Промах

Зал заседаний всегда был светлым, даже если за окнами его бушевала непогода. Высокие потолки, глухие каменные стены, отделка из темного дерева, такого же благородного происхождения, что и мебель, занимавшая большую часть от всего помещения. Флуоресцентные лампы помещались под самым потолком и гулко жужжали, иногда перебивая поистине важные и умные речи прокурора. Воздух всегда находился в каком-то напряжении из-за вечного молчания некоторых из присутствующих, которые, впрочем, наверное и опасались всех разбирательств, происходивших здесь. Это происходило не то из-за глубокого уважения к суду (во что хоть и верилось с трудом, но тоже имело место быть), не то из-за ясно выраженного чувства страха оказаться на том же месте, что и ответчик или потенциальный заключённый. Несмотря на то, как на всю эту обстановку "чистой справедливости и неподкупной чести" смотрели обычные граждане, чуть ли не снизу вверх, как на богов с Олимпа, работники суда в свою очередь, относились уже ко всему этому как к чему-то настолько обыденному, как, например, поход в магазин или прочтение ежедневной свежей газеты по утрам. За долгие годы "праведной" службы люди разных должностей истратили всбнэту ревностную тягу к истине и чистоте процессов, от чего те превратились в рутинное занятие. Секретари во время перерывов уже спокойно и свободно общались на отраженные от дела темы, а судья позволял себе полноценно зевать, если дело его утомляло и длилось непозволительно долго, уже действуя на нервы, как звуки стрипки из рук крайне неумелого мальчишки. Можно сказать, что у местных здесь была "своя атмосфера". В этот день была похожая обстановка. Из приоткрытой форточки шел неприятный прохладный ветерок, свойственный для поздней февральской поры, и аромат сырости, связанный с недавней оттепелью. Противно. Сами холодные месяцы в округе противные, но жаловаться кому-либо бесполезно, ведь перекроить погоду попросту невозможно, сколько ни жалуйся и сколько ни молись Богу. Присяжные наблюдали картину с напряжением, некоторые счастливчики, что сидели ближе к окнам, кутались в свои шарфы, словно в шали, лишь бы согреться. Зал был полон журналистов, которые снимали и записывали исподтишка, ведь в противном случае их буквально грозились удалить из зала. Судья также боролся с накатившей сонливостью, что была обусловлена бессонной ночью из-за новорожденного сына, секретарша строчила каждое слово, произнесённое истцом, которой на этот раз, к удивлению, выступала младший лейтенант полиции Уивер. В руках её находилась плотная папка темно-зеленого цвета, полная страниц и файлов, которые она собирала и заполняла самостоятельно на протяжении нескольких лет. И вот наконец-то её полное досье на самого подозрительного члена их "дружной семьи" правопорядка было собрано, а значит можно полноценно предстать перед судом. – Благодарю, истец. - произнес наконец мужчина средних лет в черной мантии, чей накрахмаленный воротник беспощадно душил его. – Мы рассматрим ваше прошение. - переборов зевок, он выпрямился в спине, чтобы хотя бы немного взбодриться и сосредоточиться на работе. – Итак, спрошу вас, вы поддерживаете свои требования? – Так точно, ваша честь. - без запинки произнесла Уивер, подняв взгляд сначала на судью, а после уже и на своего оппонента. – Отлично. Ответчик, вы признаете эти требования? По лицу мужчины средних лет поползла самодовольная ухмылка. Хоть он и прекрасно понимал, что рано или поздно окажется здесь, на скамье подсудимых, а не за трибуной, как это бывает обычно, он вел себя беспристрастно, холодно, будто вся эта папка - ничего не значащий пепел, прах, который унесет очередное дуновение ветра из открытой форточки. Эта излишняя уверенность во всем том, к чему он прикладывал руки, иронично, и привела его сюда, под суд. – Нет, ваша честь. Спешу ответить, что я не поддерживаю ни обвинения в свой адрес, ни требования этой заносчивой волчицы в погонах. – Попрошу вас, Маршалл. - уже более грозно отозвался судья, смотря на ответчика со своей трибуны, будто царь на подданного. – Сейчас вы находитесь в зале суда не на работе, а в качестве обвиняемого. Поэтому просьба проявить уважение к суду и присутствующим. Плотно сбитый адвокат замолчал, не убирая никуда свою самодовольную ухмылку. В его взгляде читалось что-то хитрое, что-то презрительное и при том изворотливое, как змея, будто весь этот процесс, затеянный вокруг него, - просто шоу программа, которая лишь должна его развлечь и позабавить. Никакого страха за свою свободу он не ощущал по многим и причинам и самая главная крылась в его тщеславии, что Мервин искренне считал самого себя гениальным юристом, который "в случае чего" будет способен защитить самого себя в этом коллизее, где баталии проходят исключительно на словах и строчках из конституции. – Господа присяжные, - произнес мужчина, привлеча внимание к себе, ударом молотка по специальной деревянной подставке. – Слушается дело Мервина Маршалла и обвинения в его адрес в коррупции и бесчестно ведении государственной службы в должности адвоката. Мулат не нервничал. С недавних пор он стал чувствовать себя на работе более чем спокойно, будто рыба в воде, несмотря на то, что юриспруденция не была делом всей его жизни. Не будем забывать, что это "призвание" было ему навязано, создано искусственно ради выгоды, которая в конечном счёте шла даже не ему в руки. Но сегодня был его звездный час, дебют перед собственным отцом - создателем