Испачканный фартук

Альбедо сонно переворачивался на другой бок — как вдруг случайно нащупал какой-то мягкий, на первый взгляд предмет, который находился на его кровати. Этот предмет привел его в чувства, из-за чего художник резко встал с кровати, но быстро пожалел о своем решении из-за потемнения в глазах. Вцепивишись в этот мягкий предмет, который вывел его из состояния транса и вернул в реальность, Альбедо медленно повернулся в сторону, где этот предмет лежал, и оказалось, что этоо мягкий на ощупь предмет не был предметом в общем, и даже больше, он не был предметом в целом. Это была полноценная рабочая рука его приятного аристократичного друга, который глядел на только что проснувшегося Альбедо с широкой улыбкой и каким-то взглядом, который даже чувственный мечтатель не смог бы с точностью охарактеризовать, но по взгляду было точно видно, что в глазах поселилось какое-то чувство, которое зародилось ровно в тот момент, когда эти глаза посмотрели на Альбедо. Сложно сказать, когда это было, но художник точно знал, что это чувство создаёт в его глазных орбитах целую Вселенную, которая крутиться и генерирует энергию для этого человека. Они настолько засмотрелись друг другу в глаза, что после того, как Альбедо первым оторвался от продолжительного зрительного контакта, в комнате, где они находились, повисло долгое молчание, потому что им казалось, что все, что им хотелось сказать, они сказали у себя в мыслях, глядя во Вселенную друг друга. — Скарамучча? Что ты тут делаешь? — Альбедо встряхнул головой, чем взбунтовал его головной шкаф с мыслями, в котором творился настоящий бардак. — Мы оба потеряли сознание, когда ты пытался остановить мою паническую атаку. — Все ещё не убирая улыбки с лица, лишь чуть ее ослабив, когда в предложении упомянулась паническая атака, Скарамучча встал с уголка кровати и под пристальным, детским, любопытным взглядом Альбедо, облокотился о стену спиной. — А что произошло потом? Сколько сейчас времени? — Альбедо суетливо поворачивал головой из стороны в сторону, взъерошивая и так не уложенные пряди. — Потом нас заметил официант, который в панике сообщил об этом дворецкому, который в это время дежурил в зале, а потом нас доставили сюда. Об этом мне рассказала медсестра, которая была тут рано утром. — Скарамучча выглядел так, будто добавил последний факт для того, чтобы скрыть то, что на самом деле он все это время был в сознании. Будто бы вспомнив, что забыл кое-что сказать, спустя паузу он дополнил,— Сейчас почти полдень. Альбедо с ужасом взглянул ему в лицо: — Как полдень? Разве бал был не поздно вечером? — Так и есть, сейчас уже следующий день. Родители не сразу сообщили залу о происшествии, лишь когда часы пробили следующий день, это где-то через час после того, как нас положили сюда. Мне так сказал дворецкий. Не знаю, верить ему или нет. — Скарамучча жестом изобразил раздраженный плевок. — Это получается тебе уже не...? — Альбедо замолчал на половине фразы, так как не знал до этого момента, сколько лет Скарамучче и искал глазами ответ где-то в комнате. — Семнадцать. — Горделиво закончил фразу юноша. — Тебе только семнадцать? — Альбедо сначала удивлённо, а после с игривой улыбкой посмотрел на своего друга. — Так я старше тебя оказывается, очень даже забавно. Из губ Альбедо невольно вылетел смешок. — О, да! Мастер, прошу, научите меня всему, я буду Вашим верным учеником! — Скарамучча засмеялся заливистым смехом и принялся элегатно и беззаботно шататься по комнате, как бы танцуя. Наблюдая эту картину, Альбедо неосознанно смеялся вместе с ним, а потом вообще так засмотрелся, что не заметил, как лицо Скарамуччи появилось напротив его лица. — Что у тебя с глазами? Они какие-то странные. Ты точно выспался? — Скарамучча без капли стеснения стал рассматривать глаза своего друга. — А что с ними не так? — Как зомбированный, Альбедо снова поневоле разглядывал зрачки Скарамуччи. — Ну... они какие-то странные. Не типичные для тебя. — Скарамучча заговорил каким-то голосом вовлеченного в дело ученого. — У тебя такие же. — Альбедо усмехнулся, продолжая завороженно смотреть в нутро его богатого товарища. — Что?! Я тоже болен? — Скарамучча резко отпрянул и стал трогать свое лицо. — Успокойся! Я тоже, получается, болен. Разве не здорово быть больными какой-то неизвестной болезнью, от которого не существует лекарства? — Альбедо рассмеялся. — Странное у тебя понятие о романтике. — Скарамучча недоверчиво взглянул на Альбедо, а потом резко снова появился перед его лицом и продолжил разглядывать зрачки. — Нет, знаешь, в этом что-то есть. Твои глаза похожи на смесь чего-то живого и не живого, а сверху как будто посыпано белыми цветами. — Скарамучча объяснял это так песенно, что казалось, он описывает картину великого художника, а не глаза. Альбедо, прослушав рассказ, попытался наложить это объяснение на зрачки Скарамуччи и был приятно удивлён, когда объяснение почти совпало. — А у тебя зрачки похожи на замезшую молнию и грозовое дерево, которые как будто сплетены друг с другом, где-то на заднем фоне звучит гроза. — Эй, это какое-то мрачное описание не находишь? — Язливо сказал юноша. — А твоя жизнь разве