Арахна

Полгода спустя. Не всем шрамам суждено затягиваться, но тем не менее, от некоторых из них остаются лишь бледные следы. Чьи-то души страдают от повреждений, чьи-то тела с трудом прячут отпечатки кошмара. Нельзя точно определить, какие шрамы и раны страшнее, но одно ясно, как белый день: их наличие и история обязательно оставляют свой след на сознании обладателя. Никто из нас не забыл о том, с чем столкнулся. Джоэл не забудет про смерть дочери, спасение Элли, нападение Эбби. Томми — про то, как предал брата, был с «Цикадами», получил навеки страшные увечья. Элли не забудет про то, как потеряла лучшую подругу, крышу над головой, лучшего друга, чуть ли не осталась одна после стольких лет выстраивания хрупкого подобия семьи. Я — про то, как оказалась отрезанной от прошлой жизни из-за череды смертей, раз за разом спасала близких, боясь одиночества и траура, открыла для себя будущее, о котором не могла и мечтать. Никто не забудет о своих главных шрамах, ничто не будет стерто из памяти. Но мы сможем оставить это позади, смириться, чтобы жить дальше. Наконец-то это простая истина дошла до каждого из нас, возвращая всё на круги своя и возвращая положение дел в нужное русло. Теперь, глядя на лица друг друга мы вспоминали не худшие из худших моменты, кровь, размазанную по лицу и потрёпанный, измотанный как физически, так и морально вид. Изо дня в день мы видели друг друга отдохнувшими, посвящали разговоры мелким бытовым вопросам, а если и спорили, яро доказывая правоту, то не говорили о чём-то глобальном, прибегая к крайностям. Мы не судили о жизни и смерти, ведь, по сути, в этом не было необходимости, когда спор идёт о количестве приготовленных на зиму консервов. Меры осторожности и режим повышенной безопасности остался, но никто больше не ждал нападений, новых схваток, обнаружения предателей или умышленных терактов со стороны ВОФ. Прошло достаточно времени, чтобы все забыли об этой истории, возвращаясь к размеренной жизни. Только мы, конечно же, не забывали. Чета Миллеров будет вспоминать это десятилетиями, а воспоминания не потеряют былых красок. Однако на передний план вышли совершенно другие заботы, события и планы. Шло двадцать шестое сентября и двадцать пятый год со дня падения цивилизации. Двадцать пять лет, как разновидность спорового гриба под названием Кордицепс заразила первые овощные и злаковые культуры, первого человека, распространилась по Азии, Европе и Ближнему Востоку, достигла штатов США — Остина и Техаса, а после за считанные дни поразила весь оставшийся мир. От мысли о том, что уже двадцать пять лет, четверть, мать вашу, века, я живу в умершем мире, каждый раз уберегая свой зад от любых неприятностей, становилось не по себе. И всё чётче вырисовывались мысль о том, что я действительно живу, а не выживаю, ведь все ключевые события моей жизни пришлись на время эпидемии. Совершеннолетие, смерть последних членов семьи, первая настоящая дружба, первая работа, первое убийство, первая любовь. Всё это яркими вспышками всплывало в сознании, разбавляя тот мрак, который декламировал окружающий мир. За эти долгие двадцать пять лет я столько раз была на пороге между жизнью и смертью, что не сосчитать. Но вот я здесь: в Джексоне, в лаборатории, с книгами в руках и мыслями о том, как пройдёт мой ближайший вечер. Мы не имели права горевать о трагедии в эту годовщину, да и не планировали. В этот знаменательный день, перечеркнувший все планы человечества, ещё и родился Джоэл. Конечно, парой десятков лет раньше, но тем не менее, в этот же самый день. Двадцать шестого сентября. Каждый год это не было чем-то особенным. Никогда не было какого-то особенного праздника, поддающегося огласке, дабы не возмущать тех, кто действительно предпочитал траур. Элли заходила поздно вечером, поздравляя и периодически принося какие-то безделушки. Она никогда не задерживалась и не находила слов, но хотя бы не забывала про его день рождения. Мы же ежегодно перетаскивали телевизор в спальню, накрывая перед ним стол и наедаясь так, как не делали даже на Рождество. Не то чтобы Джоэл был особым энтузиастом, но во мне всегда жила необходимость показывать ему, что этот день действительно важен и не должен быть отодвинут на второй план. В этот раз всё планировалось иначе. Может, потому что настоящим счастьем было то, что Джоэл сумел выбраться с того света и встретить очередной день рождения. А может потому, что мы впервые стали по-настоящему близки и едины. Я и Джоэл, Томми и Мария, Элли и Дина, Томми и я, Элли и Джоэл, и прочие-прочие. Наконец-то в картину были внесены последние штрихи, и мы действительно могли называть себя таким словом, как семья. В большинстве своём мы были разной крови, но в наших реалиях это не имело значения. Главное то, что благодаря друг другу мы не были одиноки. Сегодня ни Томми, ни Джоэл не вышли на работу, начиная приготовления к праздничному ужину на шесть вышеперечисленных человек. Мария не могла оставить своих дел, Элли проводила день с Диной, помогая на ферме, а я вырвалась на несколько часов в лабораторию. Но даже находясь в ней, в привычной атмосфере и всё с теми же бумажками, вместо мыслей о сыворотке я допускала мысли о подарке. Я понятия не имела, что дарить человеку, которому, казалось бы, я уже подарила всё, что можно было придумать. К тому же, после Сиэтла я ни разу не выбиралась наружу, так что не могла добыть чего-либо стоящего, необычного и экзотичного. Только хлопок двери и стремительные шаги к моему столу спасли меня, будто бы дозволяя отложить дневник с записями и хоть на что-то отвлечься. Переведя взгляд, я