Госпожа, и не простая

      Рустем был уверен в своих действиях — как всегда, и не допускал даже мысли, что что-нибудь в его планах может пойти не так. Но осторожность, бывшая прежде всего остального, не давала ему расслабиться. Ага пока не знал точно, оправдал ли себя тот риск, на который он сознательно пошёл. А рисковал мужчина действительно немалым: он прекрасно понимал, насколько опасны его действия; любая неосторожность имела огромную цену.       Но, справедливости ради, Рустем не сомневался, что дело стоит риска, которому он себя подвергнул. Не каждый день выпадает столь прекрасный шанс завоевать доверие самой влиятельной женщины во дворце — Хасеки Султан, и только глупец бы упустил его. Рустем глупцом не был. Он бы себе не простил, если бы хотя бы не попытался.       И всё же ага никак не мог расстаться с тревогой, что всё время неприятно ныла в груди. И у него был веский повод переживать: невозможно остаться спокойным после того, как солгал в глаза дочери султана. Пусть физически она была всего лишь ребёнком, умна она не по годам. Невероятная сообразительность и догадливость девочки, что вела себя подобно взрослой, беспокоили мужчину.       Рустему никак не удавалось забыть взгляд, которым наградила его Михримах Султан — после того, как он солгал ей. В тот миг на лице мужчины не дрогнул ни один мускул; он никак не выдал себя, хотя всё внутри него похолодело. Только в голове сразу же промелькнула мысль: она обо всём знает.       Но как? Это невозможно, убеждал себя ага. Она никак не могла догадаться. Рустем успокаивал себя: ему просто показалось, поскольку он слишком переживал, что попадётся. Если бы госпожа подозревала его в обмане, то сразу бы сообщила об этом ему. К чему ей молчать, если она всё знает?       Услышав его слова о Нигяр, дочь падишаха не очень убедительно изобразила радость от того, что план удался, пробормотала что-то вроде благодарности и поспешно сбежала. Она вела себя даже чересчур странно. Но подтвердить или как-то опровергнуть свои подозрения и тревоги мужчина не мог. Впрочем, султанша узнала бы о его обмане в любом случае, и это было лишь вопросом времени: это должно было произойти, как только Хюррем Султан приведет Нигяр в гарем.       Увидев калфу живой, госпожа сразу же поймет, что он ей лгал. Судя по всему, Хасеки медлить с этим не собиралась. Она сгорала от нетерпения, желая почувствовать триумф над Хатидже Султан. Но волновало Рустема даже не то, знала ли уже Михримах Султан обо всём или нет.       Его тревожили мысли о том, что будет после того, как она, узнав, придет к нему, требуя объяснений. И они у аги были уже готовы; он не боялся посмотреть девочке в глаза. Главной проблемой было убедить султаншу спокойно выслушать его объяснения. Он не сомневался, что у него получится убедить госпожу, что поступить так было необходимо. Она всё поймет и согласится с ним.       С момента их последнего разговора прошло уже несколько дней, а дочь султана никак не пыталась передать ему записку и не приходила к нему на конюшню. Рустема это уже начинало всерьёз напрягать. Он полагал, что всё будет наоборот: Михримах, увидев Нигяр-хатун, придёт в гнев и первым делом побежит к нему, желая растерзать за предательство. Ага был готов к этому, но не к тому, что госпожа будет молчать и избегать его. Такой реакции мужчина никак не ожидал, и это пугало больше, чем возможная ярость султанши.       Но попытаться с ней связаться сам он не мог: опасно. Слуга не может посылать записки дочери падишаха. На такой риск он точно не пойдет: слишком легко попасться. Рустему ничего не оставалось, кроме как в напряжении ожидать дальнейших событий.       День сменялся днём, а он так и оставался в тревожащей неизвестности. Пытаясь взять себя в руки и успокоиться, ага обходил конюшню вокруг уже неведомо какой раз, не обращая внимания на ледяной ветер, что срывал с деревьев пожелтевшую листву, бросая её под ноги.       Только непрерывная ходьба помогала ему справиться с волнением и бесконечными мыслями насчёт Михримах и Хюррем Султан. На мгновение Рустем даже задумался: что, если риск всё же не оправдает себя? Он мог по собственной вине навсегда лишиться союзника в лице дочери Повелителя и взамен не получить расположение жены падишаха, ради которого решился на всё это.       