этого артиста судебного манежа -, а значит ни в коем случае нельзя показать себя плохо. Нужно просиять, не только над ним, но и над всем залом, чтобы в словах его невозможно было сомневаться, а уверенность его поражала воображение. Самое главное в этом то, что всё вышеперечисленное было реальным. И Мервин на это купился. – Так, спрошу вас, ответчик: есть ли какие-нибудь улики, указывающие на вашу невиновность? – Ваша честь, пускай на эти вопросы будет отвечать мой представитель. - самодовольно ухмыльнулся брюнет, переведя взгляд на сына даже с некой гордостью. По спине адвоката пробежал холодок: он никогда раньше не видел этого взгляда. Все эти годы унижений и страха, ненависти, которую он испытывал по отношению к, казалось бы, самому близкому человеку, стоили этой короткой минуты, когда к нему относятся, как к человеку? Как к ребёнку, которого он был обязан любить? Нет. Нельзя, чтобы это маленькое недоразумение разрушило в нем тот стержень, чтобы всё его представление было сорвано ещё в самом его начале. Иона расправил плечи и вытянулся. – Конечно. Прошу, ваше слово, мистер Маршалл. - произнес судья, едва удерживаясь от улыбки, ведь сам факт того, что сын защищает отца в суде почему-то его забавлял. – Не понимаю вас, ваша честь. - произнес парень на удивление довольно открыто, если не вовсе с какой-то скрытой издёвкой. Это немного удивило представителя закона. – Вам повторить вопрос? – Да, будьте так любезны. – Есть ли у вас что-нибудь, доказывающее невиновность Мервина Маршалла? Присутствующие затаили дыхание, в ожидании очередного разрушительного монолога, который обычно заводил адвокат в процессе защиты своего подопечного. Некоторые с фанатичным благоговением уставился в спину стоящего юноши, как преданный поклонник ожидая его первого слова. Но... – Нет, ваша честь. По залу прокатилось удивлённое, даже шокированное аханье присяжных. В лицах прокурора, секретаря и прочих работников отразилось негодование, также граничащее с шоком, а лицо отца стало отдельным предметом искусства. Удивление от очевидной неожиданности таких слов своего отпрыска, постепенно перешли у него в нечто устрашающее, но по-прежнему полное негодования, позже к имеющимся эмоциям прибавился гнев и ярость. По дрожащим губам его можно было заметить, что он едва удерживался от того, чтобы заорать на своего представителя неистово громко, покрывая его всяческим матом за это предательство. Младший же даже наслаждался этой картиной, буквально ощущая безнаказанность за это. Он на пути к свободе. Это - один из шагов к ней. – У меня нет никаких доказательств или улик, указывающих обратное тому, в чем обвиняется мой клиент, ваша честь. - продолжил он довольно беспечно; в голосе его наконец цвели, как тогда казалось, не самые уместные эмоции, разукрашивая некогда заунывную и сухую речь в новейшие краски. – Также, хочу отметить, что вещественные доказательства, которые вам преподнесла миссис Уивер крайне грамотно сформированы и не выдерживают никакой критики. - тот слегка наклонил голову, взглянув на "оппонента" с почтенной улыбкой. – Просто безупречная работа. – Постойте, - попытался прервать эту складную, но крайне нелогичную речь судья. – Я правильно вас понимаю, господин Маршалл, что вы отказываетесь от всякой защиты своего клиента? – Я? - он тихо усмехнулся. – Я лишь говорю, что у меня нет никаких доказательств, а доказательства истца очень и очень хороши. Я не вижу никакого смысла противиться им. – Чтож, господа присяжные, - несколько неловко начал мужчина, начав перелистывать страницы дела с лёгкой нервозностью лишь от того, что на его памяти это был первый подобный случай. – Признаться честно, я в замешательстве. Прежде мне не приходилось сталкиваться с подобного рода делами, но, как показывает практика, всё бывает в первый раз. Получается, что Мервин Маршалл признаётся виновным..? – Ах ты мелкая скотина! Зарычал подсудимый, бросившись в сторону своего адвоката, с непреодолимым желанием вцепиться ему в шею, чтобы удушить и тем самым наказать за это гнусное предательство, которое произошло только что на его глазах. Браслеты наручников зазвенели из-за активного движения в сторону. Младший машинально отшатнулся, не сильно горя желанием попасть под горячую руку так, как это было раньше, но тут уже подоспела охрана - двое мужчин, что подхватили Маршалла под руки, не давая ему в конечном счёте навредить своему представителю. Он дёргался всей своей грузной фигурой, стараясь вырваться и воплотить эти гнусные мысли в жизнь, но вскоре сил бороться просто не осталось, потому приходилось лишь осыпать родного сына проклятиями. – Стой, ты не посмеешь! - крикнул он в какой-то момент так неистово, что Рут, кажется, тоже поражённая всей этой драмой, инстинктивно дернулась в сторону, чтобы схватиться за кобуру с пистолетом, который у неё с собой не было. Иона же улыбался тепло и мягко, даже крайне нежно, будто на месте разъяренного отца ему виделся образ такого человека, что лишь наивно смотрел на него в ответ или смущённо шептал комплиментами – в общем того, кто, возможно, любил его также сильно, как это делал в его отношении сам брюнет. Он не отвечал ни на угрозы отца, ни на неразбериху в зале и даже на голос судьи, что безуспешно старался утихомирить всех присутствующих. В глазах его, темных и по-прежнему до глупого больших, сверкнул хищный огонёк. Мервин прекрасно видел это и прекрасно понимал, что говорит ему сын этим взглядом.