сразу увидела перед собой Элли, выхватывающую мой дневник из руки и начинающую читать записи. — Это неприлично, — подметила я, выпрямляясь и разминая затёкшую шею. — Там могут быть записи о моём любовнике или душевных терзаниях. — На тебя не похоже. Куда вероятнее обнаружить там записи обо мне, — произнесла Уильямс, не отрывая взгляда. — Ты занимаешься этим уже пару месяцев, но не рассказываешь, в чём дело. Так вот, в чём дело? — Я надеялась, что мы поговорим о чём-нибудь более приятном. — То есть, ты работаешь над чем-то неприятным? — зацепилась девушка, вопросительно изгибая бровь. Обречённо вздохнув, я поднялась с кресла, демонстративно и крайне выразительно выхватывая свой дневник, захлопывая. Присев на край стола, я оглядела любопытную девушку, норовившую поскорее узнать всё про иммунитет, ведь до этого дня я кормила её отговорками. В самом деле, после умопомрачительного прорыва в нашем с Джейн исследовании, всё пошло весьма гладко и монотонно. Мы быстро нашли ответы на свои вопросы, пусть и не самые утешительные, но пока не распространялись. Джейн уже стала выводить формулу идеальной сыворотки, чтобы подготовить первую порцию. Почему мы не говорили об этом? Потому что показались бы сумасшедшими учёными, которые ходят по тонкому льду. — Отвечу сразу на все вопросы. Нет, у тебя нет иммунитета, только видоизменённая споровая инфекция, которая не погубит тебя ещё ближайшие двадцать лет точно. Нет, никакой вакцины не будет. Да, будет альтернатива — сыворотка. Как её применять? Дождёмся первого случая заражения в общине и проверим, — нейтрально рассказала я, зачёсывая волосы назад и глядя на реакцию девушки. Никакой реакции не следовало. С самым обычным выражением лица она смотрела то на меня, то в блокнот в моих руках. — И ты так долго молчала об этом? Всё так просто? — Я не молчала, а перепроверяла. Не думаю, что кто-то погладит меня по головке, если мы нечаянно сотворим нечто более страшное, чем уже существующий вирус Кордицепса, — парировала я, удовлетворённая тем, что Уильямс не разыграла трагедию из-за осознания собственного заражения. За то время, сколько существовала теория об отсутствии иммунитета, она, казалось, уже смирилась и подготовилась к этому. — Так чем займёшься в ближайшие двадцать лет? — Ну…материнством? — почесала затылок девушка, неловко отводя взгляд. Будто бы в этом было что-то постыдное. — Нужно сообщить Джоэлу о твоём заражении, — напомнила я. — Только не сегодня. Это всё испортит. — И о материнстве, Элли. Прошло уже много времени. Ему пора бы узнать. — Знаю. Мы придём с Диной. Она будет в водолазке. Я удовлетворённо кивнула. Всё то время, что я тянула с подтверждением наличия заражения, Элли тянула с беременностью Дины. По неизвестным причинам мы молчали, ничего не говоря Джоэлу, будто бы уберегая его от потрясений. Но дело было в том, что он в этом не нуждался. Мы сами не могли побороть в себе эту аккуратность, зародившуюся в нас в тот день, когда мы впервые допустили мысль о его потере. Но нельзя скрывать очевидные вещи слишком долго. Элли настоятельно рекомендовала Дине не общаться с Джоэлом на тему их отношений, не одевать слишком облегающую одежду, не намекать и не давать подсказок. Уильямс оттягивала этот момент до последнего, будто бы не зная, как сообщить опекуну о беременности своей девушки, даже не представляя, какая может быть реакция. Но живот Дины уже знатно округлился, пусть для большинства это и было незаметно. Я взглянула на часы, висящие прямо за мной. Если мы хотели успеть ко времени, которое именинник сам назначил, то могли уже начинать собираться на выход. С огромным облегчением я скинула с себя медицинский халат, полностью пропахший хлоркой и складом с медикаментами. — Придумала, что подарить Джоэлу? И что хорошего сказать? Исключительно хорошего, — вопросила я, выразительно произнося последние слова. — Не волнуйся, я уже подросла и научилась выдвигать праздничные речи. Помню, был день рождения у кого-то из наших, из патруля. Так я такую речь двинула, что мне ещё полгода припоминали, — рассказала Элли, гордо задирая подбородок и придерживая мне дверь. Сегодня я была в лаборатории одна, так что выключила весь свет и заперла оборудование на ключ. — Хочешь сказать, дело было не в количестве выпитого? — изогнула бровь я, убирая связку ключей в задний карман джинсов. — Может и в этом, — усмехнулась Элли, пожимая плечами. Общаясь со мной на подобные темы она никогда не стыдилась своих бунтарских похождений, воспринимая меня скорее как подругу, нежели воспитателя и зная, что я не начну разбрасываться морально ценными уроками. Меня это не удивляло, ведь моё взросление и подростковый возраст прошли в компании Кассия и рано приобщили меня к взрослым проблемам и развлечениям. — Дина сказала, что принесёт кое-что. Мы нашли это снаружи и были удивлены. Думаю, ему понравится. Джоэл любит всякое такое. — Заинтригована. — А ты? — Ничего. Понятия не имею, что ему может быть нужно помимо ковбойской шляпы, гитары, плазмы и годового запаса рубашек и муки, — откровенно ответила я, глядя по сторонам и замечая тени медбратьев, которые останутся дежурить на ночь в лазарете. — Потом как-нибудь сочтёмся. — Мерзость, — поморщила нос Элли. — Я не сказала ничего такого, юная леди с беременной девушкой, — театрально возмутилась я, толкая её в плечо и вырываясь на улицу. Вместе мы отправились к нам домой, гадая, что Миллеры умудрились приготовить из того скупого набора продуктов, на который мы сумели заработать в этом месяце. Томми всё ещё продолжал жить в нашем доме, так что вносил свои карточки в