Конфеты и краски

Санни стоял напротив друзей, смотрящих на него остекленевшими глазами. Только что он произнес гораздо больше слов, чем произнес за последние четыре года. И каждое слово далось ему произнести с трудом, не только с моральной стороны. В горле будто оказались режущие до крови осколки стекла от долгого бездействия связок и от сдерживаемых слез. Но он закончил. Он справился. Он был готов к реакции друзей. Кел, Хиро и Обри посмотрели на дрожащего и залитого слезами Базила, что лежал на койке, вопросительными глазами. Он кивнул. Первым струну тишины порвал Кел. — Эхе-хе-хе, С-Санни, ты чего?.. Это не смешная шутка… — Парень начал подходить к другу на негнущихся ногах. — Д-да?.. Ты же шутишь? — Нет… — коротко проговорил Санни. Обри чувствовала, как из пустоты на ее сердце медленно поднимается волна гнева и ненависти. — Зачем ты это все сказал, Санни? — прошипела девушка, сжимая кулаки по бокам. — Все было хорошо, все только стало налаживаться… Зачем мне нахер эта твоя правда, зачем? Ты все испортил! Ее лицо исказилось злость, она широко шагнула к Санни, но резко остановилась из-за того, что впереди нее вышел Хиро. Обри не успела увидеть его лицо, но она могла представить, какая смесь отчуждения, разочарования, отчаяния и печали на нем. — Санни… Еще раз, ты серьезно? — его голос не выражал ни единой эмоции. В ответ тот лишь кивнул, сжимая ткань больничного халата. Обри смотрела на него, впиваясь взглядом, и четко видела, как тонкая ткань халата ниспадает с его торчащих костей, видела торчащие ребра. Он страшно худой… — Я… Я не знаю, что сказать, — выдавил из себя Хиро, и лишь на мгновение он дрогнул. Но тут Обри оттолкнула его и угрожающе двинулась на Санни, а тот и не пошевельнулся, готовый встретиться с кулаком его подруги. — Я ненавижу тебя! Как ты мог, как ты мог?! — заплакала девушка, остановившись на середине пути. Горло жгло, слезы и гнев застилали глаза. Через секунду Обри все-таки замахнулась, но ее резко обнял сзади Кел, притянув к себе. Почувствовав, как ее спина соприкоснулась с чужим телом, Обри начала дергаться, пинаться, но Кел действительно крепко ее держал. — Обри, успокойся! Он не виноват, он случайно! — пытался вразумить ее Кел. И тут Обри затихла, и ее глаза пронзило ужасным осознанием. Медленно поворачиваясь к Базилу, он произнесла: — Ах, ну конечно… Это ты виноват, гребаный психопат… — тихим ледяным голосом, но потом резко вскрикнула. — Как тебе вообще могло прийти в голову это сделать?! Санни случайно ее толкнул, а ты намеренно все сделал только хуже! А если она еще была жива? Слезы капали на кафельный пол, стук обуви эхом разносился по комнате. Обри давно так не рыдала. От бессилия хотелось упасть и просто закричать, заорать до хрипа, чтобы ее слышал весь мир, и чтобы весь мир просто исчез. Четыре года она задавалась вопросом: «почему?» И вот он, ответ, но что стало лучше? Сердце рвалось на осколки. Обри не могла стоять, и ее просто удерживал Кел. А Базил даже не мог на нее посмотреть. Его лицо сделалось бледным, как снег, дрожащими пальцами он впивался в кожу лица, оставляя следы. — Я… Я п-просто хотел… — продрожал тихий голос Базила. — За… З-защитить С-с-с… — Всхлипы. Шмыганья. — Санни. Я хотел, чтоб-бы все б-б-было… Х… Хорошо… — Последнее слово он произнес почти одними губами, из последних сил. Обри со злым прищуром осмотрела Базила, грубо вытерла кулаком слезы и