***
— Госпожа, моя Валиде пожелала выслушать Вас. Можете проходить, — Хатидже по-прежнему стояла возле покоев в коридоре, когда я вышла. Я быстро поклонилась, после чего развернулась и пошла дальше, боковым зрением заметив, как султанша кинула на меня удивлённый взгляд, и спустя мгновение скрылась за дверью комнат, которые я только что покинула. На секунду я не сдержала улыбку, ликуя, как удачно все складывается. Но пока рано радоваться. Нужно действовать, чтобы успеть. План достаточно опасный, но кто не рискует, тот не пьёт шампанского. В случае Хюррем — не живёт в покоях Валиде Султан. Чтобы все свершилось так, как я задумала, необходимо поспешить. Времени очень мало. Сменив выражение лица на крайне серьёзное и решительное, я очень быстрым шагом понеслась по многочисленным запутанным коридорам, через весь гарем. Услышав, как стражники объявили мое имя, рабыни даже не успели встать и склонить головы — я пронеслась мимо них слишком быстро, уже по хорошо знакомому пути в покои Сулеймана. Бедная Чичек едва поспевала следом. В это время я была погружена в размышления, что касались Хатидже Султан. Конечно, как и любому не жестокому человеку, во время просмотра сериала мне было её жаль. Уже в первых сериях было видно, что султанша слабая духом, как нежный цветок, который может поломать лёгкий ветерок. Таким людям во все времена было тяжело жить. Трагичная судьба сломала её — выкидыш и смерть первенца уже подорвали моральное здоровье госпожи, да ещё измена мужа нанесла ей непоправимый удар. Окончательно её психика, насколько я понимаю, поедет уже после того, как Сулейман казнит Ибрагима, но уже сейчас по поведению Хатидже было видно, что она эмоционально неустойчива и склонна к истеричности. Пускай в этом не было вины султанши, и она вызывала у меня сочувствие, но правда была такова: госпожа — психически нездорова, и невозможно это отрицать. Всё, что я чувствовала к ней — жалость, но не более. Любви, симпатии её персонаж при просмотре никогда у меня не вызывал. Истерики всегда перематывала, не могла смотреть. Сельма очень красива и сыграла превосходно, но Хатидже мне никогда не нравилась. Честно, не понимала я, почему у этой султанши так много фанатов. Не осуждала чужие вкусы, но понять, что такого прекрасного они в ней нашли, не могла и не могу, особенно сейчас, когда познакомилась с ней лично. Странно, что многим так нравится её характер. Чем может зацепить больной человек, которому просто нужна была помощь, которую в этом времени ей предоставить не могли? Слабые, такие, как она, здесь попросту не выживают. Это грубо, но правда. И я ни капли не сомневалась, намереваясь использовать Хатидже в своём плане. Даже несмотря на то, что мне было её жалко, другого выхода я не видела. Придется подставить госпожу. Ничего особо ужасного я делать ей не собиралась, она почти не пострадает. Всего лишь немного поможет мне и Хюррем в осуществлении задуманного. Главное, чтобы всё получилось. — Повелитель, — я поклонилась и осмелилась поднять на Сулеймана взгляд. Он, похоже, был глубоко погружен в работу, сидя за своим столом, и нахмурил брови, посмотрев на меня. Очевидно, недоволен тем, что я отвлекаю, пришла невовремя. Но хорошо, что позволил войти. — Михримах, проходи. Я занят сейчас, что-то важное произошло? — окинул меня выжидающим взглядом, заметив моё не по-детски серьёзное выражение лица и необычно взволнованное состояние. — Да, отец, — я опустила голову и придала своему голосу сильного волнения. — Между моей Валиде и Хатидже Султан сейчас происходит ссора в гареме, и очень сильная, — я знала, что не соврала: если эти двое находятся в одной комнате больше пяти минут, нужно молиться, чтобы никто не пострадал. Особенно, учитывая ситуацию. — Михримах, что за глупости? Ты действительно считаешь, что мне необходимо это знать? Твои матушка и тётушка смогут сами разобраться в своих делах, — голос падишаха был очень недовольным, видимо, он подумал, что я посчитала, будто ему делать больше нечего, кроме как участвовать в женских разборках. — Если это всё, можешь идти, мне нужно работать. — Но, Повелитель, ситуация правда крайне серьёзная. Я пришла к Вам, потому что боюсь за свою Валиде, — я поняла, что в ход надо пускать тяжёлую артиллерию, и начала всхлипывать, будто