общее число, будучи обязанным питаться вместе с нами. Когда Томми только поселился к нам, становясь новым объектом внимания и заменяя Элли, я и подумать не могла, что он задержится так надолго. Не то чтобы мы часто обсуждали, что служит этому причиной, но иногда они сами проскальзывали во время болтовни между строк. Первое время Томми правда пытался найти подход к Марие, гордость которой была задета решительностью и самостоятельностью мужчины. Однако этого не было достаточно. Частично восхищающей меня Марие требовалось, чтобы Томми вновь подстроился под её взгляды и решения касательно многих управленческих вопросов, но только-только вышедший из-за её влияния Миллер был не готов возвращаться к таким устоям. Конечно же, он не был жертвой манипуляций или же обесцененным членом семьи, однако его жена явно придерживалась строжайшего матриархата. Гордость и непреклонность мнений мешала этим двум взрослым баранам вернуть прежние отношения. Но почему-то со временем Томми стал переносить всё на свои увечья, частично изменившие его облик и образ жизни. Миллер-младший действительно стал немного другим: ещё сильнее отросшие волосы едва начали седеть, вместо глаза на лице красовался дряблый шрам, заметная хромота ноги и углубившиеся морщины компенсировались увеличившейся мышечной массой. Томми много занимался, стремясь приблизить подвижность ноги к утерянной. Мужчина действительно допускал мысль, что женщину вроде Марии может пугать нечто вроде шрама и хромоты, в чём он ошибался. Однако никто, включая меня, в это не лез. Я давно для себя решила ни к кому не лезть и не сталкивать лбами. Ни Томми с Марией, ни Джоэла с Элли, ни кого-либо ещё. В самом деле, в жизни с Томми были и свои плюсы. Приходя домой мне вовсе не нужно было заниматься чем-то против своей воли, ведь Джоэл любил проводить вечера на кухне, а Томми считал отличной платой за проживание уборку по дому. Если вдруг что-то ломалось, текло, сыпалось или заканчивалось, то любая проблема устранялась в два раза быстрее, ведь в доме жило два рукастых Миллера вместо одного. Томми отличался от старшего брата простотой, незамысловатым чувством юмора, лёгкостью подхода и доверчивостью. Порой его мнения и решения служили для нас глотком свежего воздуха. Если за ужином я говорила, что хочу открыть новый маршрут, то Джоэл говорил, что к этому нужно основательно подготовиться, трижды подумать и отправить разведку. Томми же поддерживал решение, говоря, что идея стоит внимания. Если Джоэл искал в фильме или песне сакральный смысл, пытался оправдать автора или понять его мышления, переживая — он говорил об этом весьма скупо, хотя я была уверена, что в душе он тот ещё аналитик — то Томми просто восторгался или же называл явление старой культуры полным дерьмом. Подойдя к дому, первым делом я заметила открытые форточки, запахи из которых доносились до крыльца. Я не могла сказать, чем именно пахло из дома. Пряные и сладкие запахи смешались с чем-то поджаренным, а может, даже немного передержанным. Дверь оказалась не заперта, что было огромной редкостью. Открыв её, я выпустила на улицу Рива, который бежал так, будто бы мечтал о свободе слишком долго. На улице было солнечно, а несмотря на вечер, всё ещё светло. Когда-то уличный кот страстно любил выбегать, но никогда не делал этого с таким энтузиазмом. Коридор затянул едва заметный дым, от которого Элли вновь поморщилась, пытаясь разогнать его ладонью. — Мы что, горим? — достаточно громко вопросила я, снимая лёгкую куртку и оставаясь в кофте из плотного кружева. Одному Богу известно, откуда она взялась, но надевала я её исключительно по важным поводом. Даже на её фоне мерк весь мой немногочисленный, потёртый гардероб. — Не закрывай дверь, вдруг придётся эвакуироваться вслед за Ривом. В коридоре появился Томми, поразительно весело улыбаясь и разводя руки, чтобы обнять Элли. Девушка, заразившись его улыбкой, поприветствовала мужчину, а тот шутливо потрепал её по голове. Из арки кухни появился Джоэл, сжимающий в руках то ли тарелку, то ли противень. Он стискивал его пёстрым полотенцем, не касаясь открытой кожей. — Я попросил Томми выключить курицу с грибами в пятнадцать минут восьмого, но это оказалось тяжелее, чем может показаться, — объяснился Джоэл, вручая противень младшему брату и вытирая руки о джинсы. Элли, в мгновение взбодрившись, бросилась на мужчину, чуть ли не повисая на его шее, что никак не вязалось с тем образом зрелого бойца и защитника, который она так щепетильно создавала. Тем не менее, Джоэл охотно принял её праздничный порыв, будто бы давно его поджидая. Томми сверкнул глазом на меня, довольный тем, что воспитанная в диком мире Элли соизволила проникнуться и показать настоящие эмоции. — Я сделал всё верно с логической точки зрения, — попытался защититься Томми. — Пятнадцать минут восьмого — это восемь-пятнадцать, верно? Потому что пятнадцать минут принадлежат восьми часам. — Нет, это не так работает, — с сожалением покачала головой я, упирая руки в бока. — С днём рождения, старик. Уже пора дарить тебе трость с бантиком? — воссияла Элли, наконец-то отлипая от Джоэла и давая ему подойти ко мне. Легко притянув меня за шею, он по привычке оставил лёгкий поцелуй. — Поздравляю, — легко улыбнулась я, подмигивая. — Это семь-пятнадцать, Томми. По его старческим нормам. — Так вот оно что. Доживём до его лет и поймём, — подыграл Томми. — Пойду выкину это горелое дерьмо. Осталось только накрыть на стол. Поможете? — Схожу за скатертью, — вызвалась Элли, давным-давно знающая, что в нашем доме где хранится. Томми понёс подгорелое мясо и напрочь