Creepy Green Light

The autumn air thickly fills my lungs so sweetly Reminds me of her smoky breath With wine and this bouquet of maple and oak leaves In death or life we'll always be Type O Negative – Creepy Green Light

31.10.1989 вторник Ощутимый пинок твёрдым ботинком под рёбра заставил Питера разлепить отяжелевшие веки. – Эй, парень! Не лежи на камне, яйца застудишь! – насмешливый голос молодого черноволосого парня в кожанке эхом отозвался в пустой от выпитого голове. Питер послал нахала подальше и, пока онемевшая от ледяного надгробия спина не успела заныть, снова отключился. Второе пробуждение вышло чуть более приятным, если таковым можно назвать пробуждение от очередного: – Эй, парень! На этот раз Питер даже соизволил приподняться на локте, проводить взглядом выкатившуюся из его руки бутылку, стряхнуть с груди рассыпавшийся букет кленовых и дубовых листьев, и только потом поднять глаза на молодого мужчину... Нет, всё-таки тоже парня, одетого во всё чёрное. От зажигалки в его руке по цепочке на поясе плотных брюк пробежал блик. Парень невозмутимо зажёг кладбищенскую свечу, высветив аккуратную фигурную бородку на лице. – Развелось вас, сатанистов... – проворчал Питер, садясь. – Сатанист здесь только один, и это я, – хмыкнул парень, наклонился, придерживая чёрные патлы, чтобы не подпалить, и поставил свечу на то место, где только что был затылок Питера. – А ты что тут забыл? Спина ожидаемо заныла и хрустнула, будто ломался лёд между позвонками. Питер решительно двинул плечами, поморщившись от боли, и поднялся, разом оказавшись на голову выше собеседника. Как, впрочем, и всегда. – Подружка у меня умерла, годовщину праздную, не видишь? – почти честно ответил он, не удержавшись от фирменного, заляпанного сажей юморка. Незнакомец глянул на даты, выбитые на втором, вертикально стоящем скромном сером камне, уже успевшем понизу слегка порасти мхом, и поменялся в лице. – Вот и припёрло же тебе улечься именно на эту могилу! – досадливо воскликнул он, запрокинув голову и наклонился за чёрным мусорным пакетом, стоявшим у его ног. – А на какую надо было, на соседнюю?! – огрызнулся Питер и протрезвел окончательно, когда незнакомец жестом фокусника за хвост вытянул из мешка дохлую кошку. – Да на любую, лишь бы не на эту! – парень без всякого уважения к усопшей животине швырнул рыжий труп на могильную плиту. – А почему не чёрная? – хмыкнул Питер, оправившись от шока. – Какую поймал, – буркнул парень и стал шарить по карманам. – Блять. – Чего? – Нож забыл. На глаза ему попалась бутылка, призывно блеснувшая в траве, и парень уверенно взялся за горлышко, а после тюкнул по надгробию. С получившейся «розочкой» он присел над кошкой и решительно перевернул ту брюхом кверху, придерживая за окоченевшую лапу. – Эй-эй-эй! – тормознул его Питер, хватая за плечо. Весьма крепкое, кстати. – Это вообще-то надругательство над памятью моей подружки и всё такое! – Ой, да какая там память! Будто ты с другими за этот год не трахался. Питер немного смутился. Ну трахался, да. Но и ответственно страдал по безвременно усопшей любви всей жизни! И вообще, какого чёрта это псих рассуждает о ЕГО девочке? – Слышь, ты, тёмный властелин, я те щас... Фу, блять! Тёмный властелин вскрыл кошке брюхо единым точным движением, и оттуда полезли синюшные склизкие кишки, вспучившиеся над раной. Запах октябрьского ночного леса сменился на отчётливый шмон тухлятины. – Нет, ну ты точно псих! – Да? А кто спал на могиле своей мёртвой подружки? – Да какое тебе де... Блять, не лезь туда руками!.. Желудок Питера протестующе сжался, и его