не такая? — С недопониманием взглянув на своего друга, ответил Альбедо. — Ну... да, тоесть, нет... нет. — Скарамучча замешкался. — Она мрачная, да. Но это слишком громкое понятие, поэтому не стоит гиперболизировать! С твоим появлением она стала ярче. — Скарамучча снова воздушно затанцевал по комнате. — Это... ммм... спасибо? Прости, я не знаю, как на это отвечать. — Альбедо был смущен, поэтому отвернулся от аристократа, чтобы тот не пошутил над ним. — Альбедо, знаешь, я понял, что не так с нашими глазами. — Вдруг задумчиво-романтично заговорил Скарамучча, — Мы правда больны, представляешь? Я и ты — все больны. А знаешь, чем? Это не связано с нашими глазами, погодой на улице или ещё чем-то таким материальным. Это связано с нами самими. Представляешь? А это все меняет. Мы с тобой сейчас глупы и безрассудны, живем в мире без фантазий и воли, мечтаем уйти куда-то в свой личный мир, придуманный нами, а эта болезнь все прогрессирует и прогрессирует, и даже лекарств нет. А ведь у этой болезни нет конкретного вида для развития. Он развивается везде и у всех. Даже мои родители были подвержены этой болезнью когда-то. Очень страшная вещь. А знаешь, почему она страшная? Она может убивать. Она может быть кровожадным убийцей, а может быть и невесомостью, дающей волю к полету. А ещё знаешь, как эта болезнь называется? Альбедо, мне кажется, что я влюблен. Это любовь, понимаешь? А влюблен я даже не в девушку, Альбедо, а в тебя. И ты тоже. Ты тоже влюблен в меня, понимаешь? У тебя такие глаза, как и у меня. Теперь умереть вместе от одной неизвестной болезни без лекарства звучит как правда, верно? — Скарамучча засмеялся так бархатно, что Альбедо на секунду почувствовал, что он взлетает. — А ведь все почему? Потому что мы юны и безрассудны. Альбедо понял. Он понял все. От каждого слова до каждого жеста и движения Скарамуччи. Он правда был влюблен. Он чувствовал, как его имя, сказанное этим нежным голосом, витает где-то в воздухе, что внутри него становится куда оживленнее, чем раньше, что его сухие деревья в саду наконец-то расцвели снова. — Скарамучча. — Чуть хрипло сказал Альбедо. — М? — Юноша смотрел в окно, повернувшись к художнику спиной, а после того, как услышал его бормочание, развернулся. — Давай поцелуемся. Прямо сейчас. — Альбедо поднял голову, и его лицо было подобно лицу при отчаянной молитве какого-то влюбленного музыканта, мечтающий о счастливой жизни со своей любовью. — О? Но я не умею. — Не уверенно ответил аристократ. — Я умею. — Альбедо соврал. — Ох, так ты правда мастер! — Романтичным тоном Скарамучча воздушно проплыл через комнату и, оказавшись возле своего уже возлюбленного, хихикнул себе в губы и прильнул к нему телом. Альбедо запаниковал, ведь он не знал, как это делается на самом деле. Да никто в этой комнате, где они были только вдвоем, не знал. Видя как его партнер, паникуя, ищет помощь в пустой комнате, Скарамучча хихикнул и, говоря уже приманивающе игривым шёпотом, проговорил сквозь смешок: — А я умею. Альбедо даже ничего не успел ответить, а уже был полностью одурманен манией любви, после чего лишь последняя не влюблённая клетка его разума поняла, что его обманули, после чего весь Альбедо был поглощен вирусом любви, а само тело стало управляться кем-то другим. Кем-то, кто был так же не уверен и не опытен, неловок и глуп, романтичен и свободен. Их тела переплетались в каком-то танце неизвестной одинокой балерины, которая находила отдушину в своих выступлениях. Она была влюблена в себя из-за чего каждое ее выступление было фееричным и воздушным. Так же и юноши, сплетившись в одно целое, танцевали какой-то неумелый балет, который был полон любви к своему делу. Они отдавались друг другу полностью, не оставляя здоровыми ни одну частичку своего тела. Все происходило так быстро, а на деле так медленно, что оба не заметили, как уже объединились в одну единую целую Вселенную, где были свои правила и законы. Не уверенные движения телом и сдержанность чувств в начале, а после, как художник, выплескавший в порыве ярости всю краску на холст, переход к более быстрому танцевальному ритму. Четкие, но плавные движения, которые делались сами по себе, звуки, которые дополняли друг друга и аккомпонимировали себе же. Мелодичные стоны, прикрытые руками, а после произосимые без сдержанности чувств, все это было мелодией, которая служила своего рода "генералом любовного полка" , который командовал ими, направлял и властвовал, но это было ничем иным, как вольным рабством. Они не сражались, а танцевали драматический танец убийцы и влюблённой в него дамы, которая отдавала всю себя своему мужчине сердца, пока тот не решил убить ее, но даже в момент смертельной схватки она продолжала любить его, пока острый клинок не пронзил ее сердце. Окончание спектакля обозначили всхлипы и смешки обоих, которые свидетельствовали о том, что, увы, выступление подходит к концу, а актеры не выйдут на бис. Закончив и полностью насладившись полнотой и насыщенностью момента, оба обессиленых героя легли на смятую кровать, от которой ещё не выветрился запах порошка. — На чистой кровати... — не успел договорить Альбедо, как тот повторно заснул.