от страха за матушку. — Я не понимаю, неужели ты считаешь, что твоя тётя способна ей как-либо навредить? — Сулейман снова посмотрел на меня, и в его голосе было возмущение вместе с недоумением от моей актёрской игры. — Я знаю свою сестру, она и пальцем не тронет человека, который дорог мне, — я чуть не прыснула, услышав это. Да, конечно, Хатидже — и никого не обидит… Держите меня, сейчас упаду. — Отец, всё серьёзнее, чем Вы предполагаете, — дрожащим голосом продолжила я. — Я слышала крики, которые меня напугали… — Даже если так, значит, у Хатидже были причины поставить твою Валиде на место, я уверен. Твоя матушка не святая и может перейти грань в некоторых вопросах, а моя сестра всегда за справедливость, — мужчина был по-прежнему спокоен и стоял на своём. Я держалась изо всех сил: прямо анекдот за анекдотом сегодня. «Хатидже за справедливость», вот это да. Мне бы наивность Сулеймана… — Повелитель, позвольте рассказать кое-что. До Вас, видимо, ещё не дошли последние новости… Может быть, тогда Вы поймёте, насколько серьёзна ситуация, — я вздохнула. Я надеялась, что мне не придётся лично сообщать падишаху, который ещё был в неведении, об этом, но выбора не было. Терять время нельзя — нужно убедить его. — Что еще такого произошло в моем дворце, о чём я могу не знать? — Сулейман уже начал вскипать. — Вы должны знать, что матушка… Она пожелала занять покои, которые принадлежали Валиде Султан, — выпалила я и замерла, боясь реакции мужчины. — Что? Это какая-то глупость, Михримах, — падишах был очень удивлен. — Хюррем прекрасно знает о моем приказе, она не могла… — Однако, отец, я говорю правду. Не знаю, зачем, но она это сделала, — я видела, как удивление на лице повелителя сменяет гнев, что разгорается в его глазах. Мне стало страшно за госпожу, я уже готова была пожалеть, что все это затеяла. Но отступать поздно. Будь что будет. — Помыслить о таком невозможно! О чем она думает?! Да как она только посмела?! — повысив голос, Сулейман подскочил на ноги так резко, что даже напугал меня. Отодвинув тяжёлый стол с оглушительным грохотом, он быстрым шагом пересек комнату в направлении меня, то есть дверей, что были прямо за мной. По его лицу ходили желваки. Впервые я видела его таким. — Отец, умоляю, послушайте меня, — когда мужчина приблизился ко мне, намереваясь пройти мимо меня и покинуть покои, я в отчаянии схватила его за рукав кафтана, не придумав ничего лучше, чтобы заставить остановиться. — Я знаю, что Вы очень разгневаны, но прошу, прежде чем отправиться наказывать Валиде, выслушайте сначала меня. Это правда очень важно… — Михримах, ты никак не сможешь спасти свою мать от моего гнева. Никакие оправдания не помогут, ты прекрасно понимаешь, что она сделала, — жестко отрезал повелитель, яростно вырвав кафтан из моих рук, но я намертво вцепилась пальцами в ткань, и у него это не получилось. — Прекрати и дай мне выйти, сейчас же. — Повелитель, — я дрожала и говорила, будто сквозь истерику. — Вы можете сколько угодно это отрицать, но Вы не следите за жизнью в гареме и не знаете правды, что там происходит. А я знаю, — Сулеймана удивило то, что я сказала, он даже замер и не перебивал, решив выслушать. — Знаю, как все мои родственники относятся к матушке на самом деле, когда Вы не видите… — Я не желаю это слушать, — но всё же, мужчина не предпринимал попыток уйти. — Да, Вы неоднократно приказывали, что все должны относится к ней с должным уважением и почитать… Но этого никогда не было. Все мои тётушки, покойная Валиде Султан… Они все никогда не относились к ней справедливо, сколько бы раз Вы не указывали им на это, — я понимала, что сейчас очень рискую, но это был последний шанс. Плевать, все равно падишах не станет сильно наказывать свою дочь, даже за такую дерзость. Но он молчал, не перебивал. И это пугало. — Даже родив Вам пятерых детей и став законной женой, она осталась никем для них. За малейший проступок её порицали намного сильнее, чем Махидевран Султан… — Довольно, Михримах. Вина Хюррем серьёзна, не пытайся её оправдать, это невозможно, — но было видно, что Сулейман, слушая меня, уже начал задумываться о чём-то, хоть и был в гневе. — Я не спорю с Вами. Но задумайтесь: Вы желаете быть справедливым правителем, но при этом закрываете глаза на