сожжённые грибы на улицу, Элли резво взбежала по лестнице, скрипя каждой ступенькой. Мы остались в коридоре, глядя в те направления, в которых только что испарились приглашённые праздника. — Всё как-то слишком, да? Сумбурно и слишком радостно, — скептически произнёс мужчина, почёсывая затылок. Хмыкнув, я привстала, дотягиваясь до его скулы и слегка касаясь губами. — Вечер только начинается, тебе стоит подготовиться к уйме потрясений. Настрой на нужный лад своё престарелое сердце, — предупредила я, хлопая его по плечу. — Я понял. Вы все теперь будете так шутить, да? — Кто знает, — отозвалась я, уходя на кухню, чтобы посмотреть, чем нам удастся полакомиться в этот знаменательный день. В ближайшие же десять минут столовая преобразилась, действительно приобретая нотки праздника. Может, в неё не было ничего специфического, но были заметны изменения, чего нам оказалось вполне достаточно. Впервые за долгое время стол был застелен клетчатой скатертью, заставленной посудой. В центре стола расположился вишнёвый пирог, поверх которого красовалась сетка из теста. Я знала, что главным ингредиентом было варенье, купленное на осенней ярмарке Джексона, так что уже представляла, как прекрасен и сладок будет вкус десерта. С обеих сторон от него стояли белые восковые свечи. Без аромата, но с алеющим, плавным пламенем, колеблющемся лишь от нашего дыхания и резких движений. Слева стояло ещё две тарелки: одна с мягкими, зрелыми яблоками последнего урожая, а другая с нарезанным ржаным хлебом и брикетом подсоленного масла. С другой стороны расположилась варёная, ароматная говядина. Элли, расположившись на стуле с краю, с трудом сдерживалась, чтобы не закинуть ноги на стол. Положив принесённый блокнот на скатерть, она сделала набросок большого пирога, записывая рецепт под диктовку Томми, которому пришлось участвовать в его приготовлении. — Сделаешь лимонад? — попросила я Уильямс, влезая между ними и расставляя чашки и стаканы напротив каждого стула. Всего их было шесть с расчётом на Марию. Томми не знал, что она планирует прийти, но мы не могли не пригласить человека, обеспечившего место, где мы можем находиться все вместе. К тому же, несмотря на её разногласия с мужем, для нас она всё ещё была женой Томми. Элли кивнула, торопливо дописывая последние ингредиенты и поднимаясь со стула. В этот самый момент в дверь постучали, привлекая наше внимание. Девушка и думать забыла про мою просьбу, откладывая её, потому что ждала прихода Дины. Её появление на первом празднике в нашем доме волновало Элли, ведь это был первый партнёр Уильямс, которого она открыто показывала нам и обозначала. К тому же, в этот самый день она собиралась рассказать Джоэлу — главному воспитателю, умнику и советчику в своей жизни — о будущем ребёнке Дины, который уже совсем скоро появится на свет, занимая собой уйму времени. Я последовала за Элли, решая, что немного указаний и советов по поведению им не помешает. За дверью действительно оказалась Дина, одетая в куртку на два размера больше подходящего. Она приветливо улыбнулась, маша рукой и легко целуя Элли в щёку. — Ты вовремя, — произнесла Уильямс, вводя девушку в дом и крайне торопливо, будто бы по чётко отработанной схеме, начиная снимать с неё эту огромную куртку. Дина осталась в одной серой водолазке, заправленной в узкие джинсы. Её волосы были собраны в высокий хвост, акцентируя внимание на подрумянившихся, округлившихся щеках. Мой взгляд упал на её живот, которому ещё предстояло расти и расти, но он действительно уже был заметен. Странная мысль пролетела в моём сознании сквозной пулей. Находясь в здравом уме, зрелом возрасте и имея весьма успешную жизнь в условиях конца света, я впервые поняла, что упустила из-за одной чужой ошибки, жертвой которой я рано и не по своей воле стала. — Он всё сразу заметит. Даже сообщать не придётся. Это невозможно не заметить, — нервно произнесла Дина, выуживая из кармана куртки небольшое устройство, пугающе напоминающее фотоаппарат. Я прекрасно помнила, как поражалась при виде проигрывателя записей с кассет пару лет назад. Теперь же передо мной был настоящий фотоаппарат, на который можно делать реальные фотографии. Такого я точно не видела больше двадцати пяти лет, поэтому не постеснялась выхватить жёлтый кусок пластмассы с железом, ощупывая и убеждаясь, что глаза меня не обманывают. — Где вы это отрыли? — впечатлённо вопросила я, возвращая предмет Дине. — В этом всё дело, мы действительно отрыли. В одном из домов была куча хлама, сваленного в коробки, а там было это. Думаю, другим просто не хватило бы терпения перебрать весь тот мусор, а мне всё равно было нечем заняться, — рассказала Элли. — Джоэл любит всякую технику. А если не захочет фотографировать, то поставит, как памятную вещь, их он тоже любит. — Фишка в том, что он плёночный. Я заглянула внутрь, там всего два кадра. Нужно будет распорядиться с умом, — дополнила Дина. — Невероятно. Насчёт новости не волнуйтесь. Джоэл, в первую очередь, мужчина. Пока ему прямым текстом не скажете, он ничего и не заметит, — кивнула на живот я. — Ладно, вперёд. Девушки, переглянувшись, последовали в столовую, присоединяясь к Миллерам. Я задержалась всего на минуту, чтобы перевести дух и взглянуть на своё отражение. Оттянув блузку и поправив волосы, придавая им немного объёма, я хотела отправиться к остальным, но в дверь снова постучали. По ряду быстрых ударов я узнала Марию, так что тут же открыла, вполне довольная тем, что все весьма оперативно собрались. Глава Джексона стояла в дверях, держа контейнер с каким-то мясом и в непривычно неловкой