рявкнула: — Ну и что, все хорошо сделалось, по-твоему? Ты реально псих… — Что ж, Санни… — вдруг заговорил Хиро, и все уставились на него. — Я уверен, что мы больше не будем общаться, как прежде. Я не знаю, могу ли тебя простить… Извини. И парень стыдливо отстранил взгляд. Он не должен был это говорить. Она была бы расстроена. И вновь тишина. Стук сердца Обри отражался в ушах, и она продолжала чувствовать, как большие, теплые руки Кела обнимают ее. И почему-то ей больше не хотелось вырываться… Мысли и воспоминания бежали в голове, проносились, как машины на автостраде, обгоняя и подрезая друг друга, Обри за мгновение ощутила и горько-сладкую ностальгию, и черную, истощающую ненависть, и глубокое отчаяние, и тут… Обри стала дергаться в руках Кела. Ее оживило первобытное звериное желание ударить Санни, и не просто ударить, а уронить на пол, ударить его голову об твердый кафель, избить его, еще раз, еще раз приложить свой кулак к его лицу, превратить его в кашу, и на подкорке сознания Обри корила себя за эти мысли. — Я ненавижу тебя, я ненавижу тебя! Зачем ты это сделал, зачем, зачем?! — ревела девушка так, что ее точно уже слышали во всей больнице, или, как минимум, на ближайших этажах. — Ты все испортил, ты испортил мою жизнь! Ненавижу! Ее крепко держал Кел, но и ему доставалось от ее локтей и обуви. — Брат, помоги, хватит стоять! — А с чего я должен ее останавливать? Ледяные глаза Хиро уставились на младшего, и тот дрогнул, его охватил кратковременный ужас от того, что он не видит в этом взгляде своего брата. И вдруг Хиро начал идти к выходу, пока Обри продолжала, уже с хрипом в голосе, кричать проклятия. — Простите, я поеду домой… Скрип дверью. Кел не знал, что делать, когда перед ним человек в истерике, но попытался сделать то, что недавно видел в каком-то фильме. Резко развернув Обри к себе лицом, он одной рукой прижал ее голову к своей груди, а второй крепко обнял. Его ладони начали медленно, дрожаще и крайне неуверенно поглаживать спину и волосы подруги. Она больше не кричала: совсем не осталось сил, лишь плакала и всхлипывала. — Тш, тш-ш… — произнес Кел со стоическим выражением лица. Первые секунды хулиганка вырывалась, но ее стало плавно окутывать одеяло уюта, тепла и крепкой дружеской любви, запечатленной в этих объятиях, что она чувствовала однажды, когда ее обняла Шарлин после их небольшой ссоры. Действительно, как приятно, когда тебя обнимает большой человек. Обри прижалась к Келу, ища защиту. Звериная ненависть ушла, кулаки разжались, а ноги стали ватными. И тут парень понял, что та сцена была из романтического фильма, и его пробрало неприятное осознание того, как этот акт утешения и поддержки может выглядеть для Обри… Ведь она лишь его подруга. Хорошая… Но плевать, главное, что ей спокойнее. Тихо плача, Обри осталась в объятиях на долгие минуты, пока к ним не постучалась медсестра и не вошла в палату со справедливым требованием объяснить, что тут происходит и откуда такие крики. — Уйдите, мы разберемся! — воскликнул Кел. — Так, не командуйте мной, молодой человек! — Рыжая женщина с острым взглядом отошла от двери, как бы давая проход, хлопнула в ладоши и указала на выход. — Вон! Время посещения давно истекло, внизу детская палата, вы всех разбудили! Молодежь! Устраивайте свои разборки дома! Обри отстранилась от Кела и покорно вышла в коридор, бросив на Санни взгляд. Кел вышел следом.

