***
Восемнадцатое июля. Друзья готовились отметить приближающийся день рождения Санни, и Базил попросил Обри с чем-то ему помочь. Она пришла к нему в гости. — Привет. С чем нужна помощь? — с порога спросила девушка. — П-привет! Спасибо, что пришла! — неловко улыбнулся Базил и попытался приобнять подругу, но та увернулась. Тогда он отвел ее в коридор, где показал на люк в потолке, ведущий на чердак. — Помнишь я… Когда-то вырастил цв-цветы, которые мне напоминают о вас? Он краснел и отводил взгляд, его искусанные губы искривились в странной улыбке, а пальцы дергались. — Ага, помню. — Обри встала на носочки и схватилась за кольцо в люке. Он открылся, и вниз спустилась лестница. Удивительно работающий механизм. У нее просто дыра в потолке со стремянкой. — Д-да, они там… Все, кроме подсолнухов… Там хорошее освещение, и чисто, им там х-х-хорошо, н-но… Достанешь их, пожалуйста? — Базил осмелился поднять взгляд на Обри. — Да, без проблем, — пожала плечами Обри и поднялась наверх. В течение двадцати минут друзья спустили на первый этаж все пять горшков. Самым громоздким оказался горшок с алыми розами, а самым маленьким — горшочек с кактусом. Обри усмехнулась этой метафоре: цветы, символизирующие старшего брата, заняли больше всего места, а младший остался в его тени. Обри спустилась с последними цветами в руках — белыми тюльпанами. Простыми, скромными, но идеальными. Прямо как Санни. Наблюдая за тем, как ее светловолосый друг с цветочком в волосах и зелеными глазами, напоминающий доброго лесного эльфа, бережно ухаживает за тюльпанами, Обри задумалась о том, как к Санни относится Базил. Он называет его лучшим другом, но… В его глазах сверкает любовь, он улыбается, его пальцы резко перестают дрожать точно так же, как в ту минуту, когда Базил лелеял любимое растение. Также Обри смотрела на его левую руку. По крайней мере, он не прятал этого и как будто бы не стыдился, в отличие от нее. Конечно, эти множественные раны на ладони, запястье и у локтя были сделаны не случайно… А еще… Базил подыграл тот инцидент как самоубийство, лишь чтобы защитить своего «друга». Он становится счастливее и увереннее в десять раз, когда они рядом. Он хочет быть постоянно рядом, любит с ним обниматься. Обри поняла, что Базил определенно без ума от Санни, в том или ином смысле. Обри пожала губы. Она потрогала свой живот, где когда-то был небольшой шрам, оставленный ею самой, но уже заживший, а еще рана от ножа Санни, вспомнила о Кимберли. Базил тоже причиняет себе боль, как и Обри, и он тоже испытывает любовь к людям своего пола, как и Обри… Она хотела об этом поговорить, но не знала, как подступиться. Пришлось выбрать самое банальное: — Ты любишь эти тюльпаны? — Ой… — испугался Базил, округлив глаза и дернувшись. Но тут же улыбнулся и с восторгом посмотрел на Обри. — Да, люблю! Они напоминают мне о Санни. Ну, это очевидно… — И издал смешок. Тогда Обри пододвинулась ближе. — А ты любишь его? И все тело парня тут же пробрала дрожь, словно его ударило током, его лицо сделалось бледнее бумаги, и на нем застыла широкая улыбка, заклинившая. В глазах запечаталась жуткая эмоция из смеси удивления, злости и смущения. И все это за пару секунд. — В-всмыс-с-с… — попытался промолвить Базил, — Всмысле?.. Н-н-ну да, конечно! Обри, откинув голову назад, самодовольно улыбнулась. — Он тебе нравится не просто как друг, верно? Базил вдруг замахал ладонями, словно ему стало жарко. Бледность на его лице сменилась сильным румянцем. — Д-да, ты раскусила меня! — отчаянно воскликнул он. — Но не рассказывай никому, пожалуйста! У нас все равно нет шансов, он же уезжает… И вообще это глупость же… — Не глупость, — серьезно сказала Обри. — Ну как не глупость! — вдруг громко воскликнул Базил и выпрямился, нахмурился. — Мы же друзья. Как