"Не смотри теперь на меня так жалобно."

– Ты поплатишься за это, ублюдок! Помяни моё слово: ты не избавишься от меня так просто! Адвокат, по-прежнему игнорируя, буквально пропуская мимо ушей обращения к себе, направился к выходу из зала заседаний, едва удерживаясь от того, чтобы начать пританцовывать при каждом новом шаге. Он завороженно провел огрубевшей ладонью по покрытому лаком дереву, обведя резной узор взглядом снизу вверх, обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на своего "клиента" и с улыбкой скрылся за дверью.

"Ты отсюда никуда не денешься. Ни сейчас, ни потом."

***

Снова снег. Даже приятно видеть то, как мелкие хлопья вновь срываются с небес, чтобы покрыть собой давно замерзшую и влажную землю новым слоем морозного одеяла. Зимние пейзажи всяко лучше, чем грязь и бесконечные потоки воды, что разносят эту самую грязь по улицам, лишая людей всяческой возможности хотя бы передвигаться, не говоря уже о том, чтобы наслаждаться прогулкой. Можно сказать, что это всё преувеличенно и люди думают совсем об иных вещах. Вполне возможно. Никто не отрицает, что зачастую людей интересуют совершенно другие проблемы, ежели погода или очередная сводка криминальных новостей. Но согласитесь, гораздо легче проводить эту жизнь, если сверху пригревает солнце, а ногам твоим тепло и сухо. В Манделе подобное, конечно, редкость. Парень вышел на крыльцо, поправляя на плечах воротник своего тёмно-серого пальто. На лице его по-прежнему держалась мягкая улыбка, однако внутри его ещё сильнее разъедали сомнения. Буквально, будто в его грудь тыкали огромной ложкой: царапали её заострённым концом кожу, стараясь пробраться к самой мякоти, что сочилась соком. От чего же это? Ведь он наконец получил ту самую свободу, за которую боролся, о которой грезил практически каждый божий день своей жизни, а теперь... Он будто не рад. Он не ощущал этого вкуса победы, этого приятного аромата, что, как ему казалось, отдавал каком-то йогуртом и медом. Было странное чувство пустоты. И куда теперь? Снова домой, где осталась мать, которая, впрочем, тоже попадала под горячую руку отца, но также не была близка ему. Возможно, он видел в ней лишь ту "перуанскую проститутку", какой видел её и Мервин. Хотя, признаться честно, её воспринимали так практически все. Как иначе объяснить все эти интриги, которые крутились вокруг неё на каждом светском вечере? Ну уж нет. Нужно что-то менять. Куда-то идти. Искать то, ради чего он был готов потратить всю свою жизнь, а не сидеть на очередном заседании, выслушивая и защищая права несчастных граждан. Он никогда не был создан для этого и для "благотворительной работы" в целом. Вздох вновь сопровождался хрупким облаком пара. Похоже, зима возвращается, а противная оттепель отступает. Пелена лжи прекращает застилать глаза. – Судя по всему, это твое первое удачное дело, так? - усмехнулся Адам, что стоял у самого входа, навалившись своей спиной на стену, и наблюдал за тем, как снег понемногу покрывал собой каменные ступени здания. – Ну, - усмехнулся младший. – Можно и так сказать. – О, а я не заслуживаю там.. "спасибо"? Нет? – Спасибо? И с чего бы это? Голубоглазый покосился на него с неким осуждением, распустив прежде скрещенные на груди руки. – Знаешь, хотя бы за то, что именно