Промах

– Вот и.. всё. Все мои планы на этот вечер. Русый поджал свои тонкие губы, ощущая лёгкий дискомфорт при этом незамысловатом диалоге один на один. Конечно, согласно складу характера, он давно бы мог послать и Марка, и Дэйва с их "дополнительной" работой, преспокойно закрыв глаза даже на денежное вознаграждение, но почему-то сейчас, когда он в живую видит своего "подопечного", Мюррею становится особенно не по себе, будто он предаёт кого-то родного себе. Нет, он не мог окрестить этого человека таким близким словом для себя, но вид этот всё равно давал свои плоды. Одновременно хрупкий и разбитый и в то же время по-домашнему простой, даже заурядный в какой-то степени. И это если ещё не брать во внимание этот слепой глаз, что бледным пятном выделяется на его угловатом лице. – То есть, - произнес старший после недолгого молчания. – Ты.. направляешься за своими родителями, так? Адам кротко кивнул. – Не знаю, это как-то неразумно всё. - взгляд его помрачнел; подобное происходило практически всегда, когда шатен погружался в довольно глубокие раздумья, из-за которых, в большинстве случаев, зависело очень многое. В данном же случае, от этого решения зависит его безопасность на сегодняшнюю ночь. – Но если это так важно тебя. - Хитклифф поднял на него глаза и тут же смутился собственным словам. – Я имею ввиду.. конечно это для тебя важно и.. думаю, что одну ночь я смогу провести без сопровождения. - неуверенный выдох. – Раньше же как-то получалось. Младшему было трудно уследить за излагаемой мыслью, потому, хоть и на холодном лице его не отразилось ничего яркого и заметного, внутри парень переживал целую палитру из разнообразных эмоций: от испуга и печали, до жуткого озлобления на старшего, что граничило с искренней яростью. Однако стоило итогу свестись к положительному для него результату, как на бледном веснушчатом лице его появилась улыбка. При виде такой реакции даже шатену стало как-то спокойнее. – Значит мы договорились. - усмехнулся голубоглазый, стараясь разбавить напряжение, возникшее так внезапно. – А и ещё одна просьба: вы можете не рассказывать об этом мистеру Ли? Старший вопросительно вскинул бровь. – Ну.. в конце концов, мне за эту работу пла-атят и не хотелось бы, чтобы эти деньги прогорели также, как и доверие начальства ко мне. - Адам взглянул исподлобья. – Надеюсь вы понимаете меня? – А.. да, конечно. Я и сам бы не хотел проблем для тебя, поэтому- – Вот и отлично. Юноша перебил его настолько резво и нагло, что сам Марк невольно дернулся и смог лишь вытаращить на него в ответ свои глаза. Впрочем, даже этот "внешне уникальный", но такой до скучного изумлённый взгляд, забавлял Мюррея, потому тот довольно скоро поднялся на ноги и собрался покинуть номер, не желая задерживаться на месте ни на секунду. Спешка никогда не нравилась Хитклиффу. – Благодарю за сотрудничество, мистер Хитклифф. Доброй ночи И вот он остался совершенно один, за исключением тех немногих гостей округа, что остановились в этой гостинице намерено, а не по волею судьбы, как он сам. Впрочем, мужчина не хотел жаловаться, всё же это непреднамеренное действие в какой-то степени спасало его жизнь, что так внезапно вновь стала висеть на таком же тонком волоске, как и семнадцать лет назад. Однако здесь неуютно.. точно это не комната, предназначенная для комфортного проживания, а просто возведенное помещение, которое заполнили мебелью лишь для того, чтобы оно не казалось излишне пустым. Даже жутко. В темных углах, куда не добирался свет его настольной лампы, ютилась тьма, что смешивалась вместе с противным и липким чувством паранойи, которое вновь дало о себе знать, стоило только её обладателю остаться в комнате один на один с самим собой. Жутко. Также жутко, как и тогда, когда он остался совершенно один, готовый так отчаянно покончить с этим всем. Интересно, а Сезар тоже остался один в тот момент? Или смерть его встретила куда более теплее, чем шатена, с которым она так равнодушно поиграла и вновь отбросила в сторону жизни, даруя второй шанс.

«Твоё время ещё не пришло.»

Ах да, этот сон. Или видение? Марк уже не мог здраво соображать насчёт всего произошедшего за последний день, потому такая условность для него оказалась опущена, несмотря на то, что действительно эти в меру эпические слова звучали с уст этого "подсознательного образа" уж слишком правдоподобно. Будто Торрес, спустя столько лет наконец-то смог с ним пересечься, хоть и в этом странном не то обморочном, не то коматозном состоянии. Забавно, что шатен в призраков не верил и даже с горячностью отрицал существование оных, не видя никакой другой истины окромя девяти кругов ада и земного рая, но почему-то сейчас эта маленькая и глупая мысль, прокравшаяся в голову на нервной почве даже как-то успокаивала. Обнадеживала и без того уставшего мужчину. Таким образом, даже если учесть, что всё увиденное им было и в правду тем же библейским чистилищем, где ему действительно удалось обменяться парой фраз со своим старым другом, то в таком случае это предупреждение звучит ещё более напрягающе для него. Значит опасность действительно рядом и она не собирается отступать сейчас, когда добыча наконец пришла к ней чуть ли не в самые руки. Лишь идиот упустит этот момент и не станет использовать его во благо. А как показала многолетняя практика: эти существа далеко не глупы, раз по-прежнему способны господствовать над умами людей также легко, как невинный ребенок играет со своими незамысловатыми игрушками. Нет. Это определенно уже за рамками добра и зла. Хитклифф слегка нахмурился из-за собственных мыслей, от чего широкий лоб его покрылся неглубокими морщинами, а переносица - складками. Глубокий вдох, протяжный выход. Его массивная фигура опустилась на постель, а взгляд в свою очередь упёрся в гладкий потолок, где воображение принялось вырисовывать свои образы, естественно, с одной лишь целью – отвлечься от собственных размышлений. – Сон.. это просто сон. - пробормотал мужчина на очередном выдохе и заложил руки под голову. Ладони с дискомфортом лежали друг на друге из-за черных бусин чёток, которые продавливали небольшие следы на бледной коже. – Прости меня, друг, что боялся тебя всё это время. Голос его слегка дрогнул, будто собеседник в данный момент находился непосредственно рядом с ним и мог прекрасно услышать это обращение к себе. Впрочем, возможно это произошло ещё и из-за того, что Марк действительно ощущал это гнетущее чувство вины перед усопшим, которого некоторое время был готов обвинять в своем неудачном самоубийстве. Все люди ошибаются и это нормально. Да только здесь он не видел ни одной обоснованной причины, чтобы прощать себе эту ошибку. Шатен прикрыл глаза. – Хотел бы я, чтобы ты был сейчас здесь.