несправедливость по отношению к любимой женщине уже много лет, — тут повелитель опешил от такой дерзости, но меня уже понесло. — Вы позволяете своей семье буквально плевать в лицо Вашей Хасеки, законной жене. Таким образом, позволяете плевать в самого себя, — я замолчала, переводя сбившееся дыхание после такой тирады. Молчание падишаха было самым страшным. — Однако, я не понимаю, к чему ты ведёшь. Зачем же осмелилась высказать мне подобную дерзость, Михримах? — я вздрогнула, удивлённая тем, что Сулейман не кричал, а говорил холодно, прожигая меня взглядом. — Отец, я просто желаю сказать Вам кое-что, — с радостью перешла я к главному. — Вы знаете, что Аллах велел всем мужчинам оберегать своих жён, брать за них ответственность перед обществом. А значит, ответственность за их поступки и провинности тоже, — моя душа феминистки скрипела зубами. — Публично наказав свою жену за проступок, каким бы серьёзным он ни был, Вы тем самым дадите всем понять, что не смогли контролировать её, удержать от совершённого. Годится ли это повелителю целой империи?.. Я лишь забочусь о том, что подумают о Вас. И тут Сулейман был сражён, как и в прошлый раз, когда я упомянула Аллаха с целью спасти жизнь Рустему. Это был главный козырь, против которого даже падишах ничего поделать не мог. Всевышний — единственный, чьи законы выше его. А я говорила чистую правду, и он это знал. — Можете наказать Валиде, как пожелаете, это Ваше право. Но только не выносите это на общее обозрение, пожалуйста. Ведь она — не просто наложница, а Ваша жена перед Всевышним. Вы можете карать её сами, но обязаны оберегать от нападок других, что бы она не совершила, — договорила я, чтобы закрепить результат, и склонила голову, тяжело дыша. Варианта два: либо сработало, либо нет. Оставалось только ждать, что будет дальше, и надеяться на лучшее. Мужчина ничего не сказал. Помедлив несколько мгновений, он стремительно вылетел из покоев, сжав руки в кулаки. Я прислушалась к отдаляющимся по коридору быстрым шагам, которые направлялись в сторону гарема. Некоторое время я стояла на месте, чтобы успокоиться и привести в порядок мысли, а после вышла и направилась следом за ним. Страшные крики доносились из тех самых покоев, как я и догадывалась. Когда я подошла к месту событий, к женским голосам уже добавился разъярённый мужской. Я притихла возле дверей и стала слушать. — Да как ты только посмела поднять руку на мою Хасеки, Хатидже?! Мою жену! — Сулейман был вне себя от гнева на сестру. Я догадалась, что он ворвался вовремя — прямо в тот момент, когда госпожа ударила Хюррем. Я улыбнулась. Все складывалось как нельзя удачно. — Повелитель, но Хюррем… Она же перешла все границы, позволив себе подобное… — жалобно, дрожащим голосом пыталась оправдать себя Хатидже. Это было довольно жалко. — Что бы Хюррем не совершила, ты прекрасно знаешь, она — моя законная жена, а значит, по статусу наравне с тобой! Какой бы не была её провинность, ты не имела права этого делать! Выйди вон, с тобой я поговорю позже! Ничего слышать сейчас не желаю! Я быстро сориентировалась, отпрянула от дверей и скрылась за углом коридора. Спустя мгновение из покоев вылетела султанша, она вся тряслась, а глаза блестели от слёз гнева и несправедливости. К счастью, Хатидже быстро пошла в противоположную от меня сторону. Я с облегчением выдохнула, радуясь, что меня не обнаружили, и вернулась на прежнее место. — Как ты посмела, Хюррем?! — «как ты посмела» — сегодня фраза дня, похоже. — Ты наплевала не только на порядки, которых придерживаются уже много лет, но и на мой личный приказ… — Как я не могу отдавать приказы в твоих покоях, Сулейман, — я поразилась спокойствию и холодности в голосе Хюррем. Как ей удается оставаться такой непоколебимой и бесстрашной, когда сам повелитель в гневе кричит тебе в лицо? Попросить название успокоительных, которые она принимает, что ли… — так и ты не можешь распоряжаться в моих, — голос Хасеки даже не дрогнул. Страха в нём не было, только решительность. — Я управляю гаремом, ты сам этого пожелал. И все решения здесь принимаю только я. После того, как славянка замолчала, повисла напряженная тишина. От волнения я не находила себе места. Я знала, что Хюррем не пропадёт, но всё равно было страшно. За дверьми послышались тяжелые