манере улыбаясь мне. Верхнюю часть волос она заколола сзади, а на себя надела светлый, пушистый свитер и тёмные джинсы, которые тоже удивительно хорошо выглядели. Судя по идеально уложенным волосам и бровям, золотой цепочке на шее и со вкусом подобранной одежде, она действительно постаралась. Во-первых, потому что для этого был повод. Во-вторых, всё-таки здесь был человек, который всё ещё был связан с ней узами условного брака. — Принесла буженины. Подумала, лишней не будет. Я же вовремя? — вопросила она. — Очень даже. Томми спалил мясо, так что буженина как никогда кстати, — бодро произнесла я, впуская девушку и закрывая дверь. — Боже, кто подпустил его к плите? — скептично взглянула на меня Мария, бегло смотря в зеркало и сразу направляясь в столовую. — Не я, была на работе. Мы вошли в столовую. Никто ещё не приступил к еде, но уже заняли стулья. Осталось всего два свободных: между Джоэлом и Диной и между Джоэлом и Томми. Я пробежала вперёд, обгоняя Марию и занимая место между первыми двумя. Взгляд Томми замер на жене, но к великому счастью не выражал ничего дурного. Мария, поздравив Джоэла и коснувшись его плеча, поздоровалась с девочками, уверенно проходя на последний стул. Девушка спокойно поставила ещё тёплое мясо на свободное место на столе, тут же втягиваясь в какой-то разговор с Элли. Я, игнорируя наложенную в тарелку еду, изучала нейтральное лицо Джоэла, который, кажется, действительно не замечал ничего не обычного. В одной руке он уже держал вилку, а в другой — подаренный фотоаппарат. В какой-то мере это даже было хорошо. Он не рассматривал каждого из нас, не искал, за что зацепиться, а просто находился в спокойном состоянии и приподнятом настроении. Ему было достаточно того, что все мы здесь. Что мы живы и сумели собраться, не думая о дурном и поддаваясь влиянию этого маленького праздника. Джоэл, который провёл двадцать лет в одиночестве, заранее решив, что для него всё кончено, мог довольствоваться малым. Это была одна из основных вещей, которая меня в нём восхищала. — У меня, кстати, есть одно объявление, — весьма громко и решительно начала Элли, подгадывая удачный момент, когда большинство разговоров было закончено. По привычке, Джоэл сперва взглянул на меня, а я, сверкнув глазами, положила свою руку на его, в которой он сжимал подарок. — Не знаю, насколько это актуально. Сперва спрошу. Джоэл, ты не замечал ничего необычного в последнее время? Может, у тебя возникали какие-то вопросы касательно меня или…не знаю… Дины, например. Томми нервно кашлянул. Разумеется, он, в отличие от старшего брата, всё прекрасно знал, ведь Дина почти сразу всё ему рассказала. Мы взяли с него клятву молчать, пока Элли сама не решит, что об этом можно знать Джоэлу. Откровенно говоря, порой я не понимала, как зарождение и развитие новой жизни внутри девушки подопечной Джоэла могло пройти мимо его внимания. — Выкладывай, — напряжённо произнёс мужчина, даже не думая гадать. Он знал, что у вопроса есть причина и хоть какое-то обоснование, так что он был готов услышать первые новости за вечер. — Вообще-то, думаю, будет уместнее, если скажу я, — вмешалась Дина, отодвигая стул и поднимаясь, тем самым демонстрируя себя в полный рост. — Джоэл? Ещё одна попытка, — улыбнулась Элли. — Я… — Живот, милый, — подсказала я, убирая свою руку с его и откидываясь на спинку стула. Джоэл разомкнул губы, надеясь выдать что-нибудь вразумительное, но ничего не получилось. Его глаза в удивлении распахнулись, что означало, что он наконец-то понял, о чём речь. — Я беременна. От Джесси, разумеется, иначе и быть не может, — проговорила девушка, необдуманно кладя руку на живот. — Мы с Элли решили растить этого ребёнка вместе. Сами. Меня до жути интересовала реакция Джоэла на эту новость. Я прекрасно помнила, что у него довольно рано появилась Сара. Возможно, он был в том же возрасте, что и девочки сейчас. Однако мне не хотелось, чтобы он делал выводы, основываясь на личном опыте. Я была уверена, что Элли и Дина смогут стать достойными матерями, готовыми к ответственности. Вместе они были не так давно, но зато долго друг друга знали. К тому же, я видела их обеих в учёбе, знала их отношение к работе и то, как они выполняют обязанности и держат обещания. Они могли справиться с ребёнком. Но, конечно, в первое время не без посторонней помощи. — Это… здорово, — произнёс Джоэл, пытаясь подобрать самые осторожные и тактичные слова. — Думаю, Джесси был бы рад за вас и согласился с этим решением. Поздравляю. — А где лекция про ответственность и родительские будни, брат? — удивился Томми. — Погоди, всё ещё впереди, — отмахнулась я. — Я не знаю, что сказать. Этого уже не изменить. Можно только помочь и поддержать. Но, да, это неожиданно, — добавил Джоэл. — Тебя легко удивить. Она на шестом месяце, а для тебя это неожиданность, — улыбнулась Мария, забавляясь. — До родов и первое время после них мы планируем оставаться здесь, потому что, конечно же, никто не отпустит нас, да и вряд ли кто-то из вас не хочет принять участие во всех этих… хлопотах, — предположила Элли. — Но скоро мы начнём искать общее, просторное жильё. За пределами Джексона. — Исключено, — твёрдо произнёс Джоэл. — Вы хотите покинуть Джексон? Но зачем? — распахнула глаза Мария. — Для свободы. От мнений и пристального внимания. Здесь мы словно чьи-то дети, а не отдельные личности. Мы будто бы застряли в одном большом доме с роднёй, где каждый хочет указать, что правильно, а что нет, — пояснила Элли. — К тому же, нам нужно много места. Мы думаем развести свой скот и заниматься им. Найдём место неподалёку