***

– О-ох.. и ты знаешь, что самое обидное в этом всём? Нас разогнали, будто каких-то мелких преступников, даже несмотря на то, что.. они прекрасно знали, что мы ждём этот концерт! Это сентябрь. На удивление светлый и даже теплый. По крайней мере он был именно таким в самом начале, когда лето плавно перетекло в промозглую осень, что в конечном итоге разбила всё на до и после, и жизнь Марка Хитклиффа не единственный тому пример. Опять же, если обратиться к Рэю Бредбери, с его банальным примером "эффекта бабочки" в рассказе "И грянул гром", то можно найти не мало соответствий с тем, как могла бы сложиться жизнь окружающих его людей, если бы врачи всё-таки не смогли достать параноидального юношу с того света. Однако оставим эти рассуждения для критиков. В тот день голос Торреса раздавался из трубки домашнего телефона с особенным недовольством, которое парень не мог воспринимать всерьез хотя бы потому что в момент искреннего негодования старшего, голос его становился настолько смешным и громким, что собеседник едва ли сдерживал усмешку. Марк развалился в кресле, на которое забрался с ногами, облокотился на подлокотник и изворотливым взглядом скользил по стыкам ламината на полу, вслушиваясь в этот умопомрачительный рассказ по ту сторону провода. – И ведь даже причины нам не сказали, ты представляешь? - неустанно тараторил брюнет. – Просто поставили перед фактом: уходите, вы зря пришли. – Ах.. просто так полиция никого не разгоняет. Может на то была причина? – Марк, mi amigo, я простоял там четыре часа! - чуть ли не крикнул Сезар в трубку, чем, впрочем, вызвал смешок у младшего, который злил его ещё сильнее. – Четыре часа я стоял на улице, чтобы в итоге услышать вот это? Нет, это ни в коем случае не справедливо. – Ну-ну, - довольно нагло ухмыляясь, произнес Хитклифф. – Расслабься, я уверен, что его перенесут на какую-нибудь другую дату. Или.. - он сделал небольшую паузу. – Ну в крайнем случае деньги вернут. Всё будет нормально. Молчание. – Если это будет не так, то я на тебя обижусь, понял? Конечно, он это несерьезно. Это просто дружеская дерзость, которую оба способны применять друг к другу, ведь провели бок о бок достаточное количество времени и приключений, чтобы позволить себе нечто подобное. Впрочем, подобная выходка вызывает улыбку у обоих. – Ловлю тебя на слове. – О, я всегда выполняю свои обещания. - усмехнулся Сез уже тише, явно успокоившись и позабыв всё своё недовольство произошедшим за день. – Передай младшей привет от меня. И ведь это последний раз, когда Марку довелось говорить с ним, настоящим и живым юношей, из плоти и крови, со своим разумом и мыслями. Последний раз, когда он слышал чистый голос безо всяких искажений, точно звуки эти были выдавлены сквозь динамики старой игрушечной рации, давно изжившей себя. И он потратил этот разговор на такую ерунду! Этот важный и самый последний из телефонный звонок. Как же беспощадно. Как же отвратительно.

***

Оттепель в округе стала всё сильнее и обманчивее, стараясь куда более усиленно убедить жителей в том, что это - не лживая насмешка над их истощенными холодом телами, а самая настоящая весна, вместе с которой вернётся и зелень, и жизнь, и торжество. И как бы истошно синоптики не пытались образумить всех вокруг, утверждая обратное, люди уже настолько сильно устали от прежнего расклада вещей, что были готовы окунуться в эту иллюзию с головой, лишь бы на небольшое мгновение ощутить себя не так плохо и покинуто, как это происходит в холодное время года. Слишком уныло и безвыходно? Вполне возможно, но именно этим и отличаются такие пустынные и покинутые уголки Висконсина, в дали от крупных городов и районных центров. Впрочем, наверное, это участь любого города из "глубинки" страны. Парни шли по улице неспешно, но ни в коем случае не расслабленно, ведь в свою очередь один из них время от времени озирался по сторонам с опаской. Оно не удивительно: его пропажа уже по-любому была замечена,а меры по предотвращению оной были предприняты и последствия этого необдуманного, инфантильного, по мнению Маршалла, решения настигнут его в считанные минуты. Потому его округлые большие глаза то и дело метались из стороны в сторону, от темных углов, до видимых концов улицы, проводя столь тщательный анализ на выявление подозрительных личностей, определено способных иметь хоть какое-нибудь отношение к его отцу. Да.. он точно не оставит эту выходку без внимания, в особенности, если к этому подключатся ещё и его личные свидетели, готовые преподнести исключительно ту информацию, что будет Мервину только на руку. И в этот момент дело, в котором будут участвовать оба юриста, обернётся разрушительным поражением для младшего из них, что, согласно приговору, обернётся из адвоката, заключённым, его собственный дом станет личной камерой заключается, а родной отец – строжайшим надзирателем. Хоть подобная позиция была не так сильно ясна Адаму, ему более чем прекрасно было видно то, как мулат неуверенно ощущает себя в чужой мешковатой одежде. Как же было некомфортно, когда эта бесформенная вещь, больше напоминающая собой старый мешок для продуктов из толстой ткани, не прилегала как можно теснее к телу, а, наоборот, шла складами и в принципе висела на его плечах, будто чехол. И было бы не так плохо, если бы сейчас они находились где-нибудь дома, там, где никто не может увидеть подобный ужас, так нет! Они идут по улице, а навстречу им идут прохожие. Так ещё время от времени бросают в их сторону такие странные и изучающие взгляды, которые в глазах брюнета выглядели исключительно осуждающе, будто сам его нелепый внешний вид каким-либо образом нарушает все земные и небесные законы единовременно, и он - прежде правильный и благочестивый человек - обращается тем самым в злостного преступника. Только все эти сложные переживания с пухлых губ вырывались не иначе как короткими, тихими фразами: "Какой кошмар..", "Неприемлемо и глупо, чтобы я..!", "Как же некомфортно" и так далее. На подобные тихие возгласы его "оскорбленной" души, Мюррей лишь улыбался, едва удерживая за зубами насмешку над этой хоть и странной, но поистине забавной реакцией. Всё-таки Иона был уникальным человеком на его памяти, что умудрялся быть его чуть ли не полной противоположностью, хоть и тем был интересен, как обычно интересен экзотический фрукт своей странной расцветкой и сладким ароматом. Темнеет. – Адам, - негромко произнес парень, инстинктивно отвернувшись в противоположную сторону и поправляя пышную чёлку, испорченную прохладным ветром. – А ты.. ты не боишься? – Не боюсь чего? - просто хмыкнул он в ответ, не стараясь заглянуть собеседнику в лицо. – Того что, - ком собрался в горле; почему-то подобное было не по себе произносить. – Возможно, что их больше.. –Нет. - отрезал старший, не давая ему закончить. – Я чувствую, что с ними всё хорошо. Поэтому даже не смей так говорить. - глаза его несколько хищно сверкнули, от чего младшему стало не по себе, стоило только столкнуться с этим взглядом. – Хотя бы ты не веди себя, как все они. – Они..? Но ответа он не получил. Их прервала мелодия, вырывающаяся из старых динамиков телефона нестройной цепочкой фальшивых звуков, от чего иногда подобное сочетание созвучий можно окрестить не иначе как "поливно". Складная Моторола оказалась в руках Мюррея, что некоторые время с презрением смотрел в потускневший за годы службы экран, а после несколько цинично и раздражённо захлопнул крышку, сжимая в крепкой ладони дребезжащее из-за вибрации устройство. Хотелось сломать его на кусочки, лишь бы он заткнулся. Впрочем, средство связи ни в чем не виновато, ведь в большей части владелец был обижен не на него, а на звонящего. Эвелин. Возможно, девушка искренне переживала за него, за то, что произошло между ними ещё на работе и с каким крахом те разошлись. В любом случае, юноша был холоден по отношению к этим переживаниям. Зерно зла и гордости пустило свои корни, опутывая мозг куда более крепче и теснее,выдавливая из органа все соки, что в последствии смешивались с обидой, какая также исходила из его гордости. Да, Адам гордец, чертовски сильный гордец. Потому и по-прежнему ощущал к своей пассии эту странную ненависть, эту обиду за то, что его желания и его чувства не были восприняты серьезно. Как обязаны были бы. – Разве это не твоя..? – Задолбала. - фыркнул старший недовольно. – Придумала себе расстройство и теперь плачет по любому поводу, выставляя меня каждый раз конченым козлом! Но при этом я решаю её проблемы, - его холодные глаза сверкнули в сторону собеседника, что вновь дернулся от этого острого, будто японский нож, взгляда. – А мои, хотя бы обсудить, мы не желаем. Поняв, что он сказал лишнего, Мюррей отвернулся и заложил руки в карманы. – Пусть катится к чёрту.. Повисла неловкая тишина. В воздухе ощущался неприятный и приевшийся запах сырости и мокрого асфальта. Определенно ни тот, ни другой сейчас уж точно не предпочли идти куда-то на другой конец города, в особенности в такую противную погоду. Только одного из них двигала давняя цель, которую он преследовал слишком долго для того, чтобы упустить в такой момент, а другой.. лишь шёл за ним следом, потому что уже был не в состоянии вернуться туда, где должен был оказаться более часа назад. Они оба сироты, хоть и в совершенно разных смыслах. – Мне жаль. - шепнул Маршалл, уперев взгляд в землю. – Что..? – Мне жаль, что никому нет дела до.. этого расследования. - он смял свои пухлые губы. – Знал я одну девушку, на чьи интересы также никто не хотел отвечать.. – Бля, чувак, только не нужно сейчас извиняться! Мулат вопросительно взглянул на него, подняв голову. – Ты очень многое сделал для меня. И я сейчас не про твои деньги, - русый шмыгнул носом. – Даже это расследование. Ты меня сопровождаешь в нём, чем я тебе и благодарен. Ведь мы не одиноки.

