She's in love with herself
She likes the dark
On her milk white neck
The Devil's mark
It's all Hallows Eve
The moon is full
Will she trick or treat
I bet she will
Type O Negative – Black No. 1 (Little Miss Scare-All)
01.11.1989 среда Джилл проснулась от тяжёлого покалывания на лице. Девушка тут же села и сняла Чарли с щеки, откинув одеяло. Чарли – шикарный кобальтовый птицеед, только-только приобрётший отличительную глубоко синюю окраску, – покладисто замер у неё в ладонях. Несмотря на повышенную агрессивность своего вида, он терпеливо сносил все нежности и капризы хозяйки, потому что с детства выучил, что связываться с этой сумасшедшей себе дороже, даже если один твой укус может её прикончить. Перед тем, как пересадить паука в террариум, стоящий на отдельной высокой тумбочке тёмного дерева, Джилл увлажнила жилище питомца из пульвелизатора и строго заметила: – Надо бы вечерком у тебя убраться. Чарли поспешно скрылся в торфяной норе. Джил закрыла крышку и, одёрнув длинную футболку с белым перевёрнутым крестом спереди, взялась за ручку в виде серебристой змеи, и открыла дверь в ванную. Дверь была чёрной, как и отделка. Кафель, мраморная столешница с вырезанной в ней раковиной. Белой была только подсветка вокруг большого зеркала над ней. Джил присела на унитаз, спустив кружевные трусики, и ногой метко зашвырнула их в открытую плетёную корзину для белья. На ванну, которая стояла у окна (под окном был длиннющий комод, изобилующий ящиками и уставленный всякими банными пренадлежностями), времени не было. Ванна опиралась на четыре чугунные лапы, и при желании в ней можно было купаться вдвоём. Родители Джилл были неприлично богаты, и позволяли капризной шестнадцатилетней дочурке практически всё. Ванну мама поставила в надежде, что дочь приведёт в дом ухажёра-наркомана, который благополучно её там утопит. А паука разрешила завести в надежде, что дочь скончается от яда и перестанет позорить семью. Её надежды не оправдались, зато под раздачу попала бабушкина любимая болонка, которую мелкий, но уже ядовитый Чарли укусил за горло, когда собака попыталась его сожрать. Псина, не промучавшись и часа, издохла. Но инсульт у бабушки – чопорной сухопарой аристократки – случился не из-за этого, а из-за невинного предложения Джилл «закатать пёсика в формалин», чтобы «любимец всегда был с вами». Джилл тогда на неделю посадили под домашний арест. Она разделась и встала под душ-шарко, льющий воду прямо с потолка. Вода убегала в слив в полу. Замотанная в чёрное полотенце, Джилл высушила волосы перед зеркалом, а потом долго укладывала основную длинну чёрных волос, доходившую до груди, и иглами начёсывала два хвоста, в которых виднелись фиолетовые пряди. Её длинная, вопреки готической моде, чёлка закрывала бледный лоб и преступно-натуральные брови. Джилл густо наложила чёрные тени, привычно накрасила губы чёрной помадой и вставила серьги-креситики в уши. Джилл открыла дверь ванной. Её ложе с чёрным балдахином было застелено тяжёлым фиолетовым покрывалом. Вопреки стереотипам, хозяйничать в своей комнате она предпочитала сама, не пуская горничных за порог. Стена над кроватью и длинная с дверью были оклеены чёрными бархатными обоями, а противоположные две: длинная с балконом и короткая за шкафом были фиолетовыми. Чёрный и фиолетовый. Она обожала это сочетание. Шкаф был массивен и стар и, на взгляд Джилл, маловат, но она слишком любила винтаж, чтобы сменить его на вместительный безликий «купе». Резные ножки, узорное обрамление зеркальной двери. У стены за ложем стоял туалетный столик, неудобно втиснутый туда рядом с узким шкафчиком со стеклянной дверцей – там стояли всякие котелки, лежали камушки и амулетики. За балконными дверями – шикано застеклёнными и завешанными круживным тюлем и шторами, – письменный стол, а потом уже Чарли и шкаф. Джилл влезла в чёрное платье с оборками, с расклишённой юбкой ниже колена. Были закрыты и руки, и шея, на которую она навесила привычный кулон с пентаграммкой. Чёрные прозрачные чулки до середины голени скрылись в тяжёлых ботинках, косуха добавила небрежности, а накинутый на плечо рюкзак с затягивающейся горловиной забренчал брелочками. – Чарли, буду