могут парням нравятся парни, я просто не разобрался в том, что в моей голове… Обри почесала щеку, нахмурилась, задумалась. — Знаешь, — заговорила она спокойным голосом, — а между нами больше общего, чем я думала. Тебе тоже нравятся люди своего пола… И ты тоже… С этими словами Обри осторожно протянула руку вперед, взяла друга за запястье левой руки и вывернула ее порезами наружу. От неловкости и неожиданности тот не мог ни отдернуть руку, ни ответить. — Ты тоже порой не знаешь, как выплеснуть свои эмоции… — закончила Обри, проводя кончиком пальца по одному особо заметному шраму Базила. — А-а-ах… Об этом… — пролепетал парень, неловко усмехнувшись и краснея до ушей. — Я… Я… Мне так стыдно. — Его голос начал дрожать, на глазах выступили слезы. — Ага… — В голове Обри будто резко опустело, и лишь перекати-поле кружилось по черепной коробке. Поддерживать она не умела. Да и не то, чтобы хотела… — Но ты не скрываешь их… Ты всегда в одежде с короткими рукавами. — А-ах, да, эм… — Он отвернулся и резко отдернул руку. — Я просто… Сильно п-потею. Даже в шелковых рубашках в такую жару мне просто невыносимо. — Фу, какая мерзость! — шутливо воскликнула Обри, и Базил смущенно посмеялся. — Эм, да… В любом случае, я могу сказать, что порезался случайно, в саду. Полли верит, кажется… И Обри в ответ промолчала. Повисла тишина… И тут Базила будто пронзила мысль: он широко раскрыл глаза, вздрогнул и повернулся к подруге с вопросительным взглядом. — П-погоди! Ты сказала, что тебе нравятся… Девочки? — Ой, да… — Обри сщурила глаза и ехидно улыбнулась, прикрывая рот. — Я же тебе так и не рассказала. — Ох… Дай угадаю. Кимберли? — Он постарался дружелюбно улыбнулся, хотя уже хотел взять свои слова обратно. Обри просто кивнула. — Л-ладно, прости, я не буду об этом, — тут же дал попятную Базил, на что Обри непонимающе скривила брови. — О Санни… Нам надо побыть с ним наедине, наверное… Ну, типа, свидание? — Если вам двоим и нужно свидание, то только с психотерапевтом, — серьезно проговорила Обри, на что Базил неловко усмехнулся, но ничего больше не сказал. Видимо, она права…***
День рождения Санни прошел хорошо и спокойно. Были только он, Базил, Обри, Кел и Хиро. Через пару дней Обри и Ким попытались побыть наедине в парке, но там их настиг врасплох Кел, приведший с собой Санни и Базила. Санни показывал друзьям свои рисунки цветными карандашами. Он рисовал себя и их, еще детьми, и в пижамах, они отправлялись в разные дивные приключения на его рисунках и веселились. И даже Мари была там. Держа альбом друга в руках, Обри неотрывно пялилась на лист, на котором была нарисована она возраста двенадцати лет, с длинными непослушными волосами фиолетового цвета, в безразмерной бирюзовой футболке и с любимой плюшевой игрушкой в руках. Несколько дней назад Обри все-таки забрала мистера Жаклабана, прежде, чем в бывший дом Санни заехали новые жильцы: молодая супружеская пара, ждущая ребенка. И теперь ее любимый и верный друг детства, постиранный и зашитый, занимает место на ее комоде. Обри смотрела на себя, нарисованную не очень талантливо, косо-криво, но нарисованную с большой любовью, что было видно в каждом штрихе, в каждом ярком пятне, который тщательно подбирал Санни. Тем временем Ким, смотревшая на эти рисунки через плечо девушки, недовольно фыркнула. Она не сдержалась и показала новым друзьям свои рисунки тоже. Если оные, нарисованные Санни, вызвали искреннее умиление, как от почеркушек ребенка, то реакция на пугающие каракули Ким была… Разной. — Иу! — скривился Кел, побледнев. — Ну и жуть! Что это?! Прессированными углем были нацарапаны рандомные пятна, которые составляли изображение то ли трупа, то ли птицы — в зависимости от угла наклона. — Это метафора… — задумчиво произнес Санни. Его темные глаза внимательно