***

"На второй день он достиг Александрии и, выйдя из корабля, пришел на некое место, называемое Мендион. Здесь, при входе в городские ворота, расселся пополам его сандалий, что святый принял за доброе предзнаменование."

В комнате, как и на всем безлюдном этаже, было тихо и спокойно. Развлечь себя оказалось довольно трудной задачей: Хитклифф не имел при себе привычки везде носить с собой ноутбук, которого у него, впрочем, никогда и не было; в номерах, как и в большинстве домов округа уже давно отсутвовали аналоговые телевизоры по причине их явной опасности для людей; а из книг, которые мужчина всё-таки решился взять с собой, у него на руках был лишь молитвенник и Жития святых, которые он перечитывал уже в третий раз. Обычно подобное он делал исключительно от скуки, ведь крайне малое количество жанров в литературе, так или иначе, действительно цепляло его, а если и цепляло, то примеров по истине хороших произведений было до ужаса мало. Поэтому на помощь приходили священные писания, ведь они в свою очередь неизменны и стабильны. В конце концов, не может быть такого, чтобы в какой-то момент действия святого начали бы оспариваться лишь потому, что это "глупо" и "нормальные люди так вообще не поступают".

"Увидев тут же сапожника, починявшего ветхую обувь, святый отдал ему починить свой сандалий. Сапожник, починяя сандалий, случайно проколол своим орудием левую руку свою и, вскричав от боли, призвал Имя Божие. Услышав этот возглас, Апостол возрадовался духом, видя в сем указание, что Господь устроит ему благополучный путь. Рана же на руке сапожника была очень болезненна, и из нее обильно струилась кровь."

У Марка была довольно странная привычка читать вслух довольно громко и размашисто в те моменты, когда напряжение его застигало врасплох. Особенно это стало заметно сейчас, когда он остался совершенно один, наедине с книгами и тихим стрекотом прикроватной лампы, что пару раз "моргнула", на короткие мгновения погрузив комнату во тьму. Однако эти сбои были настолько минимальны, что шатен опустил этот факт как нечто не особо важное для себя. Не хватает очередного приступа паранойи для полной картины вечера.

"Святый Марк, плюнув на землю, сделал брение и, помазав рану его, сказал: — Во Имя Иисуса Христа, живущего во веки, будь здрав. И тотчас же рана у сапожника закрылась, и рука его сделалась здоровой."