поздно! – крикнула она, заперла дверь и выбежала в коридор фамильного особняка, готическуму духу которого соответствовала лишь она одна. На брусчатке двора её ждал припаркованный автомобиль. Шикарный, чёрный... Джилл не разбиралась в марках машин. Она с наслаждением вдохнула утренний осенний воздух, мельком оглядев сад у дома, стоявшего буквой «П». Тёмная громадина, поросшая девичьим виноградом, возвышалась над девушкой. Она жила в правом крыле, и её балкон выходил на заброшенную часть сада, а вдалеке виднелся семейный склеп. Джилл обошла по кругу старый отключённый фонтан, в котором плавали облетевшие дубовые и кленовые листья. Она привычно открыла заднюю дверь (она была достаточно независима для того, чтобы не ждать, пока водитель обежит машину). – Пристегнись. Джилл покладисто потянулась за ремнём. Живописно вылететь сквозь лобовое и тонким слоем размазаться по асфальту она, так-то, была не против, а вот сломать пару позвонков и остаться инвалидкой ей точно не хотелось, хотя готичная девушка в кресле на колёсах – вполне в её стиле. Но тогда она навечно будет прикована к родителям. Водитель ей не нравился. Мужчина средних лет был её конвоиром: сильным и беспристрастным, не ведущимся на её впалый живот, дерзкий макияж и упругий второй размер. Но сегодня Джилл собиралась избавиться от соглядатая по приезду в школу, а потому полезла в рюкзак, как только выскочила из автомобиля, скрылась в здании, и спустилась в подвал, от которого у неё были ключи, стоившие ей полгода охмурения вахтёра. Тусклый плафон освещал тянущиеся вдоль потолка и стен трубы. Джилл забежала за угол, присела на расстеленную куртку и распустила шнуры горловины. Благо, всякая школьная хрень типа учебников хранилась в шкафчике, и девушка могла таскать с собой действительно нужные вещи. Она достала оккультный гримуар – настоящий, а не шарлатанский блокнотик. За него ей пришлось переспать с одним ветеринаром, который в их тусовке приторговывал трупами усыплённых животных, и был старше неё в два раза, но это того стоило. Джилл раскрыла книгу на нужном месте, разложила рядом две аккуратные холщёвые куколки и игольницу. Джилл залезла в рюкзак и вытащила на свет шприц с насаженной на иглу пластиковой заглушкой, в котором тягуче переливалось небольшое количество венозной крови. Кровь была водительская, и она долго уговаривала его выпить кофейку со снотворным, а потом ещё дольше искала вену. Во второй руке девушка держала зип-пакетик, пустой на первый взгляд. На свету стал виден длинный кудрявый волос, крашеный в чёрный. Его она подобрала на сходке культа. Волос пренадлежал парню, который вроде в сам культ и не входил, но его шибко уважали старшие сектанты и называли «Стройный Потрошитель». Будет интересно проверить, насколько он поддастся её магии. Джилл воткнула иглу в первую куклу и надавила на поршень, а пока кровь впитывалась, обмотала волос вокруг шеи второй. Высыпала загодя приготовленный сбор прямо на бетонный пол и подожгла, морщась от едкого дыма. Джилл прокашлялась, протянула руку, чувствуя струйки дыма под напряжёнными пальцами, закрыла глаза и стала читать наизусть выученное заклинание. Джилл приоткрыла один глаз, уловила остатки зеленоватого сияния и хищно улыбнулась. Она выудила из игольницы две булавки и приколола себе под подол: для манипуляций кукол нужно было активировать, воткнув каждой по булавке в грудь. Убрав следы преступления, Джилл подхватила куртку с пола и побежала на урок. *** Питер выспался, как и планировал, и во вполне благостном настроении прогулялся по парку со своей нынешней девчонкой, позвонившей предъявить претензию, что он провёл Хэллоуин не с ней. Обида была быстро забыта, и теперь процесс примирения был в самом разгаре. Питер сидел на сложенном диване Джоша, почти полностью одетый, и с удовольствием наблюдал за движениями рыженькой головки между собственных разведённых ног. Рядом на покрывале змеёй свернулся вытащенный из шлёвок ремень. Питер сдержанно простонал и сцепил руки в замок за головой, чтобы не давить на стриженный под каре затылок. Заставлять заглатывать ТАКОЕ он считал неэтичным и жестоким, к тому же, как мазохиста, его всё устраивало. Жар в паху