вывернуло в жухлую траву. – Какой слабонервный, – издевательски протянул парень, художественно раскладывая кошачьи внутренности на фоне из листьев. Питер сплюнул горькой от желчи слюной и с трудом выпрямился, опираясь о камень. – Культисты хреновы... – прохрипел он, отвернувшись в темноту, показавшуюсю ему плотоядно-зловещей, несмотря на обычно крепкие нервы. – Культисты? – с неожиданным интересом уточнил парень, делая акцент на множественном числе. – Ты что, ещё кого-то видел? – Ну видел, – пожал плечами Питер. – Парень, примерно твоего возраста, может, моложе, весь в чёрном. – А глаза у него зелёным не светились? – Я не настолько нажрался! – Ну-ну. – Съебись. С могилы. Моей. Девушки. Доморощенный сатанист выпрямился и с высоты своего всё же намаленького роста (Питер всё ещё почти на голову выше, ха!) прожёг его взглядом. – Не съебусь. Не видишь, какие тут даты смерти?! – он свирепо ткнул длинным пальцем в надгробие. – Восемь-восемь, да ещё и Канун Дня Всех Святых, на твоей девке замкнут магический контур! Она в центре огненной пентаграммы! И, кстати, чёрная кошка лежит на правом нижнем её конце. – Ну точно живодёр, – буркнул Питер, делая шаг назад. Кошек он любил, а всяких психов – сильно недолюбливал. – Да ёб твою мать, я не об этом! Ты, некрофил долбанный, улёгся в точке предельного истончения границы между нашим миром и потусторонним, и тебя заметил блядский страж! – Что это за должность такая «Блядский Страж»? Сторож в борделе? Распалившийся парень разом сдулся и обмяк. – Ты безнадёжен, дубина. Страж – это охранник портала между мирами, обычно это высшая нечисть или дух, сильнейший в данной географической местности. Конкретно здесь это, скорее всего, Зелёный Человек. – Кто-кто? – Питер удивился продуманности того бреда, который роился у этого сумасшедшего в башке. Хотя, говорят, у шизофреников так и бывает: они свои глюки разве что на зуб не пробуют. – Зелёный Человек, – терпеливо пояснил парень. – Местный вариативный дух леса, довольно высокого уровня, неагрессивен, но злопамятен, предпочитает находиться за городом, но не ограничен в передвижении. А ещё он любит морочить смертным голову и иногда привязывается к конкретному человеку, которому не посчастливилось оказаться в неурочный час у охраняемого им объекта. – А можно без твоих колдовских штучек? – Короче, нам пиздец. Мне – потому что страж не даст завершить ритуал, а тебе – потому что более неудачного времени для своих некрофильских страстей ты выбрать не мог! – То есть я ещё и виноват?! – вскинулся Питер и подался вперёд, нависая над собеседником. Тот тут же смягчился. – Это сложный вопрос. Я, вообще-то, загодя наложил отворотные чары, поэтому тут никого нет, но на тебя они почему-то не подействовали. Твоя мать случайно не ведьма? – Вот только мать мою не трогай, а! – Питер сделал свирепое лицо, от которого обидчики обычно пачкали штаны. Незнакомец лишь хмыкнул: – А у тебя глаза зелёные. – А у тебя карие, что с того? – стушевался Питер. – Зелёные, но недостаточно. У него они должны светиться. – Слушай, на чём ты сидишь, а? Это какая-то очень забористая дрянь, так и скопытиться недолго. – Только на никотине. У тебя есть часы? Питер невольно потянулся к правому запястью. – Есть, а что? Парень не ответил, а вцепился ему в запястье, задирая руку вверх и пачкая вонючей кошачьей кровью и лимфой. – Эй, – попытался возмутиться Питер, но тут парень крепко схватился за его ладонь и потянул прочь от могилы. – Почти полночь, валить надо, – пояснил он, буксируя за собой покорно волочащегося Питера, который при желании не только не сдвинулся