Свет не унимался, продолжал сбоить вплоть до того, что он вовсе пропал. Номер гостиницы единовременно погрузился в непроглядную тьму. Жутко ли это? Не то слово! В особенности, если учесть, что на данный момент мужчина находился на этаже совершенно один. По чудесному стечению обстоятельств, все номера в "единственной остановке для туристов" были плотно заселены с первого по третий этаж так, что одинокому мужчине "посчастливилось" поселиться на совершенно пустом этаже, в одноместной комнате. С одной стороны, в этом были свои плюсы, ведь не было ни приставучих соседей, что по обыкновению обязаны быть из какого-нибудь далёкого штата по типу Оклахомы, ни их до ужаса любопытных детей, что не считают зазорным открыть дверь в чужой номер без всякого стука. С другой же стороны, это чертовски некомфортно и уж тем более небезопасно. Не будет же никого рядом, чтобы ему помочь, если альтернатив сможет каким-то причудливым образом прокрасться на этаж незамеченным. Ах да.. безопасность мог обеспечить Адам, если бы не оставил его здесь. Какая жалость. Но не о нём сейчас. Полный, беспросветный мрак будит в нем, во взрослом и в некоторой степени состоявшемся мужчине старые детские страхи. Хотя, очень трудно назвать страх вернуться в день своей кончины "детским". В любом случае, даже если оно и было так, Хитклиффу было уже не до этого. Нужно держать себя в руках о быть честным. "Мне просто неуютно в темноте. " - подумал тот, слегка сведя брови к переносице, так и не решившись произнести то же самое вслух. Нащупав на тумбочке подле себя телефон, Марк самозабвенно раскрыл тот, но тут же прищурился от того, как яркие лучи, исходящие от горящего экрана, беспощадно били в глаза, заставляя прищуриться, чтобы разглядеть хоть что-нибудь из-за пелены этого света. Ну, довольно хороший источник света на первое время. Шатен пару раз щёлкнул выключателем на лампе, но подобное действие не привело ни к какому результату. "Лишь бы просто перегорела лампочка, пожалуйста.." Он нехотя, борясь с липким чувством страха, обвившим его ноги, точно тяжёлыми кандалами и цепями, поднялся с постели и отправился к стене у входной двери на ощупь, чтобы не впечататься по пути в тот же кофейный столик или притаившуюся вазу, что стояла довольно подло, в самом проходе. Однако, даже добравшись до выключателя, что уже вполне считалось героическим подвигом, Марк в очередной раз претерпел крах: истошно щёлкая белые клавиши из одного положения в другое, он так и не смог добиться того, чтобы хотя бы одна из потолочных ламп принялась светить. Бессмысленно. Электричества больше нет. Чтож, раз уж рядом нет ни персонала, ни соседей, то всё придется делать самому, в одиночку. Наверное, это единственный минус ситуации, который Хитклифф видел отчетливее всего. Он выглядывает в коридор с опаской, лишь постепенно высовывая свою голову из-за двери, с каждым разом всё скрупулёзнее всматриваясь в темные углы, несмотря на то, что с единственным видящим глазом это превращалось в особенное испытание на внимательность. Такими темпами, не оставив ни единого кусочка коридора без внимания, шатен всё же осмелился выйти из своего небольшого укрытия. Тьма окружает его повсеместно, лишь из редких окон коридора, напрямую выходивших на улицу, исходил бледный, едва ощутимый свет, созданный остатками тусклой лампочки, вкрученной в уличный фонарь. Но даже такой немощный источник света хоть немного, да и радовал, потому шатен поспешил к окнам. По ту сторону - ночной пейзаж: в далёких коттеджах, что составляли его родной райончик, горели редкие окна, попеременно по окружным дорогами лениво проходили автомобили, сверкая теплым отблеском своих фар. Там, на воздухе, город жил, дышал, хоть и совсем скоро этой видимой жизни не должно стать благодаря введенному ещё в восьмидесятых комендантскому часу. А что здесь? Жутко.. страшно. Неужели во всем здании пропал свет? Или Марк уже дважды счастливчик, если умудрился поселиться на безлюдном этаже без всякого электричества? Ну, если учесть, что никакой паники с нижних этажей ему до сих пор не удалось услышать, то ответ напрашивается сам собой. Впрочем, будет не лишним добраться до этих самых людей, ведь если мужчина проведёт в этой напряжённой обстановке ещё больше времени, то очередного припадка уже будет очень трудно избежать. Тем более, на его плечи уже опустились холодные руки паранойи, что решила вновь поиграть со своим любимым подопечным, в очередной раз подкидывая в его голову спутанные, шумящие мысли, твердящие лишь: "Ты не один". Конечно, подобное очень подло, но человек уж точно не способен выбирать себе недуги, потому ему приходилось лишь идти на поводу у них и, подчинившись собственным опасениям, приняться озираться по сторонам, всматриваться в темноту и полный напряжения воздух. Голос подавать он не хотел, боялся, что на его зов кто-то всё-таки сможет откликнуться. Пару раз клацнув кнопку лифта, он с тяжёлым вздохом опустил голову. Не работает. Хитклифф нахмурился подобному стечению обстоятельств, но делать было нечего, придется отправляться на поиски лестницы. Не успевает он ступить лишнего шага прочь от закрытых дверей кабины, чуткий слух его настигает зловещий шорох.

***

Страшно. Страшно получить отказ, подтверждение всему тому, что ты видел лишь в ночных кошмарах. Эти ужасные, злые, бездушные слова, где не присутствует ни единой капли сочувствия к тебе, несмотря на твой возраст. Четко, холодно, резко - как будто тебя резко полоснули остриём ножа: раненный участок кожи начинает гореть, тонкие ткани беспомощно расходиться под натиском тонкого лезвия, кровь струиться вниз. А тот, кто ранит тебя, по-прежнему смотрит на тебя с безразличием, как на маленькую букашку.

"Ваши родители ▉▉▉▉▉▉"

Его бледный кулак в перчатке едва касается поверхности двери. Почему-то всё его тело, прежде стоящее, как кремень, уверенно и статно, теперь наполнилось дрожью, словно всё внутри превратилось в одну единую желейную массу, что покачивается из стороны в сторону от лишнего прикосновения. Адам впервые ощущал нечто подобное. От того было как-то неуютно. Всё же пересилив себя, он пару раз ударяет костяшками по входной двери, близ глазка, что было довольно странной его привычкой, которую нельзя было ничем объяснить, окромя его высокого роста. Тут глаза его наполняются светом, решимостью. Да, приятный порыв мыслей в один момент окрылил юношу, подселяя в голову лишь уверенность. Предвкушение торжества искушает. Русый был готов поклясться, что ощущал его вкус у себя на языке. – Я уже чувствую.. Прошептал он с придыханием; видно, всё внутри него было не на месте. И действительно, по ощущениям Мюррей был странен, точно все органы у него резко поменялись местами: сердце ушло куда-то вверх, в горло, в то время, как на его месте уже расцвело бронхиальное дерево. – Не знаю, - отозвался младший довольно мрачно. – Я не думаю, что они.. – Тише! - шепнул он резко, заслышав как к двери неспешно приближается владелец дома. Протяжный скрип двери. Внутри всё напрягается, натягивается будто тончайшая струна. Сейчас они встретятся. Сейчас он увидит родные глаза. Увидит их старческие морщины, что изрезали некогда молодые и свежие лица.

Они протянут свои руки для объятий, ведь сразу узнают в нём своего родного сына. Они.. Он.

Это был мужчина лет тридцати. Невысокий, крепкий, даже коренастый; с жгучими карими глазами, непослушной чёлкой и небольшой ухоженной растительностью на лице. Одет он был по-домашнему, даже слишком легко, от того ощутимо вздрогнул, когда открытых участков его тела коснулся холод, вызвав собой скопище мурашек. Лицо его было угловато, точно контур его был высечен если не топором, то хотя бы штихелем, будто по грубому дереву; руки его выглядели крепко и массивно. В общем и целом у него не было ничего общего с Адамом. И не могло быть в принципе. Заметив на пороге незнакомцев, он несколько недоверчиво окинул каждого из них взглядом, после чего свёл к переносице словом несколько безобразные темные брови. Мюррей и сам помрачнел в лице, стоило только осознать, что данная персона ни в коем случае не может являться ему отцом или каким-либо сторонним родственником хотя бы уже на основе их внешности. Разочарование. Поливное чувство, гадкое. Оно не охватывает сразу, не накрывает волной, сбивая здравый смысл с ног. Оно постепенно наполняет всё тело, также как вода медленно заполняет собой пузатую бочку. И чем больше концентрации этого разочарования внутри тела, тем глубже становятся мысли и тем мрачнее их посыл. И так будет продолжаться до тех пор, пока это чувство не доберется до самой макушки, а перед глазами застынет чёрная непроглядная пелена. Несправедливо! Ради этого он провел годы в поисках? Ради этого он устроился в загнивающую контору, принадлежавшую усатому ублюдку, которая всё равно закроется? Ради этого пошел на преступление? Ради чего всё это? Отчаяние, выросшее прямиком из заполнившей его печали, постепенно сменялось на гнев, такой естественный для русого, особенно в подобные моменты. Да, разрушить что-нибудь сейчас бы было только кстати! – Прошу прощения, сэр. - приветливо и довольно неожиданно начал Маршалл в тот момент, когда недоуменный взгляд хозяина преобразился в опасливый. – Мы здесь ради.. личного расследования. Не могли бы вы нам помочь? – Расследование? - хмыкнул он низко, вновь смерив обоих взглядом. – Вы не похожи на копов. – Говорю же, это личное. - неловко улыбнулся юноша, неловко сведя руки. – Мы бы хотели узнать о прежних хозяевах. Где они сейчас и можно ли с ними связаться? Мужчина сначала задумался, го позже лишь озадаченно покачал головой. – Не знаю, правда. Я ведь, понимаете, только недавно переехал сюда и.. дом был полностью свободен к этому времени. - он неловко покривил губами, точно что-то вспоминая. – Знаете, единственное что я понял, это то, что тут история была очень мутная. Альтернативы, все дела.. Адам оживился. На удивление этот ненавязчивый разговор, который затеял мулат не то ради того, чтобы отвлечь мужчину от постепенно закипающего коллеги, не то просто для того, чтобы узнать хоть что-то полезное. Слова почему-то успокаивали, несмотря на подтверждение альтернативной угрозы. – А вообще, - продолжал мужчина, не дав лишний раз задать вопрос. – Я могу дать номер своего риэлтора, он по-любому в курсе всех историй. Ну, я на это надеюсь. – Спасибо. - кротко кивнул Мюррей, устремив на мужчину свои чистые глаза. – Мы можем пройти? Просто погреться, если вы не против. - продолжил Иона, чуть сильнее укутавшись в свою новую одежду. Владелец не сразу хотел отвечать согласием, но всё же кивнул и приоткрыл дверь шире, чтобы незваные гости могли пройти вслед за ним. На полпути он обернулся и щёлкнул пальцами. – А знаете.. у меня на чердаке остались вещи от прежних владельцев. Если вам это поможет, то.. – Будем только признательны! - крайне оживленно отозвался русый, невольно вытянувшись и сверкнув своими голубыми глазами как-то хищно. Что-то здесь неправильно.