изучали набросок Ким. — Да! — воскликнула очкастая. — Нравится? Санни и Обри легко кивнули, Кел, не скрывая отвращения, отвернулся и замахал головой, а Базил… Его руки были заняты фотокамерой. — Это… — проговорил Базил, опустив руки. — Интересный… Рисунок. Ким гордо подняла подбородок. И тут из ниоткуда возникла Минси. Она услышала разговоры о рисовании и тоже решила взглянуть на творчество Ким и показать свое, естественно. Ее альбом представлял из себя, в основном, нормальные, адекватные наброски деревьев, натюрмортов и реалистичных портретов. — Вы, трое, так по-разному рисуете! — восторженно воскликнул Кел, глядя на Санни, Ким и Минси по очереди. — Было бы прикольно, если бы вы нарисовали что-то одно, но каждый по-своему! Санни неуверенно отвел глаза и прикрыл нижнюю часть лица своим альбомом, а девочки, видно, загорелись этой идеей. — Да! Было бы здорово! — Минси наклонилась к своему рюкзаку и вытащила из него простой мягкий карандаш и ластик. — Я за, у меня уголь с собой! — С этими словами Ким достала свой материал для рисования. Ребята посмотрели на Санни: он искал что-то в своем детском рюкзачке и нашел: несколько тупых цветных карандашей и точилку. Начал попытки их заточить. — Эм, не надо… — Подошла Минси и попросила отдать ей карандаши. В ее руке лежал канцелярский нож. — Давай я, так быстрее. Пока лезвие ее ножа ловко проходило по карандашам, разбрасывая вокруг стружку и цветной грифель, Ким осматривала округу в поисках того, что можно им нарисовать. Ее глаза вместе с глазами Санни остановились на Обри… — Эм… Меня, что ли? — слегка покраснев, спросила та. — Да! У тебя классные розовые волосы, Санни такое понравится! — с зубастой улыбкой произнесла Ким, и тут повисла тишина. Даже шум от канцелярского ножа оборвался. Санни закрыл уже все лицо альбомом, и Обри с Ким на мгновение успели увидеть, как его щеки алеют, как розы. Плечики и худые пальцы задрожали. Лишь Кел не понимал, как всегда, что произошло, и он не видел в словах Кимберли ничего двусмысленного. — Ну, в смысле… — пробормотала Ким. — Яркие цвета, да! Тебе такое нравится рисовать, верно? — Она легонько ткнула локтем в руку Санни, и тот, кажется, успокоился. Именно в тот момент, когда к нему подбежал Базил и взял за рукав. Минси была за то, чтобы рисовать Обри, и самой Обри был интересно взглянуть на то, как ее нарисуют. Расслабленно сев за стол для пикников, она замерла, ее глаза устремились вдаль, ввысь, на небо, укутанное серым тонким покрывалом облаков. Санни, Ким и Минси сели напротив нее и начали рисовать. Первой закончила Ким, буквально через пять минут. Перевернув рисунок лицом вниз, она самодовольно заулыбалась и откинулась назад, но чуть не упала, так как забыла, что у этих скамеек нет спинок. Через минут семь дорисовала Минси, а следом и Санни. Они готовились одновременно развернуть портреты Обри в ее сторону. — Мда… Ну и фигня. — неуверенно протянула Минси, смотря на получившийся результат, который она не торопилась отстранять от себя. — Не обижайся, я просто… Слишком торопилась. Кел заскочил ей за спину и посмотрел на рисунок, который художница от неожиданности не успела спрятать. Глаза Кела расширились. — Ты чего?! Это же круто! — воскликнул он в полном восторге. Минси легко усмехнулась. — Для тебя все круто, Кел, — съязвила Обри, разминая затекшую шею. — Л-ладно… — Минси подняла свой скетчбук и отстранила от него взгляд. — Я готова. — Раз… — медленно начал отсчет Кел. — Два-три! Ким и Минси почти синхронно развернули свои скетчбуки, а Санни, из-за дрожащих рук, уронил свой на стол, но все-таки справился и показал Обри плод своего творения. Не находя подходящих слов и прикрывая рот кончиками пальцем, Обри неотрывно смотрела на ее собственные портреты, нарисованные ее друзьями. На ее лице