бы с места, но и утянул бы сатаниста в противоположную сторону. Они остановились только выйдя за границы кладбища на влажный и цивильный тротуарчик, где руку Питера наконец соизволили отпустить. – Вот, держи, – парень снял с шеи подвеску – металлическую пентаграмму на шнурке, – чтобы знал, что я тебе не приснился. – О чём я сильно жалею, – закатил глаза Питер. Что-что, а это он умел – окружающие созерцали белки без намёка на радужку. – Не ной, мы теперь в одной лодке. Завтра вечером, здесь же. Парень развернулся и как ни в чём ни бывало потопал прочь, сунув руки в карманы куртки. – Вечером, это когда?! – крикнул Питер ему в спину. – Узнаешь! Питер снова закатил глаза и, спохватившись, спросил: – А зовут-то тебя хоть как? Парень обернулся и, вроде бы тихо ответил, ухмыльнувшись, но Питер всё равно услышал так чётко, будто стоял рядом: – Джонни. *** Питер топал по заплёванной лестнице на третий этаж и теребил пентаграмму в кармане, раз за разом освежавшую воспоминания. Старая деревянная дверь справа была знакома ему до каждой царапинки, и кнопочный звонок с неряшливыми проводами, уходящими вверх – тоже. Он ухмыльнулся и отдуши вдавил пластиковую кнопку. Раздалась длинная трель, противная даже через дверь. – Я его срежу, – сказал Джош и замер, держась за ручку распахнутой двери. – У тебя такой вид, будто она и правда воскресла. Питер покачал головой и шагнул в узкий (и низкий!) коридор мимо посторонившегося Джоша. Дождавшись хлопка двери и поворота замка, Питер стянул кожанку и повесил на привычное место на вешалке. Друг уставился на него с лицом великомученника, внимавшего заблудшему грешнику. Джош был в растянутой домашней майке и страшненьких спортивках, но явно ещё не ложился. Из единственной комнаты (вторая была вечно заперта) доносилось бурчание телевизора. – Ты прикинь, вокруг одни психи! – эмоционально начал Питер, входя в раж. – Лежу я себе, значит, на могиле, никого не трогаю... – Погоди-погоди, что это у тебя с рукой? Питер покосился на всё ещё измазанную в бурой дряни руку. – Ты её что, того?! – светлые брови Джоша поползли вверх. – Нет, погоди, она уже должна была разложиться... Питер, кого ты откопал, признавайся?! Тот сначала подвис, а когда понял, что его в очередной раз обвинили в некрофилии, и не кто-нибудь, а лучши друг, справедливо возмутился: – Да вы сговорились все?! Сатанистов и без меня хватает, мне как раз попался один: разбудил, вскрыл при мне дохлую кошку и затирал потом про всякую херь, отсюда и кровь. – Ты его убил?! – Да это кошачья! – Ты ему ассистировал, что ли?! – Нет, он меня схватил и с кладбища тащил! – Тебя? Тащил?! – это, по всей видимости, поразило Джоша больше всего. – Почти, – смутился Питер. – Он мне плёл про какого-то Зелёного Человека и Блядского Стража, но вроде как это одно и то же... Причём так грамотно пиздел, как будто бестиарий зачитывал. Что-то там про вариативных духов. – Погоди-погоди, вариативных? – Джош изменился в лице и подался вперёд, чем вызвал у Питера недоумение. – Вспоминай, что он ещё говорил, и поточнее. Питер уже собрался было ответить, что запоминать бредни всяких идиотов не входит в список его обязанностей, но тут в дверь позвонили. Оба скривились, и Джош распахнул дверь, чтобы прервать мезкий звук. За ней обнаружились разодетые под призраков и вурдалаков дети – все не старше двенадцати. Самая миловидная девочка с хвостиками и в приличном костюме ведьмы, – ещё не перешедшем ту стадию, когда юбки стремительно ползут вверх, а трусы – вниз (или в сторону, по ситуации), – выставила перед собой пластмассовую корзинку-тыковку