***

– Кто здесь?! Он всегда боялся шептать во тьму. Банальный страх неизвестности, что берёт своё начало ещё в детстве, когда ему довелось встретить того мужчину в углу, ещё юное сознание пугают, казалось бы, простые и обычные вещи, которые под воздействием воображения, в полном мраке приобретают совершенно иные, пугающие черты. Так и сейчас. Только страх это стал ощутим более остро, если не осязаем в какой-то степени. Шатен напряжённо делал каждый шаг, беспомощно бросая быстрые взгляды по сторонам, но этот тотальный контроль ни в коем случае не успокаивали его сердце, что отвечало на стресс лишь большим темпом и большим количеством адреналина в крови. Вновь шорох. Движение во тьме. – Неужели ты уже забыл, Ма-арк? Это я, твой лучший друг. Всё тело прошило током. Оно позади него. Если не вплотную, то уж точно в шагах пяти, которые преодолеть ему будет всё равно что лишний раз моргнуть глазом. Нет-нет-нет! Это не может быть правдой! Невозможно, чтобы всё это закончилось именно так! Быстро, без единого шанса на спасения. В горле собрался ком, а глаза начали наполняться слезами, что также сопровождалось тонкими покалываниями в носу. Ему страшно. Ему тяжело. Всё его тело в бесконечном напряжение, конечности заледенели и, казалось, что оторвать ноги от пола было чем-то из разряда невозможного, не говоря уже о том, чтобы начать бежать хоть куда-нибудь, но главное подальше от этого. От того, что является лицом истинного зла, хоть и скрывается за маской его некогда лучшего друга. Марк боялся обернуться, мозг утверждал, что стоит ему обернуться, как он погибнет на месте. Словно в старой легенде о горгоне Медузе, чей взгляд неизбежно обращал человека в камень, соответственно, единовременно убивая его. Только сейчас это не пустой эпический эпос, а самая жуткая и удручающая реальность. – Нет.. нет, - слабо, едва выдавливая из себя буквы произнес Хитклифф, хоть и в последствии винил себя за то, что вообще подал голос в ответ этому гнусному существу. – Ты не он.. ты.. – Кто же я? - насмешливо спросил знакомый голос, однако в насмешке этой не было ни искреннего смеха, ни каких-либо других чувств, которые по обыкновению выкладывают люди в такую мелочь. Оно неудивительно, все существа, подобные ему, были бездушны, пусты, хоть и наделены своим сознанием и жаждой охоты. Видимо, многолетняя охота на лакомый кусок, сгусток страхов и паранойи, наконец-то подходит к концу. Остаётся захлопнуть ловушку. И схватить. – Ты так и не забрал свой подарок. Позволь мне снова сделать тебе сюрприз. Он слышит, как движение в темноте вновь возобновляется. Альтернативный делает шаг в его сторону, от чего адреналин, разогнавшийся по всему организму через вены и артерии, будто мощнейший атомный заряд разрывается внутри него, побуждая лишь к одной мысли. Бежать! Бежать как можно быстрее! И уже не важно куда, ведь контроль над телом уже ушел инстинкту самосохранения, который нёс мужчину далеко вперёд, стимулируя его только ускоряться и спасать свою шкуру в ущерб тому, что в непроглядной тьме, очевидно был велик шанс споткнуться, зацепиться за дверную ручку или, что, наверное, хуже всего, вовсе впечататься в стену тупика. Впрочем, времени думать уже не было. Сейчас нужно действовать и как можно быстрее. На контрасте с тем, как много усилий прилагал шатен к тому, чтобы отдалиться от своего преследователя, охотник шёл вальяжно, неспеша, точно выгарцовывая каждый свой шаг. Он знал как сильно нервирует его жертву такая размеренность и спокойствие в этой, развернувшейся между ними, погоне. В конце концов оно уже прекрасно понимало, что смысла убегать нет, ведь с каждым шагом, который делал его преследуемый, клетка, заготовленная далеко задолго до решения остаться в этом отеле, постепенно захлопывалась и совсем скоро её жерди сомкнутся так тесно, что слово "надежда" исчезнет из лексикона мужчины. Да, оно издевалось, издевалось в открытую. Однако голод, которым пришлось себя морить ещё с прошлого дня начинал истязать тело, пронизывая грудь и то, что люди обычно называют "головой". Оно голодно, чертовски голодно, потому по-прежнему едва ли сдерживает себя именно в том облике, в котором в последний раз видел его. Да, оно было прекрасной копией, потому как-либо отличить их было трудно. Альтернатив подошёл к этому скрупулёзно, очень скрупулёзно, потому стоило ему выйти в свет, по-прежнему испускаемый окнами коридора, то можно было без всякой помощи, довольно детально рассмотреть это глубокое ранение на его шее, что противным образом напоминало посмертную рану Торреса. Нет, невозможно терпеть, нельзя ждать так долго, чтобы насладиться заслуженным страхом, как и нельзя больше сдерживать хлипкую, шаткую, можно даже сказать "поношенную" оболочку юноши. Нужно утолить голод. Многолетний томящий голод. Дыхание высокой фигуры - высокой лишь потому, что контролировать параметры роста было, похоже, самой непосильной задачей - стало тяжёлым, хриплым, будто со следующим выдохом на пол уже польется целый водопад из крови, но нет. Это не человек и процессы метаморфозы у него нечеловеческие. Стук сердца распространяется по всему телу, заставляя слышать его абсолютно везде, как и ощущать колебание каждой клеточки тела, что также отвечала на этот захлёбывающийся стук. Но что он получает от этого? Бежать быстрее он не сможет, тело уже было не пределе своих возможностей и, видимо, стоит только сбавить обороты, как оно вовсе обмякнет, окончательно обессилев, тем самым предав своего хозяина. Рваное пыхтение его раздавалось чуть ли не на весь этаж, потому спрятаться от кошмара наяву где-нибудь в темном углу, казалось бы, бесконечного коридора было до смехотворного невозможным. Но вот движение замедляется, тело заметно тяжелеет и тянет всей мышечной массой к полу, точно Марк мгновение очутился на глубине в более чем тысячу километров, где давление воды буквально обязано его разорвать на куски. Но на то есть причины. Дрожащие руки вытягиваются вперёд, кончики пальцев соприкасаются с холодной голой стеной. Тупик. –Не думай, что ты сможешь спрятаться от меня, Марк. - гремит некогда певучий голос, точно передается он сквозь старые неисправные динамики – Я чувствую твой страх.