расплылась широкая и дурацкая улыбка, на душе стало тепло. Слезы умиления возникли непроизвольно на ее глазах, но она их незаметно смахнула точно в ту секунду, когда раздался приятный звук затвора фотоаппарат — Базил сфотографировал рисунки, а после забежал на другую сторону, чтобы успеть сфотографировать лицо Обри. Портрет Ким, сделанный углем, выглядел, как экспрессивный полет материалом, пытающийся передать хаотичную натуру Обри. И это вышло. Черные резкие тени, простые формы и линии, запутанные волосы и маленький клычок. Санни нарисовал точно то, что видели до этого остальные. Рисунок, с большими детализированными глазами, маленьким носиком и пушистыми волосами напоминал стиль «аниме». Яркие и разнообразные цвета, синий и фиолетовый в тенях и сердечки по краям. Он больше обычного старался над именно этим рисунком. А портрет, нарисованный Минси. Выглядел просто очень хорошо, он был сделан, конечно, человек с талантом, навыками и опытом. Это был самый реалистичный портрет, и Обри, глядя на него, будто действительно смотрела на себя. — Ох… Я не знаю… Спасибо вам, блин! — вымолвила Обри, неловко смеясь. — Я заберу их все себе, можно? — Да, без проблем… — Минси, краснея, быстро всучила в ее руки свой рисунок, который больше всех пришелся остальным по душе, особенно Келу. Раньше всех ушла Минси, под предлогом, что ей надо дальше готовиться к поступлению в художественный колледж, а Базил начал показывать фотографии, которые он сделал за последние дни. Все они отправились в новый альбом воспоминаний Базила. Кел был счастлив о того, что он проводит время со своими старыми друзьями, Санни было комфортно рядом с ним и Базилом, и даже Ким понравилось тусоваться с друзьями Обри, но она сама… Глядя на фотографии, точнее, на подписи под ними, она видела быстро ускользающие даты. Половина лета уже давно позади. Скоро Санни уедет и снова останется один, один в огромном, чужом городе, с матерью, которой на него будто бы наплевать. Хиро тоже уедет в колледж, а Ванс поступит в последний класс и будет пропадать на подготовительных военных курсах, чтобы потом отправиться служить. Обри и Ким осталось учиться в старшей школе всего два года, и после этих лет Обри видела мутное мессиво, зияющую пустоту. Она не знает, что делать дальше. Держа руку девушки, она сжимала челюсти и погружалась в свои мысли. Обри, принеся рисунки в свою комнату, решила сложить их и еще кое-что в памятную коробочку. Открытки от ее друзей-хулигантов, подаренные за эти годы на Рождество и дни рождения, бейсбольный мячик, с которым она играла с Келом… Держа коробку между коленями, девушка расслабленно, будто бы устало сидела на полу у кровати и рисовала различные варианты того, что будет с ее жизнью после школы. Поступление, переезд, отношения с друзьями и с… Ким… Впервые она серьезно задумалась об их будущем. Их совместном будущем. Реально ли оно вообще? У Ким, кажется, есть цели, она говорила, что хочет стать дизайнером, а Обри… Будет ее лишь тянуть на дно. На глазах выступили слезы, которые Обри поспешила вытереть. Сердце болело, в животе крутило от беспричинной тревоги и ужаса. Она невольно подумала о маме… Сейчас она, как и обычно, на первом этаже, в гостиной, тихая и пугающе спокойная под действием лекарств. После ухода мужа, смерти матери, когда ее брат и сестра отвернулись от нее, как от прокаженной, у этой женщины остался лишь один близкий человек — Обри. И она это понимала… Как бы сильно она ее не ненавидела, она ее так же и любила, любила как будто обязанная, и, возможно, это чувство было навязанным. Ведь это же мама. Везде говорят, что мама — ценнее всего на свете. И как ее можно не любить, неблагодарная тварь? Схватившись за волосы, Обри от бессилия скатилась на пол и выругнулась несколько раз себе под нос.