отсюда, но не слишком открытое, чтобы не приходили незваные гости. Отгородим и обезопасим территорию. Мы будем жить на настоящем ранчо, — мечтательно рассказывала Дина, снова садясь за стол и сразу начиная добиваться согласия. — К тому же, это будет не скоро. Пока ребёнок не родился, вы можете нам помочь с переездом, если хотите. — Зачем покидать дом? Здесь безопасно, есть ресурсы, люди, жильё и работа, — начал Джоэл, хотя на деле думал только о том, что не может представить своей жизни без Элли. За последние пять лет он привык к мысли, что она всегда поблизости и никуда от него не денется, сколько бы ей не было. — Свобода. Уединение. Личная жизнь, — привела примеры Элли, пожимая плечами. — Только не нужно нас сейчас отговаривать. Просто подумай об этом, ещё уйма времени. Ты должен понимать, что у других людей тоже могут быть желания и мечты, Джоэл. — Не сомневаюсь, — буркнул мужчина, кладя кусок буженины на свою тарелку. — Вы придумали, как обеспечить ребёнка? Приготовление еды, одежда, игрушки, идеальна чистота в доме… — вопросила Мария, отрезая себе кусок пирога. — Хочу добиться вылазки, в течении которой можно побывать где-то помимо леса. Мы найдём всё необходимое. Детская одежда и игрушки в наше время не так уж востребованы, — серьёзно ответила Элли. — Считай разрешение есть. Но Дина не идёт. Возьми с собой Джоэла, к примеру, — предложила я. — Когда он родится, как часто я смогу его видеть? Или её? — вопросил Джоэл, глядя с неподдельным интересом и сосредоточенностью. Он будто бы обсуждал важные рабочие вопросы, а не грядущее рождение ребёнка. — Пока не знаю, Джоэл. Не думаю, что нам нужно расписание, — улыбнулась ему Уильямс, вполне довольная тем, что он заинтересован и поддерживает их родительство. — Значит, Дина и Элли найдут жильё и переедут, Джоэл и Доркас останутся здесь, а что насчёт тебя, Томми? — поинтересовалась Мария. — Не думаешь вернуться домой? Мужчина, только занёсший еду в рот, в мгновение поперхнулся, но весьма быстро откашлялся. — А можно? — потупил взгляд он. — Это твой дом, Томми, не глупи, — закатила глаза Мария, пряча улыбку. — Он готов хоть завтра. В момент соберёт вещи, доползёт до дома и уберётся там, — уверенно заявила я, активно кивая головой и вызывая смех у Томми с Джоэлом. — Он снова здоров, как бык. Мария, ты заметила, что возраст ему к лицу? И что шрамы украшают мужчин? — Ты жалка, — покачал головой Томми. — Я свожу тебя с твоей же женой, товарищ, — напомнила я. — Кстати о здоровье, — снова вступила в разговор Элли. — Доркас наконец-то кое-что выяснила про мой иммунитет. Думаю, она хотела бы поделиться. Дерьмо. Мы договаривались, что обсудим её заражение позже, а не за столом во время дня рождения. Кажется, девушка решила рубить с плеча, выдавая всё разом, чтобы ничто не тяготило её душу. Только вот из-за её запредельной решительности мою душу будет тяготить тот факт, что именно я сообщу семье, что Элли заражена инфекцией. Выдохнув и проанализировав содержимое своей тарелки, я поджала губы. Осмотрев каждого за столом, решила, что, возможно, в наших обстоятельствах и в непредсказуемом мире подобная однозначность не так уж и плоха. — Нет никакого иммунитета. Элли заражена, но инфекция в ней мутировала, замедляясь, — произнесла я, чувствуя, как напрягаются мышцы Джоэла. Дина взяла Элли за руку, а Томми отложил вилку, складывая руки в замок. — Заражение проявляется крайне слабо, отражаясь на нервной системе. Ничего критичного, а значит, что ближайшие лет двадцать Элли ничего не угрожает. — Думаю, это хорошая новость, так что можете убрать эти взгляды, — подсказала Уильямс. — Это ничего. Вообще не страшно. Ещё столько лет впереди. — Плохая новость состоит в том, что невозможно создать вакцину. Да, я всю жизнь думала, что можно, но в итоге выяснилось, что нет. Мы с Джейн работаем над сывороткой с той инфекцией, которой заражена Элли. Тестировать её пока рано, да и не на ком, но, возможно, она сможет заставить обычную инфекцию мутировать в нужную нам. Таким образом, только заражённый человек может спастись, продлевая жизнь, условно, на тридцать лет. Примерно так. — Вообще-то, и то, и то достаточно дерьмово, — подметил Томми. Но больше никакой словесной реакции не последовало. Воцарилось недолгое, но свинцовое молчание, во время которого каждый думал о выданной мной информации. Трудно принять тот факт, что ты столько лет живёшь бок о бок с человеком, заражённым Кордицепсом. Ещё труднее жить, узнавая приблизительный срок жизни этого самого человека. Но Элли сама обрекла себя на тяжёлые взгляды и разочарованные физиономии. Моё дело — всего лишь быть врачом. Могло быть намного хуже. Когда-то люди боролись за создание вакцины и хоть какое-то спасение. Моё обучение бабушкой отличный тому пример. Но с каждым годом эта надежда всё сильнее блекла, ведь разработка вакцины была остановлена вовсе. Эта новость вызвала весьма смешанные чувства: с одной стороны, мы что-то теряли, но с другой, это что-то было невесомое и почти что неважное. Чего нельзя сказать о здоровье Элли. — Жаль, что ты тогда не прокусила ногу или руку Эбби, — грустно улыбнулась Дина, нарушая эту напряжённую тишину и возвращаясь к теме, которую мы так старательно избегали, боясь ошпариться вновь. — От неё нет вестей? — рискнул спросить Томми, пусть и не выражал особого энтузиазма. Какое-то время назад в нём ещё теплилась надежда, что он сможет отыграться за всё содеянное Эбби, но от неё уже почти ничего не осталось. — Её зовут Эбби Андерсон и она, вместе с мальчиком по имени Лев, находится в поисках Санта-Барбары. Это лагерь выживших, куда