мужские шаги, видимо, падишах сократил между ними расстояние. — Не забывай, с кем ты разговариваешь, Хюррем, — сказал повелитель очень тихо и спокойно, но в этом холодном голосе была угроза страшнее, чем в разгневанном крике. Тишина. И тут я вспомнила. Я тяжело сглотнула, уже зная, какими будут следующие слова рыжеволосой. Мне хотелось прямо сейчас вбежать в покои, не дать ей произнести те самые слова, воспрепятствовать. Но было слишком поздно. Я бессильна. Оставалось только ждать. — И ты тоже не забывай, Сулейман, — её тихий голос был решительным, но всё же немного дрожал от волнения. Никто бы в здравом уме не осмелился указать повелителю на его место, понимая, что его за это сразу лишат головы. Но она была исключением. Я замерла, в напряжении ожидая, что будет дальше, хоть за Хюррем и не боялась, зная, что все закончится более-менее хорошо. — Ты останешься в этих покоях, Хюррем, только потому что я не хочу, чтобы все думали, что моя жена так нагло попрала законы и мои желания. Никто не должен знать, что женщина, некогда бывшая моей рабыней, осмелилась пойти против моих приказов. И не узнает. Я забочусь только о своем статусе, не о тебе. Помни это. Я выдохнула, хотя не сказать, что с облегчением. Раздались громкие шаги, что приближались к дверям, и я едва успела убежать по коридору к своим покоям. Сулейман, что прибывал в бешенстве, полетел прочь из гарема, будто ему было в тягость тут находится. Он был слишком разгневан, чтобы заметить меня, к счастью. Если этим всё закончится, то можно сказать, что Хюррем ещё легко отделалась. Очень надеюсь, что это будет так…***
— Поставьте это сюда, возле кровати, — я отдавала команды евнухам, которые заносили в мои новые покои, те, что раньше принадлежали Хюррем, сундуки с моими вещами. Я расхаживала по центру комнаты, по-хозяйски осматривая свои новые владения, пока вокруг суетились слуги, раскладывая всё по своим местам. Покои были намного просторнее и роскошнее по сравнению с моими предыдущими. В прежних было только две комнаты — моя и та, в которой спали служанки. Здесь же была спальня, зал и кабинет, и даже большая терраса, правда, с видом на сад, а не на Босфор, как в покоях Валиде Султан. Обстановка была гораздо дороже, и это бросалось в глаза. В целом я была более чем довольна всем. Интерьер мне нравился. В распахнутые двери своей фирменной походкой вплыл Сюмбюль-ага. Я каждый раз сдерживаю себя, чтобы не рассмеяться — так забавно он ходит, будто плывет по воздуху. — Госпожа-а-а, — на манер песни протянул евнух, сложив руки на груди и склонившись. Я выжидательно на него посмотрела. — Говори, Сюмбюль. — Госпожа, Ваша Валиде пожелала, чтобы Вы выбрали себе в услужение новых рабынь. Девушки, которых она отобрала, уже ждут за дверьми. — Новые служанки? Но у меня есть Чичек и Гюльгюн, — я не хотела брать к себе на службу девушек, которых не знаю и не могу им доверять, понимая, что любая из них может оказаться шпионкой, подосланной врагами. — Что ж, если Валиде лично их прислала, я взгляну на них, Сюмбюль, — интуиция настойчиво подсказывала мне, что всё-таки стоит посмотреть на этих рабынь. Было какое-то предчувствие. Евнух, который только этого и ждал, крикнул команду стражникам, что стояли за дверьми, и в комнату сразу же вошли одна за одной семеро девушек. Все невзрачные, одеты в простые фартуки, быстро выстроились передо мной в шеренгу, не поднимая голов. Их лиц я не видела. Я подошла ближе, стараясь внимательно рассмотреть каждую и зацепиться взглядом за какую-нибудь. Глубоко вздохнув, я громко и твердо заговорила: — Если вы думаете, что я простая госпожа, которую интересуют только наряды и украшения, и в голове у меня ничего нет, кроме желания встретить любимого и выйти замуж, вы глубоко ошибаетесь. Я не такая, как все, — я сама поразилась тому, как сильно и властно звучал мой голос, услышав себя словно со стороны. Даже Сюмбюль, похоже, не ожидал от меня такого. Я почувствовала резкий прилив адреналина — сердце колотилось в груди, меня бросило в жар, но я взяла себя в руки. — Несмотря на мой юный возраст, я не глупа, как кажется. Ваша дальнейшая судьба в этом дворце, и не только, ваша жизнь — зависит лишь от меня. Я могу приказать казнить вас, если пожелаю, в любой момент, а могу сделать вашу