***

– "Юноша, я повторяю вам ещё раз," - доносился голос по ту сторону телефона. – "Я понятия не имею, где находятся передние владельцы. Поймите, я всего лишь риэлтор. Я продаю и покупаю дома для людей, а не слежу за их дальнейшей жизнью после того, как они его купят!" – Я всё понимаю, просто, - будто оправдывался Адам, наматывая очередной круг по чердаку в ходе телефонного разговора. – Поймите, мне это жизненно важно. Если вы имеете хоть какую-то информацию о них... – "Всё, что я знаю, это то, что эта молодая пара была в разводе." - буркнул мужчина в трубку. – "Я лично их не знал. Мы не были ни друзьями, ни знакомыми, ни сватьями - никем! Да и вообще, всё, что произошло в этом доме, на самом деле, очень мутная история. Не ведаю." Немного помолчали. – "Надеюсь я утолил ваше любопытство?" Неприятно. Скребущее чувство вновь прокралось в его грудь. Беспокоило, будоражило, твердило, что всё-таки мужчина мог знать что-то ещё, но не то из-за собственной вредности, не то по другой причине просто не желал делиться этим именно с ним. Гнилой, черствый, противный..! Нужно держать себя в руках, в конце концов, возможно, этот человек в будущем ещё сможет ему понадобиться на иной фазе этого любительского расследования, что, впрочем, должно было подойти к концу именно сегодня. Именно здесь должна была быть поставлена точка в вечном вопросе: "Где же они?". И всё же, как бы не приходилось подстраиваться под различных людей, так и под различные моральные толпы, чтобы в итоге заполучить желаемое своей безупречной лестью, почему-то именно с сегодняшнего дня этого гнев, эта обжигающая ярость заполняла всё его тело. Желание облить человека по ту сторону телефона грязью, возможно излишне надуманной, было непреодолимо сильно. Кажется, кто-то уже давно забил на требования школьного психолога. – Адам, я.. - голос Маршалла был негромким, даже робко, будто за это безобидное действие сможет получить какое-либо наказание. Тот смотрит исподлобья как-то виновато и неловко, сжимая в руках какой-то отдельный лист из всей этой кипы документов и официальных бумажек. – Я думаю, что.. это тебя заинтересует. Тот недоверчиво нахмурился, лишь от неприятного терпкого послевкусия, которое ему оставил этот телефонный разговор, и протянул ладонь к документу. – Да. Утолили. Пробурчав это всё также недовольно и надменно, русый незамедлительно завершил вызов, попросту закрыв крышку телефона. Раз уж этот "джентльмен" не смог ему ничем помочь, то не было никакого смысла продолжать этот пустой разговор, где оба собеседования только и жаждут избавиться от необходимости обмениваться словами друг с другом. Расправив, сложенную в несколько раз бумагу, парень старался сосредоточиться на тексте, но из-за прежних негативных эмоций, готовых вылиться за пределы его головы, перечитывать первую строчку приходилось по несколько раз, чтобы наконец понять написанное. Голубые глаза раскрылись поистине широко.

───────────── Свидетельство о смерти. Линн Мюррей Гражданин США ██ июня 1968 умер(ла) 24/10/1992 о чем 1992 года октября месяца 25 числа составлена запись акта о смерти №█████ место смерти штат Висконсин, городской округ Мандела, резиденция Мюрреев место государственной регистрации Дворец бракосочетания города Мандела. дата выдачи 25 октября 1992 г. ─────────────

Дыхание перехватило. В это просто не верилось, по крайней мере юноша наотрез не хотел верить во что-то подобное. Он лишь исступленно пялился в лист бумаги своим опустевшим взглядом, в котором Иона, всё же был способен прочитать некую закипающую злобу. Казалось, что Адам вовсе впал в ступор и больше не способен делать что-либо из-за этого масштабного эмоционального потрясения. Лицо его, и без того бледное, от чего рыжие веснушки всегда казались ненастоящими, побледнело ещё сильнее, горло сдавило,а к глазам подкатили соленые капли. Невозможно, чтобы всё это было правдой. Невозможно... – То есть.. вся эта работа, - наконец процедил он, едва сдерживая свой дрожащий от ярости голос. – Все эти поиски .. всё это ради того, чтобы узнать, что они оба мертвы? Руки заполнила дрожь такой силы, что казалось, будто бы сейчас этот несчастный тонкий лист в его руках будет безвозвратно смят в один ком, что словно губка впитается в себя всю его боль, ненависть и горе. О, как же сильно он был готов возненавидеть весь мир сейчас лишь тому, что он действительно остался один. Его бросили. Оставили здесь совершенно одного в мире, где твои собственные ночные кошмары способны убить тебя, стоит им получше узнать твои страхи. До очередного приступа агрессии рукой подать.

***

Наверное последнее, что он мог сделать в этой матовой ситуации, это хоть немного, да побороться за свою жизнь. Наряду со всеми "удачными" стечениями обстоятельств, что и привели Хитклиффа к этой критической точке, ему вновь повезло. Пожарный щит. Как он вообще мог забыть о подобном? Впрочем, не время гадать, ведь через какие-то пару секунд это уже может не понадобится хотя бы по причине того, что мертвым оружие больше не нужно. В одно резкое движение он сорвал топор со стены, сжал его дрожащими руками и обернулся лицом к своему преследователю; вся спина его прильнула к стене, ведь на подсознательном уровне, первоочередно стоял инстинкт самосохранения, что заставлял чуть ли не на стену лезть ради спасения от надвигающейся опасности, и только после него стояло хлипкое решение постоять за себя. Марк прекрасно понимает, что это определённо не закончится триумфальной победой. Он умрет здесь. Сегодня. В этом не может быть никаких сомнений. Что ж, раз судьба его уже предрешена, что напоследок будет неплохо попробовать проявить себя так, как бы мужчина никогда и ни за что себя не повёл.

"– Ещё слишком рано опускать руки."

Что..?