нарастал, расползаясь почему-то только на левое бедро. Когда огонь страсти стал причинять вполне отчётливую боль, Питер с проклятьями оттащил испуганную девушку за волосы и выдернул из левого кармана джинс шнурок. На шнурке закачалась пентаграмма, всё больше нагревающаяся. Питер, не придумав ничего лучше, кинулся в коридор, в ванную, придерживая штаны. Рывком распахнув деревянную дверь так, что она ударилась о входную (планировщики квартиры Джоша вообще были теми ещё извращенцами), Питер кинул амулет в раковину и выкрутил ледяную воду на максимальный напор. Разогнав рукой поднявшийся пар, Питер остолбенел. На запотевшем зеркале над стеклянной полкой с зубными щётками и бритвами истекала конденсатом небрежно начертанная пальцем надпись: «23:00. Nice chick, dude». Питер обернулся: за его плечом стояла сконфуженная девушка, явно ждущая объяснений. Парень огляделся: слева – унитаз, справа – ванна со шторкой, позади – полосатый халат Джоша, висевший на одиноком гвоздике чисто для антуража. Всякая чертовщина совершенно не вязалась с привычной пошарпанной обстановкой. Питер низко хохотнул и, буднично заправив опавший член в штаны, стал возиться с пуговицей. Тут нервы у девушки наконец сдали. – Какого хуя?! – возопила она, воинственно наступая на Питера, которому была в лучшем случае по грудь. Тот подумал, что этот вопрос мучает его самого уже второй день, но всё же наклонился и осторожно, мягко начал: – Понимаешь, это квартира моего друга, а он немного увлекается... чертовщиной. Девушка секунды три молча смотрела ему в глаза, а потом залепила звонкую пощёчину и пулей вылетела из ванной. – Не желаю слушать эту бредятину! – она в рекордные десять секунд влезла в сапоги на шпильке и уцокала вниз по лестнице, яростно сдёрнув косуху с вешалки, которая, видно, поразмыслив немного, рухнула со стены в руки к матерящемуся Питеру. Он попялился в распахнутую дверь на унылую лестничную площадку, сгрузил вешалку на пол и пошёл в кухню за молотком. *** Джилл воткнула булавку в куколку с кровью, как только знакомый автомобиль припарковался у школы, чтобы её забрать. Второй булавкой она несколько раз кольнула в грудь куклы, чтобы сымитировать сердечный приступ. Серьёзно навредить человеку такой куклой было нельзя: если бросить её в кислоту, плоть жертвы не стечёт с костей, и утопить куклу в тазике тоже не выйдет. Булавочные уколы приносили лишь боль, быстро появляющуюся и так же быстро проходящую. Но Джилл и этого было достаточно. Убедившись, что водитель недееспособен, она суетливо привела себя в порядок, глядя в карманное зеркальце, соскребла по сусекам все зачатки актёрского мастерства и вышла из-за угла школы. – Ох, как вы?! – воскликнула она, со спокойного шага переходя на бег и старательно изображая испуг. Мужчина ошалело тёр грудь, боясь нового приступа, и тяжело дышал. Джилл склонилась над ним, невзначай тронула запястье, прижала тыльную сторону ладони к его лбу, якобы проверяя температуру. – Вызвать вам скорую? Я скажу маме, что вам стало плохо, может, стоит взять пару выходных? – засуетилась Джилл и, дождавшись слабого кивка, бросилась к телефонной кабинке. Разыгрывать спектакль по телефону оказалось ещё проще, и мать, ненавидевшая общественный транспорт и не желавшая, чтобы дочь передвигалась таким «плебейским способом», легко разрешила ей остаться у подруги. Скорая вывернула со школьного двора, увозя с собой её надзирателя в полуобморочном состоянии, и Джилл позволила себе ухмыльнуться краешком рта, сдёргивая маску заботливой девочки. Она, насвистывая, пошла на остановку. Расписание она знала наизусть. *** Джилл выскочила из автобуса задолго до нужной остановки: в Котле до темноты делать было совершенно нечего, после вчерашнего праздненства там требовалась масштабная уборка. Джилл перекусила в кафешке и направилась в парк. Она уселась на скамейку и разложила на коленях гримуар, предусмотрительно обёрнутый в обои. Джилл сняла с шеи пентаграмму, намотала шнурок на руку и спрятала кулончик в ладони. Она стрельнула глазами из-под чёрных ресниц, фокусираясь на парочке у фонтана. Светленькая девушка с модным маллетом сняла куртку и осталась в светлой водолазке, наслаждаясь