принимают всех желающих, — отчиталась Элли, не поднимая взгляда и поражая меня. Я даже не думала, что она всё ещё думает об этой психованной твари, покорёжившей столько жизней. — Просто поймала радиосигналы. Они как раз вызывали Санта-Барбару, переключаясь со станции на станцию. Но это было давно. — Что ж, надеюсь, они, как и мы, нашли покой, — многозначительно произнесла я, глядя на Элли и отпивая пряный глинтвейн из стакана. — Элли, будь добра, сделай всё-таки лимонад. Девушка кивнула, готовая встать и уйти, пока её не стали допрашивать, но Дина остановила её. — Постой. Сначала сделаем фото, ладно? Джоэл, ты же не против? Пока мы тут все вместе, — улыбнулась она, глядя на мужчину, который, казалось, захлёбывался в количестве новостей за этот ужин. — Разумеется. Отличный повод, — кивнул он, улыбаясь уголками рта. Удовлетворённая и благодарная Дине за то, что она сумела ловко перескочить на другую тему, я забрала у Джоэла фотоаппарат, начиная рассматривать кнопки и пытаясь разобраться в принципе действия. Мне было не больше шестнадцати, когда я в последний раз держала камеру, так что мне понравилось несколько минут. — Вставайте за Томми и Марией, — подогнала всех я, направляя объектив в нужную сторону и примеряясь глазом к небольшому окошку. Дина подскочила, первой направляясь в заданном направлении и распуская чёрные, густые волосы. Элли поднялась, утягивая за собой Джоэла, чтобы поставить его в центр кадра. — Вот бы камера не затупила. И плёнка не поблёкла, — понадеялась Дина. — Ты точно не хочешь с нами? — поинтересовался Джоэл. Нет, не хочу. Потому что мне проще помочь остальным, фотографируя и исключая саму себя. Это дело привычки, от которой уже никуда не деться. — Там будет ещё кадр. Я в следующий раз, — пообещала я, снова настраивая объектив. Затаив дыхание, я немного помедлила, выжидая идеальный момент. То, что я делала, было даже куда важнее, чем просто позировать, ведь я собиралась сделать фотографию во времена погребения цифровой техники. Томми просто улыбнулся, оголяя зубы. Мария застыла в полуобороте, глядя на мужа. Джоэл, опираясь руками на их стулья, смотрел прямо в объектив, будто бы фотографировался на документы или в исторический справочник. Элли и Дина стояли с двух сторон от него, складывая руки в сердечки и забавляясь собственному дурачеству. Я сделала снимок. Вспышка осветила комнату, заставляя всех застонать и поморщиться. Для кого-то момент фотографии был чем-то древним и забытым, а для кого-то вообще чем-то новым, ещё неизведанным. Небольшая картонная пластинка стала вылезать из щели, но первое время она была абсолютно белой. Зажав её между пальцами, я стала трясти её, ускоряя процесс проявления. Все столпились вокруг, дожидаясь результата, как какого-то чуда. К большой удаче, через пару минут фотография проявилась, пусть и не была предельно насыщенной. На ней можно было различить каждого участника, чего в целом было предостаточно. Элли, довольная, забрала у меня карточку, пуская по кругу и давая каждому рассмотреть. Если не считать переезда Элли и Дины, отсутствия иммунитета и вакцины от инфекции и медленного заражения, то в целом, мы были в порядке, всё ещё находясь под влиянием двадцать шестого сентября. Когда со стола было убрано, никто даже не думал расходиться, ведь странное спокойствие и привязанность друг к другу растеклась по телу, заставляя всех задержаться, чтобы просто провести время вместе. Домыв посуду, я направилась в гостиную, где все и собрались, говоря о чём-то своём. Элли и Джоэл, как ни в чём не бывало, сидели вместе на диване. На коленях Элли был открытый блокнот, а в руках мужчины гитара, струны которой он расслабленно перебирал. Еле слышимые звуки разносились по гостиной, никому не мешая и не отвлекая. Одна лишь Элли внимательно вслушивалась в звучание, будто бы запоминая каждую ноту. Я слишком давно не видела, чтобы девушку так занимало что-то, что делает Джоэл, так что я чувствовала невероятное облегчение. Будто бы не было того обиженного периода. Не было риска безвозвратно потерять друг друга. Будто бы они не были на краю пропасти. Прыгнешь в неё — и станешь навсегда чужаком. Мария и Дина сидели прямо на полу, что-то оживлённо обсуждая. Мария удивительно увлечённо рассказывала Дине какую-то историю, периодически касаясь её живота. Кто знает, может, у Марии тоже когда-то был ребёнок, но судьба обошлась с ними слишком жестоко, делая из девушки ту стойкую личность, которой она сейчас являлась. Томми сидел на краю дивана, находясь между двумя дуэтами. Он то указывал Элли на что-то в блокноте, то делал колкие вставки в рассказ Марии. Все были чем-то заняты, а я стащила фотографию, оставленную на столе, чтобы получше рассмотреть её. Не желая вникать в чужие рассуждения, я выскользнула на крыльцо, отдыхая от гула голосов и ароматов еды. Облокотившись руками на перила, я поднесла фотографию поближе к глазам, рассматривая и видя всё то же самое, что мне удалось увидеть наяву. Меня поражало, что все эти разношёрстные со стороны люди, по сути, являлись одной семьёй. Кто-то был женат, кто-то кого-то растил, а кто-то только собирался, готовясь взять на себя маленького ребёнка. Покажи я эту карточку Кассию, он бы ни за что не поверил, что все эти люди — моя семья. Столько времени прошло со дня его смерти… Произошло столько изменений и событий, о которых я не смогла ему рассказать. От осознания в душе тоскливо заныло. Мне бы хотелось рассказать Касу всё, что успело стрястись за последние годы. О том, что Кэл не стал моим личным кошмаром, связывающим по ногам и рукам. О том, что чужак