вечерний этюд

«Шахматный этюд – составленная шахматным композитором позиция, в которой одной из сторон предлагается выполнить задание (выиграть или сделать ничью) без указания количества ходов, необходимых для достижения этой цели. Скрытность и трудность решения этюда достигаются путём маскировки основной идеи при помощи вступительной игры и предоставления возможности активной контригры. Решение обязано быть единственным, трудно-находимым и должно производить художественное впечатление».

Мышь под подошвой растекается чернилами. Змея успевает убежать обратно в темные коридоры убежища. Только и остается, что слышать удаляющееся шипение шпионки. Рептилия напоминает о тех редких моментах, когда Саске рассказывал о жизни в Деревне Звука. Наруто знал куда больше подробностей, а Сакуре доставались обрывки, и то в них стоящих фактов – раз и обчелся. Саске вообще мало говорил с ней о себе. Уж тем более о его старшем брате она знала ни больше и ни меньше, чем все другие жители Конохи, и в первый раз увидела Итачи-сана, когда ей исполнилось шестнадцать. Сакура вспоминает, как слепило солнце в тот знойный день и толпу народа на площади. День инаугурации Данзо в должности Хокаге был необычайно жарким. Как бы Саске ненавидел жару, он был в хорошем расположении духа, а когда объявили начало церемонии, поспешил присоединиться к своему клану, хотя по возвращению из Деревни Звука особо не старался кичиться своей принадлежностью к Учихам. – Что это с ним? – Узумаки оттягивал ворот оранжевой футболки. Кимоно надеть его не заставишь. – Вроде как вчера ночью его старший брат вернулся, – объяснил Какаши-сенсей усталым из-за жары голосом. – Все-то вы знаете, сенсей, – подразнила Сакура, поворачиваясь к нему. Он только пожал плечами. – То-то Саске такой довольный ходит, – хохотнул Наруто. – А какой он, брат его? Спарринг с ним можно будет устроить? Сакуре показалось странным то, как напрягся сенсей. Будто бы пожалел, что вообще заговорил. К его везенью, объявили о начале церемонии, и ему не пришлось придумывать ответ, который не повлёк бы за собой новые вопросы. По толпе прошёлся шепот, после утих, и все застыли в ожидании. Сакура бросила любопытный взгляд в сторону Учих и подняла в удивлении брови. Саске всё пытался унять желание улыбнуться как мальчишка, но все же губы его изогнулись в детской улыбке, а потом на его плечо легла ладонь, и рядом с ним оказался высокий мужчина в летнем кимоно синей расцветки. Она не видела его лица, но была уверена: это и есть Учиха Итачи. Иначе почему Саске раздраженно не скинул руку? Площадь взорвалась от аплодисментов. Сакура будто ото сна пробудилась и повернулась к сцене, где стоял Данзо Шимура и приветливо, если так можно было сказать, улыбался. Какаши-сенсею он не нравился, а другой характеристики на него не было, потому Сакура не знала, как относиться к неожиданному назначению Данзо. Разве что с подозрением, как и к любому другому шиноби, оказавшемуся по ту сторону. – Скукотень, – выдохнул Наруто, подавляя зевок. Сакура переглянулась с ним и подавила смешок. Не то слово. – Теме сейчас не вытянешь к озеру. Пойдешь со мной, Сакура-чан? – Если сенсей согласится, – она знала, условие было невыполнимым. Наруто надулся и больше с ней не заговаривал. Когда Шимура сошел со сцены, все как по команде встрепенулись – и площадь загудела. Сакура выглянула, не образовалась ли давка, и приметила макушку Саске. Как и все другие Учиха он следил за порядком, в любую минуту готовый оказать помощь. Коротко помахав ему, она показала знаком, что с их стороны все спокойно. Саске кивнул, после нахмурился. Что-то привлекло его внимание. Промелькнувшая тревога на его лице настораживала. Её заметил и Наруто. – Что-то