Там, где всегда холодно.

Сегодня в школе было невыносимо жарко. Видимо местный комитет все-таки снизошел и наконец-то включил отопление в середине ноября, но, возможно, из-за частых жалоб на холод в здании — они решили не просто согреть людей, а запечь до хрустящей золотой корочки. Ну, чтобы наверняка. У Тигнари плохая переносимость жары. И когда он говорит, что она плохая, он имеет ввиду, что она вообще никакая. В средней школе на уроке химии он свалился в обморок из-за перегревания; в дошкольном возрасте, когда Тигнари поехал с родителями на пляж — он отключился спустя сорок минут пребывания в этом месте. Это только несколько случаев, но на деле же их гораздо, гораздо больше. Поэтому сейчас парень сидит в школьном туалете и умывается холодной водой. В следующий раз — он даёт себе слово — обязательно притащит компресс, в который нальет ледяную жидкость и засунет его себе под рубашку. Жаль конечно, что в итоге умывание хоть и работает: заставляет почувствовать себя свежее и немного остыть, но эффект держится недолго. И спустя минут десять-двадцать организм снова требует прохлады. Уже невольно возникает желание постоять всю перемену на улице, но держит риск простудиться. А болеть он не может. В этом полугодии Тигнари нужно исправить физику. Заходя снова в душное помещение, парень присаживается к себе за парту под задумчивый взгляд, что был так пристально направлен на Тигнари. Его товарищ всегда так смотрит. Внимательно и серьезно. Со спины, лица и шеи льются ручьи пота. Задница же в свою очередь вообще промокла насквозь — Тигнари боится оставить после себя мокрый след на стуле, настолько он вспотел. Ещё он уверен, что от него исходит не самый приятный запах, совершенно не задумываясь, как всем плевать на мускусный «аромат» Тигнари, потому что одноклассники сами пытаются не выходить каждые двадцать минут в туалет с желанием охладиться. Обычно учителя на перемене выгоняют всех из класса и открывают окно, оставляя помещение на проветривание. Все было бы так просто, если бы не сила батареи. Она настолько быстро погружает кабинет в жару, что остается только терпеть, умываясь собственным потом. Конечно же настолько жарко было только Тигнари. Остальные хоть и потели, но не так сильно, к тому же они точно не умирали от головокружения и жары. Сайно же вообще сидел впереди и спокойно писал конспект в тетрадь. И Тигнари ему завидует. Самой черной завистью, потому что как же было бы хорошо, будь у него не настолько чувствительный организм, например, как у Сайно. Начало перемены не сулит ничего хорошего. Учитель ускользает из класса под предлогом неожиданного совещания, оставляя ручку от окна у себя на столе. Класс у Тигнари не то что прилежный и послушный, скорее наоборот. Вот только был он до безумия пассивен. В конкурсах участвовать не стремился, олимпиады и субботники вообще каким-то чудом обходили стороной. Даже ждали до последнего дежурных, чтобы те записали на сколько человек накрывать стол в столовой. А забывали накрыть для «Г» класса постоянно. Нередко приходилось отнимать время на перемене для подачи пищи, чтобы школьники смогли наконец поесть. Было бы проще, если бы они изначально обратились с заявкой? Конечно. Однако, видимо, класс так не считает. Да что тут говорить, у прославившегося на всю школу «Г» класса была самая ленивая руководительница — Лиза Минчи. Наверное поэтому Тигнари знал, что у одноклассников и в планах нет открывать спасительное окно. Однако поток мыслей прервал Сайно, который стремительно взял ручку от райских ворот в поднебесье (не исключено, что при неосторожности одновременно в гроб) со стола. Он вставил ее в отверстие и повернул в правую сторону, открывая окно нараспашку. В кабинет ударила зимняя прохлада. Тигнари готов поклясться, что услышал несколько облегченных вздохов. Подойдя к окну и облокотившись поясницей на подоконник мученик наконец то почувствовал себя в порядке. — Жарко? — Уже лучше. Стоящий рядом Сайно