я натолкнул тебя на эту идею. - русый отвёл взгляд в сторону, будто над чем-то размышляя, но в ту же секунду вернул его обратно к собеседнику. – Нет? Недостаточно? Мулат смотрел в ответ насмешливо и в меру даже глупо, словно не понимал и половины тех слов, которые говорил ему старший. Наконец он снисходительно покачал головой, прикрыв в очередной раз глаза и дружески боднув кулаком его плечо. Да, это был совершенно новый человек. И все прежние усилия того стоили. – Ладно тебе. - он даже обнажил передний ряд зубов, настолько сильно ему хотелось улыбнуться, что Маршалл был не в состоянии как-либо это скрыть. – Я очень благодарен, правда. Ты даже, - усмешка. – Получается "спас" меня. Так выходит? – Получается, что так. Помолчали. Ветер единым прорывным звуком проносится через всю улицу, неся за собой прежние переливающиеся хлопья, качая и сгибая голые ветви деревьев. Почему-то это созерцание успокаивало, а сам факт того, что ты можешь остановиться ради этого на месте даже делал счастливым. Морозный воздух "пробуждал". Блаженство бытия. – И что теперь? – М? – Я имею ввиду, куда ты теперь направишься? - брюнет поправил свою челку, что слегка рассыпалась во время судебного разбирательства. – Типа.. с девушкой у тебя всё закончилось, а работать бок о бок с ней, наверное, не самое лучшее решение. Мюррей засунул руки в карманы своей куртки, отвернувшись в сторону. – Не знаю. Честно, я б не жил, - он усмехнулся, от чего уголки губ его приподнялись. – Поиски мои закончились плачевно, впрочем, как и ожидалось. Цель всей моей жизни оказалась мертва как пятнадцать лет. - видимо, собеседник не разделял подобной позиции, что только сильнее забавляло старшего. – Но, никто не говорит, что теперь и я должен отправиться к своим старикам. Может съеду в соседний округ. Всяко получше, чем жить бок о бок с такими мстительными тварями. – Думаешь, что за пределами города такие уже не водятся? – А что, интересно разведать? Мулат слегка опешил, вытаращив свои большие и круглые глаза на парня, чьи веснушки, кажется, вот-вот загорятся за вместо того, чтобы сам их хозяин в очередной раз рассмеялся собеседнику прямо в лицо. Но разве не этого выхода искал он? Не этой самой свободы? Пухлые губы его слегка приоткрылись, точно он хотел что-то сказать, но мысль его шла очень топорно и нескладно, от чего не могла собраться в одно единое предложение. Он сомкнул их и вновь разомкнул, пока из них не раздалось тихое: – Ага.. Маршалл поначалу даже не понял, что он произнес. В чувства его вернула холодная ладонь Адама, которую он водрузил на макушку адвоката, чтобы злодейски разметать эту наскоро сделанную укладку только одной шутки ради. Тот прыснул. – Ну ты фрик, конечно! Земля на связи! – А может ты фрик?! - возмущённо начал тот, хватаясь за голову, чтобы машинально привести всё в порядок. Голубоглазый отстранился от стены и стал неспешно уходить прочь. – Если надумаешь ехать, - обернулся он погодя. – Ты мой номер знаешь. На том и простились. Мюррей постепенно отдалялся прочь, оставляя за собой следы на свежем снегу.

"Добро побеждает зло - слишком по-детски и тривиально."

Иона задумчиво уставился на отметины, которые вновь, крайне медленно и методично, заносило снегом.

"Снег покроет грязь."

"Ёмко и по-взрослому"