не так, – подтвердил их беспокойства Какаши-сенсей и четким приказом остановил Узумаки: – Мы не вмешиваемся. Учихи сами справятся. В конце концов, – послышался то ли вздох сенсея, то ли мрачная усмешка. – это они поддержали кандидатуру Данзо. Учиха на своих постах перегруппировались, перекрыли выход на юго-западе и перенаправили поток людей. Хьюга на том конце стояли в сторонке, а клан Яманака перешептывался, некоторые из них даже посмеивались. Нара на площади уже не было. Похоже, ушли раньше положенного. Клан Сарутоби тоже нигде не видно. Было это заговором против Учих и назначенного Хокаге или нет, Сакура спрашивать у сенсея не стала, оставив мысли при себе. В поисках Саске она прошлась быстрым взглядом по толпе и в оцепенении застыла, не в силах отвести глаз. В последний раз внутри так холодело после встречи с Орочимару, за тем исключением, что внимание санина было направлено на Саске, а этот незнакомец в синем кимоно смотрел куда-то сквозь неё, там где стоял Хатаке Какаши. Когда она моргнула, темноволосый мужчина исчез из виду, а вместе с ним будто спала густая пелена тумана. – Кто… это? – пролепетала она. – Вряд ли ты с ним когда-либо пересечешься снова, – как-то зажато произнес сенсей. – И все же… кто это? Серые глаза Хатаке всматривались вдаль, а брови свелись к переносице. – Я должен идти, – он взлохматил волосы Сакуры и ушёл прежде, чем она могла запротестовать. Какаши-сенсей оказался прав. Отчасти. Четыре года спустя их пути все же сошлись. Сакура неохотно вспоминает предзакатное вечернее небо и весеннюю сырость прошлого года. Как сейчас слышит шаги монахов в храме. Смотрит на табличку с именем отца и кланяется один раз, затем второй и третий. На четвертый – она не разгибается, так и остается, уткнувшись лбом в пол. Мышцы уже сводит судорога, Сакура бездумно поднимается и морщится от боли. Но что-то продолжает её удерживать на месте, иначе она прошлась бы щекой по дощечкам пола. Перед глазами прыгают радикалы имени отца, и при мысли о табличке с именем матери все тело охватывает липкий страх потери и одиночества. Постепенно Сакура приходит в себя. Она чувствует, как чья-то рука сжимает её правый локоть, и только эта сила не даёт ей пасть. Поднимает глаза и в знакомом оцепенении перестает дышать. Человек даёт ей достаточно времени, чтобы она привела мысли в порядок и уняла дрожь в теле. Первое впечатление о нём – ничто иное, как необъяснимый страх, но проходит секунда за секундой, и Сакура больше не чувствует того, что так заставляло сердце сжаться в испуге. Будто прошедшие четыре года немного, но смягчили его. Мужчина разжимает пальцы, удостоверившись, что она твёрдо стоит на ногах. Затем в знак уважения к усопшему он кланяется один раз. Сакура настороженно наблюдает за этой картиной. – Вы, – хрипло начинает. – вы знали моего отца? – Нет. Но я знаю вас, Харуно-сан. – Не… не думаю, что мы знакомы, – её взгляд затуманен от не успевших высохнуть слёз. – Точнее сказать, я о вас наслышан, – Будь они знакомы, она могла бы узнать голос мужчины. – Вероятно, и вы обо мне что-то да слышали. – Наверное… – мысли её сейчас далеки от всякого рода загадок, они вялые и вымотанные, но когда мозг все же находит зацепку, от былой растерянности и потерянности нет и следа. Сакура выпрямляется и отчеканивает: – Долг будет уплачен. Нет надобности напоминать об этом каждый раз, появляясь то тут, то там, и посылая своих прислужников. – Вы верно подметили. Долг будет уплачен, – профиль мужчины проясняется перед глазами. Сакура странной мыслью думает о его схожести с Саске или каким другим Учиха, но это предположение столь безумно, что оно тускнеет, не успев зажечься яркой звездой. – Сегодня. Завтра. Или спустя месяц. У