Он ожидал, что к нему придет Хасеки и хотя бы поблагодарит за оказанную ей услугу, но через несколько дней ага уже будет сопровождать Повелителя в походе, а госпожа до сих пор никак не пыталась с ним связаться. Вдруг его план не сработал? Вдруг надежды его оказались пустыми? С каждым днём, с каждым часом вера Рустема в удачный исход дела ослабевала. Он уже успел раскаяться в том, что, если смотреть правде в глаза, предал Михримах Султан, ослушался госпожу, которой обязан был жизнью.       И ради чего? Призрачной надежды стать слугой Хюррем Султан? У мужчины даже начали появляться мысли, что лучше бы он не рисковал вовсе. Выполнил бы приказ султанши, и всё шло бы своим чередом. Он не потерял бы доверие девочки. Какой шайтан дернул его придумать этот план?       От досады и гнева на самого себя ага не смог сдержать эмоции и, сжав руки в кулаки до боли, точно борясь с желанием ударить кого-то, от всей души пнул ногой лежащий поблизости тяжёлый камень.       Прикусил губу и едва слышно выругался себе под нос, полагая, что его никто не слышит — не то от физической боли, не то от мысли, что всё оказалось напрасно…       — Рустем-ага?       Рустем, погрузившись в свои мысли, не услышал шагов той, что вдруг оказалась за его спиной. Он застыл, словно громом пораженный. Дыхание его замерло, а руки вспотели. Несколько секунд понадобилось мужчине, чтобы осознать, кому принадлежит этот голос, и что его обладательница действительно пришла к нему, когда ага уже потерял всякую надежду.       Он всеми силами постарался не выдать облегчение и радость, которые светились в его тёмных глазах. Рустем-ага обернулся лицом к султанше, не поднимая взгляда, как было положено. Ему казалось, что с плеч его упал очень тяжёлый камень, хотя радоваться победе было рано.       — Госпожа, — мужчина непринуждённо рассматривал грязь под своими ногами, будто нашел в ней что-то крайне интересное. Голос его был спокоен и невозмутим. — Я очень рад, что Вы оказали мне честь своим визитом.       — Я желаю навестить свою лошадь, Рустем-ага, — произнесла Хасеки с подчеркнутым равнодушием в голосе, даже не посмотрев на агу. В словах госпожи не было каких-либо намеков, но Рустем понимал, что она не просто так пришла к нему. — Ту, что подарила мне дочь.       — Конечно, если желаете, я сейчас же приведу Вашу лошадь, госпожа, — сказав это, он бросил незаметный взгляд на служанок Хюррем, которые остановились на положенном расстоянии от них, опустив головы.       И только одна пристально смотрела на него, словно изучая. Рустем остановил на ней взгляд, заинтересовавшись хатун, что вела себя так нагло. Он не помнил, чтобы рабыни с таким любопытством его рассматривали, и не понимал, что этой служанке от него понадобилось.       Высокая девушка со смуглой кожей и острыми чертами лица, похоже, ни капли не смутилась, даже когда поняла, что ага заметил, как бесстыдно она за ним наблюдала. Мужчина встретился с подозрительной незнакомкой взглядом, и весь похолодел. Во взгляде служанки была враждебная настороженность — очевидно, по отношению к нему. В глазах девушки темнела глубокая неприязнь, от которой Рустему стало настолько не по себе, что по спине пробежали мурашки.       Мужчине показалось, что в тёмных глазах странной хатун было предупреждение, адресованное ему. Будто она взглядом пыталась сказать ему, что ей известно нечто, о чём он не подозревает, и это что-то может быть использовано против него. Аге стало не по себе. Кто эта рабыня и почему смотрит на него так, будто считает своим врагом? Что ей от него нужно? Рустему необходимо было узнать, что за подозрительную игру эта служанка ведёт, и что за роль в ней играет он.       Рустем решил, что с новой проблемой в виде враждебно настроенной к нему незнакомки, которая точно не просто так прожигала его недоброжелательным взглядом, он разберётся позже. И обязательно узнает, чего она желает от него, и в чём причина столь сильного раздражения в глазах рабыни. Сейчас мужчине необходимо сконцентрировать все свое внимание на Хюррем Султан.       — Нет, Рустем, постой, — остановила агу госпожа, когда тот подошел к конюшне, собираясь вывести Кару на улицу, к хозяйке. — Не стоит тратить время впустую, я сама могу войти внутрь, — она решительно направилась ко входу.       — Госпожа, Вы уверены? — Рустем недоуменно посмотрел на султаншу. — Там очень неприятный запах, и Вы можете испачкать подол платья…       — Ничего страшного, Рустем-ага, я не боюсь, — Хюррем перебила мужчину, посмотрев ему в глаза очень красноречивым взглядом. Рустем мгновенно осознал свою глупость и замолчал. Как он мог сразу не понять намека? На улице их разговор легко могли подслушать. — Пойдём.       Хасеки настороженно оглянулась по сторонам. Убедившись, что их никто не видел, кроме служанок, она решительно прошла в конюшню, придерживая полы своей роскошной юбки. Скользнув подозрительным взглядом по фигурам рабынь, что стояли неподалеку, мужчина последовал за ней. Он не доверял им, особенно той, что так странно на него смотрела. Она его беспокоила.       Ага вошел и прикрыл двери: разговор точно не должен быть никем услышан. Он вдруг подумал, что госпожу мог смутить этот жест, но, если судить по её виду, дискомфорта она не испытывала.       Впервые оказавшись наедине с настолько влиятельной женщиной, Рустем почувствовал неожиданное волнение. Раньше он никогда не видел Хюррем Султан так близко, и сейчас был не в силах отвести глаз. Меховая накидка на плечах госпожи блестела в лучах осеннего солнца, как и буйные огненные волосы. Сиреневое платье, расшитое золотым узором, было ей очень к лицу и подчеркивало стройную талию.       На алых женских губах играла хитрая улыбка. Светлая, словно фарфор, кожа на лице была идеально гладкой. Несмотря на то, что султанша была уже не молода и подарила падишаху пятерых детей, ни одна морщина не испортила прекрасный женский лик.       Без сомнения, за более чем десять лет она не утратила ни капли той свежести и красоты, какую имела, будучи юной девушкой. В выразительных ярко-голубых глазах словно сверкали искры. Смотреть в них было опасно — казалось, что госпожа может сжечь любого дотла одним взглядом. Рустем не решился рисковать.       Ага внезапно осознал, что, должно быть, смутил Хасеки своим пристальным взглядом. Ему стало неудобно от мысли, что она может неправильно расценить его восхищение собой. Рустем сконфуженно опустил глаза, не зная, что делать с неловкой тишиной между ним и женой падишаха.       Он не придумал ничего лучше, кроме как, не смотря в сторону госпожи, подойти к стойлу, чтобы открыть его. За деревянной калиткой нетерпеливо стучала железными подковами и тихо ржала черногривая Кара.       Наклонившись к замку, мужчина услышал за своей спиной тихие женские шаги и замер. Хюррем неспеша приблизилась к нему. Рустем выпрямился, но оборачиваться не стал. Он терпеливо ждал, пока рыжеволосая наконец скажет что-нибудь, что даст ему понять, зачем она пришла.       — Не бойся меня, Рустем-ага, — с насмешкой проговорила Хасеки, заметив волнение аги. Этим она смутила его ещё больше. — Смотри мне в глаза, когда я с тобой говорю, — более жёстким голосом отдала приказ султанша.       Не посмев ослушаться, Рустем обернулся лицом к госпоже и, как она повелела, не стал опускать взгляд. Он увидел на лице жены падишаха удовлетворённую улыбку. Она очень пристально изучала его взглядом, отчего ему стало неуютно, но отвернуться ага не мог. Ему ничего не оставалось, кроме как смотреть Хасеки прямо в глаза — в глаза, горящие огнём решительности.       Рустем чувствовал, как всё внутри дрожит. Он в жизни никогда не переживал так, как сейчас. Ему казалось, что в конюшне вдруг стало невероятно жарко, настолько, что вспотели ладони. Мгновение, пока Хюррем Султан внимательно смотрела на него, словно оценивая, было для мужчины вечностью. Затаив дыхание, он ждал, пока госпожа огласит ему своё решение — решение, способное изменить его судьбу. И дождался.       — Не будем притворяться, будто я пришла сюда посмотреть на лошадь. Мы знаем, что это не так, — султанша задумчиво перевела взгляд на стойло, в котором стояла Кара. — Я хотела поблагодарить тебя лично, Рустем-ага. Подарок, который ты любезно преподнес мне, действительно очень дорог. То, что ты сделал, в самом деле заслуживает похвалы.        Рустем никогда ещё не чувствовал себя более счастливым. Риск, на который ага пошёл, сознательно предав доверие Михримах Султан (хотя он и собирался честно объяснить всё госпоже позже), полностью оправдал себя, и даже больше. Мужчина получил то, о чём мечтал — похвалу и одобрительный взгляд Хасеки. Но внешне он остался абсолютно спокойным, никак не выдав, насколько он рад.       — Не стоит благодарности, госпожа, — будничным тоном, как ни в чём не бывало, ответил ага. — Мой долг — служить Вам и оказывать помощь во всём, что в моих силах. Я выполнял свою работу.       — Однако, я не понимаю, как ты узнал о моих планах? Никто не мог знать, что я собираюсь сделать с Нигяр-хатун, кроме самых близких и верных мне слуг, — по голосу было слышно, что Хюррем насторожил этот момент.       Рустем на мгновение напрягся, но ответил решительно, без промедления:       — Госпожа, позвольте объяснить. Я желал знать обо всём, что касается дворца, поэтому подослал одну знакомую хатун в качестве служанки к Хатидже Султан на Ипподром. Она регулярно передавала мне всё, что слышала. Там она случайно подслушала разговор Ваших слуг и доложила о Ваших планах мне. Я, не сомневаясь, решил, что могу помочь Вам.       Договорив, мужчина украдкой посмотрел на султаншу, пытаясь понять, поверила ли она его словам. Хасеки явно была удивлена услышанному; по лицу госпожи было видно, что она точно не ожидала такого от простого конюха. Но, как показалось Рустему, изумлена жена султана была приятно. И слова, которые она сказала, это подтвердили.       — А ты не так прост, как кажешься на первый взгляд, Рустем-ага, — рыжеволосая улыбнулась, а мужчина воспрял духом, понимая, что султанша благосклонно настроена к нему. — Зачем же тебе, простому конюху, шпионы во дворце Хатидже Султан? Зачем тебе понадобилось знать обо всём?       — Я бы мог лгать Вам, госпожа, но не стану утаивать правду, — Рустем, осмелев, решился на очень рискованный шаг, будучи уверен в том, что говорит.       На лице Хюррем читалось абсолютное недоумение и даже появилось возмущение, но она не стала его перебивать и позволила говорить.       — Я желал знать о делах дворца, чтобы найти способ завоевать Ваше доверие, оказавшись полезным Вам в нужный момент. И такой момент нашёлся. Я признаюсь в том, что горел желанием стать Вашим слугой уже очень давно и искал способы привлечь к себе Ваше внимание. Вы можете осудить меня, но это — чистая правда.       Хюррем Султан так и застыла, ошеломлённо приоткрыв рот. Несколько мгновений она молчала, пытаясь переварить услышанное и, казалось, не верила в то, что аге хватило смелости сказать подобное. Рустем не выдержал взгляд госпожи и опустил глаза. Мужчина не решался пошевелиться, ожидая, когда прозвучит его приговор. И ему, что удивительно, не было страшно: он уже рискнул всем. Отступать было поздно.       — Я не думала, что ты сможешь удивить меня ещё больше, Рустем-ага. Никогда не встречала настолько смелого и наглого человека, — ага перестал дышать, готовясь к продолжению — любому. — Что ж, благодарю за то, что был со мной настолько откровенен. Я ценю, когда мне в лицо говорят правду, какой бы она ни была. Не каждому хватит на это сил.       Рустему казалось, что земля под его ногами пошла кругом. В голосе госпожи слышался шок, но не было гнева. Он не сразу смог это осознать. Как не смог и поверить в то, что услышал дальше.       — Я не могу позволить, чтобы ты был и дальше простым конюхом — с таким-то умом и хитростью. Ты оказал мне услугу. Взамен я могу исполнить твоё желание. Конечно, если твоё сердце все еще пылает столь страстным рвением служить мне, и это пламя не угасло, Рустем-ага, — уголки губ Хасеки насмешливо изогнулись.       Мужчина стоял, точно оглушённый радостью. Осознание громко звенело в ушах и колотилось в сердце, практически выпрыгивавшем из груди. Не совсем понимая, что он делает, Рустем вдруг упал на колени перед госпожой, схватил подол расшитой золотом юбки и отчаянно припал к дорогой ткани губами.       — Не нужно ломать этот дешёвый спектакль, — султанша поморщилась и одернула платье от его рук. — Встань немедленно, — только услышав жесткий приказ, ага опомнился. Почувствовав стыд, он сразу же поднялся на ноги и опустил голову. — Но не думай, что после одной услуги ты смог полностью завоевать моё доверие. Звание моего преданного слуги заслужить не так просто. Однако я дам тебе этот шанс, и ты должен быть мне за него благодарен.       — Благодарю Вас, госпожа, — в то же мгновение ответил Рустем. — Только скажите, что я могу сделать, чтобы стать Вашим верным слугой. Я готов выполнить любой приказ.       — У Повелителя появилась новая фаворитка, — Хюррем сразу перешла к делу.       Мужчина впервые в жизни услышал, как в голосе госпожи, каким она произнесла эти слова, сочилось столько неприкрытого яда. Рыжеволосая дрожала от гнева и отвращения к той, о ком говорила.       — Я бы давно могла разобраться с ней, но проблема в том, что от меня усиленно скрывают имя этой змеи. Мне нужно лишь узнать, кто она. Каким способом ты это сделаешь, меня не волнует. От тебя требуется только имя. Остальное я сделаю сама. Ты меня понял, Рустем-ага?       — Понял, госпожа, — твердым голосом проговорил ага, не колеблясь ни секунды. — Я все сделаю, можете не сомневаться. Есть только одна проблема.       — И какая же? — спросила султанша нетерпеливо, начиная раздражаться.       — Я ухожу в поход вместе с Повелителем. В качестве его личного конюха. Уже через три дня.       Хасеки раздосадовано пробормотала что-то себе под нос на неизвестном для Рустема языке, должно быть, русском. Но по эмоциям госпожи он мог догадаться, что это ругательство.       — Я совсем не подумала об этом, — она была очень огорчена. — Печально, но ничего не поделать. Что ж, я попытаюсь решить эту проблему сама, если смогу. Но ты будешь полезен мне после того, как вернешься, Рустем-ага. И будешь во время похода писать мне письма, докладывать обстановку, рассказывать, как идут дела у Повелителя. Понял?       — Да, госпожа.       — С тобой приятно иметь дело, — Хюррем улыбнулась и направилась к двери конюшни. Прежде чем выйти на улицу, она обернулась и добавила: — Если тебе вдруг понадобится срочно отправить мне весть, ты сможешь сделать это через одну мою служанку, в которой я полностью уверена. Тебе нужно будет просто найти рабыню, которую зовут Фирузе, запомни.       — Хорошо, госпожа, — Рустему показалось, что не так давно он уже где-то слышал это имя, которое было вообще-то довольно редким и попадалось явно не на каждом шагу. Он нашел это довольно странным.       — Удачной дороги, Рустем-ага. Надеюсь, мы увидимся снова, — задумавшись над тем, откуда он мог знать столь редкое имя, ага даже пропустил мимо внимания слова Хасеки, которые она сказала перед тем, как развернуться и уйти.       Оставшись наедине с лошадьми, Рустем так и стоял посреди конюшни, погрузившись в свои мысли. Им овладело какое-то странное предчувствие, что касалось той хатун, которую госпожа упомянула. Мужчина не мог ответить себе на вопрос, почему ему показалось, что с этой Фирузе может быть что-то не так — она ведь самая обыкновенная служанка, которую он никогда не видел. Но тревожное чутье внутри подсказывало — то, что ему кажется знакомым это имя, не случайность. Это не просто совпадение.       Пытаясь дойти до правды, понять, к чему ведет его чутье, Рустем изо всех сил напрягал разум, чтобы вспомнить, где он мог слышать это имя. Вариантов было не так много, что облегчало поиск нужного воспоминания. Ага чувствовал, что подобрался к нему очень близко. Он лихорадочно повторял про себя нужное имя много раз. Фирузе, Фирузе, Фирузе…       И воспоминание, которое было относительно свежим, на удивление легко всплыло в его сознании, приведя мужчину в изумление.       Он снова видел перед собой лицо той служанки Хатидже Султан, Фериде-хатун. Их разговор на тайном месте в лесу накануне той ночи, когда провалилась попытка похитить Нигяр.       — Ты велел мне следить за всем, что делает госпожа, с кем встречается, подслушивать разговоры… Совсем недавно к Хатидже Султан во дворец приезжала Махидевран Султан, и я…       — Ты подслушала, о чем они говорили? — спросил Рустем с нетерпением. — Услышала что-то важное?       — Да… — хатун покраснела. — Я посчитала, что тебе стоит это знать. Султанши говорили о том, что скоро в гареме будет устроен праздник для Повелителя. Они хотят воспользоваться этим случаем, поспособствовать тому, чтобы, — девушка смутилась, — на ложе падишаха оказалась новая наложница. И не просто какая-нибудь, а девушка, что служит им, которую они смогут использовать, чтобы положить конец власти Хюррем Султан.       — А вот это уже интересно, — услышанное очень встревожило мужчину, он стал суровым и настороженным. — Говоришь, они уже выбрали подходящую наложницу? Тебе удалось услышать её имя? — внутри аги всё напряглось от волнения и надежды. Он задержал дыхание, ожидая ответ.       — Да, удалось, — с гордостью произнесла Фериде. Рустем выдохнул и замер, приготовившись услышать имя. — Фирузе.       Рустем пораженно застыл на месте. Ошибки быть не могло. Он точно помнил, что это имя, а не какое-нибудь иное, произнесла Фериде. Фирузе. Так звали ту наложницу, которую противницы Хасеки собирались подложить на ложе падишаха. Конечно, это могло быть совпадением: просто две девушки с одним именем во дворце. Такое бывает.       Но Рустем чувствовал, что к внутреннему голосу стоит прислушаться. А тот настойчиво твердил, что это не было совпадением, и не было никаких рабынь с одинаковыми именами. Это вполне могло быть случайностью, но интуиция упорно подсказывала мужчине, что это не так. И Рустем поверил своему чутью.       Ему оставалось только думать, что делать со всем этим знанием.

