства, как ни странно, а вокруг тихо, лишь зелень шуршит и птицы лениво поют. Тихо, неуверенно, Обри вошла в церковь и тут же увидела на передней лавочке темные волосы семьи Маверика. Сам Маверик, разумеется, не пришел. Успокаивающая полутемнота обволакивала церковь, и лишь через витражные окна проходили яркие лучики света, оставляя на спинах людей, скамейках и полу цветные пятнышки, как красивая галька на песке, заботливо выложенная каким-то ребенком с чувством любви к обыденным вещам, вроде камней и шишек. Обри долго смотрела на желтые, зеленые, голубые, розовые и красные зайчики, представляя, на что же еще они могут быть похожи. Громкий голос молодого священника отражался многократно от высоких стен. Пахло деревом и воском… Проповедь уже давно шла, и Обри тихо прокралась к задней двери, ведущей на место покоя. Свежий воздух охладил лицо Обри. Но удовольствие от ветерка тут же сменилось тоской от вида кладбища и его особенного каменно-пустого запаха. Могила Мари стояла далеко, ухоженная, с вырезанным на сером камне именем, фамилией, эпитафией, датой рождения и датой… смерти. Ноги Обри подкосились, показались деревянными, легкие сдавило. Стоило ей прочесть дату смерти, как перед глазами замелькали воспоминания того страшного дня, разделившего ее жизнь на до и после. Безжизненное тело в петле на дереве, знакомые нежные руки, свисающие вдоль тела, как пустая мясная оболочка, спутанные волосы, кажущиеся пятном пустоты на фоне ее бледного тела и белого, как будто похоронного, платья. И ужас, накрывший маленькую девочку, которая еще вчера беззаботно играла с друзьями в классики. Слезы подкатили к глазам, в горле стало больно. Обри аккуратно села на колени, поставила горшок и дала себе поплакать, тихо, но дискомфортно. И почему эти слезы такие горячие?! Но самое худшее — девочка услышала голос маленькой, но страшной черной капли смолы в глубине себя, напоминая о неотвеченных вопросах, которые задавала себе Обри почти три года назад. Почему? Почему Мари это сделала? Как она могла их бросить, как она могла им врать, как они не заметили ее состояния? Она, конечно, много трудилась, постоянно репетировала и много училась, но всегда сияла, как солнышко, улыбалась и посылала лучи счастья. Ведь нельзя так: в один день быть жизнерадостным, а на следующий наложить на себя руки. Может… Тишину кладбища нарушил какой-то шум, словно кто-то пробирался через кусты. Обри торопливо встала и будто собралась убегать, но знакомые кучерявые волосы, выглянувшие из-за одной могилы, ее заставили остановится. К Обри вышел раскрывший от удивления рот Анджел со скетчбуком и ручкой в руках. Его голова напоминала гнездо, походу, он пробирался через небольшой лес за кладбищем и забрел в опасную зону кустов, низких деревьев и торчащих бревен. — Обри! Какой ужас, я чуть не заблудился! — взвыл мальчик и побежал к Обри. — Я там… Ой, ты плакала?.. — Эм, я… — Девочка вытерла слезы и отвернулась. Но резко оскалилась, нахмурилась. — А ты тут что тут забыл, малявка? — Я хотел порисовать могилы! — с неожиданным восторгом ответил Анджел и показал Обри пустую страницу. — Но заблудился, я шел от Маверика. — Маверик… — Обри закатила глаза и присела на траву. — Ты правда им восхищаешься? Ты правда считаешь его крутым? — Всмысле, а он, че, не крутой?! Он Великий! — Анджел погрозил кулаком и встал в уверенную позу. — Он сильный, хорошо дерется, у него классная прическа, у него много друзей, он смотрит все мои любимые фильмы и мультики