удивительно солнечным деньком. На её ногах и на ногах парня были ролики. Темноволосый симпатичный парень эмоционально что-то ей рассказывал, активно жестикулируя, а она смеялась. То, что надо. Джилл приподняла бровь и ухмыльнулась, сжимая пентаграмму и заглядывая в книгу. Глубоко вдохнув, она уставилась на парочку, до боли сжала пентаграмму и шёпотом выпалила заклинание. Отражение парочки в стоячей воде на миг окрасилось в зелёный, а парень изменился в лице и сказал что-то резкое, хмурясь. Девушка сначала опешила, а после залепила ему пощёчину и оттолкнулась ногой, разворачиваясь и укатывая прочь. Парень постоял немного, пялясь ей вслед, а после кинулся догонять, нелепо размахивая руками. Джилл разжала руку и вернула кулон на место: пусть теперь побегает за девчонкой, сам-то он ничего не помнит. Джилл обожала пакостить по мелочи и старалась заниматься ведьмовством каждый день: домашку можно списать у любого ботана, да и учёба ей давалась относительно нетрудно, а вот заклинания сами себя не выучат. На пожухлой траве лежали разноцетные листья, и Джилл в этом буйстве красок была чернильным пятном на детском рисунке. Нехороший порыв ветра парусом вздул ей юбку, и девушка испуганно обернулась, махнув хвостами. То ли парк был почти пуст (хотя совсем недавно ей навстречу попалась большая компания подростков), то ли она забрела в отдалённую его часть, но по спине пробежали мурашки. Джилл нервно сжала пентаграмму, отрезвляюще холодную, и быстрым шагом пошла по аллее. Ощущение прожигающего спину взгляда почти заставило её перейти на бег. *** Джилл открыла застеклённую деревянную дверь углового магазинчика и решительно направилась к дальнему внутреннему входу в подвал. Девушка за прилавком, обернувшаяся на звук колокольчика, едва удостоила её взглядом: Джилл не требовалось подтверждать свою личность. Девушка спустилась в подвал по каменным древним ступеням и распахнула вторую дверь, деревянную, с ромбиком-окошком. Котёл , удобно маскирующийся под одноимённой вывеской маленького оккультного магазинчика, кипел. Вдоль длинных столов на тяжёлых скамьях сидела куча всякого народа, и лица были укрыты пляшущими тенями. На стенах горели живым огнём немногочисленные лампы, а на столах стояли горшочки со свечами. Джилл оглядела каменные своды и направилась к барной стойке, пивные краники которой слегка выбивались из общего средневекового (и через чур европейского) антуража. – Сердцеедка Джилл! – воскликнул мужчина за стойкой, гибко склоняясь к девушке. Та взгромоздилась на высокий стул, ножки которого были скреплены крестовыми стяжками. – Привет, Локи. Своё прозвище он получил из-за копны рыжих волос, изобилующей мелкими косами, бусинами, перьями, дредами и шнурками, и из-за странной худобы. У Локи были искрящиеся зеленовато-ореховые глаза, выразительные тонкие брови и бородка щегольским клинышком на худом лице. Из-под закатанных рукавов белой рубашки выползала вязь странных татуированных символов. Иногда Джилл хотелось затащить его в постель, просто чтобы поразглядывать рисунки на его теле. Поговаривали, будто он финский колдун, явившийся сюда в восемнадцатом веке, и чуть ли не основавший Культ. Но сам он на эти догадки лишь рассмеялся и сказал, что Культ существовал задолго до него. За стаканом тыквенного сока, оставшегося после Хэллоуина, Джилл выяснила, что оживление котельной публики вызвано не опохмелом (читай: вторая пьянка), а визитом Стройного Потрошителя, который посещал сие заведение уже второй раз за месяц, хотя до этого не был там хрен знает сколько. Вслед за первой легендой явилась вторая: Красавчик, воодушевлённо вещавший о каком-то ритуале, сбивчиво и тихо передал Локи адрес какого-то кладбища и просил держать ухо востро, ибо ближе к полуночи там будут какие-то мутки. Джилл тряхнула хвостами, будто пытаясь сбросить с ушей лапшу. – Да ты гонишь, – неверяще протянула она, пялясь на Локи. Тот самодовольно ухмыльнулся и поправил подтяжку брюк, заправленных в высокие ботинки. Вторая подтяжка вечно болталась. – Я знаю, что ты от него без ума, зайка, и не стал бы тешить тебя ложными надеждами. Джилл чуть не свалилась со стула. Она действительно фанатела от