"– Ты никогда не преодолеешь своего страха, если не встретишься с ним лицом к лицу "

Это.. не его мысли. Не его голос. Этот голос светлый, певучий и звучанием своим напоминал старую, но по-прежнему звучащую скрипку. Как же давно он не слышал его. А теперь это звучание заполняло голову, точно владелец этого голоса находится непосредственно близко к нему. Нет, это не мог быть альтернатив, это не могло быть такое грязное и пустое существо, это был он. Сам он. Может не лично, но это были отголоски того, что шатен смог сохранить в себе, несмотря на то, что большая часть этих раздробленных осколков в свое время были безвозвратно уничтожены амнезией. Он смог вспомнить всё, что только мог. И именно это сейчас даёт ему несчастные крупицы надежды на спасение.

"– Не ради себя, а ради близких."

Он поистине всегда был приверженцем философии о чудесном самопожертвовании во имя других, что местами очень сильно расходилось с его многогранным характером. Эта глупая мысль о всеобщем спасении, о том, что выстави он себя негодяем, то наказание минует реального преступника. В детском это казалось наивным желанием помочь, сильной эмпатией и переживанием за своих друзей. С возрастом эта привычка лишь тянула его вниз, с головой зарывая в нескончаемом чувстве вины за чужие поступки, что, кажется, и загнало его навсегда под пол.

"– Ради Сары, Марк."

И сколько же этим он приносил пользу другим. Согласитесь, никто в детстве не любит получать выговоры даже самые справедливые и обращённые непосредственно к поступку, в котором ты провинился. Казалось, что юноша и в правду идеален, раз даже после подобного самопожертвования он неоднократно показывал лучшую версию себя снова, и снова, и снова. И как водится во всех глубоких психологических фильмах, он никогда таковым не был. Он лишь хотел, чтобы о нём так думали, ведь "полюбить можно только идеал." Ох, несчастный, наивный Сезар..

"– Нужно только верить."

– Прекрати сопротивляться, Марк, и прими ту участь, которая тебе уготована. Шаги альтернатива стали громче, пока тот не остановился в считанных метрах от своей жертвы. Существо напоминало собой безобразно высокую фигуру, что по-прежнему отдаленно напоминала покойника Торреса: "волосы" никак не растрепались, точно были зафиксированы супер стойким лаком для волос либо просто состояли из единой массы, лицо его ушло в искусственную тень, с которой постепенно капало чёрное нечто, такое же чёрное, как и сама эта тень. Лишь глаза. Кровожадные, холодные, острые. С черными склепами и светящимся белым зрачком. Они смотрели на мужчину голодно, безостановочно, даже без перерыва на моргание. Весь облик этот внушал лишь одну единственную мысль: "Сегодня твой последний день." – Закончи это, человек. Закончи так, как это сделал твой обожаемый друг! - гремел уже окончательно искаженный голос брюнета, что уже больше напоминал гул, рёв зверя, ежели человеческую речь. – В твоих руках - путь к свободе. – Ты.. ты просто жалкое отродье! - торопливо, но неистово громко прокричал Хитклифф в ответ. – Тебе никогда не понять каково это! Тебе не ведомы ни человеческие чувства, ни эмоции.. ты лишь подделка.. – Открой свои глаза, Марк. Никто не придет тебе на помощь. – А мне.. помощь больше не нужна. Руки плотно сжали топор. Он чувствовал, как тело его заполняет адреналин и неведомое тепло. Оно растекалось во все концы, а источником своим считало именно грудь, сердце. Нет, это был не страх, что сковывал голову и мысли, это была первородная ярость. Ярость по отношению к тому, кто прикоснулся к святому. – Я сам спасу себя... со мной.. – Бог? - оно рассмеялось маниакально, чуть ли не захлёбываясь в собственном смехе. – Бога нет. Он давно погиб и никто не придет тебе на помощь. Пьянящая ненависть заполняла мысли и сердце, вытесняя липкий, ползучий страх, что связывал руки и ноги, не давая двигаться решительно. Но уж не сейчас. Ощущение , будто тело его покрывает пламя, словно благодатный огонь, долгое время скрываемый под его кожей, глубоко в груди, наконец вспыхнул так сильно, что смог выйти наружу. Глаз его, единственный, что способен функционировать, блеснул. В этом враждебном блеске даже человек сможет прочесть ту ярость, которая в одно мгновение охватила шатена. Сейчас он не боится. Ему не страшно, что он умрёт. Не страшно, что перед ним - его палач, палач тех, кого он когда-то любил. Не страшно постоять за себя. Он больше не боится того, кого больше всего на свете ненавидит, а самое главное верит в это. – Я буду бороться, пока ты не окажешься мёртв, понял меня?! Ты, дьявольское отродье! - голос Марка был также похож на рычание зверя, что уже решительно был готов к поединку. И он действительно был готов выплеснуть всю эту животную ярость с каждым взмахом топора в своих руках. Спины, теперь уже отстраненной от стенки, что-то коснулось. Теплое прикосновение всей пятерни подталкивало мужчину сделать шаг вперёд, начать действовать. И он вправду внезапно ощутил эту поддержку, что только сильнее, точно синтезировал, разожгла в нём волю к победе, к борьбе за свою жизнь. Альтернатив странным образом поднял взгляд за спину своей жертвы, точно устремив его в лицо кому-то. По лицу растянулась не человечки широкая, насмешливая улыбка. – Помогаешь ему? - глухо усмехнулся он, но слова уже едва поддавались расшифровке. Марк самоотверженно ступил вперёд и набросился на противника, замахнувшись топором как можно сильнее, чтобы вонзить его блестящее лезвие в плоть альтернативной твари, точно это хоть как-то нанесёт ему вред. Ведь если таких, как они, не берут пули, так почему должно взять это? Впрочем, сейчас было не до вопросов и размышлений, ведь перед глазами его стояла цель, возбуждающая воображение, как быка алая тряпка. Уничтожить. Отомстить. Восстановить справедливость. Закончить то, что началось ещё в далёкие девяностые годы. И, похоже, оба оппонента горели этим желанием. Когда топор впился в шею, у самого основания, где шея перетекает в плечо, оно издало рёв и безжалостно, одним взмахом руки, оставило рану от своих когтей на предплечье Хитклиффа, раздирая и клетчатую рубашку, и кожный покров, от чего по телу по клала горячая кровь. Больно. Дрожь прошла по ладоням, резкое желание бросить оружие и взяться за рану, лишь бы прекратилось это нестерпимое чувство. Но он по-прежнему сжимает рукоять. Дрожит, но сжимает так, будто он каменная статуя, а топор - продолжение этой скульптуры. Одним резким рывком вниз, он проводит огромную борозду по груди существа. Из оставленной глубокой раны начала стремиться густая черная жидкость, что, видимо, символизировала кровь в альтернативном, чтобы уж точно быть полной копией человека. Шатен согнулся, сжимая ослабевшими руками топор. Тяжело и больно. Дыхание неровное, по кончикам пальцев начинает разбредаться холод. Неужели он переоценил свои силы? Как бы он ни был уверен в чем либо, всё-таки чисто человеческий фактор по-прежнему был в нём. Желание выжить. В конце концов, он - человек, ему свойственны сомнения, решимость, страхи. Оно же не ведает ничего из этого. Стоило только мужчине опустить голову, чтобы взять себя в руки и продолжить бороться, отбросив в сторону все мешающие факторы в виде отвратительного аромата альтернативной крови и собственного кровотечения, существо решило не терять такой возможности и уже своими когтями нанесло удар снизу вверх. Секущий шрам прошел через слепой глаз, едва не разорвав веко. Марк вскричал от жгучей боли во весь свой ревущий голос. Состояние сравнимое лишь с агонией, но отличное тем, что он всё ещё может двигаться, а значит способен перенести ещё больше таких издевательств. Влажные алые следы уже пропитали закатанный рукав рубашки, по бледной щеке начали струиться капли крови, вместе с обжигающими ранение слезами, теряясь у подбородка в ухоженной щетине. Крестик, незамысловатый, деревянный крестик, что от активного движения вылез из-под воротника футболки, вновь начал ощутимо греться. Или мужчина уже начал бредить?