и читает Капитана Космопарня! Переведя дыхание, мальчик улыбнулся, подмигнул и добавил: — Хотя и говорит, что он большой, якобы, мультики не смотрит! Обри молча кивнула. Слова ее друга заставили ее задуматься. Она ведь тоже всегда видела в Мари идеальную фигуре, прекрасную во всем: успешная учеба, множество талантов, легко заводит друзей, ухаживает за собой и стильно одевается. Просто… Икона. Но Обри впервые серьезно остановилась на мысли: идеальные люди не делают того, что сделала Мари. Какое же черное пятно она скрывала от них? Присев перед подругой, Анджел посмотрел на могилу. Его пальцы едва заметно вздрогнули. И он резко вцепился в свою белоснежную футболку, положив на коленки скетчбук и карандаш. — Мари… — пролепетал он. — Я даже ее помню больше, чем маму и папу. — Ах, да… Всегда хотела спросить. Девочка подняла голову и посмотрела в ясное небо, желая заставить себя вернуться в реальный мир. Она сконцентрировалась на чувствах. Мягкая трава под ее пальцами, запах цветов, узкий пояс юбки, мелковатой для нее… — Ты живешь с сестрой. Где ваши родители? — Ну?.. — Анджел спрятал лицо за маленькими ручками. — Что за дурацкий вопрос, ты же знаешь сама! — Да, не ори. — Обри как бы шутливо стукнула его в плечо, но тот вдруг захныкал. — Ой-ёй, прости, не плачь! И за секунду она вся онемела, в горле пересохло, и стало некомфортно. Ей хотелось сбежать, но совесть не позволяла так поступить. К счастью, Анджел успокоился быстро. Ничего не говоря он встал, взял свои вещи, весело улыбнулся и убежал со скоростью ракеты. Обри решила, что ей не стоит на это реагировать, и она просто поднялась, чтобы размять ноги. Непреодолимое желание изучить все могилы на этом кладбище охватило Обри, и она не стала этому противиться. Медленной обходя серые камни, девочка читала имена, эпитафии, смотрела на цветы и пыталась вспомнить их значение… Обри нашла две могилы мужчины и женщины по соседству, где значилась фамилия Анджела. Первой умерла его мама, когда Обри была еще в третьем классе. А папа следом — через два года. Он был ее учителем рисования в младшей школе. В крайнем углу стояла маленькая, непримечательная могила папы Шарлин, погибшего всего полтора года назад. Именно тогда эта гигантская девочка и присоединилась в их маленькую банду из Обри, Маверика, Ванса и Ким. Вскоре Обри сделала круг по кладбищу и вернулась к Мари. Слезы подкатили к горлу, она вспомнила, что Анджел оторвал ее от плача. А плакать хотелось. Но это так жалко, так глупо, так бессмысленно. Слезами Мари не вернуть. На самом деле, никак не вернуть… — Обри! Девочка обернулась и увидела Ким, только-только зашедшую на территорию кладбища, чьи неровные ноги неуверенно ступали между могилами, медленно приближаясь к Обри. Ее тут же окатила волна эмоций и неправильных мыслей. Ким снова будет ревновать Обри к ее прошлому? Ким обижена тем, что Обри сюда ходит? И почему она тут вообще находится, ее что, Анджел подослал?! — Я шла из магазине и встретила мелкого… — почесывая шею, проговорила Ким. Набитые карманы подтвердили и дополнили слова девочки. — Он сказал, что ты на кладбище. Я подумала, что надо срочно к тебе бежать! В одном Обри оказалась права. От волнения она стала торопливо крутить наполовину черный, наполовину розовый волос. — А чего ко мне бежать? — хмуро спросила Обри, глядя в глаза своей девушки. — Что я тут могу сделать? — Ну, мало ли что. — Ким дернула плечами. Сев рядом с Обри, Кимберли прочла надписи на могиле, вздохнула и