Джоэл, сам того не заметив, заставил меня переосмыслить свои взгляды и научил любить. По-настоящему, верно, без страха и остережений. О том, что я, человек, убивший ребёнка в собственной утробе, сумела вырастить когда-то чужого ребёнка. О том, что у меня появился друг по имени Томми, который ему бы точно понравился. Кассий был бы вне себя, узнав, что одинокая Доркас Готерфилд, решившая посвятить жизнь паукам, всё же посвятила её людям, ставшим для неё семьёй. Что Доркас Готерфилд, которая потратила всю жизнь на приготовление вакцины, разгадала тайну инфекции и поняла, что никакой вакцины и быть не может. Что Доркас Готерфилд способна рисковать и воевать за любовь, за людей и спокойствие. Что Доркас Готерфилд способна на милосердие и добродушие. С момента смерти Кассия — моего убийства лучшего друга, брата, главной любви на свете — моя жизнь перевернулась с ног на голову минимум трижды, становясь диаметрально противоположной той, что я проживала раньше. Должно быть, глядя на меня сейчас, он бы даже не узнал во мне ту самую Доркас, которая таскала на спине лосиные головы, собирала пауков в пробирки и презирала чужаков. Он увидел бы только её отголоски, доведённые до совершенства и отточенные годами. Думаю, Кассий бы прижился тут и понравился бы моей, чёрт возьми, семье. Конечно, Элли и Джоэл знали его, но этого было непозволительно мало, чтобы понять, насколько он прекрасен и чудесен во всех своих проявлениях. А что бы сказали бабушка с дедушкой, увидев, что стало с моей жизнью и куда меня привела эпидемия? Что бы сказали люди, о мнении которых я буду думать вечно, вспоминая их лица и голоса? Они бы гордились тем, что все потери и ожесточённые условия выживания не сделали меня монстром. Дверь за моей спиной слегка скрипнула. Глухие, размеренные шаги привели ко мне Джоэла, тихо пристроившегося рядом и глядящего на фотографию в моих руках. Переведя взгляд на моё лицо, мужчина слегка улыбнулся, складывая руки в замок и повторяя мою позу. — Что делаешь? — вопросил он, внимательно смотрю на меня. — Предаюсь воспоминаниям и терзаю душу призванной трагичностью, — улыбнулась я, задирая подбородок и гордо закусывая губу. — А ты? — Пытаюсь разложить по полочкам всё, что узнал сегодня. Или мне не стоит торопиться, потому что вы ещё не всё сказали? — Теперь точно всё, — зареклась я. — Поверить не могу, что кто-то когда-то найдёт эту фотографию, не зная всех вас, ваших историй и связей. Эти люди упустят целую эпопею. — Почему ты думаешь, что кто-то найдёт её? — нахмурил брови Джоэл. — Потому что мы живём в мире, постепенно убивающем одного за другим. Глупо отрицать, что когда-то, через много лет, не станет и Джексона, и нас, — пояснила я. — И вот, новая оставленная территория поселения, в обломки которого затесалась эта фотография. Прямо как все те, что находили мы. — Да, таких было предостаточно, — согласился Джоэл. — Элли сказала, что правда хочет, чтобы я помог им с переездом и обустройством дома. И что будет рада, если иногда мы будем заезжать, чтобы проведать их. — Говоришь так, будто бы завтра они уже уедут, — закатила глаза я. — Думаю, лучше подготовиться заранее. — Ты такой сентиментальный, — подначила его я, усмехаясь и толкая плечом. Джоэл, резко повернувшись, схватил меня обеими руками, притягивая к себе. — Просто хороший день, — попробовал оправдаться он, но я даже слушать не стала, позволяя тоже поддаться сентиментализму. — Нужно подписать фотографию, — выпалила я. — Что? — Подписать, — повторила я, с трудом вырываясь из хватки мужчины и оборачиваясь на него и оказываясь зажатой между его телом и перилами. — Тогда это будет не просто снимок, а снимок семьи, у которой была фамилия. И это будет доказательством того, что люди на этой фотографии не случайны. — И кому нужно это доказательство? — Нам, Джоэл, — прищурила глаза я. — Чтобы несмотря ни на что, мы не забыли, почему вы все на этой фотографии. У тебя есть ручка или маркер? — Конечно. Мужчина достал из заднего кармана джинсов чёрный маркер. Работая разнорабочим, рано или поздно обретаешь привычку носить с собой хоть что-то, чем можно сделать метки или померить расстояние. Вполне довольная толстым маркером, я открыла его, зажимая колпачок зубами и поворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Ещё раз взглянув на лица людей, я положила фотографию на перила, предварительно перевернув чистой стороной. Из открытых форточек донёсся резвый хохот Томми и Элли, за которыми тут же последовали недовольные — хотя скорее шутливые — вопли Марии. Будто бы на звук, по крыльцу взбежал старина Рив, немного шатая лестницу с перилами, заставляя меня переждать. Джоэл, наблюдая за мной через плечо, встал впритык, кладя руки по обе стороны от меня. Слегка отведя мои волосы в сторону, он легко, без пошлости и вульгарности, поцеловал меня в шею, продолжая наблюдать за моим аккуратным занятием. А я действительно пыталась быть аккуратной, чувствуя ответственность за этот исторический, символический и значимый снимок, сделанный и подписанный моей рукой. Задержав дыхание, я склонилась над фотографией, легко касаясь её маркером. Пара аккуратных движений — и люди на этом снимке больше не незнакомцы, а официально объявленная мной семья. Теперь, если кто-то найдёт эту фотографию через двадцать, может, пятьдесят лет, он будет отдалённо, но знать, кто эти люди. Но главное, что до этого тоскливого момента мы сами будем знать, кто мы. «С любовью, Миллеры.» — вот, какие слова были увековечены на обратной стороне фотографии, сделанной двадцать шестого сентября очередного года после конца света.