***

      — Фирузе, — персиянка, что сидела на полу, играя с Джихангиром, обернулась на голос госпожи. — Подойди ко мне.       Наложница послушно встала, оставив Шехзаде под присмотром стоявшей рядом Назлы-хатун, и приблизилась к тахте, на которой сидела Хасеки. Фирузе не чувствовала волнения или тревоги: она была уверена, что переживать ей не о чем. Султанша не могла в чём-нибудь подозревать свою служанку, к которой относилась с удивительным теплом и добротой — не так, как к остальным рабыням.       — Госпожа, чего Вам угодно?       — Присядь, Фирузе, — к удивлению персиянки, Хюррем подвинулась в сторону и указала на свободное место рядом с собой.       Рабыню это немного напрягло, но она повиновалась и опустилась на тахту.       — Ты знаешь, как я благодарна тебе за то, что ты помогаешь моему сыну, — Фирузе пораженно замерла, почувствовав ласковое прикосновение женской руки к своей. Такого она точно не ожидала. — Лишь Всевышний знает, что было бы с моим Шехзаде, если бы не ты. Тебя словно послала мне сама судьба.       — Госпожа, прошу Вас, не надо, — девушка чувствовала себя очень неудобно. Ей хотелось убрать руку, чтобы Хасеки к ней не прикасалась, уйти, чтобы не слышать ласкового, тёплого голоса султанши. Эта доброта не должна была быть адресована ей. Но хатун ничего не оставалось, кроме как терпеть и делать вид, что она просто смутилась. — Мне неудобно слышать это от Вас и сидеть рядом с Вами. Я не заслуживаю этого, я ведь просто рабыня, никто…       — Не желаю этого слышать, Фирузе, — перебила Хюррем тоном, что не терпел возражений. — Ты — не никто. Ты, возможно, спасла жизнь моему льву. Ты должна знать, как сильно я тебя ценю, — Хасеки сильнее сжала ладонь служанки. — И я желаю, чтобы ты всегда была рядом со мной и моими детьми, — госпожа наклонилась ближе к персиянке, сделав голос очень тихим.       Фирузе, что почувствовала на себе дыхание султанши, внезапно бросило в жар. Она вспомнила слова Михримах Султан. Госпожа велела ей ни в коем случае не приближаться к жене падишаха, не пытаться втереться той в доверие. И что будет, если дочь Повелителя узнает об особом отношении матери к персиянке, не как к обычной служанке?       Шпионка Тахмаспа не боялась угроз девчонки. Даже если юная султанша пойдет к отцу и расскажет о значении татуировки его фаворитки, доказать ему, что Фирузе — шпионка, которой было велено убить его, а не просто девушка из рода Сефевидов, у госпожи никак не получится. А объяснение, почему она скрывала свой род, у наложницы уже было готово, и вполне правдоподобное — ведь она свободная мусульманка, а значит, возлегая с падишахом, персиянка совершает прелюбодеяние, как и он.       Конечно, был ещё яд, что нашла Михримах в вещах Фирузе. Но как она сможет доказать, что пузырек правда принадлежал наложнице? Никто не сможет подтвердить это, кроме слуг самой госпожи. Хатун не верилось, что султан сразу же прикажет казнить свою любимую фаворитку из-за слов двенадцатилетнего ребёнка, которые не имеют никаких оснований. Персиянка не сомневалась, что найдёт способ убедить Повелителя, что девочка клевещет — по напутствию матери. Версия вполне правдоподобная.       А вот что будет, если Хасеки узнает о том, что Фирузе — фаворитка султана… Рабыня понимала, на что способна госпожа, и что та будет пытаться всеми способами устранить соперницу. И, насколько наложница знала, султанша успешно избавлялась от всех соперниц, которые у неё когда-либо были. Но Фирузе не боялась, что станет очередной: она — не те глупые, ни на что не способные рабыни. Персиянка не собиралась так просто проигрывать и сдаваться на растерзание Хюррем Султан. Она была готова бороться за свою жизнь.       Но то, как близко к ней склонилась рыжеволосая, как напряжённо дышала и перешла на шёпот, беспокоило Фирузе. Рабыня напряглась, не зная, чего ожидать. Не нравилось ей это. Что госпоже нужно?       — Фирузе, ты знаешь, как я тебе доверяю, — начала Хюррем. — И я желаю, чтобы ты оправдала моё доверие.       — Все, что Вам угодно, госпожа, — ответила служанка, грудь которой сжала тревога.       — Скажи мне правду, — Фирузе задержала дыхание. — Ты не слышала в гареме ничего о новой фаворитке Повелителя? Есть ли у тебя подозрения, какая хатун может быть ею?       Персиянка замерла. Она ожидала этого вопроса.       — Нет, госпожа, — девушка покачала головой. — Я следила за всеми рабынями в гареме, как Вы и говорили. Наложницу, должно быть, хорошо скрывают от Вас. Я не видела, чтобы какую-нибудь хатун готовили к хальвету. Они, верно, делают это тайно. Простите, мне не удалось ничего узнать, — голос Фирузе был спокойным и ровным, с нотками вины, которую она удачно изобразила.       — Вот же Шайтан, — выругалась разгневанная Хасеки. Не в силах сидеть, она поднялась на ноги и стала ходить кругами по покоям, заламывая руки от волнения. Наложница поднялась с тахты вслед за госпожой. — Как у них это получается? Ты ничего не видела и не слышала?       — Нет, простите, госпожа, — персиянка виновато склонила голову.       — Поверить не могу, — султанша тяжело выдохнула, остановившись. Гнев сменился разочарованием. — Это невозможно. С этого дня ты будешь следить лучше, поняла меня, Фирузе? Я узнаю, кто эта змея, и обязательно задушу её собственными руками, — шипела госпожа сквозь зубы.       От холодного и жёсткого тона её голоса Фирузе невольно содрогнулась.       — Они не смогут скрывать эту чертовку вечно. В ближайшее время ты узнаешь, кто она. Поняла?       — Да, госпожа, — персиянке стало не по себе от настолько резкой смены настроения Хасеки.       Еще мгновение назад она улыбалась служанке тёплой улыбкой, а сейчас в голубых глазах горела неприкрытая жажда убийства и крови, а голос дрожал от предвкушения мести врагам.       — Есть ещё кое-что, о чем я желаю попросить тебя, Фирузе, — голос Хюррем снова стал спокойным. — Ты знаешь Рустема-агу, конюха?       Персиянка резко вздохнула. К счастью, госпожа не заметила, как поменялся взгляд наложницы, как только она услышала имя мужчины, как та вся подобралась и насторожилась. Но, несмотря на охватившее все тело хатун волнение, она быстро собралась с мыслями, и, чтобы султанша ничего не заподозрила, тихо ответила:       — Нет, госпожа, его имя ни о чём мне не говорит.       Фирузе оставалась спокойной и невозмутимой, хотя откровенно лгала в лицо Хасеки уже второй раз за короткий разговор. Она действительно никогда не была знакома с Рустемом-агой лично, но это отнюдь не значило, что девушке ничего не было о нём известно. Его имя кое-что говорило ей, поэтому она так на него отреагировала.       Персиянка знала о том, что Михримах Султан подозрительно часто бегала в конюшни, когда Фирузе еще была служанкой дочери падишаха. Хатун с самого начала показалось странным, что госпожа, которая едва не лишилась жизни, упав с коня, пылает такой страстью к лошадям.       Подозрения наложницы обрели почву, когда она, стоя вдали от конюшни вместе с другими рабынями юной султанши, увидела, как Михримах что-то обсуждала с Рустемом-агой. Мужчина склонился к дочери султана очень близко. Выглядела девочка крайне встревоженно, как и конюх. К сожалению, с того расстояния, на котором госпожа велела оставаться своим служанкам, она почти не видела их. Но кое-что рассмотреть ей точно удалось.       Рустем-ага показывал Михримах Султан некий обрывок пергамента, который девочка с волнением разглядывала. Персиянка была уверена в том, что видела.       Фирузе отчаянно пыталась понять, что же может связывать дочь падишаха с простым конюхом. Какие общие дела у них могут быть? И что было на том пергаменте? Шпионка извела себя догадками, но предположений никаких придумать не могла.       Будь Михримах хотя бы на несколько лет старше, можно было бы подумать о любовных чувствах госпожи к мужчине или, наоборот, его к ней. Но эта версия не возможна, поскольку девочка ещё совсем ребёнок.       А после юная султанша разоблачила Фирузе в ту ночь, когда наложница получила от падишаха заветный фиолетовый платок. Госпожа буквально ткнула ту носом в пергамент, на котором чернилами был нарисован знак. В точности такой же, как татуировка на шее рабыни, которую скрывали волосы. Лев, стоящий перед солнцем. Герб Сефевидов.       