безбашенного молодого сатаниста, который вечно вытворял такие рисковые штуки, что ходил по самому краю Кодекса. В Котле шутили, что ему подрастает смена в лице Джилл – шебутной и пакостной. Но ни одна её проказа не достигала такого размаха, как у Красавчика. Однажды он целый месяц отходил в церковь на воскресные службы, чтобы наложить на статую Девы Марии сложный четырёхфазный морок. Зато когда заклинание было окончено, верующие, прямо глядящие на статую, имели счастье лицезреть Марию, скидывающую одеяния и игриво подмигивающую. – Ло-о-оки, – добавив мёда в голос, протянула Джилл. – А где же это кладбище? Бармен облокотился на стойку, наклоняясь к ней и подпирая кулаком щёку. Джилл увидела лукавые смешинки в его глазах и приготовилась по меньшей мере к предложению поучаствовать в БДСМ-оргии в главной роли, но Локи только усмехнулся и мягко сказал: – Я скажу, если леди зачарует мне пару амулетов. Леди была готова зачаровать хоть пару сотен, но благоразумно прикусила язык: Локи мог достать эту пару сотен сию же секунду. *** Джош вернулся затемно. Тихо разулся, скромно притулил свои ботинки рядом с ботинками друга: по сравнению с заказными, с саморезами в подошве, берцами четырнадцатого размера, его собственные армейские казались хрустальными туфельками. Подхватив с пола увесистую спортивную сумку, Джош по неровному ламинату (местами половые доски проседали) в носках неслышно пересёк коридорчик и заглянул в комнату. Друг развалился на диване и стеклянно пялился в телевизор. У левой, видной Джошу руки, на покрывале лежал пульт. Джош скосил глаза на амулет, валявшийся на журнальном столике, и еле удержался от понимающей усмешки: он ещё вчера заприметил эту занятную, но в сущности безобидную вещицу, так небрежно засунутую в карман джинс. – Ты ужинал? – негромко спросил он, почти с удовольствием наблюдая, как Питер испуганно вздрагивает и оборачивается. – Нет, – хриплым от дологого молчания голосом ответил тот и решительно поднялся с дивана, будто проснувшись. *** Кухонка у Джоша была маленькая, и Питер сел с краю за добротный прямоугольный стол, на одну из имевшихся в доме трёх табуреток, негласно закреплённую за ним. Джош у плиты ловил пытающиеся убежать макароны, дуя на пену, и чуть не подпалил волосы над газовой конфоркой. Питер вздохнул и, сетуя на рассеяность друга, встал у него за спиной и запустил руки в крашенные чёрные пряди. Не сказать что-бы они были шёлковыми, но и проволокой то же не ощущались, несмотря на внешний вид. Питер, обычно обходившийся максимум хвостом, неумело разделил волосы на три части и принялся плести свободную, (вернее, разваливающуюся), косу с молчаливого попустительства друга. Придерживая одной рукой косу, Питер дотянулся до старенького радиоприёмника, щёлкнул, и кухню заполнило негромкое мурлыканье какой-то местной радиостанции, заглушаемое шкворчанием тушёнки в сковороде. – Спасибо, – сдержанно поблагодарил Джош, когда Питер закончил с плетением и небрежно кинул на стол две вилки. Джош привычно разделил ужин на две неравные порции: два к одному. Не то что бы Питер был обжорой, наоборот: из-за вечно подавленного настроения питался нерегулярно, но ел в соответствии со своими параметрами. Справедливости ради, Джош и себя никогда не обижал, хоть и выглядел тощим. Джош привычно уселся не на соседнюю, а на дальнюю табуретку на длинной стороне стола – сидеть рядом с крупным другом было неудобно, – и оба принялись за скромный ужин. – Он позвал меня в одиннадцать, – сказал Питер, не отвлекаясь от макарон, исчезающих в нём с пугающей скоростью. Джош отметил, что друг нервничает: обычно тот ел неторопливо. – Значит, будем там к одиннадцати, – покладисто согласился он, неспешно расправляясь с ужином. – То есть тебя ничего не смущает? – прорезавшиеся металлические нотки в голосе Питера заставили бы вздрогнуть кого угодно, но только не Джоша. – Не больше, чем твоя затея с полицейской академией. – Да брось... – Или твоя женитьба. – Ну... – Или твои перерезанные вены. Питер подавился и замолчал, потупившись. Это Джош тогда нашёл его и вызвал скорую. – Мы встретимся с ним и вместе попробуем выяснить, что вы там наворотили. Питер угрюмо кивнул.