медленно положила ладонь на руку Обри. Та никак не отреагировала. И тут девочка задрожала, плечи дернулись, глаза заблестели. Ким, внимательно смотревшая на нее, не упустила это из внимания, и нежно взяла руку Обри. Покрытую царапинами, с избитыми костяшками, с белым пластырем вокруг указательного пальца, который она серьезно поранила гвоздем, когда купалась в лесном озере. Оказывается, нырять в него весьма опасно. Обри всхлипнула в первый раз. Она вспомнила, как купалась с друзьями в том озере, когда Санни чуть не утонул. Они сидели до заката, когда небо раскрасилось в яркие красные, розовые и оранжевые цвета, похожие на полотно художника-абстракциониста. Наслаждались пикником, вкусным сахарным печеньем, которое напекла Мари, лимонадом, и периодически раздавался звук затвора фотоаппарата. Слезы потекли из глаз Обри, и тогда она поняла, что не хочет сдерживаться. Она упала на грудь Ким и обмякла, изнывая в рыданиях. Пальцы напряглись и вцепились в ее футболку, а сама Ким просто обняла девушку, легко прижимая к себе и пряча в своих руках. Обри плакала несколько минут, иногда что-то произнося нечленораздельное, пока Ким ее гладила по волосам и спине. Больше она не чувствовала ревность или обиду, лишь сострадание и желание утешить эту малышку с розовыми волосами. Плачущая, Обри действительно казалась маленькой и беззащитной. Ким не заметила, как сама заплакала. Ким тоже вспомнила… Как ей было одиннадцать-двенадцать, эти беззаботные, веселые и яркие годы, тогда вышли первые тома Капитана Космопарня, тогда мир казался больше, все было так интересно познать, посмотреть, почитать. Первая сыгранная на консоли игра, тогда еще новинка, а теперь — старомодная скукота. Невероятное удовольствие от поедания нового вкуса шоколадки с арахисовой пастой и кукурузой. Воображение себя рыцарями и рыцарками, идущими через кусты к замку в виде Большого Желтого кота на детской площадке. Больше они никогда не будут детьми. Эти ребяческие чувства, это стремление к приключениям, это детское любопытство пожрало неумолимо идущее вперед время. — Я… — проговорила Обри, приподнявшись. — Я скучаю по ней… По ним всем… Даже по этому придурку Келу, даже по Базилу. Я скучаю по этим чувствам. Ее покрасневшее лицо было затянуто целлофановой пленкой из слез, волосы растрепались, закрывая неплотными шторами глаза. На футболке Ким остались мокрые следы от слез. — Я бы так хотела их вернуть… — закончила Обри, прежде чем убрать руки от Ким. Такая горячая, от выпущенных эмоций и духоты одновременно, на щеках Обри можно было пожарить яичницу. Ким вытерла кулаками себе слезы, сняв очки. — Я понимаю… Мне тоже есть, по чему скучать. Вздохнув, Обри подняла голову и увидела красивый янтарный перелив в глазах Ким. Девочка улыбнулась от мысли, что у нее очень красивая и милая девушка. Пускай и отрицает это, притворяясь крутой пацанкой. Одновременно их руки потянулись друг другу, и пальцы крепко переплелись, а ногти вцепились в кожу. — У меня до тебя была только одна подруга… — тихо говорила Ким, смотря в глаза Обри. — В детском саду, ее звали, кажется, Джесс. Мы играли вместе, а когда детский сад закончился, больше не виделись. — Девочка перевела дыхание. — Ванс… Мы в детстве больше проводили время вместе. Сейчас ему интересны… Стрелялки, качалки, девочки… Он с Микаэлем гораздо больше тусуется. Мы вместе только утром, вечером и когда обворовываем магазин Мисс Кэндис. С папой мы ходили на всякие распродажи, смотрели Терминатора и