меня полно времени. Чего нельзя сказать о тех, кому должна ваша семья. Подобно стервятнику он кружит вокруг и выжидает, когда Сакура проявит интерес. Он осторожен. Не хочет спугнуть. Среди всех мест, где Сакура может оказаться, он выбирает именно то, где она наиболее ранима, безоружна, раздавлена. Отчаянна. Язвительность Сакуры так и остается на кончике языка. Странно, как затихли монахи. Слышно лишь то, как журчит тсукубаи. Небо темнеет, а никто так и не зажёг фонари. Разглядеть черты лица мужчины все сложнее. Сколько ему лет – так сразу и не скажешь. Манерой речи не отличается от тех же Хьюга. Не похож на кредиторов отца, те нахальны и далеки от правил приличия. Поминать умершего поклоном они не стали бы. Сакура отмечает и выглаженное синее кимоно. Ткань дорогая. Пошив наверняка делал искусный мастер. – Чего вы хотите? – она не собирается ходить вокруг да около. Пусть Шизуне и отослала её подальше от госпиталя, от тревоги Сакуре нигде больше нет покоя, кроме палаты матери. – Заключить сделку. – Вам бы для начала представиться, – и не подозревает, что это последний раз, когда она смеет разговаривать с ним в столь резком тоне. – Мое имя не так уж важно, – он зажигает одну палочку, и просторную комнату наполняет запах ладана. Есть что-то мистически необъяснимое в его движениях. Или это её навалившаяся усталость рисует то, чего нет. – Моё положение в обществе скажет вам куда больше. Удивительно, как терпеливо Сакура ждёт, что будет им сказано дальше. Для него происходящее, быть может, одно из множеств разных задач, а для неё – его появление подобно цунами в Стране Ветра, где нет ни единого моря. Стихийное бедствие где-то вдалеке, оно только надвигается, но уже даёт о себе знать. – Прошло не так много времени с тех пор, как я стал главой клана Учиха, – вот цунами преодолевает береговую линию, еще немного и снесет крыши домов, затем перейдет к скале Хокаге. – Довольно-таки скучное занятие, скажу я вам. Назвать управление сильнейшим кланом Конохи скучным занятием все равно что проявить свое высокомерие. Именно такими, тщеславными и горделивыми, были Учиха на взгляд Сакуры. Если в Саске ярко проявляется гордость, то в его старшем брате – высокомерие. Однако она ошибается: Итачи-сан действительно находит скучным компанию Учих. Быть может, масштаб их проблем и вопросов вызывает небывалую скуку. Там, за пределами Конохи, куда интереснее. Она думает о том, что об этой встрече скажет ей Саске, а он явно не будет в восторге, когда вернётся. Вроде как Наруто говорил, Саске отправили на долгосрочную миссию в Страну Волн. Как удачно его брат подгадал время. – И что же в этом такого скучного? – она откровенно фыркает. Месяцы спустя матушка на такую грубость подожмет губы, запрёт её в комнате в качестве наказания и лишит ужина, чтобы закрепилось в памяти. – Думаю, скоро вы узнаете о клане Учиха гораздо больше, – он преподносит всё так, словно быть Учиха легко и просто, а то, что будет им предложено, не таит опасностей. Ему есть с чем сравнить. Одну преисподнюю с другой. – Я решу вашу проблему с долгом. Раз и навсегда. Взамен попрошу лишь одно. Нет надобности смотреть ему в глаза. Достаточно того, как убедителен его голос. Сакура вспоминает мальчишескую улыбку Саске и то, каким счастливым он был увидеть брата. Не может же тогда Учиха Итачи быть плохим человеком. За все годы дружбы с Саске, она ни разу не слышала дурного слова об Итачи…сане. Если ему доверяет Саске, то и она может поверить. Ведь так? – Что такого есть у меня, чего нет у главы клана? – Молодой госпожи Учиха, – он чётко обозначает её роль. Ему не нужна жена, равная ему супруга, уж тем более возлюбленная. – Но об этом и нашей сделке позже. Здесь я для того, чтобы