"– Главное верить, Марк."

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, - едва проскулив, начал бормотать он, смотря на монстра залитыми от слёз глазами. – Огради меня святыми Твоими aнгелы и всех святых Твоих... Альтернатив вытянулся, несмотря на ранение и насмешливо улыбнулся, наклоняя голову вместе со своей удлиненной шеей на бок. – О, только не говори, что ты действительно веришь, что он- – Помоги мне, недостойному рабу твоему, - уперто твердил Марк, сжав топор крепче. – Избави меня от всех навет вражиих, - шаг вперёд. – От всякаго колдовства, волшебства, чародейства.. - глаза его сверкнули вновь, точно пламя ненависти в нём разгорелось только сильнее. – И от лукавых человек... Шатен вновь замахнулся топором и вонзил его уже в шею твари, что в свою очередь, странным образом, начала беспокоиться. Когтистые руки его схватились за плечи Хитклиффа, стараясь его отстранить от себя. "Кожа", слегка сероватая, будто на выцветшей фотографии, начала пузыриться. Добыча больше не исходила привлекательным запахом страха, наоборот, от неё настало исходить зловоние - свет духовный, которого так не переносили отродья тьмы. – Да не возмогут они причинить мне некоего зла. – Прекрати это дело, человек! - ревел тот в ответ, в попытках заткнуть соперника. – Он тебя не услышит! Его давно нет! Открой свои глаза и ты будешь свободен, ну же! Вновь взмах топора. Лезвие проходит через шею с трудом, но если приложить ещё больше усилий, то существо наконец можно будет обезглавить. Нанесет ли это какой-нибудь урон? Ну, раз уж оно заволновалось из-за упёртых действий шатена, то, видимо, происходящее сейчас поистине серьезно. Невозможно, чтобы человек мог дать хоть какой-то отпор...! – Благодати Твоей отврати и удали всякия злые нечестия, - с придыханием продолжал он, дёргая рукоятью орудия. - Действуемые по наущению дьявола. – Молчи! Заливаясь рёвом вскричал альтернатив и вонзил свои когти уже в живот мужчине. Тот разом обомлел. Потерял дар речи и первые несколько мгновений находился в плывущем, неосознанном состоянии, когда всё тело разом перестаёт чувствоваться. Он изумлённо смотрел в лицо своего врага, из шеи которого по-прежнему торчал топор, чья рукоятка также по-прежнему была в его руках. Постепенно холодеющих руках. Казалось, что пальцы сейчас соскользнут с неё и наступит конец. Конец этой борьбе. Конец его недолгой второй жизни. От чего всё так? От чего он должен был так бесславно умереть? Белые светящиеся, точно два маленьких фонарика, глаза устремились на него. Нет! Нет! Это взгляд такого же существа, что находится на грани. Что способно погибнуть в любую минуту, стоит лишь продолжить борьбу! Это всё было не зря! С протяжным выдохом, Хитклифф втянул свою шею, от чего казалось, что он смотрит на некогда господствующую над его страхами тварь свысока и провел последний рывок лезвия, что выбило из существа предсмертный вопль, полный агонии. – Аминь. Тело обмякло, начало скатываться вниз, к полу, но вскоре, прямо в руках Марка, начало разлагаться. Только разлагаться не так, как это делают люди, где сначала сходит кожный покров, потом мышцы разъедаются паразитами, а после постепенно сходит с костей, а по-иному, так, как не видел того ещё ни один человек в мире. Всё тело, вся оболочка постепенно таяла, будто мороженое, превращаясь в такую же черную вязкую жидкость, какая струилась из его тела при каждом новом ранении. Этот мазут медленно стекал по ладоням, одежде, пока не оказался просто грязной жижей на полу, куда со звоном упал топор. Вскоре эта мерзость покрылась корочкой, иссохлась в прах, более не имея никакой возможности превратиться в прежнего могущественного монстра. Уму непостижимо то, что человек вообще смог дать отпор чему-то подобному. Казалось бы, такая новость должна радовать, вызывать триумф и гордость за самого себя, но увы, Марк больше не мог. По костям начал ползти холод, сковывать мышцы и движения, от чего рука, так отчаянно сжимавшая глубокую рану на животе, невольно соскальзывала прочь, не в состоянии сдержать обильного кровотечения. Сделав ещё пару шагов на дрожащих ногах, Хитклифф падает на колени и склоняется над полом. На языке привкус железа, с губ уже начинает течь кровь, а это значит, что осталось ему совсем немного. Неистовая боль, агония. Всё тело его трясет, из ран сочится кровь, с глаз текут слезы. Но он был доволен. Доволен тем, что сделал в своей жизни хоть что-то полезное, хоть и унёс это "полезное" с собой в могилу. Он спас тех, кем дорожил. И в этом состоял этот странный долг перед самим собой, перед своим прошлым я. Глаза закрываются.

***

По внутренней лестнице, звонким топотом разносятся торопливые шаги. Девушка спешит и даже не задумывается над тем, что таким образом может оступиться, прокатиться вниз по лестнице, пересчитывая все ступени лицом и костями в теле, и остаться на всю жизнь инвалидом. Сейчас самым важным для неё был он. Его состояние. Дверь на этаж, запертая на щеколду со стороны лестницы, распахивается. Сара с ужасом смотрит на ту картину, что ждала её полумраке. Свет от лестницы пробирался в темные коридоры этажа и осветили ей это кровавое месиво. Тело Марка лежало без чувств в луже из собственной крови, что уже не могла впитаться в ковролин, постеленный во всем помещении. Ей страшно. Она боится подойти лишь от мысли, что она не успела, что она снова подвела его, оставив совершенно одного в эту злополучную ночь. Почему всё так? Почему это чувство вины вновь накрывает её с головой? На дрожащих ногах она подбирается ближе, ступает в ещё неостывшую кровь, опускается на колени. Её ладонь проводит по голове брата, по его вьющимся локонам. Так наивно думать, что он сможет проснуться, но почему она продолжает эти глупые попытки? Почему же так больно? На щеках блестят маленькие капли слёз.

Сегодня ночью погиб Маркус Хитклифф, мужчина тридцати трёх лет, в результате схватки с альтернативом, где ему удалось выявить способ победить их. Прежде, он победил смерть, родившись заново, но лишь отдав свою жизнь он показал, что значит человеческая жертва во благо тех, кого мы любим больше всего на свете. Лишь перестав бояться, можно победить тех, кто питается страхом. Лишь по-настоящему поверив, можно одолеть тех, кто вышел из самой преисподней.

Покойся с миром, Марк. Наш друг, товарищ и старший брат.