Рэмбо. Я скучаю по нашим временам… — Это печально… Почему все хорошее заканчивается? — Не знаю?.. Возникло молчание… Ветерок шумел, девочки тяжело дышали, и даже было слышно неодновременнное биение их сердец. Все еще содрогаясь от всхлипов и неравномерного дыхания, прерываемого хлюпанием носом и безмолвным хныканьем, Обри терла кулачком по лицу и по шее. А Ким продолжала молча плакать, огненные слезы больно жгли лицо, но руки оказались настолько слабы, что не могли подняться и вытереть их. Обри взяла больше воздуха в грудь. Потом еще раз… Успокоение медленно, но верно приходило, забирая в свои объятия забытия. Своим пальцем Обри провела по щеке Ким, смахнув слезу, но та вдруг схватила ее за запястье и прижала, заставив Обри взять ее лицо. Кимберли ухмыльнулась. — Я… — Обри сглотнула, покраснев под ее игривым, но все еще грустным взглядом. — Я тебя люблю. — Хм! Я тебя тоже люблю! — улыбаясь, воскликнула Ким и налетела на Обри, обнимая за шею. — Очень сильно… — Да… Да, и я! — Обри обняла в ответ. — Ты моя лучшая подруга и любимая девушка! Просто замечательная! — Ой… А-ха-ха… Мурк? — Ненавижу котоподрожание. И котов тоже. — Эм, а какие звуки издают кролики? — Ха-ха, господи… Одна рука Ким оказалась на щеке Обри. Девочка отстранилась, чтобы надеть очки, а следом положила на лицо вторую руку, посмотрела в бирюзовые блестящие глаза Обри, провела большим пальцем от маленькой царапины на скуле до приоткрытых от удивления губ. Руки Обри вцепились в ткань черной футболки Ким с принтом группы «Kiss», которую любила очкастая. Случайно вспомним самую популярную песню этой группы, Обри прикрыла глаза и слегка подалась вперед… — Как думаешь, что я сейчас сделаю? — неожиданно спросила Ким. Ее глаза сверкнули мальчишеским озорством, и ногтем она дернула верхнюю губу ее девушки. — А?.. Не хочешь меня целовать? — с напускной обидой сказала Обри. Ее взгляд пронесся по округе: никого не было. Не дожидаясь ответа Ким, девочка скользнула пальцами под ее футболку и пощекотала пухлый живот. Дрожь прошлась по всему телу Ким, она громко ахнула, и Обри убрала ладони. — Ха?! Зачем ты это сделала, дурочка? — громко спросила Ким и перекрестила руки. — Да просто так… Обри посмотрела на могилу и грустно улыбнулась. — Спасибо, что ты есть у меня, Берли, — произнесла она, посмотрев искоса на Ким. — Тебя так… — Только мама называет, — произнесла девочка спокойно. — Для всех я Ким. — Для меня ты — конфетка, — неожиданно с улыбкой сказала Обри и повернулась к подружке. Она залилась краской. Ким снова взяла лицо Обри в свои твердые ладони и резко поцеловала. Сердцебиение участилось, и Обри невольно подумала о том, что будет, если их увидят вот здесь, прямо за церковью, и увидят их не друзья. Она никогда не думала о том, что могут подумать их родители об их отношениях. Пальцы задергались, голове стало горячо. Все мысли тут же расстаяли, когда Ким углубила поцелуй. Она всегда целовалась грубо, кусаясь и хватая за плечи или лицо. Не то, чтобы Обри это не нравилось. Но тяжелая тоска с ее сердца не уходила и не позволяла разыграться буйному и страстному веселью. Обри прекратила поцелуй первой, быстрее, чем обычно. Уткнувшись в плечо Ким, она обняла ее. Та крепко вцепилась в ее спину, прижимая к себе, будто боялась отпустить и лишиться. Девочки обнимались несколько минут, не обмолвив ни слова. Так же будто онемевшие они ушли с кладбища. Первой голос подала Ким, напомнив, что скоро у нее день рождения, и что Обри приглашена.