Всё время после той ночи персиянка напряженно раздумывала, где Михримах могла достать этот пергамент. Конечно, девочка изучала историю и читала много книг, она могла найти в одной из них информацию про персидскую правящую династию. Однако, совершенно иная теория не давала Фирузе покоя с тех пор, как подозрение поселилось в голове хатун.       Что, если это был тот самый пергамент, который Рустем-ага передал тогда дочери султана? Неужели Михримах Султан обратилась к конюху с просьбой помочь в разоблачении служанки?       Эта версия почти не имела оснований, и узнать, являются ли правдой её подозрения, она, к сожалению, никак не могла. Но Фирузе все равно продолжала думать об этом и незаметно следить за дочерью Хасеки, насколько это представлялось ей возможным. И Михримах исправно продолжала наведываться в конюшню, одна, без сопровождения рабынь, хотя так было совсем не положено.       А подозрения Фирузе, тем временем, росли и крепчали.       — Рустем-ага был тем, кто помог мне похитить Нигяр, — неожиданно сообщила служанке Хасеки.       Персиянку услышанное очень удивило. Зачем конюху было внезапно помогать госпоже без просьбы той? И, что более странно, как он мог узнать про планы той относительно Нигяр?       В голове хатун начали появляться мысли, что это каким-то образом может быть связано с близким общением аги и дочери падишаха. Она мгновенно превратилась во внимание, желая узнать больше, чтобы подтвердить свои догадки.       — Он сказал, что сделал это, потому что желает стать моим верной слугой, — губы Хюррем самодовольно изогнулись. — Я решила дать ему шанс доказать свою преданность мне, поскольку таких умных и хитрых людей можно на пальцах пересчитать. Такой слуга мне точно не помешает сейчас. Если он сможет узнать, кто та змея, которая пробралась на ложе моего мужа и отравляет мне жизнь каждый день, я позволю ему служить мне, — султанша сжала руки, что тряслись от негодования, в кулаки.       Фирузе пораженно замерла. Она не была готова к такому повороту событий, и почувствовала, как по коже пробежался холод от осознания. Мысли лихорадочно носились в голове, одна за другой. Пытаясь держать себя в руках и не волноваться, рабыня спокойно ответила госпоже, дабы не вызывать у той подозрений:       — Если Рустем-ага действительно обладает таким умом и ему будет под силу выполнить Ваш приказ, я думаю, Вы правда обретёте хорошего слугу в его лице и не пожалеете о своём решении.       — Надеюсь, Инш-Аллах. Радует только одно: пока Повелитель в походе, можно не волноваться, что эта чертовка понесёт, — Хюррем высказала свои мысли, не обратив внимания на напряжённое лицо служанки. — Я голодна, Фирузе, пойди на кухню и распорядись, чтобы мне принесли обед.       — Конечно, с Вашего позволения, госпожа, — персиянка, которая только и ждала возможности остаться наедине со своими подозрениями и тревогами, торопливо склонилась и быстро покинула покои.       Хасеки проводила рабыню недоверчивым взглядом, озадаченная странным поведением той.       Как только за ней закрылись массивные двери, Фирузе, несмотря на присутствие молчаливых стражников, оперлась спиной на холодную каменную стену и громко, тяжело вздохнула. Необходимо было собраться, взять себя в руки и подумать над всем. Шпионка Тахмаспа не боялась Рустема-агу и Михримах Султан. Она была уверена, что у них не выйдет ей навредить — при всём желании. Но они… беспокоили.       Персиянку озадачила причастность конюха к похищению Нигяр-хатун. Какова вероятность, что к этому причастна и дочь султана? Могла ли она велеть аге помочь матери, чтобы Хасеки начала ему доверять? Но зачем Михримах Султан всё это? Что девчонка могла задумать? Или же, наоборот, Рустем помог рыжеволосой, чтобы получить расположение дочери падишаха?       Но даже не это волновало наложницу — а то, как много известно Рустему-аге. Знает ли он, что та шпионка с татуировкой — это она? Как много Михримах ему рассказала? Упоминала ли имя Фирузе? Чем большей информацией о ней мужчина владел, тем больший был шанс, что он сможет добраться до правды.       Персиянка не могла позволить Хюррем Султан узнать, что она — та самая змея, чьей кровью госпожа так страстно желает окропить свои руки. Фирузе обязательно должна выяснить, что за игру задумали Рустем-ага и не по годам умная девчонка. И придумать, что ей делать с ними дальше.       Они — преграды на пути Фирузе к цели. А от преград шпионка привыкла избавляться.