жизнь такой прекрасной, что вам и не снилась. Всё в ваших руках, — я перевела дыхание, чувствуя волнительную дрожь. — Только самые лучшие из вас смогут остаться рядом со мной, но добиться моего доверия крайне непросто. Вам придется пройти со мной самый сложный путь, и останутся только самые сильные и выносливые, достойные. Но те избранные, которым повезет, доберутся вместе со мной до самой вершины, и будут обязательно вознаграждены за верность. Я не бросаю слов на ветер, ведь я — Михримах Султан. Я честна даже со своими рабами. Я замолчала, тяжело дыша после столь долгого и полного эмоций монолога. Кровь приятно бурлила от восторга, что распирал меня. Никогда прежде такого не чувствовала. Я прожигала взглядом каждую девушку по очереди, будто желая увидеть их насквозь, прочитать мысли, внимательно следила за реакцией каждой. Рабыни чуть ли не дрожали, и я улыбнулась. Хоть я и маленькая девочка, но заставила их трепетать. Что уж там, не только их — даже в глазах Сюмбюля я увидела благоговение и раболепие, которых там не было прежде, он перестал смотреть на меня как на ребёнка. Это мне и было нужно. Я не сомневалась, что евнух сразу побежит слово в слово пересказывать мой триумфальный монолог своей госпоже. Но так было даже лучше. Пусть Хюррем знает, что ее дочь — не наивная девочка. Я надеялась, что так она скорее начнёт доверять мне то, во что не стала бы посвящать ребёнка. Внезапно мой взгляд зацепился за одну девушку. Она не поднимала головы, и длинные темные волосы скрывали лицо, но какие-то знакомые черты во внешности мне удалось увидеть. Я подошла ближе и стала прямо напротив неё, сократив расстояние между нами до минимума. Я слышала её взволнованное дыхание. — Подними голову, хатун, — решительно велела я, и рабыня тут же подчинилась. Она была выше меня, но это не помешало мне смотреть на неё с твердостью. Я замерла, увидев лицо девушки и узнав, кто передо мной. Я сразу же вспомнила её имя и судьбу, что была уготована ей в сериале, но все равно спросила, дабы убедиться, что не перепутала: — Как твое имя? — Клара, госпожа, — снова поклонилась, подтвердив мои предположения. Конечно, это могла быть другая хатун с таким именем, но в сериале была только одна Клара, и я была уверена, что это она. Та, что стала первой возлюбленной и фавориткой шехзаде Мехмеда. Бедняжке не повезло забеременеть, когда он ещё не был в санджаке, что по законам было строго запрещено. Мехмед хотел сохранить ребенка, но Михримах, заботясь о брате, убедила его, что это слишком опасно — я быстро вспоминала события канона. Как я помнила, для Клары все закончилось лучше, чем могло бы — с подачи Михримах ей тайно сделали аборт, который она перенесла удачно, но Хюррем все же узнала про это и, желая наказать Мехмеда за проступок, выслала рабыню в Старый дворец. О том, что было с ней дальше, неизвестно. Девушку разлучили с любимым, но у неё хотя бы остался шанс на нормальную жизнь — скорее всего, её выдали замуж, и она жила спокойно. Хоть она была второстепенным персонажем и её совершенно не раскрыли, но при просмотре мне понравилась Клара, она была довольно милой и доброй девочкой, сразу запала в душу. Мне было жаль её. Может быть, стоит присмотреться к ней сейчас? Такая хорошая девушка, да ещё и та, что станет фавориткой Мехмеда, может оказаться полезной мне. Обдумывая этот вариант, я абсолютно случайно посмотрела на рабыню, что стояла рядом. Когда я стояла дальше, то не обратила на неё внимания, но сейчас… Меня будто в холод бросило, я застыла на месте, как громом пораженная. Как только я могла не заметить её за все время, что она стояла здесь?.. Девушка была очень высокой и худой, тёмные волосы заплетены в две тонкие косы. Внешность у неё была довольно необычная — очень резкие, выделяющиеся скулы, тонкая линия губ, острый носик. Ошибки быть не могло, это точно она. Её появление совсем вылетело у меня из головы… Стараясь унять волнение, я стала перед ней, всматриваясь в лицо, которое невозможно было спутать ни с кем, думая, что же делать дальше. — Назови свое имя, хатун, — приказала я, пытаясь придать своему голосу обычного спокойствия, чтобы никак не выдать, что что-то не так. Мне не было нужды задавать этот вопрос — я и так прекрасно знала ответ на него. — Фирузе, госпожа.