***

На остановке старшего брат Кел не нашел, но и на автобус запрыгнуть тот бы не успел: не совпадает расписание. Значит, он либо где-то в городе, либо пошел пешком. Кел не стал ему звонить или писать, и вскоре друзья молча сели в свою маршрутку и поехали домой. По пути они полностью молчали. Каждый раздумывал о том, что сказал Санни. Когда слезы Обри вновь просились наружу, она утыкалась носом в майку друга, получала легкие ободряющие объятия и отстранялась. А когда Кела пробирала дрожь, Обри сжимала его руку и гладила большим пальцем его костяшки. Обри думала о том, что если бы эту сцену увидела Ким, она была бы в ярости. Им действительно надо поговорить… Обри должна рассказать то, что поведал ей Санни, и… Она действительно любит Ким и не хочет расставаться. Просто надо извиниться… Доехав, друзья попрощались очередными объятиями, и Обри направилась к дому отца Ким. Сердце дрожало, глаза горели от слез и от вытирания их кулаком. Подходя к двери дома, Обри чувствовала, будто время вокруг нее замедляется, земля уходит из-под ног, и в голове все смешалось. Она вновь и вновь вспоминала сказанное Санни, и в какой-то момент, ей начало казаться это сном. Возможно… Это и был сон? Сон в летний день, пока они возвращались с больницы домой. Ничего нет такого, что напоминало бы о том, что те минуты были правдой. Обри посмотрела на свои руки. Указательный палец обмотан пластырем, костяшки покрыты ссадинами, маленькая царапина пронизывает ладонь, и ногти ужасно искусаны. Вредная, очень вредная привычка. Закрыв глаза, девушка снова проиграла в голове, как заевшую пластинку, слова ее черноволосого друга, которого она теперь не уверена, что может называть другом. Увы, это был все-таки не сон. И вот, дверь уже перед глазами. Несколько стуков, и дверь открыл Ванс с газировкой в руках. — Обри! Ты куда пропала? — с порога спросил парень. — Тупица… — прошипела Обри, почувствовав резкий прилив злости в крови. Что за тупой вопрос, она что ли должна отчитываться? — Просто позови Ким. — Вы что, поругались? Она какая-то не своя… — в голосе и взгляде парня было слышно волнение за сестру. Обри осмотрела друга с колен до глаз и обдала его диким взглядом. Ее кулаки сжались. — Ладно, ладно, понял… Ким! — закричал Ванс, отойдя в сторону. — Это к тебе. Через минуту к Обри вышла Кимберли — в своей обычной чистой одежде, расчесанная, без слез на лице, со свежими ссадинами на коленках и с океаном тоски во взгляде. Она не решалась поднять глаза на девушку. Когда Ванс оставил их наедине, девушки ушли в укромное место за дом. Тут, за маленьким деревянным сараем, где отец Ким и Ванса хранил старую мебель, инструменты и любимое барахло из своей молодости, в мягкой траве с одуванчиками, девушки какое-то время стояли друг напротив друга. Обри приобнимала себя за плечо, а Ким скрестила пальцы на уровне бедер и смотрела на них, перебирая. Молчание. Но тут Ким дернулась, и ее руки схватили руки Обри, стиснув с силой. Она захотела что-то сказать, но словно передумала, и первой заговорила Обри. — Извини… Я тебя люблю… Извини, что мало уделяла тебе времени… Щеки Ким налились румянцем. — Все хорошо… Я тоже виновата. И я тебя люблю. Пересилив себя, девушка подняла глаза на Обри. В них переливались изящные бирюзовые волны, блестящие печальной радостью. Уголки ее искусанных губ были приподняты, и розовые волосы изящно обвивали ее голову и ниспадали на дрожащие плечи. И тут они резко упали друг другу в объятия. Вздрагивая, они жались друг к другу близко, прижимались и крепко-крепко держали, боясь потерять, боясь, что другая вдруг ускользнет, ладонями они гладили лапали спины. Слезы больше не текли, и их объяла только радость от того, что они рядом. Дом Обри был рядом, и девушки решили пойти туда, чтобы точно быть наедине и в тишине. Их поприветствовал Бон-Бон, и Ким, соскучившаяся по нему, долго тискала и игралась с ним. После, плюхнувшись на кровать, она с усмешкой посмотрела на девушку и развела руками, как бы приглашая поваляться в обнимашках. Но Обри смотрела как-то серьезно. Она села на край кровати и сказала: — Я тебе кое-что расскажу, это очень важное… Но не смей никому, никому это рассказывать. — Рука Обри взяла ладонь Ким и сжала, ее холодный взгляд пронзил ее. Та поняла, что все серьезно. Поджав под себя ноги, Кимберли села и приобняла подругу. — Да, обещаю. Можешь мне доверять. Ким добро улыбнулась и оставила на чужой щеке поцелуй. Обри не сдержала секундной улыбки, но следом стала коротко и холодно, стараясь не заплакать, рассказывать то, что услышала час назад от Санни. Ким слушала, не перебивая, на середине рассказа у нее и вовсе пропал дар речи. Глаза наполнились шоком, внизу живота закрутило, и она отказывалась верить в услышанное, слишком это… Ненормально… После слов Обри повисло долгое молчание. Ким сделала глубокий вздох и ничего не придумала сказать, кроме: «пу-пу-пу…». В ее голове медленно копошились размышления, сухие, неприятные и склизкие мысли о Базиле. Всего вчера она себя корила за то, что издевалась над ним несколько лет, а теперь всерьез думала, что он все это заслужил. Даже мало. — И… — заговорила Кимберли еще раз через минуту. — Ты будешь дальше дружить с Санни? — Я… Не знаю… — Обри опустила глаза, намокшие от слез. — Он все равно переезжает скоро. Девушка, спрятав лицо под ломкими розовыми локонами, от усталости плюхнулась на подушку, Ким легла тоже и обняла ее сзади. Они переплели пальцы. Вроде такое молчание после подобных откровений должно выглядеть неловко, но им было по-настоящему комфортно. — Что с тобой было утром? — вдруг спросила Обри. — А? Ну… — Ким вздохнула и начала рассказывать, и с каждым предложением ее руки напрягались, крепче сжимая руку девушки. — Мне снились кошмары, и я проснулась очень рано, и уже не могла заснуть. В шесть… Я пошла погулять от скуки, зашла в лес. Нашла там красивое место, надо будет тебе его показать, кстати. Вот… — Она перевела дыхание, покусала губы. — Мне было грустно, я много думала, и поэтому не заметила овраг. Там я и упала. А потом услышала твой голос. — Эм… — смутилась Обри. — Ты плакала? В ответ очкастая фыркнула. — Только если из-за того, что больно упала. Они усмехнулись, но с печалью. Конечно же, это была неправда. — Прости, что довела тебя… — процедила Обри. — Мы уже извинялись, но я… Я скажу это еще раз. Прости. Извиняться и быть откровенным порой так тяжело, даже с самыми дорогими людьми. Страшно показаться слабым перед тем, кого ты хочешь и должен защищать, оберегать и лелеять. Обри повернулась к Ким, ее слегка веселые глаза с любовью посмотрели на нее. Ничего не говоря, Обри подвинулась к девушке и накрыла ее губы своими.

***

Ким отпросилась у папы остаться на ночевку, и девушки долгое время либо лежали в обнимку, смотря телевизор, либо бессмысленно болтали, либо тискались с кроликом Обри. Сил на осмысленные действия не было, и они незаметно заснули в самом начале нового дня.