помолиться за здоровье вашей матери. Из всех угроз, что она выслушала за последние дни от кредиторов отца, Итачи-сана – самая ощутимая. Ничего не было сделано, чтобы внушить страх. Напротив, он вежлив и внимателен, да и угроза его завуалирована. Но именно поэтому Сакуре становится по-настоящему страшно. То, что скажет дальше Итачи-сан, превращается в отголосок воспоминания. Всему виной оглушительно-ослепляющая головная боль. Она накатывает разом. Сакура рассеянно смотрит по сторонам: заброшенное подземелье Орочимару, вокруг ни одной души, а небо – завораживающая красота из оттенков розового и оранжевого. Она ждёт, когда боль утихнет, и можно будет рассортировать события прошлого, определиться, какие из них – её настоящей, а какие исчезнувшего клона. Полёт на птице вместе с Саем, короткий разговор с матушкой, поспешный побег из особняка Учиха в госпиталь, тяжелая смена и обед вместе с Киёко – всё это будто и вправду было с ней. Точнее с её точной копией. Сакура облегченно выдыхает. Того, что она опасалась, не произошло. Никто не заметил её подмены. Однако головная боль не прекращается, и когда Сакура забирает кандзаси у ювелирного мастера, и когда накрывает ужин для Микото и Фугаку дрожащими от волнения руками, и когда сёдзи плотно задвигаются матушкой, и Сакура остаётся одна в комнате. Удивительно, как ужин ещё остаётся в желудке. Неужели настойка матушки так хороша? Конечно же, Микото заметила её тревожное состояние, но задавать вопросов не стала, лишь поставила перед ней пиалу с каким-то разведенным раствором. Как и сын, она действует осторожно. Наблюдает и делает выводы. Иногда кажется, Микото Учиха лишь подыгрывает старшему сыну, позволяя ему действовать, как ему того хочется. В конце концов, она его мать. Возможно, таким его сделала она. Только проект вышел слишком удачным, до того прекрасным, что ужасал. Легко представить, как пятилетний Учиха Итачи послушно кивает наставлениям матушки: «Итачи, с этого дня ты – старший брат. Сила и опора для Саске. Ты должен любить и защищать его». Этот мальчик, будущий глава великого клана, бережно берёт сверток на руки и в трепетном волнении заглядывает внутрь, откуда на него смотрят сонные глаза его младшего брата. Пятилетний ребенок не понимает всей гаммы переполняющих его чувств. Там и счастье, и любовь, и нежность, а ещё безотчётный страх потери, который навсегда закрепляется в сознании. Гамма этих чувств проносится через года. Прекращаются войны, скрытые деревни объявляют перемирие, наступают перемены в клане Учиха, меняется и сам Итачи-сан. Он больше не добрый ребёнок с чистыми помыслами. Он скучающе наблюдает за передвижением фигур на его шахматной доске, иногда переставляет фигуры сам, иногда вовсе избавляется от них. Лишь одно остаётся неизменным – его любовь к младшему брату. Пожалуй, единственное, что ещё удерживает его на этом свете. Сегодня он позволил ей мельком глянуть на его шахматную доску. Показал, на какой клетке находится она, открыл ей тайну, когда придёт час избавиться от выкрашенной в розовый фигурки из ствола вишни. Но где сейчас фигурка из дуба, покрытая темно-зеленым лаком, цветом клана Нара? Как давно она там? Сколько уже сделала шагов? Как именно Итачи-сан разыграл её? «Будь вашим любовником кто-то другой, такой выгоды я бы не получил». Итачи-сан что-то сделал. Он ему что-то сделал. Он… возможно, наказал Шикамару. Так, как умеет только он. Стеклянными глазами Сакура смотрит на футон мужа, но разве сможет кусок ткани ответить на её вопросы? Рассеять подозрения? От усталости – и физической, и умственной, и моральной, – глаза сами закрываются. В сознании только теплится решимость. Получить развод и спасти фигурку из дуба. Если ещё не поздно.