Exposed

      Изуку пришел в себя так резко, будто включили лампочку. Сначала не понял, что именно произошло, но потом ощутил болезненное жжение в щеке, куда по всей видимости получил пощечину. Раскрыл веки, заплывшие от синяков и успевшие слипнуться за те несколько часов, что он провел в забытьи. Один глаз открылся едва-едва и видел совсем плохо, но и второго было достаточно, чтобы узнать его персональную мучительницу, Тогу Химико, которая наклонилась к лицу и улыбнулась так сладко, что свело зубы:       — Изуку-кун. Посмотри, кто к нам пожаловал.       Когда она отошла в сторону, с изумлением Изуку увидел перед собой Каччана. Тот тоже сидел на полу, с руками, связанными за спиной. Его икры обхватывала бечевка, потому что ноги были широко и неудобно раздвинуты, позволяя тому сидеть на пятках. Во рту у него был кляп, через который тот периодически гневно мычал. Стоило их взглядам пересечься, как алые глаза вспыхнули, высказывая все, что тот думает об этой ситуации. В целом, его положение ничем не отличалось от того, в котором находился сам Изуку, за исключением одной важной детали: Каччан был совершенно голым.       Светлокожее тело, покрытое синяками и порезами, казалось выставленным напоказ, а поза — откровенно двусмысленной. Изуку старался не разглядывать слишком тщательно, но все равно цеплялся глазами то за бицепсы, то за мышцы груди, не обходя стороной и идеальный пресс, достигнутый ежедневными многочасовыми тренировками. Не то, чтобы он не видел Каччана в душе или мужских раздевалках, просто сейчас тот оказался слишком близко и буквально притягивал к себе внимание. Не нужно было и говорить, что в геройских заметках этому телу посвящалась целая обширная глава, в которой Изуку многословно описывал свои восторги (в рамках полезности для боя, разумеется).       — Нравится? — шепнула Тога, обвивая его руками за шею. Светлые пряди пощекотали щеку. Изуку мгновенно покраснел и отвел взгляд как можно дальше. — Я знаю, что ты думаешь.       Губы коснулись пылающего уха, язык влажно очертил раковину.       — Вижу, как ты на него смотришь. Ну-ну, не смущайся, я чувствую твою любовь, — неожиданно она прикусила мочку, заставив дернуться, выдохнуть от резкой боли. — Поэтому была рада, что Бакуго-кун появился здесь, ведь могу ранить еще больше, заставить страдать… Ты ведь любишь страдать, а, Изуку?       Он замычал и задергался в ее объятиях, используя последние крупицы сил. За те несколько дней, которые он провел в плену, Тога забрала у него столько крови, что он едва оставался в сознании, что уж говорить о попытке сбежать. Но мысль о том, что подобное придется пережить и Каччану, открыла внутри второе дыхание, заставила отклониться назад и ударить злодейку. Их лбы столкнулись с глухим звуком, кровь потекла по волосам. Отодвинувшись и потрогав голову, Тога радостно захихикала.       — Ах, Изуку! Ты подарил мне миленькую гематому! Она расцветет и будет менять оттенки! Ты тако-ой романтичный!       Она благосклонно чмокнула его в висок и расцепила объятия, а потом, пританцовывая, закружилась по комнате — абсолютно пустой, не считая абстрактной картины на стене.       — Я приготовила кое-что горячее! Уверена, что тебе понравится!       То, что Изуку считал тенью, оказалось черной бесформенной кучей, которую Тога подняла с пола. Толстый моток лент, конец которого тащился за ней, словно змея. Встав позади Каччана, который все это время безмолвно наблюдал за ними, она предвкушающе улыбнулась и обнажила клыки:       — Будет немного больно.       Девушка накинула ленту на мускулистую грудь и дернула Каччана к себе так грубо, что ткань врезалась глубоко в кожу. Пытаясь избавиться от оков, тот изогнулся, зарычал, остервенело дергая руками и ногами, но все безуспешно. У Тоги был купирующий причуду наркотик и, кажется, она уже ввела ему приличную дозу. Замахнувшись, хлестко ударила того по щеке, потянула назад, словно гигантскую куклу, завязывая ленту сзади.       Изуку пытался сдвинуться с места, но все еще не мог справиться с тошнотой, что наступила с последним ударом. В отчаянии застонал, когда увидел кровь, стекающую от ленты вниз. Алые капли медленно двигались по ребрам, по животу, узким бедрам Бакуго, похожие на мазки красок на холсте. Тот дергался, путы стягивали его все больше, все новые кольца лент обхватывали тело. Загнанно и тяжело дыша, Каччан запрокинул голову, прекрасный в своем томлении, светлые ресницы трепетали, мышцы напряглись. Против воли Изуку снова начал любоваться им.       — Да, так, — возбужденно выдохнула Тога, кладя ногу на спину и заставляя того выгибаться еще больше. — Смотри на него. Не отводи глаза.       И он послушался: жадно разглядывал покрасневшую от трения кожу, розовые соски, наверняка твердые от холода, светлую дорожку волос на животе, который вдруг втянулся под его взглядом.       — Я знала, что тебе понравится, — шептала она. — Ты такой же, как я: обожаешь увечья и кровь. Только не на мне, а на нем, да, Изуку? Ты ведь любишь его?       Сами собой его глаза нашли глаза Каччана, расширившиеся от изумления и пылающие огнем, их обоих замкнуло друг на друге, как в электрической цепи. Тот смотрел на него странным чужим взглядом, наверное, осуждая даже за возможность подобного. До этого момента Изуку не задавался вопросом о своих чувствах, но услышав вопрос, сразу понял, что да, любит.       Тоге и не нужен был его ответ: она затянула последний узел и опустилась позади Каччана. Маленькие пальцы начали гладить напрягшееся тело, медленно проводили по шее, грудным мышцам, тем самым соскам, сжимая их и выкручивая. Изуку не мог не глядеть на это, не представлять свои руки и рот на безупречной коже. Фантазии будоражили сознание, опаляя жаром. Это разгорающееся пламя бушевало в голове и скатывалось вниз, закручиваясь в узел внизу живота. Пальцы Тоги продолжали играть с его воображением, мягко поглаживая живот Бакуго, проходясь чуть ниже, но не достигая члена, который… заинтересованно дернулся?       Алые глаза словно только и ждали, когда он поднимет на них взгляд. Невероятно, но в них все еще читался вызов, хоть его скулы и очаровательно покраснели, а дышал он хрипло и тяжело. С кляпом во рту, связанный и уязвимо расставивший ноги — тот оказался таким невыносимо развратным, что Изуку захотелось сжать себя через штаны и начать дрочить прямо сейчас. Тога глядела на него с извращенным удовольствием: ловила каждый звук, каждый прерывистый вдох и облизывала пересохшие губы.       — Ты хочешь его. Скажи, что ты хочешь его.       Если бы во рту Изуку не было кляпа, он бы точно застонал. Потому что ресницы Каччана затрепетали, тот запрокинул голову и резко вдохнул, крупно дрожа и сдерживая себя от того, чтобы не толкнуться вперед. Это Тога обхватила его полувозбужденный член и сжала — не настолько сильно, чтобы принести удовольствие, но достаточно чувствительно, чтобы хотеть большего. Изуку не мог отвести жадного взгляда и видел ответное внимание, алый блеск из-под дрожащих ресниц.       Ему вдруг невыносимо захотелось его поцеловать.       — Я знаю, что ты хочешь.       Пальцы сжались сильнее и начали двигаться по всей длине, постепенно наращивая темп. Каччан дышал рвано и шумно, до побеления сжимал кулаки, не отрываясь от глаз Изуку, цепляя его помутневшим, отчаянным взглядом, словно пытался сказать что-то без слов. Наслаждение строилось в нем с каждым резким движением, это было видно по дрожи, по отзывчивым бедрам, которые так и норовили подмахнуть, помочь. Изуку чувствовал, что может кончить только от одного этого вида, стояк болезненно упирался в ткань штанов. В какой-то момент тело Каччана задрожало сильнее, выгнулось в экстазе. Член выстрелил спермой, оставляя на полу белесые разводы, и Тога тут же убрала руку, вытерла ее об волосы парня, брезгливо скривив личико.       Изуку смотрел, как она вытаскивает кляп из его рта, и как тот облегченно выдыхает, но не говорит ни слова. Потом он и сам получил возможность говорить, но так и остался безмолвным, слишком на грани: все еще возбужденный, но начинающий получать неудовлетворенный откат.       И вместе с этим начали приходить мысли о том, что он теперь должен со всем этим делать. Поцеловав в щеку и дьявольски усмехнувшись, Тога оставила их наедине, наверное, надеясь подглядывать в какую-нибудь щелку в двери. Изуку и понятия не имел, что сейчас может сказать Каччану, как реагировать, когда все так запуталось. Очевидно тот видел, как откровенно он наслаждался предоставленным зрелищем и наверняка презирал за это.       — Чего раскис, Деку? — голос друга после секса стал бархатным и каким-то нежным. — Ревнуешь?       Подняв голову, Изуку посмотрел на него неверяще: Каччан, что… издевался над ним? Смело встречая растерянный взгляд, тот вдруг улыбнулся ему необычно мягкой и кривоватой улыбкой, от которой все глупые мысли испарились без следа.       — Ты так смотрел на меня, что я просто потерял голову. Блять, да я обкончался бы даже от рук Все-за-одного, если бы ты снова поглядел на меня так.       Услышав признание, Изуку завис с открытым ртом, щеки снова густо покраснели, а сердце гулко забилось.       — Как только выберемся, я собираюсь затащить тебя в постель и трахать целую неделю. Привяжу к кровати, чтобы ты отплатил за все годы френдзоны, когда я дрочил на тебя.       Изуку не знал, чему удивляться больше: тому, что Каччан, оказывается, испытывал похожие чувства и глядел так, будто он составлял весь его мир, или тому, что в скором времени собирался его трахать. Кажется, второе было более предпочтительно.