смотрел на белые пейзажи, а его товарищ прикрыл глаза от наслаждения, ощущая на себе всю прелесть позднего ноября. — Почему бы тебе не отпроситься у фельдшера домой? Скажешь что жар. — Не могу. В школе еще долго будет стоять высокая температура, не буду же я каждый раз отпрашиваться. — Резонно. Пока затылок Тигнари щекотал легкий ветерок, словно холодным дыханием дуя прямо в темечко, Сайно отошел от комфортного места, а впоследствии вообще вышел из класса. Парень только мысленно пожал плечами. Конечно ему нравилось стоять и разговаривать с товарищем, но у того могли быть свои дела. Тигнари не в праве его задерживать. Жар постепенно спал, однако эти легкость и прохлада, что ему сменились ненадолго задержатся в измученном от высокой температуры теле, просто потому что через десять минут явится преподаватель и закроет окно, причитая о том, что так-то распахивать его на всю дверцу очень самонадеянно. Тигнари станет кем угодно, только лишь бы чувствовать прохладу, а не удушающий жар. Шаги по звуку приближаются к «самонадеянному» ученику, и он молится, чтобы это был не учитель. Он просто хочет еще немного постоять именно здесь и именно в этом моменте приятного одиночества. На подоконник — у руки Тигнари — приземляется что-то тяжелое. По крайней мере так можно судить по звуку. Прикрывая глаза, взгляд улавливает Сайно, а следом падает на это «что-то». — Это?.. — Бутылка холодной воды. Я попросил добавить в неё кубики льда. Это, конечно, не термос, но я постараюсь его принести завтра. Тигнари в непонятках смотрит на Сайно, а тот, словно ни в чем не бывало протягивает мороженое товарищу. Не увидев никакой реакции, парень закатывает глаза, берет Тигнари за ладонь и всучивает пломбир на палочке. — Это мне?.. — Кому еще? — Я как-то не ожидал даже… — Все хорошо, Нари. Я не хочу, чтобы мой друг страдал от жары. Если хочешь, могу принести сосульку. — Что?! — Тигнари вздрогнул и замахал свободной рукой перед собой, — Не нужно! — Ешь, — Сайно кинул взгляд на мороженое. Пломбир был очень холодным. Сладость приятно ощущалась на языке, постепенно тая во рту, оставляя после себя приторное послевкусие. Сайно, увидев как друг наконец-то начал есть купленное им мороженое, успокоился. Начал смотреть не с твердой решимостью и желанием запихать пломбир в рот товарища, а с мелкими искрами в глазах и с плохо скрываемым удовольствием. — Эм…а где ты его достал? Ну, я про мороженое. — Когда я ем — я глух и нем. А спустя минуту, под недовольный взгляд добавил: — Купил в буфете. Тигнари не привык получать чужую заботу, предпочитая заботиться о себе самостоятельно. Однако знать, что есть человек, который в случае чего поможет, отнесется с пониманием, не плюнет на чужое состояние в конце концов приятно. Особенно если это Сайно. Юноша, который не то что позаботится — он даже улыбнутся близкому другу почти не в состоянии. Он имеет образ отчужденного пса, одиночество ходит с ним за ручку и — Тигнари уверен — заплетает волосы в косички, потому что невозможно не трогать белые патлы, которые при свете солнца блестят серебром. Если бы Тигнари было дозволено, он бы обязательно коснулся их. Если бы позволил Сайно, то и расчесал. Аккуратно, стараясь не причинить боль другу и не навредить волосам. Хотя бы потому что Сайно им вообще самостоятельно вредит. И себе тоже. Ему плевать на собственное состояние, если понадобится — в огонь прыгнет, только бы успеть спасти какую-нибудь несчастную вещицу близкого человека. Вот такой он. И Тигнари находит это все жутко раздражающим, но также очень умилительным. В животе сразу становится тепло, щекам, в принципе, тоже. Так уютно и хорошо, что незаметно совсем, как быстро идет время. — Спасибо, — выдыхает Тигнари. Сайно только смотрит на профиль друга и молчит. А следом: — Пустыня, жара, знойный ветер разносит раскаленный песок, палящее солнце убивает все живое. Изможденный человек ползет по бархану и шепчет: «Сгущооонки!» А нет. Тигнари ошибся.