и обворожительно улыбнулась странноватому, но безобидному на вид Джошу. – Сладость или гадость? Тут из-за его плеча вылез Питер, сделавшиий хмурую морду и ответил за друга низким голосом: – Гадость. И для вящего эффекта оскалился, обнажив натуральные клыки, не вампирьи, а скорее звериные, которыми можно было перегрызать кости. Дети живо представили, как хрустят их собственные, и с визгом скатились вниз по лестнице, жутко топоча. – Короче, – Питер хлопнул дверью так, что у косяка отвалился кусочек штукатурки, а Джош вздрогнул. – Мне срочно надо выпить. *** Джош поболтал бренди в широком стакане, но пить так и не стал. Питер, сидящий в полосатом полотенце, обмотанном вокруг мощных бёдер, уже четверть часа целеустремлённо нажирался прямо с горла, занюхивая не до конца отмывшийся ладонью. Джош понаблюдал за этой картиной ещё немного и мягко придержал руку друга перед очередным глотком, пока тот ещё мог более или менее связно ворочать языком. – Расскажи мне всё, – тихо попросил Джош, задумчиво обводя пальцем контуры собственных татуировок, плотно покрывавших его руки, и не глядя на Питера. – Он сказал, что я задрых на месте какого-то портала, и мне на хвост теперь сел какой-то Зелёный Хер. А ему лично я помещал перетаскать на кладбище весь кошачий приют и завершить какой-то там ритуал. – А какой ритуал, он не сказал? – Да откуда я знаю?! – Питер взмахнул бутылкой, чудом не расплескав её содержимое. – Это ты оккультизмом увлекаешься, не я. А ещё он назначил мне встречу. Джош молчал долго, и молчание это было нехорошим. Причём нехорошим настолько, что это заметил даже подвыпивший Питер, (хотя что ему те полбутылки, она и так была неполная!). – Как бы тебе сказать... – наконец начал Джош. – Я не увлекаюсь оккультизмом, я им занимаюсь. Он пристально посмотрел на друга, и Питеру под виноватым взглядом голубых глаз стало неуютно. Он глотнул из бутылки, не рискуя отворачиваться, и придя к некоторым умозаключениям обречённо спросил: – Чё, тоже кошек режешь?.. Джош неожиданно расхохотался, чем вызвал у Питера острое желание вжаться в кресло, протестующе скрипнувшее. – За сохранность кошек и другой живности можешь не переживать, если тебя это так волнует. Лучше дай мне руку. Питер опасливо вложил ладонь в тёплые тонкие пальцы, до боли знакомые и чужие одновлеменно. Сначала ничего не происходило, но потом из-под майки Джоша, по линиям татуировок, образовывая совсем другие узоры, больше похожие на крупные колючие лозы, поползло ярко-зелёное сияние, мигом оплётшее его руки. Питер сдавленно выругался и отшатнулся, распятием выставив перед собой бутылку. – Джош, блять! Друг невозмутимо погасил руки от запястий к плечам, и снова стал его, Питера, Джошем. – Ну это... Это... – Питер взмахнул в воздухе руками, пытаясь объять всю степень своего удивления и уместить его в слова, но даже неприличных уже не хватало. – Мы же с детства дружим, какого хуя?! Джош откинулся в кресле и глотнул из стакана, предварительно посмотрев на просвет, и предоставил другу самому переваривать информацию вперемешку с алкоголем. Питер тупо пялился на книжный стеллаж, и соседний с пластинками. Они стояли углом. Книжный был наполовину скрыт открытой, крашеной в белый дверью. Проигрыватель у стеллажа с пластинками, шкаф с одеждой, телек на тумбочке. За спиной окно, письменный стол в нише, старый жутко скрипучий диван у общей с коридором стены... И друг. Который оказался вдруг... Питер сделал длинный глоток и отставил бутылку – всё равно не помогает. – Охуенный, блять, Хэллоуин. – Ага, – улыбнулся Джош, понимая, что друг его простил.